Если бы…

Когда, уже полу-сонные вернулись к себе, увидели спящего Зиму. И две пустые бутылки водки, валявшиеся, на полу, возле его кровати.

– Вот это Зима дал!– присвистнул Генка.– Теперь понятно, зачем он к вагончику Николаича пошел. Водку спер.

– Может у него серьезное, что случилось?– обеспокоенно спросил Паша Головин.

– Ладно, сейчас его будить бесполезно. Завтра будем разбираться.– Сказал Сергей. – Но что-то у него точно случилось. Сам на себя не похож.

23.06.1991г.

На утро Зима встал хмурый. На вопросы, что случилось, грубо ответил, что не их дело и после завтрака снова завалился спать.

Про водку Николаичу решили не говорить. Если не заметит хорошо, а заметит тогда и видно будет. Ребята снова пошли играть в футбол. Набегавшись, наигравшись, все отправились в столовую, на летний период устроенную на улице под большим брезентовым тентом. После обеда снова, как то незаметно, начались истории, анекдоты. Заварили еще чая. У Сергея закончились сигареты, и он побежал в вагончик за новой пачкой.

– Серега, у меня там, в сумке конфеты остались. Принеси, – крикнул ему вдогонку сладкоежка Кукушонок. Сергей помахал рукой, принесу мол.

Взбежав по лесенке, Сергей распахнул дверь и замер на пороге. В дальнем углу вагончика, на своей кровати сидел Зима. Между его коленей было зажато охотничье ружье Николаича, дуло, которого, он дрожащими руками пытался приставить себе к горлу. Гладкое дуло соскальзывало, и Зима никак не мог пристроить его как надо. В первое мгновение Сергей оцепенел. Очень медленно он сделал шаг вперед и почти шепотом сказал:

– Андрей! Зима! Опусти ружье.

Зима повернул голову в сторону Сергея, и застыл, уставясь на него безумными, налитыми кровью глазами. Только сейчас Сергей заметил рядом с ним еще одну пустую бутылку. То ли он вчера так затарился, то ли уже сегодня прихватил, когда стащил ружье.

Зима снова занялся ружьем. Сергей сделал еще один шаг вперед.

– Андрюха, не надо. Положи ружье.– Все так же тихо, стараясь сохранять спокойствие, сказал он. Нужно было как-то забрать ружье, пока этот идиот, себя не убил или не покалечил.

– Уйди!– прорычал Зима.

Сергей сделал еще шаг.

– Зима, все наладится. Слышишь. Все будет хорошо,– пробовал успокоить он ничего не соображающего Зимина.

– Врешь сука!– вдруг заорал Зима.– Заткнись, заткнись, заткнись!

Зима направил ружье в сторону Сергея и нажал на курок.

Сергея отбросило назад, и, закачавшись, он начал оседать на пол. Темное красно-бордовое пятно начало расползаться у него на животе.

Сначала Сергей почувствовал, как его обожгло и сильно толкнуло назад. Тысячи разноцветных огоньков вспыхнули перед его глазами и начали кружиться. Почему-то было очень больно. Боль разрывала изнутри, казалось, что она повсюду, во всем его теле. Сергей почувствовал, как слабеют ноги, и он уже не может удержаться и падает. Он с удивлением увидел расплывающееся лицо Зимы и вдруг вспомнил, что ему же нужно в Москву, но у него совсем нет сил. И, наверное, он в Москву теперь не попадет. Потом глаза закрыла какая-то красно-коричневая пелена. А затем все пропало, и он провалился в черную пустоту, где не было ничего, осталась только боль. Но вскоре исчезла и она.

Когда сидевшие в столовой услышали выстрел, в первый момент, все оцепенели, но уже через пару секунд, все повскакивали со своих мест и бросились бежать. Увидев, что дверь одного из вагончиков, распахнута настежь, кинулись туда.

