Караван. Исторический роман. Том II

– А зачем всё это делается? – спросил Эрке.

– «Много будешь знать, скоро состаришься»! – бросил Бури Эрке, а затем, выдержав момент, объяснил, – Ты успел послужить в ордынском войске, но тебя там так и не научили не задавать лишних вопросов. В армии, амир* знает, что делает, а вот его аскарам*, этого знать не полагается. Они лишь обязаны, безоговорочно выполнять его приказы. А мы с тобой приравнены к армии. Теперь тебе всё ясно?

– Яснее и быть не может! – ответил Эрке.

– Вот и молодцом, – попытался взбодрить его напоследок Бури.

Рано утром позавтракав, Эрке собрался в дорогу. Бури принёс ему обещанный кожаный ранец, и прямо при нём положил туда запечатанный бумажный пакет. Этот ранец, посланец* помог одеть отъезжающему на плечи отъезжающему.

– Постарайся тонбовские леса миновать засветло, – сказал он на прощание Эрке, – Здешние волки очень свирепые, но они, обычно охотятся по ночам, а днём отдыхают и спят.

Эрке в знак согласия кивнул головой, а затем, запрыгнув на лошадь, потрусил рысцой из стана, пока не исчез из виду.

– А со мной, когда вопрос решаться будет? – спросил у Бури незаметно подошедший сзади Игнат, – Ты, кажется. обещал? А обещания нужно выполнять! Не так ли?

– Подожди, не всё сразу, – ответил ему Бури, – Решим вопрос и с тобой. А пока ты мне ещё будешь нужен, и возможно скоро. Да и знать теперь заранее, как наше послание твои нойоны* в Москве воспримут, нам с тобой тоже не помешало бы. Подготовим их к твоему возврату, вот тогда и уедешь.

Глава 3: Странствия посланца Камол ад-Дина

Прежде чем попасть в Булгар, Камол ад-Дин решил, что было бы полезным навестить Мохши* и Самар*. Первый, являлся центром улуса*, откуда должен был выступить целый тумен* для соединения с войском Тохтамыша и дальнейшего совместного следования с ним изгоном* на Москву. Командовать этим туменом должен был улусбек* Наровчатского улуса*, эмир* Урусчук. Непосредственно в Мохше*, Камол ад-Дина никто не ждал. Если он и принимал участие в московском походе, то лишь опосредованно, будучи как бы частным лицом. Ставкой Тохтамыша, на него возлагалась прежде всего задача по установлению отношений с ушкуйниками*, для участия тех в захвате купеческих судов урусов* в городе Казан*. В ходе же дальнейшего московского похода, Камол ад-Дин должен был оказать помощь в заполучении чагатайцами* тех самых туфангов*, которые предполагалось захватить ордынцами*, у поверженых москвичей. В этом были заинтересованы лично, назначенные Тимуром главные советники ордынского царя*, Урлук-Тимур* и Ак-Буга*. Именно Ак-Буга* попросил Камол ад-Дина, между делом «заглянуть» и в Мохши*, чтобы посмотреть там на обстановку, а также знать общее состояние дел в Наровчатском улусе*. Основной же задачей посещения второго города, являлось осуществление сбора сведений об обеспечении бесперебойной деятельности второй по величине в Орде* переправе через реку Итиль*, называемой Самарским перевозом*. Это не в меньшей степени интересовало чагатайцев*, и в частности Ак-Бугу*. Там Камол ад-Дин должен был встретиться со своим аксборотом берувши*, под псевдонимом «Аким» (он же «аскарбек Саснак жанг майдони», булгарин Салимбег). Тот, в свою очередь, должен был проинформировать Камол ад-Дина о состоянии этого перевоза на данный момент, а также сообщить сведения об интенсивности движения ордынских* и иноземных караванов через данную переправу. Времени у посланца*, конечно было в обрез, так как без него, в Казане*, не могло начаться дело по захвату торговых судов урусов*, в котором немалая доля «работы» отводилась ушкуйникам*. А с ними связь мог держать, лищь только Камол ад-Дин, о чём должны были предупредить находившихся в «Булгаре»*, ордынских эмиров* и кешиктенов*.

