скачать книгу бесплатно
лето 1995 года
Суть счастья в том, что никто и ничто не может лишить тебя связи с Источником Жизни.
29.07.98
Нужно быть довольным тем, что есть. В этом высшая мудрость. Только из того, что есть сейчас, проистекут со временем все возможные блага.
Надо всему уметь радоваться. Радоваться тяжёлому и трудному, потому что оно напоминает нам о нашем странничестве в этом мире, о нашем пути Домой, о том, что мы только гостим здесь. Тяжесть креста напоминает о скорой голгофе и вечном торжестве. Радоваться хорошему и приятному, потому что это маленькие райские огоньки, разбросанные по нашей жизни, как разноцветные камушки от Серебряного Копытца…
А Господь милостив. Избавит со временем от всякой тяжести. Но только Сам.
30.07.98
Чтобы быть таким уж несчастным, надо очень много думать о себе, считать себя слишком за многое. А между тем, мы очень ограниченны, наша жизнь, наш сознательный опыт ещё очень малы и могут быть лишь начатками чего-то. И это должно сильно нас радовать и ободрять. Если наше бытие так ограниченно, то в нём не может быть ничего безысходного, ничего такого уж серьёзного и мрачного. Не надо думать, что мы всё знаем, всё понимаем, потому что тогда нас ждёт субъективно безысходный для нас и очень безрадостный тупик. Мы ничего не знаем и ничего не понимаем, двери тайны открыты для нас, а тайное будет явным и всё изменится, преобразится…
Мы всегда будем ограниченны, но ограниченность наша будет беспрестанно расширяться, что обещает нескончаемую радость для нас. А всякое самомнение – это остановка и поворот к тупику. Только беспрестанное покаяние, открытость Богу, приобщает нас к вечности ещё на земле.
31.07.98
Сам себя, своими силами, человек себя не исправит. Самосовершенствование натолкнётся на жесточайшее сопротивление внутри самого человека, сопротивление скорее пассивное, тупое, но от этого не менее, а может быть и более разрушительное. Если ты своею волею, как бичом, будешь всё время стегать свою немощную природу, чтобы всегда быть добрым, быть хорошим, быть чистым, она не выдержит этого, ты можешь её загнать. Всё может закончиться демонизацией, страшным цинизмом, ты начнёшь даже не оскотиниваться (что ещё не так страшно бы было), а сатанеть. Только Бог, Сам, Своею силою, может изменить, вылечить и умягчить тебя, если ты прибегнешь к Его помощи. А если Он начнёт в тебе действовать, то тебе уже нечем будет в себе гордиться, потому что ты точно будешь знать, что всё хорошее в тебе не твоё и не от тебя. Но и ты сам не свой и не от себя. Ты Божий и сотворён Богом. Так пусть же Он живёт и действует в тебе и делает с тобой, что Сам хочет. И тогда ты узнаешь, кто ты.
31.07.98
Кто сам считает себя несчастным, тот становится несчастным. Гельвеций
Жизнь эта есть одинаково повод как для бодрости, так и для уныния. Не лучше ли тогда последовательно выбирать бодрость, отвергая и противясь тем приступам уныния, которые случаются с нами, всякий раз помимо и вопреки нашей воле? Приступы уныния – еще не повод считать себя несчастным, тем самым соглашаясь с духовным упадничеством и питая его в себе.
лето 1995 года
Наверное, никому не нравится, как капризничают младенцы. Маленькое личико болезненно искажается, становится страшным, открывается огромный рот, и окрестности оглашаются резким истошным воплем, от которого нервы у родителей лопаются один за другим. Но эти младенческие истерики – это образ того, как болезненно и страшно искажаются наши души, вечно недовольные, ропщущие на жизнь, нетерпеливые. Это дух истерики, подрывающий силы терпения, обескровливающий душу. А душа в этом мире может жить только терпением, только в нём может ощутить она своё истинное счастье на земле.
1.08.98
Уныние есть внутренняя тяжесть и внутренняя скорбь. Это ощущения не наши, не к нам относящиеся, и они навязываются нам, гипнотически внушаются извне. И это искушение. Которое нужно достойно перенести. Даже если тяжесть парализует всё остальное. Будь упрямым ослом, молча неси тяжесть, но не будь малодушным псом –не скули. Молись и плачь, кайся, если можешь. И помни, что все искушения временны, а наше блаженство, наша истинная реальность – вечна.
