La Critica (первая книга казанской трилогии)

Остановившись поодаль, я велел Ксюше дожидаться меня, сидя в такси. «Я не шучу», – зачем-то прибавил я, вертя перед её носом указательным пальцем.

Заходить сразу внутрь было рискованно, поэтому я обошёл дом по кругу и вошёл в клубные ворота. Вся гостевая парковка была занята. Около лестницы, ведущей на третий уровень, меня остановил охранник и потребовал пригласительный билет.

– Что? Билет? Да у меня сто тысяч билетов с лицом королевы! – пошутил я, но охранник не смотрел этот фильм.

– Ладно, – выдохнул я. – Я – Аронов Вадим.

– А я – дядя Вася, – в свою очередь представился он.

Мне ничего не оставалось делать, как снова обойти дом и войти в него с жилой стороны.

Аккуратно открыв калитку, я вошёл во двор. Hummer и Ягуар стояли во дворе. Моя машина была припаркована так же, как я её и оставил когда уезжал на море. С досадой я обнаружил, что чтобы выгнать единичку нужно сперва выгнать одну из машин Стальских. А то и обе. План с «незаметным» угоном моего авто провалился. «Зайти – не зайти?» – колебался я, стоя перед крыльцом. Скорее всего Стальские и Джессика наверху. Но всё равно они могут спуститься в любой момент на лифте или по лестнице, или обойти дом по улице и зайти с центрального входа. Рискуя быть застуканным по эту сторону от границы России, я всё-таки прокрался внутрь. В гостиной горела одна тусклая энергосберегающая лампочка, никого не было. В прихожей на крючке висели все три ключа от наших машин, и я с секунду колебался, прежде чем окончательно отбросил мысль о своей колеснице.

«Сцена на четвёртом», – мысленно проговаривал я. «Если я поднимусь по лестнице на третий, то смогу оценить обстановку». Танцпол гремел. Мне даже показалось, что сегодня там играет живая музыка и выступает живой исполнитель. «Я не смогу спать, если не выясню: что там?»

Отперев и медленно приоткрыв дверь, ведущую на третий этаж, я неожиданно оказался за спиной бармена. Уже здесь – на третьем этаже – было трудно разговаривать, потому что сюда проникал грохот с четвёртого.

– Привет, – кивнул я бармену и, пригнувшись, прошёл под открывающейся вверх крышкой барной стойки. В этом помещении было всё так же как тогда на дискотеке восьмидесятых, – бар, диванчики, интимная подсветка. Почти на каждом диване виднелись силуэты людей. Парочки и по трое. На низких столиках перед ними стояли напитки. Я начал подниматься по лестнице на четвёртый уровень, навстречу мне спустилась парочка. «Сегодняшняя публика намного моложе», – заметил я. Глянул из-за угла. Танцпол был в движении. Люди отрывались. Около бара я без труда различил высокие очертания Стальского. Марта в компании какого-то парня танцевала недалеко от сцены. Джессику было найти тяжелее, однако и это мне удалось. Я не рисковал быть замеченным, поэтому немного понаблюдал за поющей со сцены девушкой. Она была высокая и с красными или рыжими волосами. «А не та ли это исполнительница, которая играет в машине Стальской и на её мобильнике?»

Летела куда-то по свету,

Дорог очень много, но выбрала эту.

Стучалась в закрытые двери,

Никто не открыл и никто не поверил.

Не выпуская из виду Стальских, я наслаждался шоу. Вдруг Джессика подошла к стоящему около бара Глебу и обняла сзади. Стальский что-то сказал ей на ухо, и они направились в направлении лифта. Я сбежал на третий уровень и убедился в том, что лифт пришёл в движение. «Самое время покинуть этот праздник», – подумал я и вышел из клуба через гостевой вход-выход. Сверху лилась песня.

Сжигала, на ветер бросала,

Все письма его, что сама написала.

