Обитель Короля снов (Царство Ночи – Книга Первая)

– Я не влипла, – отрезала я.

Костя покачал головой и скрестил руки.

– Ты должна позволять людям помогать тебе, Мария.

– Это не обо мне, – пробормотала я, жалея, что этот разговор вообще начался. Я глубоко вдохнула, пытаясь придумать, как развить ложь, чтобы она не звучала совсем уж нелепо. – Я же сказала, это была птица. Каким-то образом она попала в камеру сна. Мне пришлось войти и выгнать её. Наверное, это и сбило аппараты.

Костя прищурился, снова поджав губы.

– Дверь в камеру была закрыта, когда я пошел за кофе. И, думаю, я бы заметил здоровенную чёрную птицу, летающую там.

– Ворон, – поправила я, будто это имело значение. Я сама не знала, в чём разница. Оба – большие чёрные птицы.

Костя сжал кулаки.

– Мне плевать, хоть павлин, танцующий лезгинку! Его там не было, когда я уходил за кофе!

Может, стоило сказать правду. Я уже рассказала половину, и он ведь тоже видел того странного парня. Если я схожу с ума, то и он тоже… Но я вспомнила о маме, спящей в больничной палате в центральной городской больнице, одной из тех, кто так и не проснулся после Большого Сна. И решила промолчать. Она была причиной, по которой я должна была выяснить, кто этот странный парень и его птица, прежде чем меня упекут в психушку.

– Наверное, сквозняк открыл дверь, – буркнула я, толкая дверь клиники. – Ты же думал, что видел какого-то накаченного парня, помнишь? Кто знает, что ты мог видеть, а что нет.

Уф, я знала, что веду себя как стерва, и это не вина Кости, но я была раздражена и сбита с толку, и мне просто хотелось, чтобы всё закончилось, чтобы я могла вернуться домой, лечь спать и понять, что, чёрт возьми, делать дальше.

Он мне не поверил. Но это было неважно. Убедить нужно было Петра Сергеевича – он платил мне зарплату.

Я нашла его в главном офисе. Голые белые стены и бледно-серый ковер делали помещение унылым, лишенным всякой атмосферы. Единственным украшением была одинокая рамка с фото его жены и детей-подростков, которую, как я знала, он держал только потому, что жена заставила. Он дождался, пока я сяду, прежде чем заговорить.

Его усы дрожали от гнева, вена на лбу пульсировала, но он все же сдерживал голос.

– Не хочешь ли объяснить, что за чертовщина стоила мне полтора миллиона рублей в эту ночью?

– Птица, – начала я, чувствуя себя глупо. – Каким-то образом она попала в камеру сна. Мне пришлось войти и выгнать её.

– Птица? – Его усы снова дернулись, он сложил пальцы домиком и наклонился вперед. Он был на грани срыва, лицо пылало так, что я почти чувствовала жар.

Я кивнула, стараясь не покраснеть. Врать я никогда не умела.

Скрипнув зубами, он почти прорычал:

– Я проверил журнал дверей. После десяти вечера в камеру входила только ты. Хочешь сказать, что птица научилась клонировать ключ-карты и открывать двери?

Он крутил ручку в пальцах, его пухлые красные пальцы побелели от напряжения.

Я сглотнула, чувствуя, как всё глубже увязаю во лжи, и радуясь, что в камере сна не было камер видеонаблюдения.

– Может, кто-то из клиентов занес её в кармане? – Даже для меня это звучало как полный бред.

Он постучал ручкой по столу и облизнул губы.

– Идем.

Я последовала за ним в комнату наблюдения, где на полу валялись груды бумаги из принтера. Он схватил конец распечатки и чуть ли не ткнул мне в лицо, остановившись в нескольких сантиметрах от моих глаз.

– Полисомнография показывает полный хаос. Птица не могла этого сделать.