Сопровождаемая десятком ушкуйников*, миссия Камол ад-Дина въехала в Мохши*, где остановилась на однодневный отдых в караван-сарае* Наровчат-Уйнинг*, который располагался в предградье столицы улуса*. Этот караван-сарай* был достаточно большой. Он располагался у Самарской сакмы*, соединявшей крупные и значимые урусовские города и улусы* с Самарским перевозом*. Учитывая это обстоятельство, помещения данного караван-сарая* никогда не пустовали. Но на этот раз, свободные места для расселения миссии Камол ад-Дина нашлись в достаточном количестве. Пока члены миссии начали устраиваться в караван-сарае*, ушкуйники*, попрощавшись, незаметно «растворились» в предместьях города. Устроившись сам, и устроив членов своей миссии, посланец* направился осматривать город. Больше всего Камол ад-Дина заинтересовала цитадель*. Вначале он обошёл её вокруг, а затем, через Западные ворота зашёл внутрь неё. Крепость находилась на мысе, где небольшая речушка впадала в более широкую. Получалось, что сухопутный подход к цитадели* был лишь с западной стороны. В этом месте, вдоль крепостной стены, был вырыт ров, примерно с фарасану* длиной. Крепость имела шесть башен, высотой от четырёх до шести кулачей*. Но проезжей была лишь одна, западная башня. По очертанию строений, Камол ад-Дин смог понять, что в городе имеется су-агызу* и суваг татах*. На улицах были также построены фонтаны с питьевой водой. Чигирь* располагался за пределами цитадели, на реке что поуже, но в этом месте была протока, и течение здесь было сильнее обычного. Оно-то и вращало водяное колесо. Камол ад-Дину бросилось в глаза наличие большого числа печей, для обжига кирпича. А когда он подошёл к крепостной стене, чтобы ознакомиться с особенностями кирпичной кладки, то заметил, что на всех кирпичах без исключения, стояли штампы-печати их изготовителей. Самым красивым зданием в городе, была, наверное, джамия* Урус-хана, когда-то обосновавшего в этом городе свою временную столицу государства. Камол ад-Дину это уже было известно от своих прежних спутников по миссиям, а потому, в излишних расспросах горожан, по данной тематике, он не нуждался.

Обойдя в цитадели* всё что можно, посланец* «заглянул» в эмират улуса*, чтобы познакомиться со здешнеми иренами*, и по возможности получить ещё и от них, нужные ему дополнительные ценные сведения. Перед отъездом, Ак-Буга* снабдил Камол ад-Дина ханской пайцзой*, показав которую, посланец* мог не опасаться, что его заподозрят в чём либо незаконном и арестуют, как какого-нибудь тагнуула*.

– Камол? Ты ли это? – неожданно раздался голос откуда-то сбоку, когда Камол ад-Дин вошёл в помещение эмирата*.

Посланец* увидел подавшего голос человека, но никак не мог вспомнить, кто это и где он его раньше встречал.

– Ас-саляму алейкум, – поприветствовал он незнакомца и задал ему встречный вопрос, – Мы разве знакомы? Если да, то откуда мы можем знать друг друга?

– Ва-алейкум ас-салям, – ответил на приветствие незнакомец, – У тебя ведь есть друг, которого зовут Байондуром. А я его сослуживец, кешиктен* Дархан-нойон. Мы с тобой знакомы с момента встречи в караван-сарае* Таш-Кичу*, где вы с Байондуром встретились летом год назад. Ну а оттуда, мы вместе следовали до летней ставки нашего царя* в Заяре*. Помнишь?

Тут Камол ад-Дин наконец вспомнил собеседника. Дархан был среди кешиктенов* Байондура, которые сопровождали его при доставке Тохтамышу в Заяр* «ценного» послания элчи* Ак-Ходжи*.

