Миры права в теории и практике сравнительного правоведения. Том 1

Многие исламские государства не признают сроков давности за тяжкие преступления. Как отмечала Маджалла, великий памятник гражданско-правовой кодификации Османской империи 1869–1877 гг., «древность не освещает вреда» (статья 7).

Такие рожденные в глубокой древности правовые категории пространства и времени не только сохраняют свое значение, но имеют существенный практический контекст. Поэтому их познание необходимо, чтобы избежать ошибок либо поверхностных суждений в оценке действия правовых норм.

Время и пространство в современном законодательстве

В современных национальных правовых системах существует большое разнообразие в определении временных пределов нормативных правовых актов.

В некоторых государствах, в том числе в Японии, Коста-Рике, Никарагуа, Узбекистане, они определяются конституциями. В других государствах время вступления в силу нормативных правовых актов определяется законами. Так, в Бразилии действует Закон «О введении к нормам права Бразилии» (Lei de Introdução às Normas do Direito Brasileiro) 1942 г., который устанавливает, что законы вступают в силу по истечении сорока пяти дней после их официального опубликования, если иное не предусмотрено в законодательном акте[102].

Требование официального опубликования как условия вступления в силу нормативных правовых актов устанавливается практически во всех государствах. Исключения от этого правила допускаются редко, в основном в связи с необходимостью сохранения в тайне информации, касающейся государственных интересов.

В нескольких государствах, в том числе в Ирландии, Нидерландах, Соединенном Королевстве, условием вступления в силу законодательных актов является их подписание главой государства.

После опубликования либо подписания главой государства нормативные правовые акты, если иное не предусмотрено в их текстах, вступают в силу в следующие сроки:

– в тот же день – в Австрии, Ирландии, Кипре, Мальте, Словакии, Соединенном Королевстве, Финляндии, Узбекистане, США, Никарагуа, Парагвае и др.;

– на следующий день – во Франции, Панаме, Перу, ряде других государств;

– через 3 дня – в частности, в Болгарии и Румынии;

– через 5 дней – например, в Португалии;

– через 8 дней – в Гватемале, Сальвадоре и некоторых других государствах;

– через 10 дней – в Бельгии, Эстонии, Греции, Кыргызстане, Коста-Рике и т. д.;

– через 14 дней – в Германии, Латвии, Польше;

– через 15 дней – в Чехии[103];

– через 20 дней – в Японии, Гондурасе;

– через 30 дней – в Йемене;

– через 45 дней – в Бразилии.

Есть и другие вариации. В частности, в Венгрии время вступления законов определяется для каждого принимаемого закона в отдельности.

В США конституции только 5 штатов последовали примеру федеральной Конституции, установив, что законодательные акты вступают в силу с момента их принятия и опубликования. В большей части других штатов законы вступают в силу через 20, 40, 60 или 90 дней со дня принятия легислатурой либо со дня утверждения губернатором штата. В отдельных штатах вступление закона в силу связано с определенной датой[104].

В некоторых государствах законодательные акты принимаются «на перспективу» и могут вступить в силу только при определенных обстоятельствах либо по достижении установленной даты (отложенное действие актов).

Наиболее запутана в этом вопросе ситуация в Соединенном Королевстве Великобритании и Северной Ирландии, где Парламент нередко делегирует Правительству и другим органам исполнительной власти право определять момент вступления в силу законодательных актов. Как следствие, возникают трудноразрешимые загадки: в каком состоянии находятся законы – действующем, «спящем», «приостановленном»? В решении таких вопросов может помочь информация, размещаемая на сайтах Парламента, Правительства, соответствующих министерств и административных ведомств, либо обращение к Справочнику «Он все еще в силе?» («Is It in Force?»), который дважды в год публикуется издательством LexisNexis Butterworths с целью информирования о вступлении в силу публичных актов Парламента Соединенного Королевства, Ассамблеи Уэльса, Парламента Шотландии, Общего Синода Англиканской церкви.

Достаточно распространенной практикой является принятие законов на время осуществления чрезвычайных мероприятий, правовых экспериментов, наступления иных обстоятельств, прерывающих действие законов либо установленных в нем норм.

В качестве примера подобных законодательных норм «закатного солнца» (sunset provisions) можно привести статью 224 Закона США «О патриотизме» (USA Patriot Act) 2001 г., действие которой в части допустимости прослушивания телефонных переговоров граждан США должно было истечь 31 декабря 2005 г., но затем дважды (в 2006 и 2010 гг.) продлевалось на четырехлетний срок.