Я взглянула на графики. Всё было в норме до 1:57 утра. Я села за свой стол, пошевелила мышкой, чтобы разбудить монитор. То же самое – для всех подопечных. Нормальный сон, стандартные показатели, и вдруг, когда я вошла в камеру, у всех, кроме одного, начались проблемы со сном. Если, конечно, можно назвать проблемой мой крик на ворона и бегство с ним в руках.

У одного подопечного странные мозговые волны начались чуть раньше. Я вспомнила, что произошло за минуты до того, как всё пошло к чёрту. Я вышла в уборную, а Костя увидел того парня в чёрном. Его.

Роза Андреевна! Я ввела её имя и открыла её данные. Как и у других, её показатели были ненормальными, но у неё сбой начался на тридцать секунд раньше – ровно в тот момент, когда парень прыгнул на неё. Она все-таки почувствовала его… в своих снах.

– Не знаю, что сказать, – пробормотала я, выключая экран. – Птица залетела. Я вошла за ней, и, наверное, разбудила всех. Простите.

Пётр Сергеевич потер виски и скрипнул зубами, пока я затаила дыхание. Я не могла потерять эту работу. Она оплачивала мою убогую квартиру, а та была лишь на ступень выше жизни на улице или просьб к Косте пустить меня на его диван. А я знала, что Костя вытворяет на своем диване… регулярно.

– Позвони всем сегодняшним клиентам и извинись, – проворчал Пётр Сергеевич. – И ни слова о птице. – Он произнес каждое слово медленно, будто считал меня глухой или сумасшедшей. Я и сама не была уверена, что это не так.

– Да, Пётр Сергеевич.

Он ткнул в меня ручкой.

– Скажи, что у тебя был ПМС или что-то в этом роде. И перенеси на другой день сегодняшних клиентов.

Я подавила желание выхватить ручку и засунуть ему в нос. Вместо этого я натянула самую фальшивую улыбку и повторила:

– Да, Пётр Сергеевич, – чуть не добавив салют.

Утро я провела, успокаивая раздраженных богачей и обещая им десятипроцентную скидку на исследование сна. Не то чтобы им это было нужно. Тот, кто может выложить сто двадцать пять тысяч рублей за ночь, явно не нуждается в скидках.

Мысль о неоплаченных счетах помогла мне пережить следующие несколько часов, но я справилась и ушла домой на три часа позже обычного.

Ворон всё ещё был там, когда я вернулась. Не знаю, почему я думала, что он исчезнет. Он смотрел на меня своими бусинками-глазами, пока я снимала пальто.

– Прости, птица, забыла про корм. Это, между прочим, твоя вина. Не было времени заскочить в зоомагазин, пока я разгребала бардак, который устроили ты и твой хозяин. Завтра куплю.

Ворон встряхнул перья и повернулся ко мне спиной.

Ну и пожалуйста!

Он выглядел как обычная птица. Может, немного надменная, если это слово вообще применимо к птицам.

Я точно схожу с ума. Он не надменный. Просто птица, и всё. Не вестник конца света и уж точно не источник загадочных оргазмов. Я схватила булочку из кухни, отломила кусок и сунула в клетку. Ворон выхватил его и проглотил, снова повернувшись ко мне спиной. Наглый тип.

Я бросила пару ломтиков просроченного сыра на остаток булочки, съела и, скинув одежду, натянула старую заношенную ночнушку. Упав на кровать, я чувствовала себя выжатой, но сон не шел. Ирония моей бессонницы никогда не ускользала от меня, учитывая мою работу. Мне бы самой не помешало исследование сна, но я никогда не смогла бы позволить себе такую цену. Хотя оно мне и не нужно. Бессонница есть бессонница. Никакой тайны. Наконец я почувствовала, как сознание мутнеет, и первые нити сна начали окутывать меня. Я отдалась им, позволяя себе погрузиться…

Я снова была в клинике сна, но края моего зрения были размыты. Кровати в камере были пусты, но принтер в комнате наблюдения сходил с ума. Сердце колотилось, пока я пыталась понять, что происходит. Снаружи орал Пётр Сергеевич, колотя в дверь, чтобы я впустила его. Но я не могла его впустить – тогда он узнал бы, что я не справляюсь с работой. А потом в камере закружились красные конверты со штампами. Я ничего не могла сделать. Я была за односторонним стеклом, а я не могла пройти мимо Петра Сергеевича. Сердце бешено стучало, и я ничего не могла остановить. Я пыталась дышать, пока конверты превращались в чёрные перья, медленно кружащиеся в воздухе.