– Теперь вспомнил, – ответил Камол ад-Дин, – А здесь ты как оказался? Опять с Байондуром «путешествуете»?

– Нет, на этот раз я один, – ответил Дархан, – Со мною лишь небольшое охранение, величиной с даху*. Я сюда направлен из Сарая*, чтобы уведомить улусбека* Урусчука* о немедленном сборе Наровчатского тумена* и следовании на соединение с основными силами Тохтамыша. Соединившись, все вместе идём в поход дальше.

– А где у вас намечено соединение с Тохтамышем? – c удивлением спросил посланец*, – Царь* же собирался в поход на Москву?

– Вот мы вместе и пойдём дальше на Москву, – ответил Дархан, – А для соединения, нам следует прибыть в Симбер* и там ожидать подхода Тохтамыша с основной частью войска.

– Что-то я вашей тактики не понимаю? – ещё больше удивился Камол ад-Дин, – Зачем тумен* гнать в Симбер*, если оттуда на Москву вновь придётся идти через Мохши*? Не лучше ли подождать Тохтамыша здесь и сберечь силы воинов?

– Это делается, чтобы ввести в заблуждение урусов*, – ответил Дархан, – Тут наверняка найдутся доброхоты, которые сообщат в Москву о движении войск. Вот и пусть сообщают, что войско вышло и направилось совершенно в другую от Москвы сторону. Слухи об этом, мы уж пустили. Люди уже трезвонят. Но одной болтовни мало. Всё это должно быть подкреплено действиями. Вот мы и решили действовать! А ты по какому случаю здесь? Всё ищешь своё неведомое оружие, или мастера, которого у тебя похители неведомые «шайтаны»?

– Я проездом, – ответил Камол ад-Дин, – Теперь вот следую в «Булгар». А задачи прежние, поиски туфангов*.

– Это те, которые огненными стрелами стреляют?

– Они, самые!

– Тогда тебе нужно с нами. Вот возьмём Москву, и будут эти самые туфанги*, и нам, и вам. А без Москвы, ты вряд ли, где их ещё отыщешь?

– Я это уже понял. А в Москве с вами, я тоже непременно буду, можешь не сомневаться. Мне просто, деваться уже некуда. Туфанги* нужно, хоть из-под земли достать! И ещё одно дело! Ты не подскажешь, с кем можно побеседовать, кто хорошо местный фолклёр знает? Всякое-разное разузнать, о земле, о селениях, о людях?

– Это мы устроим! А насчёт фолклёра. У меня пожалуй лучший весемесь садомочи* имеется. Знает всё. Ты кстати, с кем сюда прибыл?

– Cо мной два таваджи*, повашему кешиктены*, и даха* аскаров*. Сейчас все в караван-сарае* скучают.

– Мы только вчера пригнали ясырок*, чтоб следовали с нами в поход и развлекали аскеров*. Я распоряжусь, и их доставят туда, куда скажешь. Вы, кстати, в каком караван-сарае* остановились?

– Наровчат-Уйнинг*. А ясырок*, вы не в Турклере* ли случайно приобрели?

– Случайно, не в Турклере, а не случайно, именно там и закупили.

– В таком случае, когда в следующий раз будешь там, привет мой «пламенный» Доруку.

– А ты что, и с ним знаком?

– Да имел как-то несчастье познакомиться, но слава Аллаху, не лично. Но если появилась бы возможность, я бы эту «гниду», своими собственными руками удавил.

– На счёт удавить, ты подожди, не «харахорься». У меня, с этим «прохиндеем» тоже свои счёты, но и кое-что интересное есть. Чтобы его «сосватать»*, вполне хватит. Если получится, будет нам он как кунча* служить, и «носиться» у нас на посылках. Это я тебе, как нойон* обещаю.

– Сочту за честь, если ты мне не «по ушам ездишь»*, за мной будет «должок». А когда ты меня со своим весемесь садомочи* познакомишь?

