Мой сын попаданец

Юрий Грушевный

Мой сын попаданец

Глава 1 Счастливые хлопоты

Самое важное в моей жизни сообщение пришло в мессенджер сразу после обычной утренней планерки. Мероприятие, которое по правилам иностранной методологии под гордым названием «Agile» именовали «daily», только закончилось, и я стремительно опускался в свое рабочее кресло, прокручивая в голове запланированные на день задачи, когда пиликнул телефон.

Дэйли. Фигейли. Есть же чудесное русское слово «планерка»… Ну, что там опять кому от меня надо? – раздраженно подумал, поднимая лопату одного из флагманов китайских производителей.

Помимо нелюбви к американизмам, я уже давно заметил за собой привычку держать все мгновенные источники информации прочитанными и перестал с ней бороться. Вроде бы даже болезнь такую придумали, психологическую, номофобия называется. Вот и сейчас, либо фобия, либо закрученная спираль переживаний последних месяцев, но что-то заставило отбросить все дела и проверить, кому и чего от меня надо в такую рань, еще и в будний день.

Интуиция не подвела. Сообщение было коротким, но произвело эффект взорвавшейся бомбы. Бомбы в моей голове и жизни, которая разметала все планы на ближайший день и годы в стороны.

«началось»

Всего одна фраза от жены, скинутая в телеграмм, несла в себе громадное количество смыслов и действий. И я сорвался с места, начав энергично дергать кабели из ноутбука, словно проснувшийся в палате больной в остросюжетном фильме, дергающий из себя иголки подключенных капельниц.

– Воу, Стас! Ты чего? Случилось что? – приподнявшись над перегородкой, спросил молодой младший аналитик Сашка, обучением которого и «онбоардингом» в команду я занимался уже больше четырех месяцев.

– Началось. – повторил я фразу из сообщения, стараясь сделать интонацию нейтральной.

Парень был веселый и смышленый, но вот эти его «воу!», «кринж!» и прочие современные фразочки всегда выводили меня из себя. На заре своей карьеры я бы провел ему разговор с внушением, но в современном мире и корпоративной культуре личные особенности стало принято принимать и менять именно себя, а не окружающих. Поэтому, по заветам психологов и «просвещенной» жены-астролога, я старался соблюдать осознанность и работать со своим раздражением. Тем более, что парень за последние полтора года был уже третьей попыткой, у нас, с таким же возрастным и резким Руководителем проекта, найти на рынке молодого специалиста который впишется в корпоративную культуру крупной компании. Всем нужна была свобода и стартапы, а строгий график и дедлайны, с депремированием и выговорами, пугали утонченную молодежь похуже каски и шахтерского оборудования.

– Рожает?! – подскочил парень, будучи в контексте моей семейной ситуации.

Оббежав импровизированную низкую кабинку, располагавшуюся в нашем современном «опенспейсе» прямо напротив моей, парень встал выпучив глаза.

Я лишь коротко кивнул.

Сашка, Александром которого называть не поворачивался язык, ибо он годился мне в хоть и очень ранние, но сыновья, что-то еще восторженно говорил и даже предлагал какую-то помощь, но я его уже не слушал. Словно в трансе я запускал последовательности команд в голове, уже давно выстроенных там как раз на такой случай.

Люда. Началось. Держись, я скоро!

С женой мы были знакомы почти четыре года. Для современного динамичного мира с его напускной легкостью и тотальной безответственностью срок был приличный. У обоих к моменту брака было по одному «молочному», которые давно выпали, и куче интриг, а также твердое желание остепениться и завести наконец-таки детей. Последнее, несмотря на спорные анализы, к неумолимо приближающимся сорока годам, также наконец-то получилось. Ровно восемь месяцев и двадцать семь дней назад.

– Так, Саша, сегодня меня на связи не будет. Завтра пятница. Держись за двоих до понедельника. По спеке для финансового мы в сроках. Для логистов доработка на Прод встала, надо будет завтра написать Уварову, все ли хорошо и на среду кинуть встречу. Покажешь или я уже освобожусь и покажу, что по итогу реализации получилось. Все понял?