Лишь только огню доверяла

Слова все свои, но ему было мало.

– До свиданья, дядя Вася, – кинул я охраннику, проходя мимо него.

Такси меня поджидало на том же месте. Я сел на заднее сиденье и обнаружил Ксюшу в спящем состоянии.

– Красного Октября три, – сказал я водителю и толкнул Ксюшу в плечо.

– Что?! Где?.. Где ты был? Ты вернулся, – выглядывая из окна, спросила она.

– Да. Решил не брать машину, – сказал я.

– Да? А что там было? – с трудом приходя в сознание, спросила Ксения.

– Там дискотека в полном разгаре. ЧиЛи выступает. Зря ты не пошла, – ответил я.

– Пошёл ты, Аронов.

Бесконечный вечер, казалось бы, субботы.

Только идиоты сводят с жизнью счеты

Вася В.

Глава о банальностях с банановым вкусом

Спустя полчаса.

– Электронные сигареты, электронные кальяны… Не удивлюсь, что скоро появятся электронные презервативы, причём не в виде приборчика, а в виде программы для смартфона! Ахаха! – разглагольствовал я, когда мы с Ксюшей поднимались ко мне на пятый этаж.

– А! Ха-ха-ха! – смеялась благодарная слушательница.

– Что ж, Ксю, ещё раз поздравляю тебя с прошедшим днём рождения. Констатирую факт: с каждым годом ты становишься всё красивее. Даже страшно подумать, что с тобой будет в восемьдесят.

– Когда мне будет восемьдесят, я уже умру, – со счастливой улыбкой ответила Ксения.

– Как угодно, – не стал спорить я и открыл входную дверь.

– Значит, здесь ты живёшь… – сказала она, когда я включил свет в прихожей.

– Да, здесь – здание – здоровье, – пошутил я.

Я не мог удержаться от «здания – здоровья», когда кто-то отчётливо произносил «з» в слове «здесь».

– Ванная – прямо. Кухня – направо. Спальня… – везде, где упадёшь.

– Мило, – сказала Ксю, снимая сапоги.

Через пятнадцать минут мы с моей подружкой возлежали на оставшихся с «той самой ночи» покрывалах и одеялах на полу гостиной. Мне не терпелось осквернить наше с Мартой ложе, чтобы отринуть чувство, что это было что-то большее, чем являлось на самом деле.

– Итак, что нам Бог послал, – интригующе проговорил я, доставая из кармана, купленные на Левитана тринадцать «а», «вкусняшки».

Сцена следующая. Ксения в нижнем белье полулежит на одеялах и готовится вдохнуть белый порошок. Аронов (то есть я) в одних очках и одних трусах to.

– Бог придумал кокаин, чтобы намекнуть человеку, что он слишком много зарабатывает, – с тонкой улыбкой промолвила Ксения.

Я вспомнил, что она всегда говорила банальности; статьи её, как и устная речь, тоже были испещрены избитыми выражениями. Я старался не выказать своей озлобленности этим фактом, ибо это невежливо.

– Я не много зарабатываю, всего-то триста тридцать три тысячи триста тридцать три рубля тридцать три копейки и три-три-три, – сказал я, поправляя дорожку.

Аккуратно поднял планшет к лицу Ксюши, которая уже несколько минут нетерпеливо теребила в руках свёрнутую в трубочку пятитысячную купюру. Она сделала многоопытную гримасу, как будто только и занималась тем, что нюхала кокос и крутилась среди богемы.

– А твои башни-близнецы столько же получают? – продолжила допрос Ксюша.

– Нет, блин, Ксения, они больше, потому что снимаются в рекламах, а Марта ведёт рубрику в утренней педераче, – нетерпеливо выпалил я. – Давай уже вдыхай, а то у меня рука сейчас отвалится держать этот «поднос»!

– Мне каждое утро приходится смотреть на эту…

– Давай быстрей!.. – воскликнул я.