Он появился снова, но на этот раз смотрел прямо на зеркало. Он знал, что оно одностороннее, и смотрел на меня так, будто стекла не было.

Внезапно я успокоилась. Паника отступила, пока я смотрела на него. Я не могла отвести глаз. Его волосы колыхались, словно под водой, хотя он на земле. Теперь я лучше видела его грудь и татуировки. Они переместились с прошлого раза. Я потянулась к нему, но пальцы коснулись стекла камеры сна. Момент покоя исчез, и я снова задыхалась.

Я открыла глаза. Я была полностью проснувшейся, сердце гремело, как гром, пот стекал по лицу.

Это был сон. Я была дома, в своей кровати. Облупившаяся краска и знакомые трещины на потолке подтверждали это.

Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Простыни промокли от пота, и я каким-то образом запуталась в них. Распутав себя, я свесила ноги с кровати. Взглянув на будильник, я отпрянула в ужасе.

Он был здесь! У изножья моей кровати. На этот раз реально. Не сон. Холод пробежал по спине, когда я разглядела его. Его чёрные глаза смотрели с любопытством, будто я была незваным гостем в этой ситуации. Длинные сине-чёрные волосы спадали на плечи, скрывая мускулистую грудь и странные доспехи, не говоря уже о татуировках. На голове сияла та самая корона.

И под ней – лицо с острыми, как лезвия, скулами, идеальными губами и ресницами, которые на мужчине должны быть вне закона. Господи, он был прекрасен. Безумно, ошеломляюще прекрасен.

Жуткий преследователь, который не только узнал, где я живу, но и вломился в мою квартиру. Я хотела проверить, не разбил ли он окно, но не осмелилась отвести от него взгляд.

Снова нахлынула та волна. Яростные волны наслаждения. Я сжала губы, но не смогла сдержать стон.

Что за чёрт…

Он сделал это со мной дважды. Или его птица. Я не была уверена, кто из них подарил мне больше наслаждения, чем любой мужчина в моей жизни – хотя планка была невысокой. Но он даже не коснулся меня. Не сделал ни шага. Он ждал, пока я закончу, а затем заговорил с холодным равнодушием:

– У тебя моя птица.

Его голос был глубоким, почти гортанным, с акцентом, который я не могла распознать. И очень сексуальным, что только усилило моё смущение от того, что я стонала, как актриса низкопробного фильма.

– Ты испортил моё исследование сна, – огрызнулась я, поправляя бретельки ночнушки, чтобы не вывалиться из неё. Хоть немного достоинства.

Он не ответил. Я смотрела, как он открыл дверцу клетки, где сидел ворон.

Он с трудом вытащил птицу – клетка была для морской свинки, а не для чёртова ворона.

Я понятия не имела, кто он, но он не был человеком. Хорошо, о чём я вообще думала? Он должен быть человеком… но не был. Никто не выглядит так идеально. Я видела, как он прыгнул в Розу Андреевну. На секунду я подумала, не демон ли он? Только я могла вляпаться в какую-то чертовщину уровня «Экзорциста».

– Ты вселился в Розу Андреевну. Забрал её душу? Ты демон? – Даже для меня самой я звучала как безумная, но какое ещё объяснение?

Он погладил ворона и посмотрел на меня с презрением. Его гнев был осязаем. Ещё одно чувство охватило меня под его взглядом. На этот раз не наслаждение. Холодный страх.

– Для тебя я сам дьявол, – от его голоса по моей спине пробежала дрожь, сильнее, чем от самих слов, хотя они были достаточно пугающими.

