Во!

Первое время ехали молча, но в присутствии своих приятелей Оля осмелела.

– А трюки страшно делать? – попыталась завязать она разговор на самую что ни есть актуальную тему.

– Нет, – Коньков даже не глянул в её сторону, хотя и понял, что вопрос предназначался, конечно же, ему.

– Совсем, совсем? Ни капельки?

– Ни к-капелечки, – как эхо повторил Коньков.

– А я фильм один смотрел когда-то, – встрял в разговор Жихарев, – американский. Так там один тип специально вредил каскадёрам, и они гибли один за другим…

– Ой, – по бабьи всплеснула Оля руками, – а зачем ему это было нужно?

– Да жену свою приревновал…

" Жену!!!" – тут же долбануло в мозгу Конькова.

– А он то сам, этот тип кто был? – уточнила Светка.

– Я уже и не помню. То ли этот самый продюсер, то ли режиссёр, то ли актёр. Ей богу, из головы вылетело…

– Тоже мне! – Светка перебивала его без всяких церемоний.

Вероятно, в её оценочном списке знакомых мужчин этот дружок имел совсем невысокие баллы.

– Если она была женой такого человека, зачем с каскадёрами якшалась?

Конькову не понравились слова расфуфыренной девицы. Он хотел было придавить на газ, чтобы вытряхнуть немного спесь с этой провинциальной принцессы, но тут же резко передумал. Убиться здесь, в компании этих сопляков его вовсе не прельщало.

Твои слова, как тонны грязи,

Вяжут трясиною болот.

Последний вдох в протяжном спазме

Дыхательный закрыл проход.

Не долбануло на этот раз его мозг, а как-то противно обволокло всё сознание. Как бы и впрямь не отключиться ненароком, слегка испугался он и тут же рассмеялся в душе. Очень даже странно бояться потерять сознание перед смертью.

Пока они добрались до места, снова заморосил мерзопакостный дождик. В связи с этим на съёмочной площадке было не очень весело. Без трепещущего творческого огонька, присущего коллективам такого рода. Хотя, конечно, что-то всё-таки происходило. На дороге Паша со своей женой Люсей при помощи рулетки делали какие-то замеры и определённые места отмечали, приклеивая к асфальту белые полоски скотча. Прилипал к мокрой поверхности он плохо, и супружеской парочке пришлось повозиться. Затем к этим отметкам подъезжала автомобильная техника, задействованная в трюке. Первым в череде машин выдвинулся огромный тягач с кабиной красного цвета, разукрашенный массой всевозможных картинок. Саня запомнилась самая яркая на двери: большой слон тёмно-синего цвета, по-боевому изогнувший свой хобот. Тягач тянул за собой мощнейший трейлер, на котором находилась внушающих размеров решётчатая конструкция, доверху заполненная сеном. Следом подъехал бортовой грузовик с какими-то бочками в кузове. Задний борт его был откинут, и с той стороны уложили длинные, оббитые гладкой резиной трапы. Коньков подъехал к этому месту и съехал на противоположную обочину. Ребята сразу же разбежались, а каскадёр двинулся к череде машин. Как раз около крайнего грузовика стояли, горячо беседуя, два начальника: директор агропредприятия Мерзлов и киношный босс Негодяев.

‒ Вот по этим самым трапикам наш каскадёр вжик в воздух, – объяснял Негодяев своему собрату предстоящие задачи. – И вон туда, в сено. Бултых!

– А бочки? Вы же говорили: бочки выгрузите. Я же вам их выделил, как от сердца оторвал. У нас, знаете ли, сейчас засолка. Одна вон даже с квашенной капустой. Она хоть и прошлогодняя, но ещё ничего – ядреная. Может, пустыми бочками обойдётесь, а полную мы на полевую столовую отправим, – по-хозяйски хлопотал аграрий.

Но Негодяев заартачился.

– Полная нам тоже нужна, извините за каламбур, для полноты картины. Понимаете? Что же у нас в фильме пустые бочки будут выгружать?