– Прямо сейчас и познакомлю, пойду, распоряжусь насчёт ясырок для твоих людей, а потом вместе пойдём и послушаем весемесь садомочи*.

Дархан ушёл, а Камол ад-Дин остался его ждать. Через некоторое время ордынец* вернулся и сообщил, что по поводу ясырок*, всё, как догаваривались, в самом лучшем виде. Но насчёт остального, возникли кое-какие неувязки. Дело в том, что Дархана срочно затребовал Урусчук, и у собеседника есть лишь немного времени, чтобы познакомить Камол ад-Дина с весемесь садомочи*. Они покинули эмират* и вышли на улицу, где встретившимся были поданы три лошади. Две предназначались для Камол ад-Дина с Дарханом, а треться была заводной*. Они вскочили на коней, и Камол ад-Дин, придерживая за поводья заводную лошадь, поскакал трусцой следом за Дарханом, но чуть отставая от него. При этом, Дархан понимал неудобства посланца*, а потому и сам «трусил» не спеша.

– Куда мы едем? – спросил Камол ад-Дин кешиктена*.

– Ко мне в торак*, – ответил тот, – Буду знакомить, с кем обещал.

– У тебя что, здесь имеется даже свой собственный торак*?

– Даже не торак*, а целый сарай*, с собствеными су-агызу* и суваг татахом*, да ещё небольшим фонтаном во дворе.

– Откуда он у тебя взялся?

– Получил в наследство от родителей. Они ведь у меня не абы кто! Отец из семьи знатных тюркизированых монголов, а по материнской линии, я потомок самой мокшанской царицы Нарчат. Поэтому и имя у меня с приставкой нойон*.

– А откуда у мокшей цари? В моём представлении, это первобытные люди, которых только монголы и осовременили. А учитывая, что у меня целых два аскара* мокши*, мне кажется, что это лесные аттилоподобные существа, которых явно обидели их боги, дав максимум физической силы, и минимум мозгов. Я к ним пытался присмотреться, и мне кажется, что эти мокши считают, что произошли они от самого Аттилы*.