Как сроки долгожданной беременности начали подходить, я, будучи человеком тревожным по натуре, всё заранее спланировал и подготовил. С начальством были проведены беседы по переводу меня на удаленный формат работы. К расширению семейства получено увеличение оклада. Также, со всеми в команде были достигнуты договоренности по моему срочному отбытию посреди дня в случае, если «начнется». Благодаря острому уму и накопленному бесценному опыту по сбору и формализации требований от Бизнеса, нашей крупной по меркам страны конторы, специалистом я был ценным, и противиться договорённостям никто не стал.

Были наработки и по списку актуальных задач, который кто-то жестокий обозвал «бэклогом», поэтому работа на время отсутствия востребованного руководителя отдела аналитики встать также не должна была.

– Так точно! – вытянулся по струнке молодой, чтобы продемонстрировать, что в тренде происходящего в Стране и Мире.

– К непокрытой голове не прикладывают. И вообще, на сегодняшний день примета плохая. – закончил я сборы, застегивая раздувшийся рюкзак.

Если я к мобилизации и был готов, до беременности жены, и даже частенько занимался практической стрельбой из карабинов, да поигрывал с такими-же «старыми пердунами» в лазертаг, наивно считая себя готовым к труду и обороне, то вот парень попасть на передовую или даже в тылы очень боялся. Как он однажды поделился, на нашем совместном «тимбилдинге» в баре, расхотелось воевать ему не смотря на увлечения «контрой» и «батлой» еще в ВУЗе. Военная кафедра, где тогда еще субтильному подростку на выездах в поля оказалось тяжко, отшептала. Прививать патриотизм парню я по соображениям «осознанности» и уважения к «свободе выбора» в одно время закончил, но вот подкалывать прекратить никак отказаться не мог.

– Стас, а как митинг на онлайн кидать? – одернул от головы руку парень, словно обжегшись о макушку, и перевел тему.

По всему виду и бегающим глазам было понятно, что парень нервно перебирает в голове, что бы из срочного и важного не забыть спросить. Надо было обязательно перед уходом его стабилизировать. Современная молодежь могла так зарядиться «на панику», что потом бегать и донимать окружающих весь оставшийся день, а то и неделю. Поэтому, сделав глубокий вдох и медленный выдох, я всё же сперва успокоил собственный мандраж, связанный с происходящими событиями уже в моей жизни, а после спокойно и медленно заговорил.

– Я не на Аляску вахтовым методом улетаю. И то там уже спутниковая связь и интернет есть. Буду уже с завтрашнего дня доступен. И если что у Жени спроси или у Ани. – показал я ему ладонями медленный вдох и выдох.

– П-понял. – начав заикаться сказал парень, бессознательно повторяя дыханием за моими движениями.

– Ну и чудно. Все, бывай. Пиши если что в мессенджеры. Как смогу отвечать – прочту и отпишусь.

Я протянул Сашке руку, и тот, запоздало сообразив, наконец вернулся из медитативного состояния и её пожал.

– Удачно вам там! – не впопад крикнул он, когда я уже удалялся к дверям.

Хороший парень. Но работать еще над собой и работать. Под эти размышления я заглянул и быстро отрапортовал в стеклянный кабинет, называемый между работниками «аквариумом», к нашему РП Евгению Александровичу Рыбкину, к которому я никак иначе как Саныч обращаться из-за уважения не мог. Под уже более внятные поздравления и наставления от более опытного отца двоих детей выбежал к гардеробу и столкнулся с собранием всего отдела. Было очень приятно, но времени не было совсем. Я очень хотел поприсутствовать на родах, долгожданных и желанных родах моего первенца. Всё же еще раз собравшись с силами, притормозил, сделал одухотворенную физиономию и, выслушав новые пожелания и поздравления, со всеми тепло попрощался. Пришлось, правда, пообещать, что обязательно проставлюсь уже в следующую пятницу. Последнего будто все только и ждали, и под овации я наконец выскочил на улицу.

Белый «Ксяоми Ю семь», моя гордость и предмет завести всех гиков в конторе, стоял на своем законном месте закрытой корпоративной парковки. Машина была новой, поэтому вызывала и у меня детский восторг, а еще гордость, что я на неё или него насобирал и пережил все препоны полу-самостоятельной транспортировки диковины из-за границы. Машина, видимо, благодарная за все, что я из-за неё пережил, меня с момента покупки еще не подводила. Вот и сейчас, радостно узнав владельца по FaceID или приближающемуся телефону в кармане, она зажгла фары и толкнула навстречу хозяину дверь.