– А вам какая разница пустые, полные?

– Для правды жизни, дорогой вы наш Илья Степанович. Нужно и всё тут.

– А мне кажется, их следует убрать, – робко вступил в разговор подошедший к ним Павел. – Для безопасности исполнителя. Понимаете ли, согласно моим расчётам, траектория полёта проляжет так, что стоящая в кузове тара может помешать летящему телу каскадёра, – он начал объяснять уж слишком заумно, особенно для товарища Мерзлова.

‒ Вот видите! Бочки, оказывается, вам совсем без надобности, – возрадовался Илья Степанович. – А то испортите капусточку нашу…

– Нет, правда жизни, прежде всего, – Негодяев был непреклонен. – Я думаю, если их правильно расположить, они не помешает этой вашей траектории.

– Паша знает, что говорит. Он у меня такой умный, – Люся тоже приблизилась к компании мужчин и заботливо прикрыла голову мужа зонтом. – Он у меня инженер, математик…

‒ Вот и расставьте их, – твёрдо повторил Негодяев, – согласно теореме Ферма.

– А Паша говорил, что теорема Ферма… – начала было Люся, но оппонент отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, резко повернувшись к Мерзлову.

– Ну что ещё интересует радушного хозяина?

– Сено. Сено не забудьте вернуть. Целый стог вон у вас под дождём здесь мокнет. А там, в сене, что, настоящий танк? Правда?

– Ну, не совсем танк, – ответил Негодяев как-то без энтузиазма. – БМП или БТР, что-то в этом роде.

– А глянуть можно? – по-детски загорелся Илья Степанович. (Конец проверки)

Разговор взрослых прервал пацан, неожиданно выскочивший откуда-то на роликах.

– Жихарев! – тут же признал его Мерзлов. – Ты чего здесь мотаешься? А папка твой где? На работе или опять пьяный спит?

– Кстати, – Негодяев заметил Конькова. – Ролики достали?

– Да. Они там, в машине. Н-надевать? – Саня был инертен, пассивен, немногословен.

– А об этом распорядятся вот они, – директор указал на Пашу и Люсю.

– Вообще-то главный на съёмках режиссёр, – заметила Люся.

– А у вас что, всё готово к съёмкам?

– Паша, у нас всё готово?

– Надевайте ролики, – мягко попросил Паша Конькова.

– И этот ваш второй тоже! – напомнил Негодяев. – Где он, в конце концов! Почему я его не вижу! Он каскадёр у нас или тайный агент?

Коньков пошкрябал к своей машине. Именно такое слово вольной орфографии подходило лучше всего к его моральному состоянию. Настолько гадко было у него на душе. Там кошки скребли, и притом каждая всеми четырьмя лапами.

По дороге он обратил внимание на режиссёра. Тот сидел под каким-то неказистым брезентовым тентом, уткнувшись в Пашин ноутбук. Проходя, Саня заглянул ему через плечо. Сергей Сергеевич играл в шахматы. На Конькова неожиданно накатилась злость, но тут же сразу и отлегла, как волна морского прибоя. Именно так волнообразно проявлял себя его интерес к бренной жизни. Внезапно нахлынувшее сочувствие к Люсиному мужу тут же сменилось безразличием. Ему расхотелось слишком вникать в подробности человеческих отношений. Подлец любовник поимел женщину, а теперь имеет ноутбук её мужа. Обычное дело для этого извращенного мира. А он сам в этой вселенной просто странник, который уже приоткрыл дверь, чтоб шагнуть дальше, в чистую, стерильную вечность, за порог этого грязного топтаного перетоптанного миллионами ног бытия.

Додумать эти глубокие философские мысли он не успел. У своей машины он увидел напарника и Бэби. Бэби косо зыркнула в его сторону ненавидящим взглядом.

– Тебя Н-негодяев спрашивал, – доложил Коньков напарнику. – Считает, что ты т-тайный агент.

