скачать книгу бесплатно
В Аничковом дворце разместили самых почетных гостей: дядю Берти (будущего Эдуарда VII) и герцога Йорского Джорджи (будущего Георга V). За завтраком были еще Николай Второй и Аликс. Царь, поглядывая на Аликс, подумал: «Скоро Аликс уедет к Сергею и Элле. И снова я один, даже сейчас! Когда же наши разлуки кончатся?! Скорее бы жениться! Тогда бы не пришлось расставаться».
На Варшавском вокзале готовилась встреча датского короля с
сыном Вальдемаром. До подхода поезда Николай Второй, в шинели с погонами полковника, торжественно, по-царски, прошел вдоль фронта почетного караула, временами отдавая воинам честь. Они поворачивали в его сторону головы с радостными улыбками.
В окружении свиты царя, его сестра, великая княгиня Ольга Александровна спросила шепотом: «Останешься ли ты навсегда в чине полковника?» Николай Второй, слегка повернув с ней голову, также тихо ответил: «Раз покойный Папа наградил меня только этим чином, в нем и останусь».
Церемонию последнего прощания с Александром Третьим очень ярко запечатлел лорд Каррингтон в своем отчете английской королеве от 7 ноября:
Лорд-гофмейстер имеет честь покорнейше свидетельствовать свое почтение Вашему Величеству и весьма сожалеет, что вследствие перемещения почтамта нельзя было сегодня отослать ни одного письма. Похороны состоялись, и все прошло хорошо. Лорд-гофмейстер сейчас же послал телеграмму, отправив ее лично, и уверен, что она благополучно дошла до Вашего Величества.
Служба началась в 10.40 утра, когда прибыли император и императорская и царствующая фамилия, и продолжалась до часу дня. Давка была ужасная, дипломатический корпус (посол Вашего Величества был блистателен) стоял справа. Император, императрица (вдовствующая Мария Федоровна) и принцесса Уэльская в центре с королями Греции и Дании и принцем Уэльским. Вокруг эрцгерцоги, герцогини и другие монаршие гости. Будущая императрица выглядела необыкновенно красивой. Придворные дамы стояли сзади вместе c свитой прибывших коронованных особ.
Толпа была такая, что князь Долгорукий, руководивший церемонией и державший длинный жезл, задрапированный черным, с трудом мог проложить дорогу императрице. Трем дамам стало дурно, в том числе мадемуазель Фабрис, которая была при принцессе Аликс в Виндзоре.
Служба была с хором без органа, императрица и принцессы все время стояли или молились на коленях. Месса продолжалась полтора часа жалобно и монотонно, а затем отслужили обычную ежедневную панихиду. Были розданы зажженные свечи, но из-за толпы у дам их не было и таким образом опасность пожара была предотвращена. В 12.30 состоялась ужасная церемония последнего прощания. Императрица с героическим мужеством медленно подошла, преклонила колена, последний раз поглядела на покойного императора и поцеловала сперва образок на груди Его Величества, потом его в губы. Император поддерживал Ее Величество и очень заботился о ней, а все присутствующие коронованные особы целовали образок.
Вокруг катафалка в этот момент была огромная толпа. Позолоченную крышку гроба подняли по ступеням и положили на похоронные дроги, а затем император и члены царствующей семьи донесли покойного императора к месту его последнего упокоения, склепу вблизи алтаря размером 10 футов длиной, 4 фута шириной и 5 футов глубиной. Затем император удалился.
Лорд-гофмейстер вместе со всеми подошел к высокому помосту – бриллиантовая императорская корона со скипетром, державой и мечом, вся в бриллиантах, щит и штандарт были справа от головы императора. Слева находились 6 корон главных областей империи, а в ногах венок Вашего Величества и венок из ландышей от императрицы. Это были единственные венки на помосте, несколько сотен остальных венков были развешаны по стенам церкви. Серебряный французский венок (прибитый к огромному щиту, покрытому черным бархатом и стоящему на специальном пюпитре) размещался на полу церкви и особого внимания ему не оказывали.