Он прыгнул снова, как в камере сна, но на этот раз не в тело, а в красную дверь. Дверь, которой точно не было, когда я ложилась спать. Я вскочила с кровати и потянулась к нему. Дьявол или нет, я не собиралась его отпускать. Моя рука почти коснулась его, но я опоздала. Он уже прошел через дверь. Я прыгнула за ним, нырнув в то, что ощущалось как тюбик зубной пасты.

Когда под ногами появилась земля, я открыла глаза. Темный лесной пол, усыпанный серыми листьями и грязью, простирался во все стороны. Два длинных ряда одинаковых серых дверей тянулись через лес, насколько хватало глаз: один слева, уходя вдаль, и один справа. Двери, дверные рамы, но без стен. Между рамами виднелся лишь лес. Позади была красная дверь, через которую я прошла, а над головой мерцали звезды, слегка освещая этот уголок леса.

– Где, чёрт возьми, я? – пробормотала я, гадая, не сошла ли я с ума окончательно. Позади с грохотом захлопнулась красная дверь, заставив меня подпрыгнуть.

Я едва успела оглядеться, как этот неуловимый тип уже был у одной из серых дверей. Я вскочила с земли и бросилась за ним, но опоздала. Он прошел через дверь. И, если последние пять минут не были достаточно странными, он не вышел с другой стороны. А затем все двери начали двигаться в унисон, сдвигаясь на одно место к красной двери и дальше.

Лес был жутко тихим и лишенным цвета. Стволы деревьев – серые, листья – разных оттенков серого. Тишина была зловещей. Ничего живого – ни шороха животных в подлеске, ни птиц в ветвях. Если бы я не была трезвой, я бы решила, что попала в наркотический бред.

Я была одна. Бог знает где, в лесу, пахнущем цветами и летним дождем, но выглядящем как царство смерти. Разумнее всего было бы развернуться и вернуться домой через красную дверь, пока я не решила прогуляться по окрестностям. Но я никогда не была разумной. Скорее, дерзкой. Я положила руку на ручку ближайшей серой двери, открыла её и шагнула внутрь.

Глава 4

Я уже знала, что дверь не откроется обратно в лес, хотя за ней виднелся только он, но всё равно была ошеломлена, оказавшись в комнате, будто сотканной из самой тьмы. Огромные окна от пола до потолка, задрапированные тяжелыми бархатными шторами, занимали всю стену передо мной. Сбоку возвышался массивный камин с резным карнизом, на котором стояли фотографии в рамках, но все они были размытыми, словно подернутыми туманом. Сквозь окно открывался знакомый вид. Дыхание перехватило, когда я узнала Владимир. Дмитриевский собор на горизонте почему-то внушал чувство, что я не так уж одинока. Потому что я была одна. Где бы он ни был, его здесь не было. Я могла поклясться, что видела, как он прошел через эту дверь, но двери двигались, и это сбивало с толку. Возможно, я выбрала не ту дверь. Сердце заколотилось, как загнанный зверь, когда другая дверь отворилась, и в комнату вошел мужчина. Я успокоилась, лишь поняв, что это не тот жутко-притягательный тип. Его я узнала сразу.

Я видела его вчера вечером в камере сна. Тот самый, что сбросил одеяло с кровати. Я порылась в своей затуманенной памяти, пытаясь вспомнить его имя.

– Валерий Алексеевич? – неуверенно позвала я.

Я помахала рукой перед его лицом, но он смотрел сквозь меня, не реагируя. Будто я была призраком. Будто меня здесь вообще не существовало. Словно я умерла и провалилась в пучину ада. Не хватало только адского пламени, хотя присутствие здесь Валерия Алексеевича было выше моего понимания.

Он взял одну из фотографий с камина и разрыдался. Слезы падали на стекло рамки, и изображение прояснилось. На фото была женщина, улыбавшаяся кому-то за кадром. Я смотрела, как Валерий Алексеевич закрыл глаза и начал покачиваться. Он больше не плакал. Фотография задрожала, начала расти и менять форму, пока не превратилась в ту самую женщину.