Напарник заметно вздрогнул, даже побледнел весь.

– Не может быть.

– А т-ты что тут делаешь? Н-не уехала? – Это Коньков уже накатился на свою напарницу.

– Забыла перед тобой отчитаться! – Бэби так и жгла: что взглядом, что голосом.

Он отвернулся, сосредоточив внимание снова на напарнике. Тот при дневном свете выглядел не так презентабельно, как вчера ночью. Лицо его было сильно исцарапано и, вероятнее всего, не ветками густых терновых кустов. Поняв взгляд Конькова как вопрос, он буркнул, отодвинувшись подальше от Бэби:

– Вчера ночью у калитки какая-то дура исцарапала.

Как он ни старался говорить тихо, Бэби всё равно услышала.

– Дура? Сто процентов Галя! – почти радостно воскликнула она, но и с презрением одновременно.

Как всякая маловыразительная девушка она дико не любила красавиц. Да к тому же ещё и таких, что называют собак человеческим прозвищем.

– Главная местная героиня! – добавила она, выразительно искривив свои и так постоянно гнущиеся тонкие губы. – А за что она тебя? Приставал?

– Ещё чего! – растерялся несчастный пострадавший. – Дело как было. Ночевать мне место никто не предложил, так я в зале на кресле прикорнул. Но спать сидя – не комильфо ведь. Ночью спина и шея совсем затекли. Думаю: пройдусь. А по двору шататься тоже не резон. Хозяева бог знает, что подумают. К калитке подошёл, смотрю: не заперто. Я на улицу только шагнул, тут голос женский из-за кустов. Там сирень растёт. Вы же видели, наверное. А голос этот прямо поёт. Зовёт меня: дорогой, я здесь. Я ещё шаг, а тут сзади на меня эта дура прыг со своей собакой на пару. Ногти в лицо мне, как рысь. Еле вырвался. Но если она напала, значит, какие-то претензии ко мне у неё есть? Если только она не сумасшедшая на самом деле. А здесь она будет присутствовать? Как мне на глаза ей не попасться? Вдруг опять бросится!

– Не дрейфь. Я мигом!

Бэби свалила куда-то со скоростью ракеты. Она была участливой девушкой, верным товарищем. Всецело соответствовала традициям каскадёрской общины. И Коньков живо представил, как через каких-то полчаса она будет заботливо суетится у его разбитого искалеченного тела.

Твои слова, что неизбежность,

Что падающий метеорит.

Сгустит он космоса безбрежность

В дыру вдруг превратив зенит.

– Да они явно малы!

Возглас напарника вывел его из плена нахлынувших космических мыслей.

– Плевать! – уже привычно изрёк Коньков, натянув на ноги свою пару роликов. Жали они действительно безбожно, но обречённому Конькову было действительно всё равно. Ему было плевать даже на то, как зовут напарника…

– Саша! – как будто подсказала вернувшаяся пулей Бэби, ‒ Вот, давай я тебя шелковым шарфом замотаю. Он лёгенький, не переживай. Так Галя тебя не узнает. Потом скажешь, что поцарапался во время трюка.

– Трюка? – переспросил тот, будто опомнившись, и снова заметно побледнел. – Я, честно говоря, на роликах то не очень, – промямлил он, совсем обесцветившись в мел.

Вдобавок с женским шёлковым белым шарфом на шее он стал выглядеть и вовсе неубедительно. Прямо травести какой-то.

«Боится», – бесстрастно констатировал про себя Коньков.

Но к Бэби он всё-таки претензии предъявил:

– Тебе то что за д-дело до т-трюка? М-мотай к остальным, п-пока к ш-штрейкбрехерам н-не п-причислилась автоматически.

– Дураки! Без меня у вас ничего не получится. Вы на роликах, а кто за рулём будет?

– Вон он, – угрюмо кивнул Коньков в сторону нового товарища по профессии.