Так как в церкви только один выход, выбраться оттуда было не так-то просто; лорд-гофмейстер встретил тут г-на Стааля (посол России в Англии), прибывшего с опозданием из-за прострела. Лакеи, старавшиеся подать пальто своим господам, создавали еще большие затруднения, особенно неприятные для дам.
Конный почетный караул из рослых мужчин на мощных конях, не произвел особого впечатления на лорда-гофмейстера, так как был не более хорош, чем лейб-гвардейцы Вашего Величества. После церемонии в каретах, запряженных четверками, регалии были перевезены назад в Зимний дворец, всего в процессии было 97 лошадей.
Каррингтон.
[В описании английского лорда-гофмейстера отсутствует маленькая деталь: присутствующие рыдали, когда опускали гроб в гробницу. А сам лорд-гофмейстер слезинку проронил?]
За большим обедом в концертном зале Малахитовой палаты для приезжих важных особ рядом с царем сидела его сестра Ольга. Она негромко спросила Николая Второго о том, что витало в воздухах от тревожных ожиданий сановников-чиновников столицы:
– В России будут большие перемены?
Царь вопросительно посмотрел на нее, с улыбкой ответил:
– Ничего не хочу ломать. Все с чем, будучи наследником, не соглашался, став государем, хорошенько изучу. И, только вникнув, буду изменять постепенно, но настойчиво.
Слова царя услышали на другом конце стола, где располагались члены царствующей фамилии Романовых. Родовитые родственники облегченно вздохнули. Первостатейная новость разлетелась по столице империи. Бросив короткий взгляд в сторону родственников, Николай Второй едва слышно добавил:
– Не все так просто. Завтра предстоит принять первый доклад от генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. У меня уже есть с ним несогласия по некоторым вопросам, а он стоит на своем. И тут лучше пожертвовать одним человеком, хотя бы и дядей, чем пользою государства.
В интересах государства нарушилась и традиция. Было принято решение назначить августейшую свадьбу (как царю на престоле без царицы?) через неделю после похорон.
Николай Второй, в лейб-гусарском мундире, ехал в Зимний дворец вместе со своими шаферами: братом Михаилом, принцем Греции Джорджем, великими князьями Кириллом Владимировичем и Сергеем Михайловичем.
Невский проспект был запружен народом, ряды солдат поддерживали относительный порядок. Как волны в море, перекатывались по толпе на тротуарах радостные приветствия при проезде свадебного кортежа. Движение кареты с вдовствующей императрицей и будущей вызвал девятый вал восторга.
В Зимнем дворце жениху пришлось более полутора часов ожидать невесту, такова цена была традиционного туалета будущей императрицы. В Малахитовой гостиной невесту окружили статс-дамы двора, во втором круге стояли Мария Федоровна и великие княгини. Статс-дамы прикололи к платью, идущей под венец, золотую, подбитую горностаем, мантию, затем, уложив локоны на голове, водрузили на нее, сверкающую бриллиантами, диадему.
Замечательно описание свадебного торжества дипломатическим представителем английской королевы:
Лорд Каррингтон – королеве Виктории (14 ноября, С – Петербург):
Лорд-гофмейстер имеет честь покорнейше свидетельствовать свое почтение и берет на себя смелость сообщить об императорской свадьбе некоторые детали, еще не появившиеся в газетах, но, быть может, представляющие интерес для Вашего Величества. Утро было пасмурное, совсем как ноябрьское утро в Англии, и в 11 часов лорд-гофмейстер приехал к Комендантскому подъезду Зимнего дворца. Траур на этот день отменили, и на слугах были красные ливреи и окаймленные шнуром треуголки, шапка кучера надета набекрень и надвинута на правое ухо. Дворец был уже переполнен – в большинстве зал было столько людей, что с трудом можно было пройти. Все дамы в русских платьях, у некоторых изумительные бриллианты, но почти ни одного красивого лица; это отсутствие красоты по сравнению с тем, что можно видеть в гостиных Вашего Величества, очень поразило лорд-гофмейстера.