– Ну привет, Беляш. Хорошо, что ты заряжен. Сегодня поедем быстро. – сказал я, падая в полуспортивный белый ковш.

Что-то пытавшаяся понять голосовая помощница начала привычно ругаться на китайском. Видимо, что я хоть и все еще симпатичный и даже спортивный крепкий мужчина славянской внешности, но учить русский она все равно ради меня не готова. Я же уже на нежный женский азиатский голос не обижался, вбивая в картах адрес платного роддома, куда должны были доставить мою супругу. Закончив выбирать маршрут и отправив его на большой центральный дисплей, быстро раскрыл частые контакты и набрав Тёщу, бросил телефон на зарядную платформу, начав пристегиваться.

Громкие гудки продолжались непривычно долго. Умный помощник попытался перехватить разговор, но я сбросил его, не став терять время. Прослушивать оставленные голосовые тёща не умела.

К моменту, как я вылетел на широкую городскую артерию, резавшую южную часть нашего города, ускоряясь к его центру, мне наконец позвонили.

– Стасик, ты там как? – прозвучал взволнованный голос уже моей матери.

– Хорошо, стараюсь вот успеть на начало сеанса. – сказал я, на последних словах резко выкручивая руль непривычно резвой машины, уходя от столкновения с зазевавшейся задницей в утреннем потоке.

По молодости, как сын обеспеченных родителей я был счастливым обладателем спортивной машины. И не смотря на все просьбы матери «не ездить быстрее чем летает мой ангел хранитель» увлекался уличными гонками. Благо, тогда и движение было другим и камер столько не было, и чудовищ с разгоном до четырех секунд до сотни на городские улицы простым обывателям не выпускали. Поэтому, удалось дожить до зрелого адекватного возраста и сохранить наработанные навыки контр-аварийной езды. Которые, впервые за десять лет, снова пригодились.

– Не гони только! А то оставишь ребенка безотцовщиной.

– Сплюнь, Мам.

– Уже. Мы с папой взяли билет на вечерний Сапсан. Будем к полуночи. Встречать нас не надо, на такси доберемся.

– Понял. Хорошо. Ты Ефросинье Викторовне звонила? Не берет.

– Меня тоже. А Людочка там как? Не писала.

– Написала только «началось» и все.

– Мне также. Я не стала перезванивать. Написала только пожелания и что мы едем.

– Хорошо. Тогда я тебе постараюсь отписаться, как доберусь. Буду сегодня журналистом, как отец.

– Давай. Будем переживать за вас. Так хоть немного легче будет.

– Не надо. Не к чему.

– Надо, Стасик. Вот родите и поймешь почему.

Больше на звонки и мессенджеры я уже не отвлекался. Терять время на общение с полицией или устроить ДТП с пешеходом или машиной, я категорически не хотел, поэтому сбавил ход, оставив из лишнего при езде только «резкие» и «опасные маневры».

Осеннюю холодную погоду в северной Пальмире в этот день неожиданно скрасило яркое солнце. Город к обеду уже во всю жил. Ходили многочисленные пешеходы. Фотографировались немногочисленные, к такому времени года, туристы. Разгружались вездесущие грузовики маркетплейсов, перегородив узкие улицы старого центра Петербурга. Не смотря на это, добрался я все же неприлично быстро и место на платной парковке у роддома на Фурштатской все же нашлось. Припарковавшись самостоятельно, дабы не тратить время на выверенного автопарковщика, вылетел из машины, чуть не оставшись без двери и без ноги.

Истерично просигналив, мимо стоящего и извиняющегося меня, медленно проехала недовольная симпатичная барышня двадцати лет на красном БМВ. Всем видом, она показала, что будь она не субтильной блондинкой, а здоровым боксером, я бы уже лежал со сломанной челюстью. Я же вжался спиной в дверь закрытой машины и прижав растопыренную пятерню к сердцу, поклонился и показал, что «глубочайше сокрушаюсь по содеянному».

Конфликт был исчерпан, машина из опасной близости удалилась, поэтому, пока не показалась следующая, я быстро оббежал намытую белоснежную корму и подбежал к двери для рожениц.