– Не кричи на меня, – тоном оскорблённой аристократки промолвила Ксения.

Она пару секунд пристально смотрела на меня, затем откинула волосы за спину и смела одну дорожку; зажала пальцами нос и замерла. Я отвернулся от неё и приговорил свою порцию снега. Затем сразу же опрокинул стопку текилы. На какое-то мгновение жизнь показалась мне интересной. Я даже подумал: «Почему Ксении пришло в голову сравнить Стальских с башнями-близнецами? Это же, вроде, мой сон». Во всей этой круговерти последних часов я как-то даже забыл страдать от абстинентного синдрома. В моей голове начался было очень интересный мысленный диалог, но внезапно накинувшаяся с поцелуями Ксения отвлекла меня от размышлений. Она была страстна или же изображала страсть, во всяком случае, мне это показалось вполне уместным, и мы пошли до конца.

*****

Полдень воскресенья.

– Ты что моешься в холодной воде? – удивлённо спросила Ксения, заглядывая за шторку. – Зачем?

Я закрыл кран и сделал шаг из ванной на пол. Затем второй шаг. Ксю подала мне полотенце.

– Я не моюсь в холодной воде, – вытираясь, ответил я. – Я стою под холодным душем после горячего мытья.

– Закаляешься, – сказала Ксю.

– Не только. Под холодной водой я вспоминаю свои прошлые жизни, – загадочным голосом проговорил я.

– Интересно, – заинтригованно сказала Ксения. – И что ты вспомнил сейчас.

Я посмотрел куда-то вдаль и, как бы видя сейчас перед глазами движущуюся картину, проговорил:

– Сейчас я отчётливо видел себя скачущим по бескрайним прериям Нового Света.

– Ты был пионером-покорителем Америки, да? – улыбаясь, спросила Ксения.

Я, прищурившись, посмотрел на неё и ответил:

– Нет, детка, я был диким мустангом, и кое-что от прошлой инкарнации досталось моему сегодняшнему человеческому телу, а именно… – я уронил полотенце на пол и приподнял бровь в ожидании реакции Ксении.

Она опустила глаза вниз, потом снова подняла на меня. Медленно проговорила:

– Да-а… Под давлением таких аргументов пожалуй соглашусь с постулатами буддизма.

Высказывая эту мысль, она уверенной рукой трогала «аргумент». Следующие три четверти часа мы предавались плотским утехам. Да-да, занимались сексом. Жёстко, грязно, затейливо. Наплевав на человеческое достоинство своего партнёра, и раздвигая рамки дозволенного для себя.

*****

Вечер воскресенья.

Не считая короткого сна с утра воскресенья до полудня, мы с Ксюшенькой гудели уже целые сутки. Кокос, ноль семь текилы и десять бутылок «Короны» были прикончены.

Не помню уж что конкретно я спросил или сказал Ксении, может жаловался на жизнь или рассуждал вслух, но в какой-то момент я осознал, что она орёт на меня:

– Да не люблю я тебя, Аронов, можешь жить спокойно! Несчастный идиот!..

– Слава Богам, – выдохнул я. – Я рад это слышать.

Ксения сложила губы таким образом, что я сразу понял, что она будет говорить гадости. Я не ошибся:

– А знаешь, Аронов, я тебе всё-таки расскажу о своих наблюдениях.

– Нет, не стоит… – вяло запротестовал я.

– Послушай-послушай! Кто тебе ещё откроет глаза, кроме меня?! Все эти ваши порочные связи: твоя с сестрой Стальского, её с тобой, Стальского с ней и тобой… Ты понял, да?.. Кому-то может непонятно, но я-то проницательный человек, я-то для себя всё уяснила!.. Да-да!..

– Что уяснила?.. – устало вздохнул я.

Я не хотел грубо перебивать Ксю, даже притом, что она собиралась порок откровенную чушь. «Пускай, лучше, выскажется», – подумал я. Ксю, тем временем, продолжила высказываться и попутно искать свою одежду и надевать её.