12.03.2000
Есть множество людей, впервые просыпающихся от тяжёлого забытья, которое часто кажется им почти счастьем, впервые задумывающихся о жизни только после большого несчастья. Дай Бог, чтобы «горбатого» исправило горе, а не могила…
лето 1995 года
Несчастье, полное крушение есть естественный итог безбожного пути, тот тупик, куда этот путь и вёл. Хорошо, когда такой тупик ещё может чему-то научить…
2.08.98
Твоей верностью во тьме и скорби уготовляется тебе венец истинной жизни на небесах и на земле.
2.08.98
Отрицательные эмоции всегда могут быть прочувствованы (при желании) как агрессия, как нашествие со стороны, там, в душевном мире. Нашествию дoлжно сопротивляться. Положительные эмоции хороши сами по себе, но это не рай, здесь нельзя расслабляться; зазеваешься, разомлеешь, утратишь бдительность – тут-то тебя и свалит зло, и твоё отдохновение может обернуться твоим поражением. И в счастьи, и в несчастьи – не терять себя, а наипаче – Бога, оставаясь самим собой, то есть всегда выходя за пределы себя в стремлении к Богу. Это выкристаллизует твою истинную сущность, укрепит дух, который, силою Божьей, может стать совершенно несгибаемым.
лето 1995 года, 15.03.2000
Земное счастье и земное несчастье – всё это по ту сторону истинного блаженства, приближению к которому может служить как то, так и другое.
8.08.98
Отец мой очень любит такие слова: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». По-своему это очень глубокие слова. В несчастьи – бороться, а в счастьи – не сдаваться. Ибо нет конца у той дороги, по которой мы идём. На земле нет ни окончательного счастья, ни окончательного несчастья. А там – посмотрим…
10.08.98
Любые несчастья следует превозмогать терпением. Публий Марон Вергилий(70 – 19 до н.э.), римский поэт
Нужно уметь созерцать свои несчастья, смотреть на них как бы со стороны, тем более, что дух, действительно, – по ту сторону несчастий. Приход несчастья – это шанс для человека открыть в себе такую духовную глубину, о которой он раньше и не подозревал. И его несчастье может стать его благословением. То, что ты можешь терпеть, – это и означает, что ты находишься по ту сторону несчастий.
лето 1995 года
Человек может терпеть всё, потому что он неуничтожим и бессмертен. «Терпение соделывает вас совершенными», – сказано в Священном Писании. Христос напрямую увязывает терпение со спасением: «Претерпевый же до конца спасётся». «Не хочешь терпения, не хочешь и венца», – говорят Святые Отцы. Терпение указывает на надмирную природу человека и раскрывает её в нём. Поэтому терпение даёт человеку радость, и это настоящая радость, как чистые подземные ключи, суровая и тихая, как сжатая в глубине пружина. Но пружина разожмётся ликованием. Подземные воды выйдут на поверхность, затопят и покроют всё то, что сейчас мы терпим, и будет несказанное море блаженства с вечно заходящим в него Солнцем.
10.08.98
весна 1997г, Чертановский лес, Москва
Часть II. Из дневников 1997—1998 гг.
Правда Церкви, в которой я убедился сердцем, заставила замолчать мою правду. И слава Богу, ибо моя правда не могла спасти меня от небытия.
май 1997 года
В августе 1995 года я прочитал книгу «Отец Арсений», пришедшую ко мне от Серёжи Матанова. Это было начало – чудесное и странное время. Каждое утро, после завтрака и всех утренних процедур, на меня, как всегда, привычно, как к себе домой, наваливалась иррациональная тяжесть, которая имела обыкновение продолжаться до наступления вечера. Но не тут-то было. Я брал в руки «Отца Арсения», включал кассету с музыкой «Спэйс» (как-то странно они гармонировали друг с другом) и начинал читать. И всякий раз, как чудо, через пол странички – страничку чтения тяжесть отступала, какой-то поток захлынивал в душу, я умилялся и часто плакал. Это была как бы полная победа Света, обращённая прямо ко мне. Это был вкус благодати, впервые распробованный мною. Я вдруг почувствовал, что ничего нет такого принципиального, что отделяло бы меня от православия, и это было чудесно, как будто испарилась иррациональная и иллюзорная стена, возвышавшаяся для меня вокруг Православия.