– Как бы сказал мой назир* из урусов*, «Федот, да не тот», – с ухмылкой начал Дархан, – Мокши* действительно были одним из народов многоплеменного союза хунну*, последним каганом* которого, являлся Аттила*. Он завоевал почти весь мир. Но, ещё при жизни, Аттила* поделил свою огромную державу на улусы*, завещав каждый из них, одному из многочисленных своих сыновей. Погиб же он от руки кумай*, которая зарезала его, когда тот пытался насильно овладеть ею во время любовных утех. После смерти отца, между сыновьями Аттилы* начались межусобные распри, и его огромная держава распалась на мелкие части. Образовалось множество мелких царств, в основном по племенным признакам. Мокшанское царство было одним из них. Его столицей был город Нуриджан, который при монголах стал называться Мохши*, от видоизменённого наименования народа здесь проживающего. Это тот город, в котором мы с тобой теперь находимся. Так вот, с момента прихода в эти края монголов, их предводитель Бату-хан решил присоединить Мокшанское царство к своему улусу*. Мокшанский царь Пуреш, видя что его войско значительно уступает монгольскому, чтобы спасти своих людей от полного уничтожения, согласился с предложением Бату-хана на присоединение своего царства к монгольскому улусу*, при этом выторговав у Бату для себя и своего сына Атамаса титулы монгольских нойонов. После этого, войско Пуреша влилось в объединённое монголо-татарское войско под командованием асосий эмира* Бату-хана, урянхайца* Субэдэя, по прозвищу «барс, с отгрызённой лапой». Оно направилось завоёвывать европейские страны. Воины царя Пуреша, в основном использовались Субэдэем как манкыла*, из-за чего несли большие потери. Учитывая это, перед одним из боёв с келарами*, Пуреш попросил Субэдея дать его воинам передышку для отдыха и переформирования. «Барс, с отгрызённой лапой» согласился, но при этом велел мокшанам сдать оружие, под предлогом, что оно необходимо тем, кто их заменит в бою. Воины Пуреша так и сделали. Однако ночью, на них напали кешиктены* Субэдэя и почти всех перебили. При этом, Пуреш и Атамас были казнены как хыянэтче*. Узнав об этом, дочь Пуреша, по имени Нарчат, в отместку за отца и брата собрала здесь ещё одно войско из мокшан, и стала громить монгольские тылы. Высланное против неё Бату-ханом монгольское войско, долго не могло справиться с восставшими. В сражениях против монголов, Нарчат использовала и свой собственный метод ведения боя, который был в диковинку даже повидавшим всё во время многочисленных войн монголам. Перед боем, её воины надевали на себя шкуры, только что ободранных волков местной породы, издающих специфический запах, а потом бросались на монголо-татар в атаку. Лошади мокшей* к этому запаху были заранее приучены и вели себя спокойно. А вот воинам хана Бату, запах был не привычен и даже наводил страх. При сближении противников, кони монголов вдруг начинали беситься, не слушаясь команд своих всадников. Они сбрасывали монголов с сёдел, затаптывали их копытами, а затем наутёк мчались подальше от места сражения. Но однажды, многочисленному войску Бату-хана, удалось окружить и прижать дружины Нарчат к реке. Мокши сражались отчаянно, но силы были не равны, и почти все они погибли. Чтобы не попасть в плен к монголам, Нарчат со своим боевым конём бросилась в реку, где под тяжестью доспехов, они утонули вместе. Бату-хан был восхищён поступками Нарчат. Он назвал её женщина боха-дур* и приказал похоронить Нарчат с воинскими почестями, а её детям выдал охранные ярлыки* и пайцзы*, оставив за ними титулы нойонов*. Восхищался поступками Нарчат и Узбек-хан, который став в Орде царём*, временно перенёс из Сарая* в Мохши* свою столицу. А сделал он это потому, что боялся оставаться в Сарае*, так как занял там царский трон после убийства наследника ордынского престола Тохты, и казнил ещё сто двенадцать чингизидов*, отказавшихся предать веру отцов и дедов ради ислама. Перебравшись сюда, Узбек вначале перенёс из Увека* в Мохши* столицу улуса* «Сартака», а потом разделил этот улус на два. В первом оставил прежнее название и вернул старую столицу – Увек*. Отделившую же часть, назвал именем царицы Нарчат, но на ордынский* лад. Образовался новый улус*, который стал называться «Наровчат»*. Вместе с тем, хотя в ярлыках* об этом молчали, но на период правления в Орде* Узбека*, Мохши* фактически превратился в столицу не только Наровчатского улуса*, но и всей необъятной Орды* в целом. Потом Узбек, провозгласил в этом городе ислам государственной религией Орды*. Но когда он умер, его сын Джанибек, вместе с матерью Тайтуглы-хатун, вновь вернулись в Сарай*, а Мохши* стал постепенно ветшать. Лет пять назад, за этими стенами пытался укрыться очередной свергнутый ордынский хан Тагай. Но следующий, очередной правитель Орды* Арабшах, взял эту крепость приступом. Он убил Тагая и разрушил город. После этого, Мохши* восстанавливается до сих пор. Вот такая удивительная история этого города, пережившего и взлёты, и падения.

За увлекательным рассказом Дархана, время пролетело быстро, и путники подъехали к тораку* нойона*.

– Действительно сарай*! – с задором восхитился Камол ад-Дин.

Из ворот торака* показалась очень красивая, стройная девушка, одетая в национальный наряд. Она, улыбаясь приятной улыбкой, подошла к Дархану.

– Знакомься! – предложил тот Камол ад-Дину, – Это и есть тот самый весемесь садомочи*, о котором я намекал. Моя сестра Ламзурь. В моё отсутствие, она полновластная хозяйка этого сарая*. Так что, как говорится, прошу любить и жаловать.