– Мы ведь этот кордебалет уже детально распланировали в группе. Именно я должна сидеть за рулём автомобиля. Я и в репетиции принимала участие. Так что я поведу и точка!

– Д-детка, ты ничего не п-перепутала? Мы ещё в Москве всё п-планировали, – напомнил ей Коньков. – И я т-там был. И за рулём д-должен был сидеть я, а н-на роликах Лёшка Б-бесчастных.

– Ну и садись за руль, – с какого-то рожна прямо лезла из себя Бэби, – а Саша пусть прыгает или я.

– Прыгаю я! И точку поставлю я, – рубанул Саня, почти не заикнувшись.

Конечно, Бэби в своих порывах была права на все сто, но ведь у Конькова главная цель была погибнуть! А с неопытным, вновь прибывшем каскадёром шансы на печальный итог были гораздо выше. Так что смысл артачиться с коллегой у него был.

Тут Коньков заметил робко приближающуюся к ним девушку Олю. Она была одна, без своей расфуфыренной подруги. Ясное дело, Светлане рядом со «сраными» каскадёрами было не место. А Оля, наверное, шла к этому бледному, на которого «запала». Впрочем, предположения Конькова оказались ошибочными. Подошла она именно к нему.

– Можно вас, – Оля поманила каскадёра своим пухлым пальчиком.

– Нет, – категорически покачал тот головой.

– Но это очень важно, – настойчиво заныла девушка.

Наивная даже не представляла, насколько это слово «важно» для него сейчас неважно! Абсолютно! Он постарался отгородиться от назойливой девчонки и забрался внутрь автомобиля на место водителя. Тем не менее, Оля не сдалась. Воспользовавшись тем, что в роликах, да ещё жмущих, каскадёр не мог сманеврировать от неё ещё дальше, она по кошачьи прокралась в машину на заднее сиденье и осторожно зашептала ему в самое ухо невероятнейший бред:

– Вы помните, что Колька про каскадёров рассказал… Ну, про фильм американский, в котором их убивали. Так мне всё это так в душу запало. Ведь это и сейчас может произойти. И у вас здесь.… И я вам должна сказать, – тут она перешла совсем уж на тишайший шепоток. ‒ Это я случайно узнала. Вас хотят убить. Вернее, подстроить так, чтоб вы погибли. Ужас, – прошипела она, страшно вытаращив глаза. – Вы не верите? А я вот проходила мимо Сергей Сергеича. Он там за компьютером сидит под навесом. И слышу, он кому-то говорит… Наверное, по телефону. Мне невидно было. Я, говорит, слона подвину, а конь и не допрыгнет куда надо. Вот, – верх торжества отразился на её лице. – Вас ведь Конём называют, я знаю. А что вы такое сделали? За что он вас так?

«Дура, – скривился Коньков, прослушав весь этот бред. – Игра в шахматы для этой селючки «терра инкогнита» – земля неизведанная».

– А с-слон-то к-кто? – тем не менее, вяло поинтересовался он.

– Водитель наш сельский Слонёв Мишка. У него с детства такое прозвище. Да у него ещё на машине слон нарисован.

Коньков вспомнил эту картинку, но рассказывать правила шахмат наивной, впечатлительной Олечке не стал.

– Надо же что-то делать, – тем не менее, наседала она.

– Надо, – разозлившись, почти прорычал каскадёр. – Н-надо всего лишь д-дождаться команды: «м-мотор»!

Оля аж отшатнулась от него.

– Что? Что надо делать? – подхватил последние слова напарник Саша, который тоже решил усесться в машину и плюхнулся на заднее сиденье рядом с Олей.

– Да вот д-девушка, – Коньков вяло кивнул в сторону Оли, – утверждает, что м-меня хотят убить. В-вернее х-хотят, чтобы я п-погиб во время т-трюка.

– Кто хочет? – живо поинтересовался тот. – Кто конкретно?

– Что т-тоже с шахматами не д-дружим?

