Расколотая душа. Книга 1. Картина смерти

Женя взглянула на наручные часы. Зеленый циферблат показывал начало первого. Они просидели в кофейне всего ничего.

– Какие планы? – Кристина устало зевнула, засунув руки в карманы толстовки.

– Я хотела сходить в полицию, чтобы заявить о мошеннице. Если и ехать на квартиру, то только с ними. В одиночку я с ней не справлюсь.

– А насчет ночлега ты еще не думала?

– Думала. Сниму другую квартиру. Но для этого мне нужны деньги, которые я уже отдала. Поэтому полицейские…

– То есть, если мошенники ничего не вернут, ты останешься на улице?

– Получается, что так.

Женя не рассматривала такой исход событий. Внутреннее чутье подсказывало, что все пройдет хорошо: она напишет заявление, полицейский съездит с ней в квартиру, и эта история окажется каким-то нелепым недоразумением.

Узнай Кристина о мыслях кузины, тут же назвала бы ее наивной идиоткой и не подумала бы извиняться за это.

7

– Девушка, я искренне вам сочувствую, но помочь ничем не могу, – тяжело вздохнул дежурный полицейский, сжимая шариковую ручку и глядя на Женю и Кристину с глубоким безразличием через маленькое окошечко приемного отделения.

Перед худощавым мужчиной с ястребиным носом не было никаких листов бумаги, тетрадей, документов. Пустой стол. Но, несмотря на это, он продолжал деловито сжимать авторучку, будто она была волшебной палочкой и могла наколдовать ему счастье. Например, несколько раскрытых дел. Так как, судя по степени обшарпанности стен, в участке было все из рук вон плохо.

– Как так? – выдохнула Женя, не веря услышанному. Она пять минут рассказывала, как ее обманули, но вместо помощи и поддержки столкнулась с бесчувственной скалой в лице дежурного.

– Девушка, еще раз повторяю, что, если бы с такими заявлениями к нам обращались все пострадавшие от квартирных мошенников, нам бы пришлось запросить у небесной канцелярии дополнительные дни в календаре.

Мужчина ухмыльнулся, будто его шутка была гениальной.

Женя сжала кулаки от злости, язык будто зацементировали, а перед глазами все поплыло. Наивно было думать, что полицейские в Северной столице относятся к происшествиям серьезнее, чем их коллеги в ее родном городе. Бюрократия везде была одинаковой.

– Вы ничего не сделаете, даже если мы напишем официальное заявление? – спросила Кристина. – Или, допустим, попросим позвать начальство. Кто у вас тут главный?

– Мне еще раз повторить? – пробасил мужчина, не выпуская авторучку из рук. А после вновь монотонно произнес: – Мы ничего не можем сделать, потому что вы снимали квартиру неофициально – не через агентство недвижимости, а напрямую с арендодателем. Девушка, вы добровольно перевели незнакомому человеку деньги. Писали расписку?

– А? – Женя дернулась, выйдя из оцепенения.

– Есть документ, подтверждающий, за какие такие заслуги вы перевели деньги человеку?

– Нет. Мы ничего не оформляли. Женщина, которая сдавала квартиру, сказала, что на месте этим займемся.

– Тогда, может быть, у вас есть паспортные данные арендодателя?

– Нет.

– Вы знаете, как он выглядит?

– Нет.

– И? Чего вы хотите?

– Чтобы вы съездили с нами по тому адресу. – С каждым новым вопросом дежурного уверенность Жени в том, что все будет хорошо, стремительно испарялась. – Это ведь недалеко. Пешком минут пятнадцать, на машине – пять.

– Начина-а-а-ается… Вы не понимаете русского языка, вам по-фински объяснить? Даже если бы полиция занималась подобными делами, мы не можем просто взять и поехать по первому щелчку. Где доказательства, что вы перевели деньги за съемное жилье, а не подарили их доброй тетушке, а?

– Вы почему так грубите?! – Кристина вскочила и с омерзением и гневом посмотрела на мужчину, а после на Женю.

Но полицейский молчал. Поэтому, так ничего и не добившись, бросив: «Прощайте», уже через минуту Женя с Кристиной вышли на улицу. Там вновь моросил дождь. Они замерли под козырьком полицейского участка.

– Что будешь делать? – спросила Кристина.

– Поеду в ту квартиру. У меня нет вариантов.