Конечно. Ничего странного. Всё абсолютно нормально. Нечего тут разглядывать.

Я собрала всю волю в кулак, чтобы не броситься обратно к серой двери, но не могла отвести взгляд. Женщина была в красном платье, как на фото. Они закружились в танце, а я пыталась понять, в какой момент мне подсунули галлюциноген, потому что трезвой я точно быть не могла.

Я зажмурилась и потерла лицо руками. Кожа казалась настоящей, живой. Я чувствовала себя живой, но что я вообще знала? За последние сутки я видела, как человек в доспехах прыгнул в тело женщины, прошел через две двери в чёрт знает куда и вызвал у меня оргазм, не прикасаясь – дважды. Женщина, оживающая из фотографии, уже казалась обыденностью.

Комната начала меркнуть, пол задрожал под ногами. Пара продолжала танцевать, будто ничего странного не происходило. Все вокруг начало сворачиваться, как лист бумаги. Я бросилась к двери, пока сцена не погрузилась в полную тьму. Дверь захлопнулась за мной, чуть не сбив меня с ног на лесной пол. И, словно моей жизни не хватало странностей, весь ряд дверей с одной стороны снова двинулся. Дверь, через которую я вышла, прошла мимо красной, и я оказалась лицом к лицу с другой.

Дверь позади начала открываться. Инстинкт подсказал, что это он. Я метнулась в сторону, пока он не увидел меня. Я не была готова к тому, чтобы он знал, что я здесь. Пока я не пойму, где это «здесь». Я спряталась за ближайшим деревом и наблюдала. Из-за угла двери, через которую он вышел, виднелась лишь часть его фигуры. Но я разглядела достаточно, чтобы понять: он чем-то озадачен. Может, он знал, что я сделала, и что я всё ещё здесь?

Я затаила дыхание, прижавшись к дереву, пока он медленно поворачивался. Если я не успокоюсь, моё громыхающее сердце выдаст меня. Я глубоко вдохнула, пытаясь расслабиться. Не так-то просто, когда самопровозглашенный дьявол стоит в нескольких метрах от меня и, вероятно, раздавит меня, если узнает, что я здесь.

Наконец он повернулся и прошел через дверь, с которой я только что столкнулась. Ворон последовал за ним. Я выдохнула, медленно приседая на лесной пол. Тьма обволакивала, посылая дрожь по спине. Бледно-голубой свет залил пространство, хотя луна или что-то, его излучающее, не было видно. Под пальцами хрустели сине-серые листья. Мёртвые листья, хотя и живые на деревьях были того же цвета. Моя загорелая кожа выглядела выцветшей в этом жутком свете. Тишина вокруг была осязаемой. Ветер не шевелил деревья, звери не шуршали в подлеске. Единственным звуком было моё собственное дыхание. Это место было пугающим, неестественным. Красная дверь была в трех метрах от меня. Так легко встать и уйти обратно, вернуться к своей убогой жизни, к тоске по подлому бывшему и невозможности позволить себе нормальную еду. Так просто, но я не могла. Пусть это место было живым адом – или настоящим адом, я уже не была уверена, – но в нем были ответы. Ответы, которые весь мир искал уже год. Ответы, почему моя здоровая, полная жизни мама спит уже год без всякой причины.

Я так погрузилась в воспоминания о докторе, сообщившем, что мама подхватила сонную болезнь, что не заметила, как он вернулся через дверь. Он был уже рядом, прежде чем я успела среагировать, и выглядел взбешенным. Лицо тёмное, как ночь, полное безумной ярости. Его горящие глаза и стремительное движение ко мне были ужасающими. Вскочив, я отвернулась от дерева, которое плохо меня скрывало, и бросилась в темноту леса.