Говорили, что присутствовало 8 000 или даже 10 000 персон. Вполне возможно, так как залы огромны и конца им нет. Стульев или каких-нибудь сидений не предложили; дам и господ вводили в разные комнаты, и они стояли там до конца церемонии. Дорожка или проход, по которому провели царствующих особ, был очень узкий – и 2 камергера, приставленные к каждой комнате, вероятно, с большим трудом сдерживали натиск приглашенных: генералов, адмиралов, офицеров армии и флота, всех дам, представленных ко двору, сановников первых четырех классов, мэров Санкт-Петербурга и других больших городов и крупных коммерсантов. В последней комнате рядом с императорскими апартаментами находились сенаторы; 60 или 70 фрейлин, одинаково одетых (нечто вроде того костюма, каким был на г-же де Стааль на приеме у Вашего Величества): белый перед у платьев и пурпурные рукава, шлейфы и головные уборы – цвета императрицы. Другие великие княгини используют иные цвета, говорили, что одна из них была в платье особенно уродливого оранжевого цвета. Лорд-гофмейстеру Вашего Величества, специально в знак уважения к Вашему Величеству, предложили место прямо напротив важнейших придворных, которых было 6 или 7 и которые вышли перед появлением императора. Прямо перед выходом императорской и царствующих семей, держа золотой жезл высотой 7 футов, увенчанный бриллиантовой короной, прошел маршал Двора князь Трубецкой. Только в 12.30 распахнулись двери, и король Дании открыл императорское шествие, ведя императрицу Марию. Она была в белом, выглядела бледной и печальной, но очень спокойной и собранной, и не проявляла никаких признаков волнения. В течении всего этого ужасного времени мужество императрицы было поистине удивительным, и можно надеяться, что у нее хватит сил не сломиться под тяжестью горя, когда все примет обычных ход.
4
Император в самом простом мундире шел с невестой, которая была просто великолепна – на голове диадема, усыпанная бриллиантами, верхняя часть которой, целиком состоящая из камней, превращала ее в корону – на плечах 2 длинных локона (какие, бывало, носила принцесса Уэльская), восхитительное ожерелье и украшенная и огромная мантия из золотой парчи, подбитая горностаем. Она выглядела именно так, как должна, по общему мнению, выглядеть русская императрица, идущая к алтарю, и двигалась просто и с большим достоинством. Приветствуя кого-нибудь, она заметно наклоняла голову, и это было отмечено и оценено. Императорская и царствующие фамилии, а также приглашенные следовали длинной процессией – все шлейфы несли пажи, юноши из знатных семей, одетые в красное с золотом, в белых панталонах и высоких сапогах. Затем обер-гофмейстерина, перед которой благоговеют все молодые дамы двора – «Дамы Портрета», за долгую и верную службу удостоенные чести носить бриллиантовый портрет императора. Фрейлина Батенева 77 лет, бывшая почетной фрейлиной еще при Николае I. Она удивительно сохранилась и гордится своей внешностью: она вроде русской маркизы Марии Эйлсбери, и лорд-гофмейстер полагает, что это действительно личность: много говорит и все с ней носятся.
Наконец процессия дошла до церкви – она невелика, и, когда царствующие особы вошли в алтарь, в нее хлынуло огромное количество народу, включая 70 фрейлин, и послы, естественно, ничего не увидели, да их и самих не было видно. Церемония сопровождалась хором – без органа – голоса были в высшей степени хороши и пели удивительно верно, толпа с каждой минутой разрасталась. На пальцы невесты и жениха надели кольца, потом они обошли 3 раза вокруг аналоя и преклонили перед ним колена; над их головами все время держали золотые короны. В пять минут второго невеста была объявлена императрицей.
Каррингтон.