– Одна?

– А ты не со мной? – Женя перевела встревоженный взгляд на Кристину.

Все это время Женя держалась только потому, что рядом с ней была кузина. Как показала практика, та была бойкая и не отмалчивалась, а изо всех сил пыталась помочь.

– Мне нужно съездить к маме в магазин. Я каждый день прихожу к трем. Это уже закон.

Кристина ухмыльнулась и сильнее сжала кожаную лямку сумочки. Она, избегая Жени, смотрела себе под ноги.

– Кристин, спасибо, поезжай к маме, теперь я сама, – сказала Женя и кротко улыбнулась.

Кузина подняла на нее вопросительный взгляд:

– Но ведь тебе нужна помощь, ты совсем не знаешь города.

– С картой не заблужусь.

Женя с легкостью добралась до квартиры, но, чего и следовало ожидать, ей никто не открыл. Соседка, которую Женя встретила на лестничной площадке, сказала, что тут давно никто не живет. Женю как обухом огрело: мошенница не просто исчезла с ее деньгами, она еще и неверный адрес дала.

Осознав это, Женя поникла еще больше, ощущая себя самой глупой девчонкой в мире.

«Надо было сидеть в своем Камске!» – в сердцах подумала она, хлопнув дверью парадной.

Когда первое оцепенение прошло, Женя начала думать, что же ей делать дальше. Она понимала, что жить у Кристины не получится: даже не видя тетю Ларису, знала, что та не в восторге от гостей во время грандиозного ремонта. Только самый добрый человек может стерпеть незваных гостей в такой сложный период, а ее тетка точно не относилась к их числу. Женя навсегда запомнила, как гостила у них в прошлый раз. Когда тетя смотрела на нее, Женю окатывал жар с головы до ног. Находиться в одной квартире с этой женщиной было невозможно: она постоянно хмурила брови, громко сопела. Тетя Лариса всем видом показывала, как не любит их семью.

У Жени был только один выход из сложившейся ситуации. Тот выход, к которому она собиралась прибегнуть в крайнем случае. И этот крайний случай, увы, настал.

Набрав номер сестры, Женя приложила телефон к уху. Сердце гулко стучало в груди, колени начали дрожать, а в ногах появилась слабость. Она стояла на холодном ветру в теплой одежде, но казалось, что ее выставили на улицу в тонкой промокшей пижаме. Хотелось спрятаться, убежать, исчезнуть.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – произнес женский механический голос, услышав который Женя неожиданно для себя испытала облегчение.

8

Отношения Киры и Жени не поддавались никакому объяснению. Две совершенно разные девушки, скрепленные семейными узами. Одна – самодостаточный человек, вторая – ребенок, постоянно ищущий помощи и поддержки.

Киру не тяготило одиночество. Скорее наоборот – она им искренне наслаждалась, понимая, что никогда не сможет зависеть от другого человека. Ей было проще самой по себе. Даже переезжая в Питер, она с легким разочарованием думала о подруге – Полине, – с которой ей предстояло делить квартиру пополам. Они познакомились много лет назад в Сети из-за схожих интересов. Полина как раз разводилась с мужем и искала новое жилье. Девушки довольно быстро нашли хорошую двухкомнатную квартиру около метро «Ленинский проспект». В однокомнатной Кира бы не согласилась жить.

Когда Кире хотелось побыть наедине с самой собой, она уходила к себе и могла часами не показываться, отказываясь даже от еды. Она пила чай и жевала луковые крекеры, которые покупала в магазине у дома. Полина не задавала ей лишних вопросов, редко спрашивала о делах, прекрасно помня, что Кира возмущалась, когда лезли в ее жизнь. Обеим было хорошо.

Женя же жила по другим принципам. У девочки с детства сформировалась сильная потребность в других людях. Она ничего не делала, не посоветовавшись с сестрой. Женя покупала вещи, которые одобряла Кира; смотрела мультики, которые не раздражали Киру; она даже научилась готовить еду, которую любила Кира. Женя делала это по двум причинам. Во-первых, ей хотелось привлечь внимание сестры и понравиться ей, а во-вторых, она чувствовала жуткую неуверенность во всем, что делала, поэтому отказывалась от своих потребностей в угоду другим.

Каждый вздох, движение, поступок – Женя всегда спрашивала совета у Киры. Иначе девочка не могла. Липкое чувство собственной неправоты ходило за ней по пятам, как хищный зверь, и укротить его она могла, только найдя поддержку в сестре.