Выявляя временные пределы действия нормативных правовых актов, следует также учитывать, что такие акты либо их положения могут быть признаны лишенными юридической силы в связи с тем, что они противоречат актам более высокой юридической силы, в том числе конституциям.

Органами конституционного надзора могут выступать конституционные суды (например, в ФРГ), верховные суды (в частности, в США) либо иные органы (Конституционный совет Франции, Совет по охране Конституции Ирана и т. д.), которые наделены правом признавать нормативные правовые акты неконституционными.

В этой связи следует отметить, что тексты актов, признанных неконституционными и лишенными юридической силы, нередко остаются в сводах законодательства, поскольку их формальная отмена может быть осуществлена только парламентом либо иным принявшим их органом.

Чтобы избежать ошибок в определении сроков действия правовых норм, следует внимательно знакомиться с примечаниями к законодательным, иным нормативным правовым актам, опубликованным в соответствующих официальных изданиях и электронных базах данных. В частности, в Соединенном Королевстве такие примечания даются в форме пояснительных записок (explanatory notes) к соответствующим актам.

Достаточно сложные проблемы вызывает определение территориальных пределов действия нормативных правовых актов.

Во многом такие проблемы связаны с подвижностью границ пространства тех или иных правовых традиций. Они меняются согласно законам диалектики перехода количественных изменений в качественные. Подобное произошло, например, в Ливане, Нигерии, ряде других государств, где рост численности мусульманского населения предопределил изменение не только правового ландшафта, но и территориальных пределов многих правовых норм.

Достаточно подвижны границы предметов ведения между федерацией и ее субъектами. Такие изменения редко осуществляются посредством конституционных поправок (одним из немногих исключений является Германия). Чаще основные законы обновляются через конституционное толкование и преобразования политической практики.

В целом наблюдается тенденция к расширению предметов ведения федерации, что, впрочем, не дает оснований к умалению роли субъектов федерации.

Каждый из 50 штатов США, 36 штатов Нигерии, 29 штатов Индии, 26 штатов Бразилии, 16 земель ФРГ, 10 провинций Канады имеет свою достаточно развитую правовую систему.

Так, в США штаты сохраняют за собой право на регулирование вопросов собственности и обязательственного права, брака и развода, здравоохранения и социального обеспечения, профессиональной деятельности. В сферу их правового регулирования подпадают вопросы организации и деятельности центральных и местных органов власти, проведения общественно необходимых работ, налогообложения, введения санкций за правонарушения и многое другое. Достаточно сказать, что около 95 % всех судебных дел в США рассматриваются судами отдельных штатов[105].

Сложные сочетания национальных и региональных правовых систем существуют и в унитарных государствах с автономными территориальными образованиями.

Например, в Соединенном Королевства Великобритании и Северной Ирландии существуют семь правовых систем: (1) Соединенного Королевства, (2) Великобритании, (3) Северной Ирландии, (4) Шотландии, (5) Англии и Уэльса, (6) Уэльса и (7) Англии. Соответственно, законы Соединенного Королевства могут распространять свое действие на территорию всей страны либо в разных вариациях на территории нескольких регионов либо одного из них. Сложная конфигурация границ указанных правовых систем требует обращения к актам, принятым не только Парламентом Соединенного Королевства, но и Парламентом Шотландии, Ассамблеей Северной Ирландии или Национальной ассамблеей Уэльса[106].

Такие же сложные проблемы определения пространственных пределов права существуют в Испании, Италии, ряде других государств, создавших автономные территориальные образования.

Помимо указанных факторов, следует учитывать участие государств в надгосударственных интеграционных объединениях и в международных организациях.

Наиболее глубокое воздействие на развитие национальных правовых систем оказывает Европейский союз, объединяющий 28 государств Западной и Центральной Европы и существенно ограничивающий территориальные пределы действия национальных правовых систем. Во многом они определяются правом Европейского союза, что хорошо видно на примере сфер таможенного и внешнеторгового регулирования.

Аналогичные процессы развиваются и в ряде других интеграционных объединений.

И тем не менее о действии законов в пространстве постоянно забывают, что приводит не только к материальным, но и репутационным потерям. Чтобы подтвердить это, достаточно вспомнить историю инвестиционных проектов компании «Роснефть» на территории Курдской автономии Ирака.

В 2016–2017 гг. российские средства массовой информации с упоением рассказывали о заключенных на Санкт-Петербургском международном экономическом форуме инвестиционных и других соглашениях между компанией «Роснефть» и Правительством Курдской автономии Ирака.

Так, «Комсомольская правда» отмечала: на форуме 2017 г. «подписаны значимые соглашения, которые открывают «Роснефти» дорогу в самые перспективные энергетические регионы… С иракским правительством Курдистана подписаны документы о развитии сотрудничества в разведке, добыче нефти и газа, о совместной эксплуатации экспортного нефтепровода»[107].