Самые быстрые, добежав, застыли, как вкопанные, на пороге. Бегущие за ними, уперлись им в спины и заглянув через плечо тоже остановились. Не поспевающий, за молодыми Николаич, растолкал столпившихся у двери ребят и прошел внутрь.

На полу, в нескольких шагах от входной двери, полу-боком, привалившись к кровати, лежал Сергей. Футболка на животе была темной и мокрой, на полу, рядом с ним, растеклась небольшая темная лужица, края которой затекали под его неподвижное тело.

В дальнем углу на своей кровати сидел Андрей Зимин. Крепко сжимая двумя руками охотничье ружье, он, глядя куда-то перед собой, раскачивался вперед и назад и очень тихо, без какого-либо выражения, монотонно повторял одну и ту же фразу:

– Я не хотел. Серега, прости. Я не хотел…

Николаич быстро подошел к нему и забрал ружье. Зима не сопротивлялся. Видимо, даже не заметив Николаича, он продолжал раскачиваться и повторять одни и те же слова.

Передав ружье Ильину, Николаич склонился над Сергеем. Тот дышал. Слабо, но дышал.

– Чистое полотенце, простыню, тряпку какую-нибудь. Быстро!– заорал он на столпившихся, и бестолково переминавшихся ребят. Все были растеряны, не зная, что делать. Крик Николаича, казалось, вернул хоть какую-то способность соображать.

Ничего особо чистого не нашлось. Кукушонок, вытряхнув из рюкзака вещи, протянул, дрожащими руками, чистую футболку, приготовленную, для поездки домой. По щекам его двумя тоненькими ручейками катились слезы.

Приподняв пропитавшуюся кровью ткань, Николаич закрыл рану футболкой Кукушонка, которая тоже мгновенно пропиталась насквозь.

– Паша, беги за аптечкой. И, скажи Ильину, пусть по рации вертолет вызывает. А ты Саня, иди вездеход заводи. Если они не прилетят, на вездеходе повезем в больницу.– Быстро и четко командовал Николаич, пытаясь унять дрожь в руках зажимающих рану.

Принесли аптечку. Сергей был без сознания, его кое-как перебинтовали, как смогли, специалистов среди них не было.

Прибежал Ильин, сообщил, что вертолет будет часа через полтора.

– Они, что там ох…?– выругался Николаич, но, скорее просто, что бы выплеснуть эмоции. Скорее вертолет и не мог прилететь. Минимум час, но его же еще нужно завести. «Не успеют. Не успеют. Не успеют…»– крутилось в голове. Мысленно одернув себя, Николаич продолжил отдавать распоряжения.

– Я полечу с Сергеем. Ты, Саня и Паша поедете вслед за нами на вездеходе. Заодно этого отвезете.– Николаич, не глядя на Зиму, мотнул головой в его сторону.– Ты, Ильин, за старшего.

– Можно мне с вами? – размазывая по щекам слезы, спросил Кукушонок. Николаич, стараясь говорить помягче, помотал головой:

– Нет, Леш, нельзя. Я знаю, что ты к Сергею как к брату привязался. Вот Сергей поправится, и встретитесь в Москве. Договорились?

«Не довезем парня!»– крутилось в голове у Николаича.

Ожидание вертолета показалось бесконечно долгим. Николаич обтирал лицо Сергея влажным полотенцем. Ему казалось, это может как-то помочь, облегчить его состояние. «И Эрчима нет.– Сокрушенно думал он.– Уж он то сейчас достал бы какую-нибудь свою чудодейственную мазь или траву и, если бы и не вылечил сразу, то спас бы Сережку, помог продержаться до прилета вертолета». Николаич чувствовал, как время от времени, начинало щипать глаза, и в горле вставал комок. Он щурился и мотал головой, делая вид, что соринка попала в глаз, и завидовал Кукушонку, который, сидя все это время рядом с Сергеем, тихо плакал, не отрывая от лица товарища наполненных слезами наивных голубых глаз.

«Не довезем…». Он, как мог, гнал эту мысль, но она снова и снова лезла в голову как назойливая муха.