Впустили меня не охотно, но после, разобравшись и уточнив что был приобретен «пакет» включавший совместные роды, помогли переодеться в больничный халат и шапочку и быстро проводили до родильной палаты.

– Доброго дня, Ефросинья Викторовна. Как она там? – подлетел я к пожилой женщине, сидящей на краюшке кожаного диванчика и теребящей иконку в руках.

– А, Станислав! Тяжело пока. Уже третий час пошел. Мается. – приподнялась тёща мне на встречу.

– Сидите, сидите. – сказал я, подлетая и усаживая обратно, вымотанную ожиданием женщину.

– Ты прости, я телефон в этой суматохе в пальто оставила. Поэтому ничего толком рассказать не могла. Как там родители? Волнуются, пади.

С тещей мне оба раза повезло. Второй раз особенно. Приятная и не утратившая шарма женщина была из той самой «питерской интеллигенции», на старости лет, правда, сильно ушедшей в духовность, что интеллигенции было не свойственно. К счастью, я был мужчиной взрослым, воспитанным и при ней вел себя серьёзно, поэтому она быстро прониклась к зятю отеческой любовью. Вот и сейчас, пока я приводил себя окончательно в порядок, перед входом в родовую, крестила меня и бубнила себе под нос слышимую только ей молитву.

– Ну, с Богом! – перекрестился я, больше для родственницы.

К религии у меня всегда было свое, нетипичное отношение. Будучи любителем художественной литературы, я с детства верил, что мир намного сложнее его материальных проявлений. Но вот к конкретной конфессии себя никогда не относил. Ни к православию, в которое меня «определили» родители, пока я еще ничего не понимал. Ни к ведической конфессии, к которой склоняли обе мои супруги, одна из которых профессионально занималась йогой, а вторая ушла из большой корпорации и стала успешным ведическим астрологом, зарабатывая на консультациях и видео, на всевозможных социальных площадках.

Читая классику фантастики и фэнтези, а также многочисленные новинки с самиздата, я верил в божественный умысел и проявления, но сформировать для себя ограничений на эту тему никак не мог. Поэтому, пользовался всем помаленьку. Крестился, когда было тяжело или страшно, читал мантры и медитировал перед важными встречами, а глубоко в душе, тайно надеялся, что в случае смерти обнаружу себя в теле молодого графа Романова, с предрасположенностью к какой-нибудь ультимативной магии крови или времени.

– Аааааррррррр. – раздался рык из открытой двери, когда я откинув досужие размышления, ввалился наконец в просторную комнату.

Людмила, «как у всех» и «как обычно» не могла, поэтому и помещение, и способ родов, были выбраны нестандартные. Под громкое пение Гаянтри-мантры из Яндекс-станции, моя прекрасная, не смотря на возраст, почти догнавший четвертый десяток, супруга карабкалась по канату, широко раздвинув ноги на специально кушетке для «вертикальных родов». Пожилая женщина врач внимательно смотрела на монитор с показателями. Молодая медсестра же придерживала за локоть и спину мою взмокшую от пота и скрипящую зубами амазонку.

– Доброго дня. Как у вас здесь дела? – влетел я в комнату, закрыв за собой дверь.

– Стасссссссссссссссссссссс. – прошипела Люда и рыкнув от очередного спазма, отдышавшись, добавила, – Где тебя носссссит.

– Рванул сразу как только ты написала. – подошел я ближе и присел сбоку от супруги, поцеловав её в мокрый лоб.

– Хорошооооооо, что ты здесььььь. Арррррр. – снова выключилась жена из реальности, сосредоточившись на боли или каких-то своих мыслях.

Я же повернулся к врачу, та заметив мой взгляд, наконец ответила на заданный при входе вопрос.

– Раскрытие хорошее, показатели в норме. Малыш еще двигается по путям, скоро уже увидим головку.

Повернувшись к жене, я также взял её за локоть и поясницу.

– Я не могууууу..... – наконец, сдалась она.

Слезы покатились по влажному красивому лицу.