В развитие договоренностей, заключенных в Санкт-Петербурге, компания «Роснефть» заключила ряд базовых соглашений и тут же приступила к их реализации.

В частности, по Контракту от 21 февраля 2017 г. о поставках нефти из иракского Курдистана компания «Роснефть» перечислила Правительству Курдского автономного района авансовый платеж в сумме 1,3 млрд долл. США в счет будущих (c 2019 г.) поставок нефти[108]. Общая сумма контракта, которую предстояло выплатить компании «Роснефть», составила 3 млрд долл. США.

Вскоре началась реализация второго крупного проекта – Инвестиционного соглашения, в рамках которого 18 октября 2017 г. были подписаны соглашения об участии компании «Роснефть» в освоении пяти участков нефтегазовых месторождений на условиях раздела продукции, а также заключен контракт на строительство нефтегазового трубопровода, соединяющего месторождения с магистральными трубопроводами Турции.

По данным ряда западных средств массовой информации, за право реализации указанных проектов компания «Роснефть» уплатила около 400 млн долларов США, из которых 50 % предполагалось компенсировать за счет добытой нефти. К освоению месторождений планировалось приступить в 2018 г. Общая сумма соглашений по второму проекту составила также около 3 млрд долл. США[109].

Проекты компании «Роснефть» разрабатывались и реализовывались в «расчете» на обретение Курдским автономным районом большей независимости, что должен был подтвердить состоявшийся 25 сентября 2017 г. региональный референдум.

Но, как и следовало ожидать, Правительство Ирака не признало не только итоги референдума, но и те договоры и соглашения, которые были заключены между компанией «Роснефть» и Курдской автономией.

А чтобы не было в этом сомнений, Правительство Ирака при поддержке Турции и Ирана ввело войска в провинцию Киркук, где планировалась реализация проектов компании «Роснефть», а также предприняло ряд других решительных мер по пресечению поставок нефти и газа из Курдистана за рубеж.

6 ноября 2017 г. Верховный суд Ирака вынес Постановление № 122, которое указало на недопустимость нарушения территориального единства страны и «ошибочного толкования» национальной Конституции властями Курдистана.

В тот же день Председатель Совета министров (Правительства) Курдского автономного района Н. Барзани согласился с указанным решением Верховного суда, заявив, что иракский Курдистан отказывается от реализации собственных проектов в нефтегазовой сфере, поддерживает предпринятые меры по осуществлению контроля за пунктами пересечения границы Ирака, признает право национальных фискальных органов взимать налоги и сборы на территории автономии, если Правительство Ирака выполнит ранее взятые на себя обязательства ежегодно выделять Курдскому автономному району 17 % от общей суммы налоговых и иных платежей, поступающих в национальный бюджет.

После серии консультаций с национальным Правительством Ирака эта позиция была скорректирована. И в заявлении Совета министров Курдского автономии от 9 ноября 2017 г. было отмечено следующее:

«В отношении передачи от Курдского автономного района федеральному правительству нефтяных месторождений мы вновь повторяем, что этот процесс должен осуществляться в порядке, предусмотренном Конституцией Ирака. Должно быть также гарантировано соблюдение финансовых обязательств Курдского автономного региона перед международными нефтяными компаниями согласно законным образом подписанным контрактам. … Сокращение доли Курдского автономного района в национальном бюджете с 17 % до 12,6 % нарушает соглашение, заключенное между Курдской автономией и Правительством Ирака в порядке официально достигнутого и признанного сторонами консенсуса…»[110]

Отметим еще одно заявление Совета министров Курдского автономного района от 14 ноября 2017 г., которое окончательно подтвердило его приверженность тому толкованию статьи 1 Конституции, которое дано Верховным судом Ирака в Постановлении от 6 ноября 2017 г.:

«Мы верим, что это Постановление должно стать основой для начала общенационального диалога между Эрбилем[111] и Багдадом по разрешению всех споров посредством применения всех конституционных статей и гарантирования всех прав, власти и правового статуса, указанных в Конституции, поскольку это единственный путь к обеспечению единства Ирака, провозглашенному статьей первой Конституции»[112].