Наконец, спустя целую вечность тревожного ожидания, послышался шум двигателя вертолета.

Очень осторожно Сергея перенесли внутрь, где им, наконец-то, занялся врач.

Пока летели, Николаич все время боялся, что они не успеют. Почему-то ему казалось, что главное долететь до больницы, а там появится больший шанс на то, что Сергей выживет. Господи, как глупо все получилось. Через неделю с небольшим, парень уже вернулся бы домой. Жил бы там, встретился со своей девушкой, был бы счастлив.

Николаич отвернулся к окну, чувствуя, что глаза опять защипало. Ну, что за идиот, этот Зима, что ему вздумалось забрать ружье и выстрелить? «Я во всем виноват!– вдруг похолодел Николаич.– Из-за меня Серега умрет. Я же видел вчера, что водка пропала. Думал, ребята разошлись, скоро же домой, вот и гуляют на радостях. Вот старый дурак! Нужно было разобраться. А я махнул рукой. Пускай повеселятся. Повеселились!» Николаич долго сидел и ругал себя на все лады. Потом мысли его снова переключились на Сергея, выживет – не выживет? Затем ему вспомнился Зима, раскачивающийся на своей кровати. «Нужно было его пристрелить, там же». Мрачно подумал Николаич. Мысли лихорадочно метались и крутились по кругу, возвращаясь снова и снова. Тревога и беспокойство сменялись надеждой. Наконец вертолет начал снижаться и сел на ровную площадку, неподалеку от районной больницы.

«Держись Сережа! Держись сынок,– повторял про себя Николаич, сидя на жесткой скамейке в полутемном больничном коридоре.– Только держись, парень. Ты молодой, сильный. Должен выдержать». Операция длилась уже два часа. Иван Николаич успел выкурить пол пачки сигарет, выходя, то и дело, во двор больницы, не столько потому, что хотелось курить, а что бы чем-нибудь себя занять.

– Да не убивайтесь, Вы так. Все будет хорошо. Поправится Ваш парнишка. – раздался рядом ласковый певучий голос. Пышная, уютная медсестра, похожая на былинную красавицу, подошла к Николаичу и опустилась рядом с ним на скамейку.– Наш доктор, он знаете какой? Он мертвых с того света вытаскивает. У него руки золотые. К нам ведь со всего района везут и охотников покалеченных, и с ножевыми ранениями, после пьяной драки, и с переломами. У нас ведь тут народ неспокойный. Жизнь тяжелая, чуть что дерутся. Бывает, и постреляют друг друга. Вылечит он вашего мальчишечку, обязательно вылечит.– Ласково уговаривала она.– А пойдемте, я Вас щами накормлю. У нас там, на кухне с обеда остались. Вам поесть надо. А то совсем больной вид у вас.

Николаич помотал головой, отказываясь. Ему сейчас кусок в горло не полезет. Но голос медсестры и исходившие от нее тепло и забота немного успокоили его, вселили надежду.

Через полтора часа подошел врач, тот у которого были золотые руки.

– Сейчас все нормально. Жизненно важные органы не задеты. Но крови он потерял много. День-два нужно ждать, пока его шансы пятьдесят на пятьдесят.

Вот так золотые руки, рассердился Николаич, понимая, что не прав и, в то же время, чувствуя злость на доктора.

К Сергею его врач не пустил. Сказал, что может быть завтра. Николаич пошел к выходу, ждать своих. Нужно еще было отвезти в местное отделение Зиму. Пусть теперь им местные власти занимаются. У выхода его перехватила все та же медсестра и все же отвела его поесть. После вкусных горячих щей и чая, на душе немного стало полегче. Должен Сережа выкарабкаться. Должен, иначе и думать нельзя, приказал себе Николаич.

– Вы сюда надолго?– поинтересовалась сестра.

– Не знаю. Пока с Сергеем не решится. Он из Москвы. Может, удастся его туда отправить.