– А при чём здесь шахматы? – напарник повернулся, теперь уже конкретно к девушке. – Ну, слушаю?

– А ему можно? – замялась та, преданно глядя на Конькова.

– Ради бога, – отмахнулся тот.

– Сергей Сергеевич главный режиссёр! – выпалила Оля и затихла, забившись в угол заднего сиденья.

– Так, значит, Сергей Сергеевич, – почему-то многозначительно изрёк напарник Конькова и, на мгновенье задумавшись, изрёк ещё более важно. – Нет, если убивать, то не его, – ткнул он пальцем в своего коллегу.

– А кого? – аж захлебнулась то ли от восторга, то ли от ужаса девушка.

– И не Сергей Сергеич, – продолжал говорящий мыслитель, не обращая ни на кого внимания. – А вот во время трюка – это они лихо придумали. Умно!

– Кто они! – Оля была уже на грани.

– Нам необходимо съездить к месту трюка, – решительно потребовал он.

– Вон, – Коньков ткнул пальцем в сторону стоящих на дороге машин, – твоё место.

– Ах! Ну да, – опомнился напарник. – А поближе нельзя подъехать? А то я на роликах.

– А я на чём? На лыжах? Бэби сейчас за руль сядет, и подъедем.

После этих неожиданных даже для самого себя слов он понял, что уступил рвению коллеги вести машину.

– Зачем! – саданул он рукой по рулю в припадке злости.

– Затем, что машины надо переставить, – не унимался напарник, поняв возглас каскадёра по-своему. – Передвинуть немного. Я думаю: они поставили их ближе положенного, чтобы прыгающий перелетел дальше и разбился об асфальт. Значит, переднюю машину следует продвинуть чуть вперёд…

– Тьфу ты!

Коньков выскочил из машины. Ему было тошно всё это слушать, прямо до рвоты.

– Умереть с-спокойно не д-дадут, – прорычал он, отойдя чуть подальше.

Он направился к машинам поторопить процесс. Катиться на роликах по траве было невозможно, и ему пришлось шагать, как хромой утке. Оказавшись позади тента, за которым укрылся от непогоды главный режиссёр, Коньков помимо воли услышал, как Сергей Сергеевич ведёт разговор с Пашей, котрый касался вовсе не предстоящих съёмок.

– Мне тут намекнули добрые люди, – тихо вопрошал мега талантливый муж.

– Что моя жена мне… – тут он замялся, не зная, как бы помягче выразится, – была мне не совсем верна. Ну, в смысле супружества. Вы не могли бы мне подсказать, с кем?

– А добрые люди не подсказали? – голос режиссёра напрягся.

Было тихо. Паша видимо отрицательно покачал головой.

Коньков хотел было уже выйти в зону их видимости. Не любил он подслушивать. Как внезапно услышал такое, сравнимое лишь со шлепком грязи в лицо.

– С кем-то из каскадёров, – внезапно буркнул застигнутый врасплох Сергей Сергеич. – С кем точно не знаю, но что-то про это слышал. Хотя не люблю я в этих делах разбираться и вам не советую. Знаете ли, все эти съёмочные экспедиции… То да сё… А потом домой возвратились… Цём, цём… И всё забылось.

‒ Значит, вот почему эти двое остались, – это был снова голос Паши. – Все остальные каскадёры уехали, а они остались. Так, а кто из двоих?

– Я их имён и фамилий не знаю! И увольте меня от этого, – режиссёр стремительно выскочил из-под тента.

Саня Коньков поковылял на своих роликах в противоположную сторону поближе к дороге.

«Вот так, – подытожил он, усевшись прямо на мокрую траву под какой-то небольшой стожок сена, – Умрёшь ты, Санёк, не только брошенным мужем, но и несбывшимся любовником вдобавок. Оклеветанным, что наиболее гадко…»

Твои слова, что плеть с шипами,

Срывают кожу в клочья боли.

И раны вымыты слезами

Жгут от присутствия в них соли.