июнь 1997 года
В 21 год я достиг глубокой мирской старости, пережив, передумав и испытав всё, что должен был пережить, передумать и испытать в этом мире, вдали от Божественного Света. И я умер. Родилось новое существо. Я испытал предвоскресение. Началась новая жизнь, в которой нет смерти.
июнь 1997 года
…Ко мне вышла девушка – с длинными волосами и, в общем, довольно неприметной наружности. У неё было пухловатое личико, так что мне показалось, что она полновата. Позднее выяснилось, что она всё-таки очень тоненькая, хотя и не худенькая, лёгонькая, почти прозрачная. Это был первый наш взгляд друг на друга. Мы встретились. Её взгляд не выражал ничего, кроме привычного любопытства, скорее даже ознакомления с внешностью человека, которого видишь впервые. Но тут в чёрненьких точечках её зрачков я вдруг увидел нечто такое, что помешало мне сделать отстранённую оценку первого взгляда. Что-то там, в глазах, в их глубине, за всей этой заурядной внешностью, было такое, что задело меня, я вдруг как будто узнал в них кого-то. «Та самая,» – вдруг вспыхнуло у меня в сознании. Какая «та самая»? Бог знает… Похоже на то, как будто наяву встречаешься с тем, о чём видел сон, который сейчас ты уже позабыл, но теперь можешь и вспомнить. Я решил, что мог с ней где-то встречаться в лагере, в школе, где-нибудь. Потом была мысль как-нибудь с ней заговорить и узнать, где же я её мог видеть раньше. «Познакомься, Эдик, это Алеся,» – сказал мне кто-то…
июнь 1997 года
Всё происходило подспудно, пугающе мощно и основательно. Но я ничему не пугался, я знал, что так должно быть, потому что я долго готовился к этому.
В эту первую встречу мы были ещё чужими друг другу. Эта корочка отчуждения потом быстро отлупилась и лёд чудесно, необъяснимо быстро растаял. Потом уже я само собой, естественно вёл себя с ней как со своей половиной или, если говорить по-земному, как со своей будущей женой. И она отзывалась на каждое моё движение, на каждый мой зов. Иногда мы начинали разговаривать, копаться друг в друге и просто дивились тому, какие же мы разные. Но это были две половины одного и того же, и когда разговор прекращался, души наши снова тянулись и сливались друг с другом.
июнь 1997 года
Ясно было, что началось что-то большое и совершенно новое, началось неторопливо, основательно и, я бы сказал, фундаментально. А поскольку всё это было так серьёзно и органично, думать было не о чем. Это была жизнь, тихая, плавная и размеренная, и её нужно было проживать.
июнь 1997 года
Я пытаюсь войти в Православие. Новые духовные токи объемлют меня. Со мной совершается множество странных, завораживающих, невозможных совпадений. Во мне всё кипит. Всё абсолютно иррационально. Раньше я иррационально не мог туда идти, теперь иррационально почувствовал, что могу. Меня сводят с новыми людьми, в самых неожиданных местах. Гигантское место сейчас во мне занимает Александр Мень. Что-то происходит. Я ощущаю странные вещи.
21 ноября 1995 года (из письма сестре)
В Достоевском очень много нежного и трогательного добра, он размягчает душу и озаряет её тёплым сердечным светом.
21 ноября 1995 года (из письма сестре)
Люди, в большинстве своём, живут в страшной тьме, но иллюзорная пелена застилает их глаза, и они не видят тьму. Они только изредка её предощущают: в скуке, в страхе смерти… Но некоторым, избранным, пелена приоткрывается. Она даже может лопнуть перед ними, и вот она, тьма и бездна, ужас и мрак, пустота и бессмыслица – перед ними, и в ужасе они не могут больше ни о чём думать, всё то, что раньше их завлекало, превращается перед ними в ничто, и они начинают звать на помощь, метаться и искать Спасения. «Ищите, и обрящете; стучите, и отворят вам». Воистину это так. «Доказать нельзя, убедиться же возможно» – так обстоят дела с высшей реальностью.