Медсестра с сомнением покачала головой. Москва она вон где! Десять тысяч километров. Кто же станет заниматься отправкой больного из крошечной больницы, находящейся на краю света.

– Переночевать Вам есть где? Вы ж не из местных?– спросила она.

– Нет, работаем в 100 километрах отсюда. На вертолете прилетели, Сергея привезли.

– Если ночевать негде, у меня комната свободная есть.– Предложила она.

– Да сейчас еще двое наших ребят подъехать должны. Неудобно, Вас стеснять.– Смутился Николаич.

– Ничего, места всем хватит,– улыбнулась она своей доброй улыбкой.– Приходите. Меня Зоя зовут.

– Иван Николаич. Иван, то есть,– совсем засмущавшись, и, даже слегка покраснев, сказал он. Совсем он отвык от женского общества, одичал вдали от людей.

Примерно через час подъехали Саня с Пашей. Николаич быстро рассказал, как обстоят дела у Сергея.

– Мы там, в болоте чуть не застряли.– Объяснил Саня их долгое отсутствие. После дождей дорогу развезло, а там низина, место болотистое.

– Где этот?– хмуро спросил Николаич. Саня кивнул на вездеход.

– Ладно, поехали. Давай, в поселок поезжай. В отделение заехать надо.

Николаич залез в вездеход. На заднем сидении сидел Зима. Николаич быстро отвернулся.

– Я не хотел,– тихо сказал Зима.– Сергей жив?

– Заткнись!– рявкнул на него Николаич.

– От меня жена ушла. Письмо прислала. Я не хотел. Я в себя хотел…– с ноткой отчаяния в голосе заговорил Зима.

– Да лучше б ты, правда, застрелился. Если такой м…к из за бабы стреляться.– Зло сказал Николаич. Ты и парня чуть на тот свет не отправил и себе жизнь поломал.

Пока нашли участкового. Пока ждали милицейскую машину из ближайшего города, что бы забрали Зиму, здесь держать его во время следствия было негде, наступила уже глубокая ночь. Немного поплутав по поселку, наконец, нашли домик гостеприимной медсестры Зои.

– Проходите, проходите!– Радушно встречала она гостей. Смущенные Саня с Пашей, отвыкшие от женского общества, переминались и топтались у двери. Пока Зоя не взяла ребят за руки и не отвела в комнату, где уже был накрыт стол, с ожидавшим их ужином.

После всех сегодняшних волнений и долгой поездки до больницы, наевшиеся до отвала молодые ребята, сразу же уснули в своих непривычно мягких кроватях. Николаичу не спалось. Нужно было сообщить кому-нибудь в Москву, про случившееся несчастье. Николаич взял сумку с вещами Сергея, привезенную с собой ребятами. И начал осматривать содержимое в поисках записной книжки или чего-нибудь подобного. Записной книжки не было, нашлась только небольшая пачка писем. Николаич начал перебирать конверты. Вот, наверное, от девушки. Но девушке он сообщать не хотел. Хоть и не сам он доставит телеграмму, но почему то ему было невыносимо тяжело думать, как молоденькая девчонка, к которой так рвался Сергей, вдруг получит телеграмму с известием, что с любимым произошло несчастье. Вот письма от матери. Николаич вспомнил, что Сергей на днях говорил, что мать на весь июнь всегда уезжает к сестре в деревню. Значит, слать телеграмму ей нет смысла. Вот еще письма, наверное, от друга. На конверте взрослый человек, навряд-ли, напишет в графах обратный адрес и имя отправителя единственное слово «Вовану». Была пара писем от какого-то Д. Филимонова, но обратный адрес был не московский, так, что Д. Филимонов, кто бы он ни был, тоже отпадал. Одно письмо было подписано красивым аккуратным почерком. От некоей А. Н. Теляниной. Нежелание сообщать плохую новость девушке или рука провидения толкнула Николаича достать и просмотреть это письмо. Он чуть не подпрыгнул от радости. В самом конце было написано «Сереженька, милый, прошу тебя если тебе что-то понадобиться или возникнут любые проблемы, совершенно не стесняясь, звони Родиону Петровичу, ты прекрасно знаешь, как он тебя любит». Дальше был крупными цифрами написан номер телефона и пояснение «Это рабочий номер, домашний ты знаешь».