И впервые зазвучало в воздухах: «Благочестивейший государь император Николай Второй и благочестивейшая государыня императрица Александра Федоровна!» Из церкви они уже шли впереди процессии. Вдовствующая императрица Мария Федоровна с дамами Двора следовала за первой четой империи.
[Для народов России наступала эра правления избранников божиих. Если народ в духе принимает над собой эгиду помазанников, то Небо благословляет все сферы жизни к расцвету. При общенародном согласии на власть кривителей от лукавого – ждите раздора, воин, голодоморов, разрухи, бедствий и лагерного режима.]
*
Из письма Джорджи (герцога Йоркского) – королеве Виктории (16 ноября,
С – Петербург):
Моя дорогая бабушка,
Здесь было поистине грустное время; но свадьба стала лучом света посреди глубокого траура. Дорогая Аликс выглядела на свадьбе прелестно, служба была очень красивая и впечатляющая, а пение просто великолепное, она прошла через все это очень скромно, но вместе с тем была так грациозна и вела себя с таким достоинством, что произвела превосходнейшее впечатление. Думаю, что Ники очень повезло с такой прелестной и очаровательной женой. И, признаюсь, я никогда не видел более любящую и счастливую чету, чем они. Когда после свадьбы они выехали из Зимнего дворца, огромные толпы на улицах встречали их овациями, аплодисменты были самыми сердечными и напомнили мне об Англии, громадная толпа в несколько тысяч человек собралась перед дворцом и аплодировала все время с 3 до 8, молодые несколько раз показывались в окнах.
Алики получила много чудесных подарков, я никогда не видел таких драгоценностей, все восхищались твоим очаровательным медальоном. Дорогой Ники очень тронут твоим назначением его шефом Серых Шотландцев, ведь это полк, которым он особенно восхищался, когда был в прошлом году в Олдершоте, он в восторге от этого. Я знаю, что его назначение в этот полк произвело здесь превосходнейшее впечатление.
Должен сказать, что я нигде не видел такого доброго и любезного отношения ко мне всех, с кем мне довелось встречаться. Я первый раз в России и, безусловно, вынес превосходнейшее впечатление о людях и стране. Ники – сама доброта, он все тот же милый мальчик, каким был всегда, и совершенно откровенно говорил со мной обо всем. Так трогательно видеть, как деликатно он обращается с дорогой тетей Минни (домашнее прозвище вдовствующей императрицы). Делает все так спокойно, мило и естественно, все просто поражены, и он уже очень популярен.
Благослови тебя Бог, дорогая бабушка, с поклоном всем и с надеждой скоро увидеться.
Остаюсь всегда преданнейший и покорный твой внук Джорджи.
Из письма Аликс – королеве Виктории (16 ноября, С – Петербург):
Моя дорогая бабушка,
Как мне благодарить тебя за твое милое письмо с добрыми пожеланиями и благословениями и за прелестные подарки? Кулон с твоим дорогим портретом необыкновенно красив, и я высоко ценю
его. Прекрасное кольцо я надела на свадьбу и с тех пор ношу его, оно постоянно напоминает мне о той, кто его подарил. Ткани, шали и пелерина восхитительны и очень пригодятся. Увы, я долго не смогу носить новые платья. Бедная тетя Минни совсем одна. Она – ангел доброты, так трогательно и так стойко держится, даже невозможно выразить словами. Какое утешение, что приехал ее отец, было кому идти рядом с ней. Мне несказанно не хватает милого Папа, а бедный дорогой Ники ужасно переживает потерю любимого отца. Но хорошо, что мы уже женаты, я могу больше бывать с ним, утешать и помогать ему во всем. Он так добр и мил ко мне, и я люблю его все сильнее и сильнее с каждым днем. Мы оба так рады, что ты поручила ему этот великолепный полк, и глубоко тронуты тем, что тебе пришла в голову мысль доставить ему это удовольствие. Как только смогу, я пошлю тебе цветки мирта и апельсина, которые я носила на свадьбе, и лоскуток от платья.
Прости, пожалуйста, за короткое письмо – нам нужно отвечать еще на кучу телеграмм, и потом Ники должен постоянно принимать людей.