– Колька! Эй, Колька! – услышал он недалеко от себя.

Конькова со стороны проезжей части видно не было, но он со своей позиции за кучей сухой травы при желании мог обозревать всё пространство вдоль дороги. Выглянув из-за своего укрытия, он увидел Олю и её дружка Жихарева. Тот лихо крутил коленца по асфальту на своих самодельных роликах, эффектно остановившись перед окликнувшей его девчонкой.

– Колька, – попросила та громким шёпотом, – надо Слона отвлечь.

– Зачем?

– Не спрашивай. Надо и всё.

– На танк хочешь позырить? Да?

Колька воспринимал все события со своей колокольни.

– Ага, – вынуждена была согласиться Ольга.

Через мгновение Колька уже был позади кабины тягача.

–Эй! – вскоре оттуда донёсся его звонкий голос, – Слон, хобот поверни! Сказать что-то надо.

Видимо, столь фамильярные отношения было нормой в этой деревне. Водитель, сидевший за баранкой. Нехотя повернулся на зов, сместившись вглубь кабины.

Дорога в это время была очень кстати безлюдна, и Оля вполне воспользовалась моментом. Она быстренько переклеила полосу скотча метров на пять вперёд стоявшего тягача. После торопливо постучала в кабину, переключая внимание водителя на себя.

– Слон! – снова прозвучала деревенская фамильярность. – Слон, ты что, не видишь? Ты не на отметке стоишь. Вон аж где скотч приклеен, а где ты!

– Чего горлаешь! – недовольно высунулся шофер из кабины, теперь уже на сторону девахи. – Тот там! Эта здесь! Что я сам думаешь, не вижу, что подъехать надо. Шли бы вы домой пацаны.

Добродушие его, по всей вероятности, было связанно ещё и с тем, что Оля была директорская дочка.

– Я не пацан, – огрызнулась она Слону ещё резче. – Я девушка!

– Да по мне все вы пацаны. Все пьёте, курите, в джинсах все, в наколках… – громко ворчал водитель, всё-таки перегоняя машину на новое место.

«Хоть что-то хорошо, – грустно подумал Коньков, наблюдая старания своей якобы спасительницы. – Теперь уже точно разобьюсь. Это, наверное, напарник её подослал. Теперь и он разобьётся. Да и хрен с ним. Одним дураком меньше…»

Между тем умными себя посчитали не только эти молодые люди. Вскоре около тягача появился главный режиссёр.

– Слышите, как вас там! – призывно постучал он по дверце кабины. – Вы не могли бы проехать немного вперёд!

– Зачем это вам? – вдруг, как из-под земли, рядом с ним нарисовался Негодяев.

Сергей Сергеевич аж задрожал от неожиданности. Затем подхватил своего компаньона под руку и впопыхах оттащил подальше от дороги, но как раз именно в сторону невидимого им Конькова. Так что каскадёр прекрасно расслышал суть их мерзопакостной беседы.

– Понимаешь, на меня тут только что Паша этот, вундеркинд Люсин долбанный, наехал. Мол, кто с моей Люсей гуляет? Не знаете ли? Каково! У меня такое спрашивает! Ну не вундеркинд! А я с перепуга на каскадёров свернул. Мол, кто-то из них. Без уточнения личности.

– Я по большому счёту, вопрос задал касательно другого дела…

Негодяев нетерпеливо указал пальцем в сторону тягача.

– Так я же и думаю теперь, – спешил со своими пояснениями Сергей Сергеевич. – Неплохо было бы от одного каскадёра временно избавиться.

– Передвинув машину, от него можно избавиться навечно, – замечание Негодяева было для Сани, что бальзам на душу.

– Так я же хотел немножко передвинуть, чтоб чуть-чуть он не долетел. Ножку там подвернул или ручку – и на больничку. А я тем временем от Люси сторонкой буду ходить. А Паша в больницу за ним разбираться не поедет. Резонно? Так и перекантуемся до конца съёмок.