Мертвые листья и ветки хрустели под ногами, дыхание стало рваным от внезапного прилива адреналина. Он догнал меня в мгновение ока. Конечно, догнал. Он был сложен, как атлет, а моё представление о спорте – это поход к холодильнику за сладким, когда я могла себе его позволить. Он схватил меня, и мы рухнули на землю, он – сверху.

Я выдохнула с глухим «уф», когда его вес вышиб воздух из легких. Шансов вырваться не было. Этот громила был огромным, мускулистым и прижимал меня к лесному полу лицом вниз. Я выплюнула мертвые листья, которые чуть не вдохнула, падая. Я не собиралась облегчать ему задачу. Я царапалась руками вперед, пытаясь выбраться. Мне удалось чуть продвинуться, но моя хлипкая ночнушка порвалась, и я добавила к списку проблем демонстрацию груди демону. По крайней мере, пока я показывала только спину. Вопрос крутился в голове: продолжать вырываться и, возможно, потерять ночнушку полностью, или лежать смирно и ждать, что будет?

Я приняла решение за полсекунды. Схватив остатки ночнушки вместе с горстью мертвых листьев, я извернулась, оказавшись лицом к нему. Затем, собрав все силы, ударила коленом вверх – приём из моего единственного урока самообороны. Тогда я считала его тратой денег и не вернулась обратно на уроки. Оказалось, он стоил каждого рубля: удар в пах отвлек его, и я выскользнула из-под него.

Я сдержала порыв выкрикнуть: «Получил?», и сосредоточилась на бегстве, придерживая лохмотья ночнушки.

Через двадцать секунд я снова ела землю. На этот раз он не собирался меня отпускать. Его ноги прижали мои, руки сдавили запястья, приковав к земле. Я повернула голову, чтобы дышать, пока в мозгу мелькали образы моей скорой и яростной смерти.

Его горячее дыхание обожгло щеку, посылая дрожь страха по спине. Я была в полной… беде.

Ненависть горела в его глазах, пока я пыталась выбраться. Напрасная затея. Он рывком поднял меня на ноги и схватил за горло, прижав к дереву. Его пальцы, словно стальные, вжимали меня в грубую кору. Только тогда я осознала, насколько он высок. Он держал меня одной рукой за шею, так что я стояла на цыпочках, а он все равно возвышался надо мной.

Моя ночнушка сползла до талии, обнажив всё, что находилось выше, но это было меньшей из проблем. Я была уверена, что он меня убьет. Если я ещё не в аду с дьяволом, то скоро туда отправлюсь. Его взгляд, пылающий гневом, оскаленные, почти звериные зубы не оставляли сомнений: мне повезло, что я ещё жива. Останусь ли к концу ночи – другой вопрос.

– Как ты посмела вторгнуться в мой мир, – прорычал он.

Снова этот голос. Глубокий, чувственный. Я ненавидела себя за то, что думаю об этом, вместо чего-то разумного, вроде: «чёрт, он меня задушит».

– Это ты не должен был лезть в моё исследование сна, – прохрипела я, хотя получилось что-то вроде «эттышнблзмоеисслсн». Зрение помутнело по краям, но это был не сон. Я была на грани обморока от нехватки воздуха.

Он чуть ослабил хватку, позволяя мне вдохнуть.

Его лицо потемнело, глаза вспыхнули яростью. Он размышлял, что со мной делать, а я могла лишь ждать, решит ли он меня убить. Ещё одно нажатие – и мне конец. Я пыталась выглядеть невозмутимой, будто его хватка у дерева меня не волнует, но дрожь в руках выдавала меня. Моё тело тряслось, как листья над нами. Он был намного сильнее. Никакие курсы самообороны не подготовили бы меня к этому кошмару. Его мускулистая рука напряглась, и я поняла, что зашла слишком далеко, как всегда. Мама всегда говорила, что мой острый язык доведет меня до могилы, и, чёрт возьми, её шутливое предсказание сбывалось.