Мысленно возблагодарив, пишущую красивым почерком, А.Н. Телянину, так своевременно указавшую номер телефона, какого то, видимо не безразличного к судьбе Сергея Родиона Петровича, Николаич прикинул разницу во времени. Было почти три часа ночи, значит в Москве почти два часа дня.

Николаич тихонько постучал в комнату хозяйки. Заспанная Зоя, кутаясь в халат, испуганно посмотрела на него:

– Что случилось? С вашим парнишкой, что?

– Нет, нет. Зоя, Вы простите меня, столько хлопот Вам доставляю…– сконфуженно сказал Николаич.– Просто мне в Москву нужно позвонить, хотел Вас спросить, в больницу меня сейчас пустят? Там ведь есть телефон, я бы оттуда позвонил.

– Так ведь ночь же.– Удивленно посмотрела на него Зоя. Николаич улыбнулся.

– Так это здесь ночь. В Москве как раз день. Это насчет Сергея, нужно кому-то из близких сообщить. Вы простите, что разбудил Вас.– Снова начал он извиняться.– Но дело-то серьезное.

– Сейчас я оденусь, вместе пойдем в больницу. А то там может и закрыто ночью-то. Тут ведь не город. Народу мало, если уж совсем какой срочный случай, то конечно и ночью приезжают, а так в основном утром или днем.

Они довольно быстро дошли до больницы. Ночью в незнакомом поселке, он один, наверное, долго плутал бы по темным, разбитым дорогам. Зоя шла рядом с ним, стараясь не отставать, от его быстрого, привычного к дальним расстояниям шага. Она запыхалась и Николаич сбавил скорость, ругая себя, что он такой медведь неотесанный , совсем одичавший на своей работе вдали от людей и нормальной жизни, замучил бедную женщину, которая по доброте душевной и приютила и накормила, и теперь вот, тащится с ним, вместо того, что бы спать в теплой мягкой кровати. Что бы скрыть неловкость он закурил и исподтишка, как школьник, разглядывал милое доброе лицо, настоящей русской красавицы. Ему нравились ее ясные серые глаза, нежные полные щеки с легким неисчезающим румянцем и толстая русая коса, которую она оборачивала вокруг головы, как в старину. Глядя на женщину, идущую с ним рядом, Николаичу стало грустно, что как то незаметно прошла его жизнь. Ни жены, ни детей. Только работа, дикие, суровые места, в которых он провел, почти двадцать лет. Много лет назад он был женат. Но жена не выдержала такой жизни, когда мужа нет по полгода дома, и развелась с ним. Он особо никогда не горевал об отсутствии семейного очага. Неустроенность жизни не тяготила его, и не возникало желания, что-то изменить. Устроить свою жизнь по-другому. Но сейчас, он вдруг представил, как было бы здорово приходить каждый день с работы, а тебя встречала бы такая же, как Зоя милая, добрая, уютная и домашняя жена. Может быть, сынишка или дочь выбегали бы навстречу и, цепляясь за колени, висли бы на нем, крича: «Папа, папа пришел!». Придет же в голову. Николаич отшвырнул докуренную сигарету и красный огонек, прочертив в темноте дугу, упал на дорогу, далеко впереди. «Вот старый дурак, размечтался! Это от волнения и усталости»– сказал он сам себе и, всю оставшуюся дорогу, старался не смотреть в ее сторону, а только вперед.

В больнице было тихо. Коридор освещала одна тусклая лампочка. Зоя провела Николаича к палате, где лежал Сергей и, приоткрыв дверь, прошептала:

– Спит, милый. Все будет в порядке, не волнуйтесь!