Но та не одобряла этого. Кира приучала Женю к самостоятельности. Делала это жестко – не реагировала на младшую, пока та просила очередной совет, игнорировала ее на улице…

Когда Кира шла в продуктовый магазин и ей приходилось брать девочку с собой, она делала вид, что идет одна. Даже на пешеходном переходе не трудилась проверить, где Женя, не оказалась ли та на проезжей части во время красного сигнала светофора. Пока Кира шествовала впереди, Женя семенила позади нее, не видя перед собой ничего, кроме любимой сестры. Как она осталась в живых – удивительно. Однажды ведь почти попала под колеса трамвая, но ни его звонкий сигнал, ни испуганный крик Жени не заставили Киру обернуться.

– Не таскайся за мной! – как-то раз грозно рыкнула Кира, когда Женя ходила за ней по всей квартире, прося проверить домашнюю работу по окружающему миру.

– Я не уверена, что сделала правильно, – в ответ заметила та.

– Вот на уроке и узнаешь, правильно сделала или нет. Оставь меня в покое!

Такие разговоры обычно заканчивались хлопком двери. Кира уходила в свою комнату и закрывалась на задвижку, чтобы ее больше никто не трогал. Когда об этой ее привычке узнала мать, то вызвала мастеров, которые в два счета сняли замок.

– Девочка моя, не будь эгоисткой, – прокомментировала мать новые правила в доме.

Теперь Кире предстояло проводить с сестрой все свободное время, ведь та еще не выросла из опасного возраста и «игру со спичками никто не отменял». Вскоре Женя и вовсе перебралась к Кире – Дина решила, что вместе сестрам будет веселее, а она сама организует в комнате младшей гардеробную.

Для старшей дочери это был даже не нож в спину – Кира расценила решение матери как выстрел между глаз. Ведь та, от которой она всегда пряталась, вдруг оказалась катастрофически близко.

Кира возненавидела Женю ровно с того момента, когда узнала о беременности мамы; узнала о том, что внутри у Дины – ее будущий соперник.

Глава вторая

1

Спустившись на станцию «Площадь Восстания», Женя тут же угодила в водоворот жизни Северной столицы: вокруг громко переговаривались пассажиры, чем-то стучали рабочие, шумели дети. Санкт-Петербург, казалось, собрал под землей всех своих жителей.

Женя даже обрадовалась, что вчера и сегодня утром избежала часа пик в метро, – передвигаться на автобусах в такое время было спокойнее.

В подземке пахло резиной и мокрой одеждой. Из-за духоты волосы неприятно прилипали к лицу, и кожа тут же начинала чесаться.

Не зная, куда идти, Женя следовала за остальными людьми. Когда она спускалась на эскалаторе, старалась не смотреть вниз. Масштабы поражали.

«Вот тебе и город на болоте. Надо же было додуматься строить тут метро».

Пока Женя решала, в какую сторону ей ехать, подошел поезд. Она сверилась с табло и ахнула: он-то и был ей нужен. Бросившись к вагону, в последнюю секунду заметила, что фонарик на дверях уже загорелся красным.

– Девушка, осторожнее! – крикнул кто-то.

Но Женя уже ничего не слышала – она летела на всех парах. Когда металлические двери начали сходиться, ее нога оказалась в проеме. Задержав дыхание от страха, что сейчас вагон тронется, а ее нога останется зажатой, Женя попыталась ее вытащить. Но от резкого толчка навалилась на впереди стоящую женщину.

– Простите, пожалуйста, – сказала Женя в надежде, что женщина не разразится сейчас скандалом на весь вагон. В Камске такое случалось постоянно. Задел прохожего в общественном транспорте? Все, теперь готовься к словесной битве и оскорблениям.

Но та лишь коротко кивнула.

Женя перевела дыхание. Внутри все клокотало и горело. Ей вдруг почудилось, что ее высмеивает весь вагон!

«Зайти в вагон, когда машинист уже предупредил, что он закрывает двери? Глупость!»

Женя была уверена, что совершила что-то нелепое и безрассудное, – пассажиры перед ней зашли спокойно, а она ввалилась, запыхавшись, как последняя провинциалка.

«Какой позор! Как теперь смотреть в глаза людям?»