– Салям алейкум! – поприветствовал незнакомку посланец, а затем представившись, добавил, – Камол ад-Дин, можно просто Камол. Рад познакомится со столь прелестной красавицей, сияющей как яркая звезда на летнем голубом небосводе.

– Ваалейкум, – ответила девушка, повидимому имевшая представление об мусульманском этикете, – Я рада, что у моего брата, такие прекрасные друзья.

– Сожалею, но я должен вас покинуть, – стал виновато оправдываться Дархан, – Меня ждёт куч*. Если сумею освободиться, ещё застану вас здесь, если нет, проводишь её до селения один, – закончил он, обращаясь уже к Камол ад-Дину, – И не вздумай обидеть сестрёнку, иначе, достану, хоть из под земли.

Сказав это, Дархан стегнул своего коня и ускакал в город. Камол ад-Дин и Ламзурь остались одни.

– Пойдём в горницу, – пригласила она посланца внутрь торака*. Ты, наверное, очень устал, пойдём, помоешься с дороги, а я тебя накормлю.

Следом за Ламзурь, Камол ад-Дин вошёл во двор торака*, держа за уздечки двоих скакунов. Во дворе были заняты хозяйственными работами несколько бедновато одетых людей. Повидимому, это была челядь* Дархана, про себя подметил посланец*. Внешне, они никак не походили на коренных жителей Мохши*, ни на кыпчаков*, ни на мокшей*. Один из них подошёл к Камол ад-Дину, и взяв у него обеих лошадей, отвёл их куда-то за угол торака*. Ламзурь и посланец* вошли внутрь уйнинга*. Там девушка дала Камол ад-Дину расшитый всякими узорами рушник* и показала помещение, где тот мог помыться. Пока он мылся, Ламзурь приготовила еду и поставила на стоявший в горнице стол.

– Обед, а может ужин, кому как угодно, уже готов, – сказала девушка, когда посланец, после мытья вошёл в горницу, – Прошу к столу. Как говорят здесь, «чем богаты, тем и рады»!

Камол ад-Дин сел за стол и принялся за трапезу.

– А про какое селение говорил Дархан, куда я тебя должен сопроводить? – спросил по ходу трапезы посланец.

– Селение, где я живу, находится примерно в трёх фарсахах* от этого города, – ответила Ламзурь, – Я там живу вдвоём со своей мамой.

– Как же так? – удивился Камол ад-Дин, – Дархан, кажется, говорил, что у него умерли оба родителя?

– Правильно, – ответила Ламзурь, – У Дархана нет родителей, они умерли. А у нас с ним, общим был лишь отец. И тот меня признал лишь перед самой смертью. Свою жену, мать Дархана, он пережил. А законный сын у него был лишь один. Это Дархан, который нёс постоянно, где нибудь куч*, и дома бывал очень редко. По молодости, отец был слишком любвиобильным, а потому успел обесчестить почти всех своих смердячек*, закупок*, холопок* и тем более, женщин из челяди*. Детей на стороне, у него осталось столько, что он и сам их всех не знал. Но он их за детей не признавал, в том числе меня. Моя же мать была у него холопка*. Но он хотя бы знал меня, так как мать у меня была красавицей, и он часто навещал её. Погостив немного, он брал мать силой, а потом, бывало даже, избив её напоследок, уходил не попрощавшись. Она же его терпеть не могла, так как по молодости пропал её любимый человек, который однажды пытался за неё вступиться. Но что моя мать могла против этого сделать, когда она была у отца на правах какой нибудь вещи? Однако за несколько лет до смерти, отец сильно заболел и почти слёг. Его жена, как я сказала, к тому времени уже умерла, а Дархан был привязан к кучу*, который он нёс в Сарае*, у самого Великого хана* или царя*. Тут-то отец про меня и вспомнил. Он дал нам с матерью вольную, но за это я должна была жить на два уйнинга*. Его титула я тоже не получила. Теперь меня холопы* считают конозкой*, а беки с нойонами, холопкой. А я, ни то, ни другое. Но зато, мне «до смерти» был рад Дархан. Ведь у него наконец-то появилась «законная», признанная даже отцом, сестра. Когда же отец умер, Дархан попросил меня присматривать и за их тораком*. Ведь сам он почти всегда в отъездах. Он даже разрешил мне здесь жить со своей матерью, но та отказалась переезжать в уйнинг*, принадлежавший когда-то её тирану. А вот я его за это, хоть и осуждала, но простила. Он ведь мой отец! А кроме того, мне всегда очень хотелось, чтобы меня наконец, перестали называть выродком, и обращаться со мной так, как отец когда-то, обращался с моей матерью, да и не только он один. Тебе, иноземец, этого не понять. Чтобы понять холопку*, нужно ею побыть. Вот так я попала сюда и теперь продолжаю жить на два уйнинга*. То здесь, то там, у моей матери. Разрываюсь, как могу. Но здесь, для всех, я как бы нойонка*, а там, продолжаю оставаться холопкой*, хотя меня и перестали, все кому не лень, обижать и трогать. Брат же мой, человек относительно добрый, он помогает даже тем моим братьям и сёстрам, которых отец так и не признал. Но это ведь и его братья с сёстрами тоже!