Николаич заглянул в палату, освещенную только светом луны, пробивавшимся из окна. Сергей лежал на больничной кровати, неподвижный и как показалось Николаичу в неясном лунном свете очень-очень бледный.

Они прошли дальше по коридору, и Зоя впустила его в небольшой кабинет. Вдоль стены стояли застекленные шкафы с лекарствами, а у окна был стол, на котором находился, единственный в больнице телефон.

– Вот.– С гордостью сказала Зоя указав на чудо цивилизации.

Николаич достал письмо и, набрав код Москвы, начал набирать указанный номер. Раздался щелчок и приятный женский голос сказал:

– Добрый день. Приемная Телянина.

Николаич от неожиданности растерялся.

– Здравствуйте, можно поговорить с Родионом Петровичем?

– Родион Петрович сейчас встречает делегацию. Что ему передать.

– Пожалуйста, передайте, что это по поводу Сергея Кречетова,– пробормотал Николаич.– А когда ему можно позвонить?

– Вы можете оставить номер телефона, и Родион Петрович Вам перезвонит.– Девушка была очень вежливая и голос звучал так доброжелательно, как будто в жизни этого Родиона Петровича не было большего удовольствия, чем перезванивать незнакомым людям.

– Да я по межгороду звоню. Может я сам…– забормотал Николаич, уже начавший жалеть, что не послал телеграмму девушке Сергея. С Родионом Петровичем все очень сложно, делегации, вежливые секретарши.

– Ничего страшного. Давайте я запишу номер и Ваше имя.– Предложила обладательница приятного доброжелательного голоса.

Терять Николаичу было нечего и, продиктовав, подсказанный Зоей номер телефона больницы и свое имя он осмелился добавить:

– Передайте, что это очень важно, пожалуйста.

– Конечно, я все передам. Всего доброго, Иван Николаевич.

Это, видимо, была самая вежливая девушка изо всех девушек на свете.

– Ну, что?– спросила Зоя. Николаич пожал плечами. Он не знал когда перезвонит и перезвонит ли вообще Родион Петрович, находящийся сейчас с делегацией.

– А черт его знает. Сказали, перезвонит,– ответил он, чувствуя себя ужасно виноватым, что напрасно переполошил ее среди ночи и теперь сам не знает, что делать дальше.

– Ну тогда я сейчас чаю принесу.– Улыбнулась Зоя.

Они попили чаю, и Николаич решил, что если загадочный Родион Петрович не перезвонит в течение часа, то они вернуться к Зое домой.

– А вы давно на такой работе?– спросила Зоя.

– Давно, уж почти два десятка лет.

– Надо же, и все время так, вдали от людей, от семьи? Это ж тяжело, наверное, так. Не надоедает такая жизнь?– почти жалостливо глядя на него спросила она.

– Да не знаю, я даже не думал об этом. Я привык. И семьи нет…– он почувствовал что краснеет. Как будто Зоя подслушала его мысли по дороге сюда и теперь хочет, чтобы он вслух озвучил их.

– Ой. Да как же так можно, что бы человек все время был один? Вы, мне кажется такой хороший человек, и один. Вон, Вы, как из-за парнишечки-то вашего убивались!– Зоя покачивала головой, как бы жалея его бедного одинокого бродягу. Николаич не хотел продолжать этот разговор, да и смысл какой. Жизнь его так сложилась. Уже ничего не переделаешь.

– Почему один? Нас целая бригада. Ребята хорошие.– Буркнул он.– Вы лучше о себе расскажите. Это поинтереснее будет. К примеру, как Вы медсестрой стали.

Николаич смотрел на нее в ожидании ответа, радуясь, что так ловко перевел разговор с неприятной темы на ее жизнь. Тем более ему действительно хотелось, что-нибудь о ней узнать. Но ничего про Зою, на этот раз, по крайней мере, он узнать не успел. На столе зазвонил телефон, захлебываясь истерическими звуками междугороднего звонка.

–Да!– взволнованно прокричал Николаич в трубку.