Аккуратно осмотревшись, Женя удивилась. Пассажиры занимались своими делами: читали книги, глядели в телефон, шуршали газетами, спали, общались между собой или просто смотрели в одну точку – будь то реклама, ботинки людей напротив или собственные руки. Ни одного осуждающего взгляда, ни одного смешка. Никому не было дела до нее, Жени, которая стыдливо озиралась по сторонам. Когда рядом освободилось место, она села и выдохнула.

«Никто не смеется надо мной», – подумала Женя, сглатывая подступивший к горлу ком. Безразличие петербуржцев разительно отличалось от чрезмерного любопытства жителей Камска! Время от времени Жене казалось, что сейчас ей напомнят о порядках питерского метро. Однако никто ничего не говорил. Мало того, уже на следующей станции мужчина лет пятидесяти – в идеально выглаженном костюме и с кейсом в руках – сделал то же, что и она три минуты назад: протиснулся в уже закрывающиеся двери вагона и с безмятежным выражением лица сел на свободное место.

Пока Женя ехала в метро, она разглядывала каждого пассажира: стиль одежды, прическу, но больше всего всматривалась в лица и глаза. Она считала, что именно в глазах обитала невероятная человеческая сила (потому и любила рисовать портреты).

Вскоре в вагон вошла девушка лет пятнадцати. Она села рядом с Женей, достала телефон, открыла на нем файл с нотами. Женя с интересом ждала, что же та сделает дальше. Не смущаясь переполненного метро, девушка начала наигрывать мелодию с нот на собственной коленке, видимо пытаясь освежить ее в памяти.

«Я хочу ее нарисовать», – промелькнуло в голове у Жени, но она не успела даже достать скетчбук, как голос из динамиков сообщил, что поезд прибывает на станцию «Ленинский проспект».

Женя быстро вышла из вагона, оглядываясь на пианистку. Она пыталась запомнить выражение лица, которое было у девушки, когда та играла на коленке, возможно представляя себя не под землей в душном вагоне метро, а в оркестровой яме Мариинского театра.

Люди толкали Женю, пытаясь поскорее снова броситься по своим делам, но та до последнего смотрела на незнакомку. Ведь только что, спустя год, Женя почувствовала желание писать. Ее всегда вдохновляли и заряжали на творчество обычные люди.

Сырой ветер, пробираясь под толстовку, покрывал тело крупными мурашками. В метро Женя слегка вспотела, поэтому ей еще больше стало некомфортно, когда она вышла на улицу. Да и дождь продолжал моросить.

Оказавшись на окраине города, Женя огляделась по сторонам. Вокруг разворачивалась безмятежная будничная жизнь спального района: люди стремительно шли к метро, чтобы поскорее оказаться в центре, молодые мамочки толкали вперед коляски, дети в дождевиках и резиновых сапожках скакали по лужам.

«Надеюсь, Кира дома», – подумала Женя, достала телефон и посмотрела по карте, в какую сторону идти. Судя по всему, путь должен был быть коротким – от силы десять минут.

Женя шла не торопясь, продумывая предполагаемый разговор с сестрой. Но как бы она ни старалась, ничего не могла придумать. Любые слова казались пустыми, вымученными, безжизненными и глупыми.

«Привет, Кира! Удивлена? Я вот приехала в Питер. Не насовсем, только отдохнуть и увидеть тебя. Ты как поживаешь? Хорошо? Чем занимаешься? А, собираешься на работу. Ну ничего. Зайду позже…»

Спустя пару минут Женя поморщилась: из-за волнения ее начало подташнивать. Она будто шла на встречу к киллеру.

2

Много лет назад, когда Кира рисовала, маленькая Женя любила сидеть рядом и с любопытством наблюдать за тем, что происходило на некогда белоснежной гладкой бумаге. Но больше ее завораживали шершавые холсты. Девочке нравилось касаться их подушечками пальцев и чувствовать, как тело окутывает спокойствие. Ей казалось, что и она становится причастна к миру, который создавала Кира. Правда, за свои прикосновения она всегда получала по рукам. Но это Женю никогда не останавливало.

Как помнила Женя, чаще всего Кира рисовала пейзажи. Обычно по памяти или срисовывая с фотографии. В первый и последний раз, когда сестра собралась на пленэр, Женя отошла на пять минуточек, чтобы поиграть с дворовой собакой, а когда вернулась, сестры на привычном месте уже не было. Обе потерялись. Как позже Кира объясняла маме, она решила сменить место работы и не заметила, что Женя не пошла за ней.