– Все ты можешь, все получится. Давай дыши со мной. Вдох. Медленный выдох…

Все это действо, которое иначе как битву за новую жизнь, я назвать не мог, продлилось еще шесть часов. В общей сложности заняв почти десять. Не рекорд, но я очередной раз бесконечно проникся уважением к женскому полу. То, через что проходят эти хрупкие, в большинстве, создания во время рождения новой жизни, невозможно даже отдаленно оценить мужскому полу. Да, можно сетовать про уровень задач и ответственности, которые у большинства мужчин, пока еще присутствуют в жизни. Да, можно приплести ужасы войны и ранений, которые больше по мужской части. Но ни один из нас не идет на все это осознанно, подспудно думая, что «авось пронесет». Здесь же итог всегда ясен и даже примерно понятен срок, через сколько надо будет через это пройти. И гормональная поддержка от женского организма служит слабым оправданием предстоящему.

Уставший, перенервничавший, но довольный собой и своей жизнью, я сидел на кресле в родильной комнате и держал на руках самое важное в своей жизни. Сокровище, которому я не мог найти хоть какого-то аналога. Мои гены, мою кровь, продолжателя моей биологической функции на этой огромной прекрасной планете. Улыбка, которую сложно повторить в обычной жизни, заставляла лицо светиться. И я с трудом сдерживал рвущийся из груди порыв петь или просто орать, чтобы не пугать малыша и не мешать отдыхать супруге.

Персонал оставил нашу семью побыть наедине. Уставшая жена, которую мы сообща перенесли на кушетку, лежала накрытая пледами и утыканная капельницами. Почти засыпая, она смотрела на своего полуголого мужчину и крошечный сверток в его руках. Ребенка покормили грудью и передали отцу, дав матери отдохнуть и прийти в себя.

– А точно надо было торс обнажать? Я о таком не слышал.

– Точно. Он должен почувствовать твой запах и запомнить его. Что ты член его новой семьи. – устало проговорила супруга, закрыв веки.

Крошечный, но бесконечно милый малыш, словно услышав маму, открыл глаза и посмотрел прямо в мои.

– Привеееет. – тихо сказал я, продолжая улыбаться.

Неожиданно, в зрачках моего ребенка промелькнуло яркое синее свечение.

– Что за… – прошептал я и даже оглянулся на висящий над креслом телевизор, чтобы проверить не отсвет ли это был от него.

Техника была выключена. Когда же я повернулся обратно, малыш уже тоже медленно смыкал веки.

– Показалось. – прошептал я снова, переводя взгляд со спящей супруги на сына и обратно.

Больше в освещенным тусклым светом помещении, никого не было. И я, списав все на переутомление, снова вернулся к лицезрению своего наследника. Своего продолжателя рода.

Интерлюдия 1. Из мрака на свет

Залрос Сияющий бежал по освещенному магическими светильниками подземному коридору своей твердыни, переставляя одеревеневшие ноги на одной силе воли. Несмотря на все изменения, которых он добился с помощью магии и алхимии, его совершенное тело за эту бесконечную погоню уже не справлялось. Потоки сознания, которые он разделил в полноводные реки еще на второй сотне лет своей долгой жизни, также работали уже на пределе.

Основной, который архимаг отождествлял со своей личностью, изо всех сил старался дотащить тело, работающее уже за гранью физических возможностей, до своего последнего убежища, концентрируясь только на цели и повторяя как мантру одни и те же слова «не останавливаться, не сдаваться». Два же вспомогательных занимались в это время противоположными друг другу вещами, подкидывая эмоции и образы в топку котла основного. Один строил планы на ближайшее будущее, второй пролистывал страницы ушедшего прошлого.

Вот сложная конструкция заклинания последней воли, для которой понадобятся все сосуды с манной, припрятанные в убежище, объединяющее и дарующее автономность остальным конструктам. Вот уникальный конструкт заклинания, скрепляющего полученную за долгие годы жизни информацию, его наследие, и саму его суть, душу. Вот сложнейшее заклинание мгновенного межмирового переноса, обещающее выкинуть перетруженное тело в место с магией, атмосферой, температурой и гравитацией, соответствующее текущему. Вот конструкты, которые должны будут найти магию в новом мире и начать её собирать, восстанавливая погибающее тело, даже если оно после переноса лишится сознания. Вот защитные конструкты, которые будут оберегать тело от недружелюбных обитателей нового мира, пока он полностью не восстановится и не вернет себе способности защищаться самостоятельно.