Я не могу умереть. Не здесь. Не сейчас. Да, моя жизнь – полное дерьмо, но это не значит, что я хочу её закончить. Не на самом дне.

Его горячее дыхание обжигало щеку, и я остро ощущала свои обнаженные груди в сантиметрах от его груди. Я попадала в нелепые ситуации, но эта была просто безумной, даже для меня. Я была ягненком, принесенным в жертву, и он это знал. Я старалась дышать ровно, пока он решал мою судьбу. Свободной рукой он схватил моё запястье и развернул меня, вывернув руку за спину и прижав лицом к шершавой коре. Я знала, что на курсах самообороны учили, как вырваться из такого захвата, но мозг был затуманен, и я забыла, что делать. Я помнила, что надо кричать «пожар» вместо «насилие», потому что на «насилие» никто не придет, но это было неуместно по двум причинам. Во-первых, я была голой выше талии, и моя ночнушка держалась только на бедрах, а он даже не взглянул ниже моего подбородка. Во-вторых, кричать было некому. Кроме ворона, которому я не купила обещанный корм, так что он вряд ли бы меня поддержал.

Он наклонился ближе, его горячее дыхание коснулось уха.

– Я должен разорвать твою плоть и скормить тебя насекомым, человеческая грязь.

Человеческая грязь? Грубо!

– И испортить это чудесное место? – огрызнулась я, ожидая расплаты за свой дерзкий язык. Я не могла держать рот на замке, даже когда моя жизнь висела на волоске.

– Столько времени, а ты оказалась недостойной.

Что, чёрт возьми, это должно значить?

Он наполовину тащил, наполовину толкал меня обратно к рядам дверей. Мы проскользнули между двумя рамами к красной двери. Его босая нога пнула её, и без единого «прощай, было приятно познакомиться» он грубо вытолкнул меня через неё.

Глава 5

Я обернулась, но дверь захлопнулась прямо перед моим лицом, а через секунду исчезла, словно её никогда и не было.

Я рухнула на пол спальни, задыхаясь, нервы искрили, как оголенные провода. Ничто в моей жизни не подготовило меня к тому, что только что произошло, но быстрый взгляд по комнате показал, что ничего не изменилось. Кровать осталась неубранной, с книгой, которую я читала пару ночей назад, небрежно брошенной на покрывало. Стены всё так же покрывали унылые, выцветшие обои с цветочным узором, которые я собиралась сорвать еще три года назад, когда переехала сюда с Кириллом, но так и не собралась. Последние месяцы оправданием была не нехватка времени, а денег. То же самое с комодом, купленным с рук с намерением его отреставрировать, но теперь он обзавелся новыми сколами, которые никто не назвал бы «потёртый шик». Может, я могла бы изобрести «убогий шик» и так от него избавиться.

Всё было точно таким же, но в то же время – нет. Теперь я знала, почему больна моя мама. Почему год назад мир замер. Все врачи и эпидемиологи мира не приблизились к разгадке, но я – да. У меня был один шанс выяснить, в чём дело, и я его упустила. Дверь в то странное место исчезла, а это был единственный путь туда. Я бросилась на кровать и закричала от бессилия. Свет за окном подсказывал, что ещё день. Мои чувства сбились с ритма после получаса в темноте, но взгляд на часы подтвердил: время ужина. Потирая шею, которая ныла, словно после синяков от того типа, я поплелась на кухню и сунула в микроволновку последнюю дешевую замороженную еду. Это была моя последняя порция. Пока она грелась, я схватила мусорный пакет и выкинула в него всё, что осталось от Кирилла. Я уже начала отдирать обои в спальне, когда звон микроволновки возвестил о моем последнем ужине. Унылая масса выглядела не аппетитнее картонной коробки, в которой была упакована, но выбирать не приходилось. Это все равно лучше, чем то, что я буду есть завтра. Шкафы были пусты, остались только старые сухари. Проглотив скудную порцию, я вычистила клетку для морской свинки, чтобы вернуть соседке, и вышла на очередную смену.