– В следующий раз я тебя искать не буду, – предупредила Кира.

Но второго пленэра так и не случилось. Мама запретила Кире работать на улице.

– Пошли гулять! Пошли гулять! Пошли гулять! – звонко просила Женя сестру, когда та рисовала березу, росшую у дома. Она совсем забыла наставление мамы.

– Никакой улицы. Мама сказала, что теперь туда – ни ногой.

– Давай ей просто ничего не скажем. Это будет наш секрет, – предложила Женя, воодушевившись своей идеей.

– Прекрати меня подставлять! – крикнула сестра, а после в комнате раздался треск дерева – она то ли случайно, то ли специально сломала кисточку.

Женя знала, что из-за нее сестра никуда не ходит. Как-то раз подслушала ее разговор – Кира объясняла кому-то, почему пропустит школьную вечеринку.

– Передавай Максу привет. Да, можешь с ним потанцевать. Я правда не против. Ну и что, что он мне нравится? Все, пока.

Чтобы как-то развеселить сестру в день вечеринки, Женя попросила научить ее рисовать. Ей казалось, сестра перестанет грустить, если будет заниматься своим любимым делом.

– Тебе всего шесть! Едва научилась правильно ложку держать, ну какая кисть? Вся измажешься! Иди, играй в куклы, – ответила на это Кира.

Женя не отступила. Спустя неделю она вернулась к сестре с той же просьбой. Все это время она с жадностью рассматривала лица прохожих, соседей, продавцов в супермаркетах и даже дворников. Она запоминала все их морщинки, шрамики, веснушки, родинки. А после этого ей захотелось взяться за кисть и перенести наблюдения на бумагу. Но она не знала, с чего начать и как придать красивую форму тому, что она запомнила.

– Я хочу рисовать, как ты, – канючила Женя, теребя длинную косичку. Ее волосы почти доходили до поясницы. Мать часто просила Киру их рисовать, чтобы «запомнить на подольше».

Женя пробовала рисовать самостоятельно. Но когда садилась за стол, брала карандаш или кисточку, а потом касалась ими бумаги… Выходило совсем не то, что она видела в голове. На нее смотрели несимметричные лица с кривыми бровями, косыми глазами и пуговицами вместо носов. Как бы Женя ни старалась, у нее не получалось добиться того же, что выходило у Киры. Выходило не то и не так.

– Хочешь, я запишу тебя в художественную школу? Это что-то вроде кружка… – как-то раз спросила у Жени мама.

Мама на ходу пила горький кофе и что-то записывала. Иногда Жене и вовсе казалось, что та говорила не с ней, а с теми многочисленными корявыми строчками, которые ей удавалось записать второпях. Работа, работа и еще раз работа. Мама не видела ничего, кроме журналистских статей.

– Я хочу, чтобы меня научила рисовать Кира, – недовольно буркнула Женя, ковыряясь в холодной овсяной каше. Та напоминала сопли. Ее не то что есть, на нее невозможно было даже смотреть.

– У Киры свои заботы, а для обучения живописи есть специализированные школы. – Мама продолжала разговаривать с ежедневником. – Тебя в них научат чувствовать краски, расскажут о теории, будет много практики и советов преподавателей. Я не понимаю, почему ты так ершишься. Кира ведь тоже училась и до сих пор учится в такой школе.

– А я не хочу, чтобы меня учила живописи незнакомая старая тетка.

Когда Жене исполнилось девять, она все-таки поступила в художественную школу. Без помощи и подготовки. Кира так и не согласилась учить ее рисовать, ссылаясь на загруженность. Последнее, что ей хотелось делать, – говорить «мелочи», как держать кисточки и карандаши.

Женя в одиночестве корпела над своими первыми эскизами. Чтобы поступить в школу, нужно было нарисовать все что угодно. Женя даже не рассматривала написание портретов – не хотела упасть лицом в грязь. Поэтому воссоздала на шершавой бумаге рабочий стол сестры: ее книжные полки, вырезки из журналов и газет, которые она приклеивала малярной бумагой к обоям, древний стакан, хранивший карандаши и кисти разных форм и размеров. Женя потратила на рисунок несколько дней.