– Рисково, – сделал своё резюме Негодяев.

– Так любовь и риск, что «инь» и «янь», – немного повеселел горе-любовник.

– Так мне переезжать или нет? – уже, наверное, третий или пятый раз громко кричал в адрес киношных боссов высунувшийся из кабины водитель.

– Распорядитесь, пожалуй, вы, – заискивающе попросил Сергей Сергеевич, заглядывая в бесстрастные тёмные очки Негодяева, – только на чуть-чуть. Я вас прошу. На капельку… Капелюшечку.

Он побежал прочь по своим делам, а Негодяев направился к тягачу. Саня тем временем печально посмотрел на свои руки.

«Ручку подвернуть или ножку – маловато будет, однако», – мысленно отметил он факт своего разочарования.

– Давай сдавай назад!

Команда Негодяева прозвучала для Сани совершенно неожиданно. Да и для Слона тоже.

– Так лента ж вон там, – ткнул шофёр в переклеенный Ольгой скотч.

‒ Это отметка для другого автомобиля, – со знанием дела пояснил Негодяев.

– Ясненько, – Слон больше не перечил, только поворчал с точки зрения своей колокольни. ‒ Это меня Олька спутала. Пускают детвору куда попадя, а потом неувязки всякие. Что с того, что она дочка директора. В шею шантрапу мелкую гнать надо, чтоб под ногами не шныряли…

Зато Конькова спутала не только Олька. Негодяев отогнал машину метров на семь обратно. Теперь каскадёру уж точно прямая дорога лицом об асфальт. Но в чём интерес Негодяева? Разве что оправдать свою фамилию, не иначе!

Впрочем, другим участникам событий эта фамилия тоже пришлась бы ко двору. Не успел удалиться Негодяев, как к тягачу вернулись Паша с Люсей.

– Паша, но ты ведь уже всех расставил, – лила она словесный елей в уши возлюбленного, всё так же преданно держа зонтик над его головой. – Ты же у меня такой умненький.

– Пожалуй, кое-что надо уточнить, – сосредоточенно заглядывал он в свой ноутбук.

– Неужели ошибся? Не может быть, миленький. Ты посчитай ещё всё хорошенько. А то каскадёры бедненькие, как бы с ними ничего не вышло.

– Бедненькие, бедненькие, – сосредоточено стал повторять Паша, подхватив последние слова своей жены, – бедненькие. Будут они бедненькие.

– Что? Что ты сказал, Пашенька?

– Я говорю: будет всё прекрасно, Люсенька. Траектория будет что надо. Амплитуда. Полная синусоида.

– Пашенька, вот ленточка, которую мы приклеили, только она далеко от машины!

– Ладно, сорви её! Всё равно переставлять всё по новой.

Новое требование переехать Слон воспринял уже не столь адекватно. Выполнив все новейшие требования Паши, он решительно покинул кабину, в сердцах хлопнув дверцей.

– Туда-сюда, обратно ни тебе, ни мене непонятно! Тьфу! – проворчал он напоследок.

Конькова поразило, что вне кабины Слон оказался маленьким, щуплым и ещё молодым человеком. Впрочем, каскадёр более удивился своей ещё не умершей способности ощущать чувство удивления. Между тем, поводов для его проявления всё прибавлялось.

Подкатила его Санина машина, и из неё вышла Бэби. Обычно со своим темпераментом она выскакивала из машины, как выстреливала, а тут вышла как-то нерешительно. Тут же обернулась назад, чтоб заговорить с тем, кто остался в середине автомобиля.

– А если там водитель?

Её собеседником, вероятнее всего, был Саша. Коньков со своей позиции не мог внятно расслышать его речь, так что довольствовался только словами девушки.

– А ты точно уверен, что вперёд? – Бэби всё сомневалась. – А если мы машину передвинем, а Саня разобьётся?

«Давай детка, передвигай», – млел от услышанного самоубийца.