– Здравствуйте, Иван Николаевич.– Донесся из трубки такой же вежливый, как до этого у девушки, но уже мужской голос.– Это Родион Петрович. Мой секретарь передала, что Вы звонили по поводу Сергея Кречетова. У Сергея, какие-то неприятности?

– Дело в том э…– Замямлил Николаич, пытаясь сообразить, как объяснить сложившуюся ситуацию. Видимо, угадав его затруднения, Родион Петрович пришел к нему на помощь:

– Иван Николаевич, Сергей друг моего сына, и мы с супругой относимся к нему как к собственному ребенку. Так что, если у Сережи проблемы, я приму самое непосредственное участие, что бы помочь их разрешить.

Николаич вкратце рассказал о произошедшем несчастье. Родион Петрович оказался отличным слушателем, не перебивал, ненужных вопросов не задавал. Когда Николаич закончил, после некоторой паузы, его собеседник, наконец, сказал:

– Я созвонюсь с лечащим врачом. Если он разрешит, то, в ближайшие день-два, Сережу переправят на самолете в Москву. Близких Сережи я поставлю в известность о случившемся. Я очень Вам благодарен, Иван Николаевич. Спасибо.– Голос Родиона Петровича, на протяжении его речи, оставался все таким же ровным и спокойным, только казалось, что он внезапно слегка охрип. Николаич очень зауважал этого совершенно не знакомого ему, видимо занимающего важный пост, человека. Настоящий мужик. Все четко, понятно, без ненужных охов ахов.

Закончив разговор, он прямо почувствовал, как будто камень с души свалился. Груз ответственности за родных и близких, за отправку в Москву, фактически, взял на себя только, что говоривший с ним по телефону человек. Теперь главное, что бы Сергей поправился.

Николаич повернулся к Зое, которая с волнением и неподдельным переживанием смотрела на него. Он радостно улыбнулся ей:

– Все хорошо. Сказал, Сергея в Москву на самолете переправят. Хороший мужик. Ну, что пошли домой?

– Да, пошли,– кивнула Зоя и взяла его под руку. И Николаич почувствовал, какую-то необъяснимую гордость, от того, что она идет рядом с ним, опираясь на его руку.

24.06.1991г.

Сергею казалось, что он плывет под водой. Где-то высоко над ним, сквозь толщу воды, пробивался слабый свет. «Нужно поскорее всплывать, а то воздух закончится»– мелькнуло, в его голове. Но почему-то ноги и руки отказывались слушаться, и вода казалась какой-то темной и вязкой. И временами накатывала ноющая, тупая боль. «Я же сейчас захлебнусь»– снова подумал он, но мысли ворочались слабо, лениво. Он не испытывал страха, просто почти равнодушно размышлял, о том что может произойти.

В следующий раз он вынырнул из темноты и почувствовал, как резанул глаза свет, когда он их приоткрыл. Он зажмурился и через какое-то время попробовал снова открыть глаза очень медленно, что бы привыкнуть к яркому дневному свету. Сквозь полуоткрытые веки он увидел прямо над собой белый потолок. Чуть повернув голову, Сергей разглядел окно, гладкие окрашенные желтоватой краской стены. «Где я?»– подумал Сергей. Он был в лагере. Он скоро должен был лететь в Москву. Но сейчас он был в совершенно незнакомом месте. Он попробовал сесть, но почувствовал резкую боль и даже застонал.

– Тихо! Тихо! Миленький!– успокаивающе произнес ласковый женский голос, и заботливая рука легла ему на плечо, удерживая на месте.– Нельзя тебе вставать. Полежи, не вставай только, ладно? Я сейчас.

Судя по звуку быстро удаляющихся шагов, женщина, говорившая с ним, куда-то побежала. Хлопнула дверь. «Постойте, не уходите!– хотелось крикнуть Сергею ей вслед.– Объясните где я, что со мной». Он приоткрыл потрескавшиеся губы, но вместо крика из его рта донесся еле слышный хриплый шепот.