– Да-да, мой дорогой! Вы все – блядские содомиты! Я давно это поняла…

– Ксю…

– Ты боишься признаться самому себе в том, что любишь своего Глеба Стальского. Хотел бы быть с ним, но довольствуешься тем, что трахаешь его сестру! Не спорь! Так оно и есть.

Ксения серьёзно разошлась, и я просто слушал.

– А Стальский трахает всё что шевелится и не может остановиться, а почему?

– Почему? – спросил я, заставив Ксению побледнеть от злобы.

– А потому, что единственную, кого он действительно хочет – это его сестрёнка! Ха! – Ксения щёлкнула пальцами и пронзила меня взглядом. – Так что для Глеба, твоя связь с его сестрой – самый лучший вариант. Он без труда отождествляет себя с тобой и получает удовлетворение от всей этой ситуации. Да-да, мой дорогой, так оно и есть! Сам-то он не может засадить Марте, по понятным причинам, а ты – вот он ты – отдельный человек!.. Всё ясно с вами!.. – Ксения откинула упавшую на лицо прядь волос назад.

Она прыгала на одной ноге в прихожей, надевая второй сапог, и тяжело дышала. Я подумал, что должен что-то сказать. Глядя в сторону, я сказал:

– Ну, не знаю, Ксения, как-то это всё притянуто за уши…

– Прощай, несчастный идиот! Живи и дальше в мире иллюзий.

С этими словами Ксения запахнула плащ и попыталась открыть входную дверь, но не справилась с замком.

– Как это открывается?

Я подошёл и открыл заедающий замок. Так как последние слова были сказаны, Ксюша посмотрела на меня грозным взглядом и вышла за дверь.

*****

Время стало вязкое. Я и не предполагал, что находиться в одиночестве в предчувствии надвигающейся деинтоксикации так тяжко. Но у меня был козырь в рукаве. Помимо «снега», по совету Окуня я приобрёл два «билета на радугу», – смесь «неизвестно чего» напополам с ЛСД. Форма выпуска – согнутая напополам марка с Юрием Гагариным. И полчаса назад я принял половину «Алексеевича». Сел в кресло перед выключенным телевизором, который с «той самой ночи» всё ещё стоял на полу. Через какое-то время я заметил, что включена заставка «Камин», но я не помнил, чтобы я её включал. В дальней комнате квартиры раздался смех, а потом и на кухне тоже кто-то засмеялся, и в другой комнате тоже кому-то было, блин, смешно. Я негодующе покачал головой, ведь самому-то мне было не до смеха. В следующее мгновение все три смеха выбежали из комнат в прихожую, а потом, распахнув двери, ворвались в гостиную, где сидел я. Не спрашивая моего мнения, смехи бросились на меня и, толкаясь и визжа, запрыгнули мне в глотку. Пытаясь выблевать наружу незваных гостей, я согнулся пополам от… смеха. Я смеялся, и слёзы текли у меня по щекам.

– Ой, ой, ой!.. А-хах!.. А-хах!.. – корчился я, задыхаясь. – Картав… Картавый… это нечто! Просто, мать твою, нечто!

– Да, др-р-руг, а пока не пгишли галлюцинации, советую тебе настгоиться на позитивный лад, иначе р-р-рискуешь склеить лошадей… В смысле двинуть ласты.

Внезапно я успокоился. Я вообще не был уверен, что недавно смеялся.

– Знаешь что происходит, Картавый? – серьёзно спросил я.

– Знаю. А ты знаешь?

– Я тебе скажу, а ты подтвердишь, если я прав. Окэ?

– Договогились.

– Сейчас мир на меня надвигается слоями. Каждый из этих слоёв имеет свой цвет. Эти слои – не что иное как всё что ни есть.

– Та-а-ак… – протянул Картавый, ожидая более внятного объяснения.