– Ты хорошо чувствуешь тени и уверенно держишь карандаш. Немного некорректно изображаешь объем, но этому я тебя научу, ради этого мы тут и собрались, правда? Будешь рисовать у меня графику, – сказал Жене на первом занятии ее будущий преподаватель Айрат Вавилович. – После ты можешь стать хорошим архитектором. Архитекторы и дизайнеры интерьеров хорошо зарабатывают.

На это Женя лишь скованно улыбнулась. Она не осмелилась сказать, что в школе художественных искусств хочет научиться рисовать портреты маслом или акварельными красками. Женя ничего не имела против карандашей, но при виде красок вдохновением наполнялась каждая клеточка ее организма – сопротивляться этому магическому чувству она не могла.

– Живопись не для тебя, – будто прочитав ее мысли, сказал преподаватель.

Потом Женя часто глядела на доску почета в художественной школе, где висел портрет ее преподавателя. Под фото было написано: «Кичибеев Айрат Вавилович блистательно чувствует таланты своих учеников. Его напутствия – билет в счастливую жизнь».

Жене не нравились эти слова. Она считала, что Айрат Вавилович ошибся, когда сказал, что ее призвание – архитектура, а потому и фраза на почетной доске – всего лишь пустой звук.

Спустя несколько занятий Женя осмелела и попросила преподавателя научить ее рисовать красками. Но он сказал то же, что и в их первую встречу: «Живопись не для тебя».

Айрат Вавилович учил Женю рисовать разными карандашами – твердыми, мягкими, с толстым и тонким грифелем. Графитовыми палочками, углем… Женя даже в сонном состоянии могла с легкостью управлять черно-белым рисунком: его тенями, объемом, линиями. Айрат Вавилович почти до совершенства отточил ее навыки в графике, но не научил обращаться с маслом и акварелью.

– Если ты правда хочешь писать красками, учись сама, – отвечала на жалобы сестры Кира, не отрываясь от пейзажей. – Ее, понимаете, искусству учат, а она жалуется. Закатай губу. У тебя получается изображать из ничего картинку, это уже многое. Теперь ты должна сама понять, как тебе рисовать дальше, какой стиль выбрать и к чему у тебя лежит душа.

Поэтому Женя начала копировать картины великих художников. Она не знала ни их имен, ни биографий, ни названий стилей, в которых они работали. Она просто видела картинку в интернете, скачивала ее и пыталась перенести сюжет на альбомный лист или холст. А когда Женя впервые оказалась в музее изобразительного искусства, надолго запомнила все техники и приемы, чтобы впоследствии перекладывать их на свои работы.

И вот она попробовала взяться за портрет Киры. Женя нарисовала идеальный эскиз карандашом, но не смогла сохранить схожесть с оригиналом, когда наносила на холст масло. Многие линии утратили силу, потерялись. Выбор цветовой палитры и вовсе оставлял желать лучшего. Ничего не вышло.

Женя продолжала ходить в художественную школу. Она выслушивала монологи Айрата Вавиловича о своем блистательном будущем в архитектуре, параллельно срисовывая натюрморты. Но все снова было не то и не так.

Она не могла найти свой стиль, а сестра в этом ей совсем не помогала.

– Ты должна сама понять. Я тебе ничем помочь не могу, – говорила Кира и уходила заниматься своими делами.

3

Подойдя к панельке с номером двадцать один, Женя глубоко вздохнула. К горлу подкатил ком страха, и она сжала кулаки.

«Даже если Кира не будет рада меня видеть, это не конец света. Это… это… не конец. Она должна помочь. Она не может меня бросить. Она моя родная сестра. Близкие всегда помогают друг другу. Ну и что, что мы давно не общались и не виделись? Это совсем не значит, что мы стали чужими».

Трясущимися руками Женя набрала номер квартиры на домофоне. Прошло не меньше минуты, прежде чем ей ответил незнакомый женский голос:

– Да? Кто там?

– Извините, а Кира сейчас дома?

– Кто ее спрашивает? – недоверчиво поинтересовалась незнакомка.

Женя зажмурилась, пытаясь вспомнить имя девушки, с которой жила сестра. Оно почему-то внезапно вылетело из головы.

– Полина, – наконец произнесла Женя, – возможно, вы про меня мало что знаете, но это Женя Кац, младшая сестра Киры. Мы с вами еще не знакомы.