Несмотря на то, что сейчас все они собирались в голове за мгновения, образуя стройные многомерные причудливые фигуры, перемежающиеся рунами и записями на десятке языков, любой Архимаг покидаемого мира отдал бы все свои сокровища за то, чтобы их увидеть и долгие годы разбирать, дивясь гению создателя. Любой же ученик и вовсе продал душу и выстроил зиккурат для сотни чужих, только чтобы коснуться этих знаний.

В противовес аналитическому потоку, второй вспомогательный, прокручивал прожитые года великого волшебника, останавливаясь только на самых ярких моментах. Как хороших, так и не очень. Каждый из которых был важным кирпичиком на дороге, что привела его к столетию процветания. Заканчивающемуся сейчас позорным бегством от всего, что удалось добиться.

Понимание, что делать дальше, вселяло в архимага уверенность, что он выберется. Воспоминания о прожитом добавляло причин, по которым нельзя останавливаться. Вместе они работали на поддержание воли в этой ставшей бесконечной гонке за существование.

И все же. Плоть слаба.

Архимаг остановился, привалившись к стене, чтобы дать хотя бы мгновение восстановиться израненному и переутомленному телу. Хоть немного подстегнуть регенерацию и выгнать метаболиты, образовавшиеся во время работы мышц. Терпеть боль в перетруженных конечностях уже не было сил. Как и отчаянно не хватало воздуха.

Потянувшись к магии вокруг, он обнаружил, что после затяжной осады её не осталось и крупицы. Всё пространство, докуда он мог дотянуться, лишилось какого-либо волшебства. Жалкие крохи лишь подпитывали сотни светильников, что сейчас освещали длинный коридор, да само убежище, которым он оканчивался. Но забирать их было равносильно мгновенному самоубийству.

– Отродья мрака. – прохрипел Залрос ругательство.

Пересохшие и местами разбитые губы сразу лопнули, кровь начала собираться на совсем недавно засохшей корке.

Второй поток услужливо подкинул воспоминание «начала конца» прославленного архимага. Сама Тьма шла за ним по пятам, и древняя стихия не знала пощады. Однако, несмотря на то, что именно её вассалы сейчас преследовали беглеца, чтобы забрать хозяйке его душу, главной виновницей бед Залроса была всё же не всемогущая сущность, а другая, коварная и подлая. Гордыня.

Возгордившись своим достижениям, прославленный архимаг магии воздуха, повелитель грома, убийца драконов и императоров, один из семи Долгоживущих, решил стать первым из семи. Желание Залроса было не уникальным, каждый из семи Долгоживущих, как их называли все разумные мира Колмира, в котором архимаг родился и возвысился, уже пробовал бастионы остальных на прочность, и каждый из них был готов отстаивать свое место в семерке, стоя насмерть. Не удалось это сделать и молодому, по меркам остальных шести, выскочке. Здесь ему надо было успокоиться, но гордыня погнала его дальше. Он отступил, но не отступился.

Добившись всего в своем мире и получив сродство со стихией воздуха, чудом не растворившись в ней, он получил свой титул – Сияющий. Он даже создал уникальное заклинание, сонм грозовых разрядов, окружающих его несокрушимую магическую броню, дабы закрепить этот титул перед смертными, что боготворили его. Репутация светлого мага, коим он не являлся, подтолкнула его пойти на хитрость. После долгих размышлений и взвешивания рисков, он решил добиться сродства с самой Тьмой, что была противоположностью Свету и его Сиянию.

Хитрый ход стал неожиданностью для его оппонентов, и он победил троих из них. Остальные три объединились перед угрозой и дали ему отпор, но это уже было не важно. Цена, которой он заплатил за жалкие мгновения триумфа и чужого падения, оказалась неподъемной. Слишком много он зачерпнул у своей новой стихии, слишком одержим был перспективой остаться единственным высшим магом во всем Колмире. Тьма пришла к нему забрать свое.

Словно в подтверждение последних мыслей, светильники, расположенные в самом начале коридора, начали гаснуть один за другим. До стоящего и с ужасом наблюдающего эту картину архимага донесся пробирающий шепот, перемежающийся заливистым женским смехом.