– За стенами этой квартиры находятся другие люди, а также животные и растения. У каждого из этих живых существ есть мысли и желания, страхи и… и другие – куда более тонкие – импульсы. Все эти волны света, которые я вижу – это продукты их энергетического обмена веществ. Правильно?

– В точку, пгиятель! Ха!..

– Ну-ка, дай попробовать твой смех, – попросил я.

Картавый отрыгнул свой смех и вручил его мне.

– Фу, какой неприятный у тебя смех, – сморщился я, перекатывая в руке фиолетовую липкую субстанцию. – Какой-то затхлый он к тому же… Смех неживого человека. На, обратно.

– Не хогошо говогить «неживого человека», – обиженно проговорил Картавый, проглатывая свой смех. – Коггектно говогить «альтернативно живой».

– Ладно, извини. А я тогда буду «альтернативным высоким блондином» с «альтернативным тридцатисантиметровым членом».

– А-ха-ха-ха! – засмеялся Картавый, а потом резко посерьёзнел и проговорил: – Это я не над твоей шуткой, это смех калибговался.

Мы немного понаблюдали волны света, потом немного попускали свои волны света. Потом я спросил:

– А что есть?

– Всё, что может пгийти на ум, кгоме будущего, – ответил Картавый, подтвердив мою собственную мысль.

Я усмехнулся, вспомнив, события почти двадцатилетней давности.

– Помнишь, Картавый, когда мне было одиннадцать лет, меня чуть не упекли в психушку?

– Ага, ты утвегждал, что видишь меня, хотя я тебе говогил, чтобы ты помалкивал.

– Ты тогда – у главврача в кабинете – отказывался помогать мне с фокусом с картами, а это был единственный способ доказать твоё присутствие и… существование.

– Если бы ты десять р-р-раз угадал кагту, этот дядька сам бы свихнулся или р-р-решил бы, что это совпадение. Учёные всегда так делают.

– А помнишь, сколько всякой ерунды мы выиграли у одноклассников, показывая этот фокус? И почему ты против того, чтобы зарабатывать на этом серьёзные деньги?

– Мы это уже обсуждали, – отрезал Картавый.

Прошло какое-то время. Я захотел копнуть глубже и достал из кармана вторую половинку «Гагарина». Со словами «Семьдесят лет – полёт нормальный», положил её на язык.

– А вот это зррря, – прокомментировал картавый двойник.

Почти сразу на экране телевизора, вместо огня, появилось какое-то меню на русском языке.

– Не читай, – сказал Картавый. – Не вчитывайся.

– А что это? – сгорая от любопытства, спросил я и сполз с кресла, чтобы лучше видеть.

– Когда ты сожр-р-рал вторую половинку магки, откр-р-рылось меню выбор-ра инкагнации. Права администгатога, так сказать… Но там нет ничего интегесного для тебя. Повегь мне.

– Да подожди ты, – отмахнулся я от двойника. – Мне мешают эти набегающие волны света, заслони, будь добр.

Картавый встал у меня за спиной и распахнул крылья. Теперь я мог без помех ознакомиться с содержанием меню.

– Пульт, пульт, – махнул я Картавому.

Он подал мне пульт от телевизора.

– Так-так. Что у нас тут.

На экране был список стран по алфавиту.

– Вот, выбигаешь стгану, в котогой хочешь р-родиться, – комментировал он.

В правом верхнем углу была кнопка: «Просмотр карты». Я стрелочками на пульте выбрал эту кнопку и нажал «Окэ». Появился вращающийся глобус.

– Блин, пультом не удобно, – с досадой проговорил я.

– Экган сенсогный, – подсказал Картавый.

– Да нет же… А! Правда! – обрадовался я.

Коснувшись экрана, я остановил вращение интерактивного глобуса. Жестом увеличил масштаб, и теперь стали видны географические названия, границы государств и прочая информация.

– А что это за синие и розовые точки на карте? – спросил я у двойника.