Ключевое значение в этом тексте отведено словам о соблюдении всех статей Конституции Ирака, провозглашающих принципы не только единства государства, верховенства национального Правительства, но и недопустимости каких-либо притязаний регионов на распоряжение нефтегазовыми ресурсами нации:

«Статья 108. Нефть и газ являются собственностью всего иракского народа во всех районах и провинциях…

Статья 109. 1. Федеральное правительство осуществляет управление нефтяными и газовыми ресурсами, добываемыми на действующих месторождениях в сотрудничестве с правительствами производящих районов и провинций при условии, что доходы будут справедливо распределяться в соответствии с демографическим распределением населения по всей стране.

2. Федеральное правительство и правительства производящих районов и провинций вместе разрабатывают необходимую стратегическую политику по развитию нефтяного и газового богатства в целях получения максимальной выгоды для иракского народа, используя самую современную технологию и поощрение инвестиций»[113].

В этой связи возникает вопрос:

– Неужели руководство и юристы компании «Роснефть», принимая решения о реализации совместных проектов с правительством Курдского автономного района, не знали о существовании Конституции Ирака, особенностях территориального устройства страны и действии национального законодательства в пространстве?

На этот вопрос можно дать только один ответ:

– Не знали и знать не хотели…

Другого объяснения нет, потому что это – типичная ситуация для правового сопровождения российских инвестиционных проектов за рубежом.

§ 3. Слово закона и его толкование

Буква закона мертва. Жизнь принадлежит только Слову закона.

В познании его содержания не допустимы теоретические либо отвлеченные суждения, аналогии, оценки. Достоверными могут лишь факты, основанные на изучении той правовой и лингвистической среды, в которой законы рождены, действуют и обновляются. Вне такого системного подхода утрачивается не только содержание Слова закона, но и его структурные связи. Сказанное относится к познанию содержания любого другого нормативного правового акта.

Источники познания содержания законов и иных нормативных правовых актов

В решении таких задач необходимо обращение к лингвистическим и правовым словарям тех государств, акты которых стали предметом исследования, в частности:

Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии – Jowitt’s Dictionary of English Law (2015); Osborn’s Concise Law dictionary (2013); Words and Phrases Legally Defined. Ed. By D. Hay (2004); Stroud’s Judicial Dictionary of Words and Phrases. 3 volumes (2016)[114];

Соединенных Штатов Америки – Bouvier’s Law Dictionary. 2 volumes (2013); Barron’s Law Dictionary (2016) Merriam-Webster’s Dictionary of Law (2016); Black’s Law Dictionary (2014)[115];

Канады – Duhaime’s Encyclopedia of Law[116];

Австралии – Australian Law Dictionary. Edited by Trischa Mann (2018);

Франции – Dictionnaire de droit et de pratique, de Claude de Ferrière. T. 1–2 (2016); Dictionnaire de droit, de Michelle Fontaine, Robert Cavalerie, Jacques-André Hassenforder (1999); Dictionnaire de droit, de A. Perraud-Charmantier (1967)[117];

Испании – Diccionario del español jurídico de Santiago Muñoz Machado (2016)[118]; Glosario de Términos y de Conceptos Jurídicos o Relativos al Poder Judicial[119];

Италии – Dizionario dei termini giuridici. Una raccolta di vocaboli, istituti, termini, espressioni e definizioni giuridiche, di Angelo Favata (2013); Dizionario giuridico. Enciclopedia di base del diritto, di F. Del Giudice (2014);

Германии – Bayer E. Wörterbuch zur Geschichte. Begriffe und Fachausdrücke (1995); Das Rechtswörterbuch[120];

Чехии – Zdeněk Madar. Slovník českého práva. Dil. 1–2 (1995);

Индии – Glossary of Legal Terms[121] и др.

Вместе с тем отметим, что справочная литература дает лишь общее представление о содержании нормативных правовых актов. Для их углубленного познания необходимо дальнейшее освоение лингвистической и правовой среды.

Существенную помощь может оказать изучение научно-практических комментариев, в том числе таких уникальных энциклопедических изданий, как Halsbury’s Laws, которые охватывают все сферы права Англии и Уэльса, подробно описывая действующие законы и практику их применения.

Первое многотомное издание – Halsbury’s Laws of England – появилось в Соединенном Королевстве в 1907–1917 гг. под редакцией лорда канцлера, герцога Хэлсбери. В дальнейшем было еще четыре издания. С 2008 г. началось издание пятой редакции, в которой планируется публикация 103 томов.

Примеру Соединенного Королевства последовали некоторые другие государства, в том числе Австралия (Halsbury’s Laws of Australia), Канада (Halsbury’s Laws of Canada), Индия (Halsbury’s Laws of India), Малайзия (Halsbury’s Laws of Malaysia), Сингапур (Halsbury’s Laws of Singapore), Новая Зеландия (Halsbury’s Laws of New Zealand), а также Гонконг до его воссоединения с Китаем (Halsbury’s Laws of Hong Kong).