Каждый из нас сам выбирает тот мир, в котором он будет жить. Если ты никогда и действенно не будешь смиряться с жизненным мраком, то ты избежишь мрака; всё изменится: и обстоятельства, и люди, окружающие тебя, и атмосфера вокруг тебя. Но твоё смирение с тем, с чем нельзя смиряться, будет означать твой выбор. <…>
И твоя жизнь, и твоя душа, и твоя судьба находятся в твоих руках, и как ты с ними распорядишься, такими они и будут. Никакой необходимости не существует, есть только враги внутри нас самих, которых мы всегда можем выгнать из себя. И вот три кита дурного бытия, удерживающие человека во тьме и завлекающие его туда: страх, секс и гордыня. (Сюда можно было бы прибавить лень, но лень – это тоже страх, страх перед страданием, связанным с напряжением и усилием.) В них лежат истоки всякой человеческой несвободы, но на самом деле это дым и больше ничего. Нечего бояться; нечего вожделеть, кроме Бога и Его вечного Царствия; нечем гордиться. Дух человеческий нерушим (ибо коренится в Боге). Всё, что нужно человеку, обретается в нём самом, а потом уже внутреннее является как внешнее, и счастье в том, чтобы отдавать, а не получать. И мы дети Божии в его ладонях, мы сосуды его духа, мы инструменты в его руках. Всё наше – Его, а всё Его – наше (насколько можем вместить). Суть человека – это его связь с Богом. Другой человек – это продолжение нас самих, поэтому все его достоинства – это и наши достоинства. Сострадание и сорадование обнаруживают уже в этой действительности подлинную суть вещей. Я, например, неотделим от тебя, а ты – от меня. И так у нас с каждым из людей, просто кто-то ближе к нам в этом поверхностном бытии, и мы чувствуем лучше свою связь именно с ним. Поэтому вражда между людьми – безумие, обида и оскорбление – абсурд, холод и нелюбовь – ложь. Поэтому люди не расстаются друг с другом, и истинная любовь не знает привязанности. Привязывает страсть, которая есть подмена любви. Тогда один человек чего-то хочет и даже требует от другого, и если тот, другой, не даёт (потому что не может дать), «любовь» легко превращается в ненависть, и так проявляется её истинная природа. Всё отравляется горечью и желчью… В то время как настоящая любовь хочет отдавать и делает это абсолютно бескорыстно, с великой радостью. Любовь сорадуется и сострадает, и самая большая награда для неё – светлая радость любимого существа, открытие для него света и счастья.
Против настоящей любви бессильна даже смерть. Она только крепнет после смерти. И благословенна грядущая встреча!
Любимые не расстаются. На расстоянии они присутствуют в жизни друг друга и, нося образ дорогого существа в своём сердце, они помогают друг другу молитвами перед Богом. Быть может, нет более действенной помощи другому, чем глубокая, сердечная молитва за него. В такой молитве человек может даже заплакать, и каждая его слеза будет неоценимой подмогой для другого. И помощь эта будет приходить не только извне, но, главное, изнутри – в приобщении души другого к Силе и Славе Того, Кому была обращена молитва. Будут распутаны тенета тьмы, окружившие или окружающие душу другого, и сквозь тучи прорвётся хотя бы лучик света, животворящий и дающий силы идти на свет. И этот лучик может решить всё.
Вообще, молитва есть сила, изменяющая жизнь и бытие человека. Молитва изменяет настроение, изменяет сознание, пресекает какие-то тенденции во внутренней жизни человека и зарождает новые, неслыханные, волшебные. Молитва с верою может всё. Она буквально творит чудеса. Я знаю по собственному опыту, что что бы ты ни попросил в молитве с верою – это дастся тебе. Другое дело, что ощущая себя предстоящим перед Богом, далеко не обо всём дерзнёшь попросить, а только о самом нужном, чистом, светлом, несомненном. Например, о просветлении отдельного какого-то дня, или даже встречи, об оживотворении своего сердца, о другом человеке, об очищении себя от мерзостей, о явлении тебе Света, о своём Спасении…
Для молитвы мало слов и мало мыслей. Признак настоящей молитвы – это когда слёзы подступают к твоим глазам и одна за другой начинают стекать по твоим щекам. Потому что всё это максимально серьёзно, реально. Хорошо молиться всегда, в повседневности, во всех делах и заботах. Это совсем не трудно. Более того, это естественно. (Вообще, всё в жизни должно быть естественно.) Потому что меньше всего человеку хочется когда бы то ни было отпадать от Истины, отпадать во тьму. И то дело, при котором невозможно сохранять молитвенный дух, есть нехорошее, недолжное дело.