– Недавно зачатые дети, – пояснил Картавый. – Синие – мальчики, гозовые – соответственно, девочки.

– Здорово! – восхитился я. – И что, можно выбрать любую точку?

– Да. Только не советую нажимать, а тем более сохганять настгойки.

– Почему?

– Ты таким обгазом бгонир-руешь инкагнацию на ближайшие тгое суток.

– О, смотри-ка, тут можно отфильтровать результаты по полу, расе, сексуальной ориентации… – зачитывал я вслух надписи с экрана.

– Да-да, удобная пгогр-раммка, – согласился Картавый.

Я немного отодвинул масштаб, чтобы были видны только страны, а не населённые пункты.

– Смотри: в Индии, Китае и Африке больше всего точек, – сказал я.

– Ну так…

– А что там в Монако? – я прокрутил на Европу и немного вниз. – Смотри-ка, совсем мало, но есть.

Передвинул карту на другую сторону Атлантики и уменьшил масштаб. Штат Коннектикут, Нью-Джерси, Нью-Йорк.

– Смотри, Манхеттен. Девочек больше, – сказал я. – Странно: даже по сексуальной ориентации можно отфильтровать, а по доходу родителей, по интеллекту и по продолжительности жизни – нельзя.

– Это не заданные Пгигодой пагаметр-ры, – пояснил он. – Но догадаться не сложно, что если выбегешь кого-то на Манхеттене, а тем более в Вегхнем Ист-Сайде, то, в вероятностью девяносто девять пгоцентов, родители окажутся богатыми.

– Или Швейцария, – догадался я. – Или то же Монако.

Я приблизил масштаб и нажал на одну из розовых точек на острове Манхеттен. Всплыла картинка быстрого просмотра с надписью «Хизер» и квадратик с галочкой, под которой была надпись «Зарезервировать».

– Не гезервируй. Сними галочку! – запротестовал Картавый.

– Ладно-ладно, я только посмотреть. А что это за надпись «Хизер»?

– Это, если р-родители р-ребёнка уже придумали ему имя, – пояснил он.

– А! Постой-ка, а как они узнали, что недавно зачатый ребёнок – девочка? Ведь ещё неизвестно.

– Ну, не знаю, пгедчувствие может. Вот понажимай ещё на розовые точки, – предложил Картавый.

Я открыл предварительный просмотр ещё одной розовой точки. Имени не было. Нажал на другую розовую – женское имя «Дайан», открыл следующую – «Майкл».

– Вот! – обрадовано воскликнул Картавый. – Будет девочка, а р-родители, видимо желая сына, пгедвагительно назвали её Майклом! А-ха-ха!..

– Да, забавно, – прокручивая дальше, сказал я. – А можно выбрать сразу два и более тел?

– Можно, но никто в здгавом уме и добговольно не станет др-р-робить свою душу. Наобор-рот – частички одной души стгемятся к объединению в новом теле, но такая возможность – большая р-редкость, – грустно и торжественно проговорил Картавый.

– Понятно. А откуда ты это всё знаешь?

– От вегблюда, – сказал Картавый.

«Не от того ли самого верблюда?..» – подумал я и усмехнулся.

– Говоришь, бронь действует трое суток, – тыча в экран, проговаривал я. – Тогда, смеха ради, выберу новое тело по следующим параметрам: пол – женский, ориентация – би, цвет кожи – белый. О, смотри-ка, на Манхеттене осталась всего одна точка.

Я открыл предварительный просмотр единственной, удовлетворяющей всем введённым параметрам, точки. Это оказалась наша старая знакомая – малышка Хизер. Забавное имя. Наверное, еврейка.

– «Сохранить», – сказал я и нажал кнопку «забронировать». – Готово! Что дальше, Картавый?

– А ты не догадываешься? – строго произнёс он, снова сложив крылья.