Иной формат обработки и систематизации правовой материи реализован в «Аннотированном своде законов США» (US Code Annotated), в котором содержатся тексты федеральных законов, принятых Конгрессом и включенных в Свод законов США, а также примечания к ним с кратким описанием судебных актов толкования и применения законодательных норм, иными справочными материалами, а также с текстами прокламаций и исполнительных приказов Президента.

При отсутствии таких энциклопедических изданий и научно-практических комментариев либо недостаточности содержащейся в них информации, сведения о лингвистической и правовой среде действия законов и иных нормативных правовых актов можно почерпнуть в сопроводительных документах, которые представлялись при внесении проектов на рассмотрение парламента, правительства, административных органов.

Значительную помощь в познании содержания законодательных актов оказывают стенограммы парламентских дебатов и слушаний, публикуемые во многих странах общего права под названием Hansard[122], а также материалы общественных и иных обсуждений законопроектов, проводимых в органах исполнительной власти.

Еще один источник, который заслуживает особого внимания, – официально издаваемые руководства по разработке законодательных и иных нормативных правовых актов. В числе таких документов – «Руководство по подготовке проектов Службы парламентских советников Соединенного Королевства» (Office of the Parliamentary Counsel Drafting Guidance) в редакции 2018 г.,[123] «Пособие Советника по законотворчеству Палаты представителей Конгресса США по стилистике законотворчества» (House Legislative Counsel’s Manual on Drafting Style) 1995 г.[124] Аналогичные руководства составляются в отдельных штатах[125].

Можно также использовать научную литературу и комментарии по вопросам правоприменительной практики, публикуемые на официальных сайтах административных органов.

Но, несомненно, наиболее авторитетным и самым надежным источником сведений о лингвистической и правовой среде нормативных правовых актов является их судебное толкование. Поиск таких судебных актов может быть осуществлен на официальных сайтах верховных судов либо национальных судебных, а также в иных поисковых системах, в том числе «Института правовой информации» (Legal Information Institute).

На этом ключевом вопросе, раскрывающем не только содержание, но и механизмы действия конституционных и законодательных норм, следует остановиться подробнее.

Судебное толкование нормативных правовых актов

Еще в XVII столетии английский епископ Хоудли заметил: «Тот, кто имеет абсолютную власть толковать любой писаный или неписаный закон, тот и является во всех отношениях истинным законодателем в отличие от того, кто первым написал или огласил его»[126].

Объем и содержание судебного толкования различаются в зависимости от уровня актов правового регулирования. Более широким является толкование конституций, что объясняется не только абстрактностью многих конституционных положений, но и тем, что они обобщают очень широкий круг отношений. Свобода судейского усмотрения заметно снижается при толковании законодательных норм и почти незаметна применительно к текстам иных нормативных правовых актов.

Судебное толкование законодательных норм на примере Соединенного Королевства

Судебное толкование законодательных актов (статутов) Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии отличается незначительной вариативностью, что объясняется сохранением и достаточно последовательным применением ранее разработанных приемов и средств.

Один из первых прецедентов толкования законов был сформулирован Казначейским судом Англии (Exchequer Court) в 1584 г. в решении по делу Хейдона (Heydon’s Case):

«…Для надежного и правильного толкования всех законов в целом (являются ли они уголовно-правовыми или предоставляющими блага, ограничивающими или расширяющими общее право) четыре вопроса должны быть поставлены и рассмотрены:

1. Каким было общее право до принятия закона;

2. Каким было зло (mischief) и недостаток, для которых не было средств противодействия в общем праве;

3. Какое правовое средство защиты (remedy) Парламент утвердил и определил для излечения болезни государства;

4. Истинная причина такого правового средства защиты; и все занимающие судейские должности лица должны всегда придерживаться такого толкования, которое подавляет указанное зло; развивает правовое средство защиты; пресекает коварные отговорки и ухищрения, направленные на сохранение зла и частных интересов (privato commodo); дает силы и жизнь средствам исцеления, согласно истинным намерениям создателей закона во имя общего блага (pro bono publico)»[127]

Вопросы толкования законодательных актов стали предметом двух законов Соединенного Королевства «О толковании» (Interpretation Act), принятых в 1889 г. и 1979 г. В первом из них в основном закреплялись определения правовых терминов. Во втором – регламентировался более широкий круг вопросов, в том числе по гармонизации толкования законов и актов делегированного законодательства; сроков осуществления властных административных и иных полномочий; применения санкций за деяния, подпадающие под действие правовых норм; действия актов, принятых законодательными органами Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии и т. д.