– Постой, – перебил её Камол ад-Дин, – Я уже успел побывать в вашей стране во многих местах. Изучил нравы, обычаи и даже наречия многих проживающих здесь народов. А потому, я заметил, что в разговоре тобой употребляются выражения отнюдь не кыпчакского происхождения, а ещё кое каких народов. Если не секрет, скажи, кто ты есть на самом деле? У тебя, вроде как, немного от мокшанки*, немного от урусовки*, но мне кажется, что ты, ни та, ни другая.

– А ты наблюдательный, – рассмеялась Ламзурь, – Я действительно, ни то, ни другое. Мы даже с братом, если всё разложить по кровям, представляем разные народы. Получается, что я арджанка*. Слыхал, что нибудь о таких?

– Нет. А действительно, кто такие, эти арджане*? – спросил Камол ад-Дин, – Расскажи мне о твоём народе. Я о нём, впервые слышу.

– Арджане*, были вторым народом в Мокшанском царстве, – начала рассказ Ламзурь, – С мокшами жили в мире и согласии. Но когда пришли на эти земли монголы, мохши сразу признали зависимость от них. Арджане* же монголам не покорились и отступили на север в леса, откуда стали оказывать завоевателям сопротивление. Но земли этих лесов, уже были заняты другим народом, урусами*. Это, как его теперь называют, Суздальско-Нижегородский улус*. Арджанам* естественно, пришлось к урусам* приспосабливаться. Наш народ принял от урусов* их веру, смешались наши языки. Поэтому, теперь в нашем языке стало так много русских слов, которыми пользуюсь и я. Но не всем пришлись по душе устои, обычаи и культура урусов*. Поэтому, часть нашего народа ушла на восток, где осела за рекой Итиль*. Другая его часть, поселилась на Южном Урале. А третья, вернулась на прежнюю родину, которая тепрь зовётся не Мокшанским царством, а Наровчатским улусом* монголо-татарской Орды*. Здесь нас тоже переименовали, и стали звать эрзянами*. Такие вот дела получаются!

Ламзурь принесла и налила Камол ад-Дину вина, которое тот с удовольствием выпил. С дороги, он достаточно проголодался и теперь с удовольствием уплетал всё, что было на столе, при этом, не переставая рассматривать и слушать свою собеседницу. Красивое, слегка луноликое лицо, что-то среднее, между славянкой и монголкой, длинные волосы, красивые, большиватые для подобного типа лица глаза. В довершение ко всему, ещё и приятный, певучий голос. Выпив же вина, посланец* ещё и расслабился. Его вдруг стала одолевать в отношении неё какая-то страсть.