…Я говорю о предельно глубоких вещах. Не может быть, чтобы в иные минуты к тебе не приходило осознание неимоверного мрака, сердечной смерти, полной пустоты и ничто, в которые погружены мы в этом мире. Но из этого ужасного бытия можно спастись. И Спаситель – рядом с тобой, сейчас, здесь. Впусти Его в себя, ибо Он стучит в двери твоего сердца, и Он войдёт в тебя и выжжет тебя изнутри, всё изменив и переиначив. Невозможное станет возможным, предсказания начнут сбываться, чудеса станут чуть ли не обычным делом. Ты узнаешь, что такое настоящая радость, которую никто не сможет отнять у тебя. Заботы исчезнут, тяжесть пройдёт, а думать ты будешь совсем о другом…
21—22 ноября 1995 года (из письма сестре). (Это было начало…)
У Бога всё цело, ничего не пропадает и всё даёт свои плоды в свой срок.
24 июня 1997 года
Первое время мне было очень трудно отстаивать службы: минут через тридцать сильно начинали болеть ноги, спина. Уставал страшно. Но потом оказалось, что это дело привычки. Через месяца два стало гораздо легче. И сейчас устаю я сильно, но не болезненно. Каким бы на службу ни пришёл, к концу её на душе тепло и тихо, мир входит в душу.
24 июня 1997 года
…Всё было очень серьёзно, пока холодно, но страшно уверенно и основательно. Мне было не страшно. Я знал, что вышел к Богу лицом к лицу.
24 июня 1997 года
…Церковь – это не выдумка и не блажь, она реальнее всякой черноты, даже самой страшной.
24 июня 1997 года
…Где же она, правда жизни? Любовь – это труд, это тайна, это религия и мистика. Не всё приходит сразу. А тьма никогда не бывает правдой.
конец июня – начало июля 1997 года
В Царстве Божьем конфликтов нет, там всё рассасывается. Все эти истории к нам ещё вернутся, но уже совсем по-новому.
конец июня – начало июля 1997 года
Царство Божье начинается здесь. И если здесь оно не начнётся, то и потом оно не продолжится.
конец июня – начало июля 1997 года
…Да, «мы». Я познал, что это такое. На одной из своих лекций Микушевич сказал, что человеческое подобие Троицы заключено в мужчине и женщине как целостности. То есть есть один, другой и объединение одного и другого, благодатное объединение, в котором присутствует Сам Бог, соединяющий любящих. Он и есть их любовь друг к другу. И эта любовь делает их одним существом, когда один – продолжение другого, когда полная гармония и полнота. Я всегда ощущал в себе внутреннюю полноту, но я никогда даже не подозревал, что воплощаясь в действительности, выходя вовне, она примет образ Алеси. И это не конец. Полнота всеохватна. Грядут самые немыслимые продолжения. Но новое единство не перечёркивает двух личностей, оно ведь возникло и могло возникнуть только с их санкции, с их свободного согласия и волеизъявления. И эти личности любят друг друга и третье лицо – своё единство, а единство любит и нуждается в каждом из них. Если одна из личностей подавляется, то и единство будет ущербным. Здесь и раскрывается подобие человека Триипостасному Творцу, во всей своей полноте и гармонии, или, скорее, в начатке своей полноты и гармонии, ибо благодать Божия, чудесная сила иных миров, необъяснимая, иррационально радостная, неотмирная сила Царства Божия, она покрывает и преодолевает искажённость человеческой природы, греховную его немощь, проявляющуюся в ссорах, непонимании, обидах. Всё это может быть преодолено.
конец июня – начало июля 1997 года
О Господи, я слаб. Так прости же мне мою мерзость. Я совсем не могу без тебя. Не оставляй меня, Творче. Защити меня.