В отсутствие щита из коптящих крыльев Картавого, набегающие волны света снова мешали мне видеть.

– О чём не догадываюсь? – не догадывался я. – Как мне попасть в новое тело? А?

– Как-как! Умер-р-реть!

На экране появилось сообщение.

– Прикрой-прикрой, – попросил я Картавого.

Он снова расправил крылья. Я зачитал вслух сообщение на экране:

– «Дорогой А.В.А-90210, благодарим за пользование нашим сервисом. Напоминаем, что бронь действует ровно семьдесят два часа, посему рекомендуем поскорее закончить дела текущей жизни и умереть. Рады сообщить, что самоубийство, как способ завершения текущей инкарнации – не является предосудительным и не возбраняется администрацией сервиса. Вам в помощь кататоническое отчаяние, паническая атака и депрессия, которые наступят после окончания действия принятого Вами наркотика. С уважением, управляющий Гаутама». «Просим оценить качество работы интерфейса на пятибалльной шкале»… – закончил я читать и посмотрел на своего крылатого компаньона.

– Удобный интегфейс, – ставь пятёгку и «лайк», – посоветовал Картавый.

Я последовал его рекомендации, после чего экран телевизора потух.

Через какое-то время появилось острое ощущение того, что жизнь проходит мимо меня, или лучше сказать: ощущение, что я должен быть сейчас в другом месте. Из головы не шла перспектива скорого перерождения. Поёрзав в кресле, я встал и целеустремлённо направился в комнату бабушки.

– Куда это ты собгался? – вылетел вслед за мной Картавый.

– Это было где-то здесь!.. – переворачивая вверх дном бабушкин комод, бормотал я.

– Что ты задумал?

– Я видел эти таблетки. Они где-то тут… Вот! – я извлёк из кучи просроченных медикаментов просроченный же «Галоперидол».

– Тебе это не надо! – воскликнул Картавый.

– Ещё как надо, – уверил его я. – Я сейчас схаваю сразу три, а лучше четыре, и кислота меня отпустит.

– Нет! – встав в дверном проёме, твёрдо сказал двойник.

Не обращая внимания на видимое препятствие, я прошёл сквозь него и направился на кухню, где и осуществил задуманное.

*****

– Это дур-р-рацкая тяга, сопутствующая бгонированию инкагнации. Не поддавайся на неё, – шептал мне на ухо Картавый, показывая мне на стене Кремля проекции светлого будущего моего поколения, в тот время как я стоял около чердачного окна, намереваясь приземлиться плашмя на штыри кованой ограды.

Я воспринимал и осознавал, но меня почти ничего не трогало. Как будто орган, отвечающий за восприятие искусства дал сбой. Мне стало стыдно за промедление, и я сделал шаг к краю.

– А вот смотги ещё!.. – заорал двойник с коптящими, как горящие автомобильные покрышки, крыльями.

Проекция сменилась, и теперь по стене Кремля шествовали модели на модном показе.

– Неделя моды в Нью-Йорке, – прокомментировал двойник. – Этого года.

– Красиво, – сказал я.

Картавый хлопнул крыльями, и картинка сменилась. На этот раз на стену были спроецированы какие-то чертежи, потом они приняли облик автомобиля, слева от изображения столбиком были перечислены технические характеристики.

– Так будет выглядеть двухдверка от BMW чегез одиннадцать лет, – пояснил двойник. – Она пгидёт на смену нынешней «четвёгке».

Я одобрительно кивал.

– Смотги дальше, – с трепетом в голосе продолжил Картавый и щёлкнул пальцами. – Экзоскелет, котогый позволит вести почти полноценную жизнь пагализованным людям. Да Винчи бы позавидовал…

– Это всё замечательно, – перебил я собеседника. – Я воспользуюсь благами цивилизации в следующей жизни, а может и создам что-нибудь стоящее сам. А в этой жизни я ничего не способен создать, я не творю искусство. Моя работа ничего не стоит…