Еще раз благодарю за добрые слова, которые ты нам написала и за подарки.
Остаюсь, дорогая, любимая бабушка, твое всегда глубоко преданное и покорное любящее дитя.
Аликс
Мы были страшно тронуты, что ты дала обед в день нашей свадьбы.
Из письма Ники – королеве Виктории (16 ноября, С – Петербург):
Дражайшая бабушка,
Позвольте мне поблагодарить Вас, дорогая бабушка, за два Ваших письма, на которые у меня еще не было времени ответить. Не нахожу слов, чтобы выразить изумление и удовольствие от известия, что Вы были так добры, назначив меня полковником прекрасных «королевских Серых Шотландцев» – того самого полка, которым я так восхищался прошлым летом в Олдершоте. Буду счастлив и горд когда-нибудь предстать перед Вами в его мундире.
Мне все еще так странно думать, что я женат, и я до сих пор не могу понять, что исполнилась моя самая заветная мечта на свете. Иметь такую милую, любящую и преданную жену, как дорогая Алики,
– это поистине благословенный дар, ниспосланный мне Господом!
Да, мы пережили очень тяжкие и мучительные дни. Я изумлен тем, как хорошо, к счастью. Мама переносит свою боль! Я очень занят, и одно утешение – близость моей дорогой женушки. Когда она рядом со мной, я чувствую, что у меня хватит сил преодолеть все тревоги моего тяжкого бремени.
Еще раз благодарю Вас за всю Вашу доброту, дражайшая бабушка, и поверьте, что я всегда Ваш любящий и нежно преданный внук.
Ники.
*
У дверей своего кабинета Николай Второй столкнулся со своим дядей, великим князем Константином Константиновичем, бывшем адъютантом в свите царя. Лицо государя осветилось приветственной доброй улыбкой, он сказал:
– Да… тяжел крест Монамаха. Почти нет свободной минуты, доклады министров, встречи с главными сановниками, а вечером – кучу бумаг от министров прочитать. Только присутствие Аликс помогает.
– Отец перед кончиной давал какие-нибудь советы? – спросил Константин Константинович.
Царь отрицательно покачал головой:
– Отец ни разу не намекнул о предстоящих обязанностях. И ранее, посылая меня за границу к чужестранным дворам, никогда не давал наставлений, предоставляя действовать, как вздумается. От этого бывало и легче и труднее. Даже перед последней исповедью с отцом Янышевым, на вопрос: говорил ли он со мной о правлении, ответил: нет, он сам все знает.
*
В дневнике царя появляется запись:
Получили телеграмму от милой Мама о том, что мы можем остаться тут еще один день. Блаженство мое беспредельно – очень
грустно покидать Царское Село, которое стало нам обоим таким дорогим местом: в первый раз после свадьбы остались одни и жили действительно душа в душу.
(Рукой Александры Федоровны) Никогда не думала, что возможно такое счастье, такое единение двух смертных, я люблю тебя – в этих словах вся моя жизнь.
Больше никаких разлук. Наконец соединены, связаны на всю жизнь, а когда эта жизнь закончится, мы встретимся снова в ином мире, чтобы навеки остаться вместе. Твоя, твоя.
*
В Николаевском зале Зимнего дворца царь встретился с депутациями от дворянства, земств и городских обществ. Переборов внутреннее волнение, твердо сказал:
– Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии земств в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял мой незабвенный покойный родитель.
*
Из письма Николая Второго – королеве Виктории (1 февраля 1895, С – Петербург):
Моя дорогая бабушка,
Мне стыдно, что я так долго не писал Вам и не поблагодарил Вас за два Ваших милых письма, так порадовавших меня. Не могу высказать, какое удовольствие доставило мне прибытие депутации Серых Шотландцев и как я был горд и рад принять их в прекрасном мундире их полка. Они преподнесли мне от всех офицеров прелестную картину, изображающую смотр полка в Олдершоте, который, надеюсь, когда-нибудь произойдет в действительности. Я хочу сказать, что смогу когда-нибудь промаршировать перед Вами во главе моих Серых Шотландцев.