5 декабря 1995 года
Я могу бесконечно говорить о себе и думать о себе, я себе чрезвычайно интересен, во мне есть страшно глубокая тайна, но говоря о себе, я чувствую, что меня затягивает в какое-то липкое, душное и грязное болото, в котором нет ни любви, ни добра, и где мне грозит гордыня и самолюбование – предательство Бога.
5 декабря 1995 года (Помнить надо, однако, что «внутрь есть Царство Божие». )
Если меня начинают жалеть, значит, меня не видят, ибо я знаю, что Я не заслуживаю жалости, но – сострадания.
7 декабря 1995 года (Сейчас я уже и жалости был бы рад. 26.03.2000 0.41)
Сегодня побежал от истязаний души моей в церковь, к отцу Виктору. Там я опять боялся и робел, и умалялся, и чувствовал полную свою ничтожность и непотребность. И понял я, что недостоин, недостоин ничего вообще.
7 декабря 1995 года
Господь всегда спускается в душу чудесным и естественным образом.
9—10 декабря 1995 года
Мне трудно сказать, чем отличается одна женщина от другой. Потому что в отношении к мужчине всякая женщина – это всё-таки сосуд и материал, каковы бы ни были её поверхностные личностные качества. Бывает, как писал Владимир Соловьёв, «непригодный материал». На одного и того же мужчину все женщины, каждая женщина, соприкоснувшаяся с ним в глубине, реагирует одинаково, одновременно меняясь. У неё изнутри как бы кто-то откликается ему и на него. Разница в степени, в силе отклика. Кто-то не может даже соприкоснуться с тобой и остаётся вовне. Алеся оказалась абсолютно отзывчивой на меня. Она отзывалась на все мои движения, на всё моё существо. Она переродилась совершенно, заново родилась. Повторился миф о Пигмалионе. Я извлёк её из небытия, придал ей черты своей половины и силой Божьей, данной мне для этого, её оживил. А она была совершенным «материалом». Она терпела даже то, что никакая другая женщина бы не вытерпела.
июль 1997 года
…Теперь у меня звание «женатого мужчины», и каждая женщина чувствует поэтому, что я не чужой: через Алесю я приобщился к каждой женщине, и ни через кого другого это не могло бы состояться. Есть общность человеческого рода. И наш брак имеет отношение к каждому. И дай Бог, целительное и спасительное отношение.
июль 1997 года
Кончилось отчуждение, царство тьмы и смерти, неверия и безысходности. Началось Царство Божие. А из всего прошлого самым реальным оказалась надежда, вера своему сердцу и жажда любви. Осталась и философия. Всё то, что я приобрёл прежде на путях веры своему глубокому сердцу, – всё это теперь мне очень пригодилось. Моя вера применялась к жизни и оказалась самым практичным инструментом, всегда помогающим увидеть верную дорогу среди терний обыденной и такой опасной жизни. Алеся была как слепой испуганный котёнок. С большим трудом она доверилась мне. И Бог управил нас через мою веру. Он реально действовал и продолжает действовать через меня. Это касается прежде всего моей жены, но иногда, когда Он считал это нужным и когда я просил, Он направлял меня и с другими людьми. Это неоспоримый внутренний факт моей жизни. Так бывает со всяким искренне верующим человеком, желающим жить по воле Божьей. Никакой личной заслуги здесь нет. Но познать это можно только изнутри, все слова об этом – ложь. Есть и заслуга, но тут уже ты и Бог – одно, потому что ты отдал себя Ему, а Он тебя наполнил, насытил и сделал самим собой. Бог не чужой, не посторонний, не внешний. Он видит нас изнутри нас самих, Его присутствие – в глубине нашего сердца, Его дыхание – наш дух и наша душа.
июль 1997 года
Стихи Тютчева размеренны, спокойны, классичны и всё-таки мало энергетичны. Это какая-то элегия, июль, разморенность. Они не бодрят. Конечно, это очень хорошие стихи. Но Тютчев не идёт к духовной реальности. Он довольствуется лишь лёгким касанием к её поверхности. Очень чувствуется, что это начало приобщения Алеси к вере. И нужно помнить, что для женщины и Тютчев – уже очень многое.
июль 1997 года
…То, что люди привыкли называть своей жизнью, есть только болото и грязь с блуждающими огоньками гнилушек и с редкими лучиками настоящего Солнца, милостиво посылаемыми им и в эту грязь.
июль 1997 года