Прошу Вас не тревожится о том, что я перегружаю себя, я слишком хорошо знаю, как плохо и опасно это может быть, а, кроме того, моя добрая Алики никогда не позволит мне так поступить!
Мы посылаем Вам небольшой сувенир с нашей свадьбы, дражайшая бабушка, и сожалеем только, что он не был готов вовремя и мы не смогли прислать его к Рождеству.
Мы прекрасно провели время в Царском – но, увы, очень недолго. Мы надеемся вскоре снова вернуться туда, но, так как дорогая Мама остается совсем одна после того, что с ней все время была тетя Аликс, мы не можем рискнуть оставить ее только с Мишей и Ольгой!
Ники.
*
Царская чета выходит из церкви. Александра Федоровна берет супруга под руку. Царь, нежным взором посмотрев на нее, говорит:
– Во время поста так тихо вокруг. Настроение такое, что хочется молиться. В молитве единственное, самое великое утешение. Когда мы с глазу на глаз, сердце невольно обращается к Богу с благодарной молитвой за дарование такого полного безграничного счастья на земле.
*
Из письма Николая Второго – Сергею Александровичу (10 апреля, С – Петербург):
Милый дядя Сергей,
Мне следует от души поблагодарить тебя за твое письмо, но тебе известно, как у меня занято почти все время, и потому, вероятно, простишь мою невежливость. Хотя я знаю. Что незабвенный дорогой Папа даже среди своих трудов всегда отвечал на получаемые им письма, так что для меня это же количество работы не должно служить предлогом. Но… я так недавно женился, еще на днях вкусил начала блаженства на земле – совместной жизни с горячо любимым существом – удивительно ли. Что те два или три часа, которые мне остаются в течение дня, – я их всецело посвящаю своей душке жене?
Иногда, я должен сознаться, слезы навертываются на глаза при мысли о том, какою спокойною, чудною жизнь могла быть для меня еще на много лет, если бы не 20 октября (день смерти Александра III)! Но эти слезы показывают слабость человеческую, эти слезы сожаления над самим собою, и я стараюсь как можно скорее их прогнать и нести безропотно свое тяжкое и ответственное служение России.
В Царском все-таки легче, там мы больше вдвоем и заниматься лучше. Надеюсь, что через три дня туда удастся перебраться на всю весну.
Аликс и я крепко обнимаем тебя и Эллу.
Сердечно твой Ники.
Письмо Николая Второго – королеве Виктории (10 мая, Царское Село):
Дражайшая бабушка,
Шлю Вам свою сердечную благодарность за два письма, которые Вы были так добры написать мне. Я так много думал о Вас, дражайшая бабушка, когда Вы сообщили мне печальное известие о кончине бедной герцогине Роксбург. Как трудно найти слова, чтобы выразить тяжесть потери одного за другим близких друзей – сэра Г. Понсонби, сэра Дж. Кауэлла и бедного маленького лорда Драмланга. Я хорошо понимаю Ваши чувства, пережив недавно одно из самых тяжких испытаний в жизни – потерю моего горячо любимого отца! Но я стараюсь не отчаиваться и не терять мужества, а благодарить Бога за дарованные мне в то же время радость и счастье. Поистине нельзя быть счастливее меня с таким ангелом-женой, как дорогая Аликс, – сокровище, какого не сыскать нигде!
В ответ на Ваше второе письмо, касающееся статей об Англии в русских газетах, я должен сказать, что не могу запретить людям открыто высказывать свое мнение в печати. Разве я не огорчался, нередко находя в английских газетах несправедливые суждения о моей стране? Мне постоянно присылают из Лондона книги, где ложно трактуются наши действия в Азии, наша внутренняя политика и т. д. Я уверен, что в этих писаниях не больше сознательной враждебности, чем в упомянутых выше статьях.
Ники.
