Ты меня не помнишь

К тянущему чувству в животе от вида чужой боли еще и под ложечкой засосало. Черт, никогда не понимала, почему именно ложечка?! Как-то по-другому это нельзя было назвать? Я почти бегом двинулась за Ольгой. Она уже села на пассажирское сиденье и, прикрыв глаза, ждала меня. Руки у меня задрожали, и, с трудом справившись с собой, я села за руль.

– Что делать? – сорвавшимся голосом спросила я.

– Заводи.

И молчит. Блин. А я вот реально не помню как!.. Ладно… Еле-еле собравшись мыслями в кучу, я нащупала правой рукой ключ зажигания. В конце концов, делала же я как-то это раньше. Повернула ключ и машина завелась.

– Теперь?

– Сцепление нажимай до упора, переключай на первую передачу… и ручник сними.

– Ты в курсе, что у меня мозг сейчас треснет?!!

– Рычаг переключения к себе и вперед. Ручник – вниз. Делай.

Сделала.

– Очень медленно отпускай сцепление, медленно и плавно…

Машина сдвинулась с места. Это событие вызвало какой-то дальний ураган внутри меня, и ступор в районе мозга.

– Руль направо и газ!!! – резкий окрик порвал в клочья переживание моих ощущений и прочувствования складывающейся ситуации.

Руль направо. А вот газ я нажала сперепугу почти до упора. Машина взревела как реактивный самолет.

– Полегче… слегка жми… балансируй – сцепление отпускаешь потихонечку и также потихонечку газу даешь. И выруливай давай на дорогу.

– И семечек пожарить?

– Что? – она открыла глаза.

– Ничего… – сжав зубы, я попыталась делать одновременно ту кучу действий, которые она мне проговорила. Мой мозг привык, что тело мое находится в двух основных позах: «поза тираннозавра» (это когда глаза уперты в экран компьютера, а ручки колотят по клавишам клавиатуры, а толстая устойчивая крепкая жопа надежно покоится на офисном стуле) и поза «лежачий камень» (тут уж пояснения не требуются). Так вот теперь этот мой мозг ломанулся в захламленную и запыленную кладовку моей памяти в поисках инструкции о том, как вообще управлять мышцами моего организма и что делать в экстренных непонятных ситуациях. На секунду всплыло, что во всех непонятных ситуациях надо лечь спать… Тем временем на дорогу я таки вырулила, правда мотало меня по ней.

– Руки расслабь, – прошептала Ольга. – Ты хоть зубами в руль вцепись, от силы его сжатия ты прямо не поедешь… Корректируй движение.. – Ольга стала тяжело дышать, – и передачу больше сделай, слышишь, машина ревет?

После этих слов, да, стала слышать, как машина ревет. Боже!..

– Жмешь сцепление и переключаешь передачу – сначала вторую, потом разгонишься, третью… Да не пялься ты на меня с открытым ртом!!! Сцепление!!!!!!!!

Нажала я это грешное сцепление. Олька сама переключила рычаг.

– Отпускай. До сорока подгони и снова сцепление.

Сделала, постаралась запомнить, что она делает с рычагом.

– Едем, – сказала она, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Я заметила, как у нее по щеке слеза скатилась, а на лбу выступил пот. Самой тоже очень хотелось расплакаться. Но… машина двигалась себе вперед по проселочной дороге, я даже приноровилась к рулю, и педаль газа удавалось удерживать на одной скорости. Не все так плохо… Доедем.

Доедем… вот, если бы вся дорога до города была такой вот проселочной. Впереди обозначился невысокий, но крутой подъем на трассу. Меня охватила новая волна паники и размышлений о том, как же я это все сейчас сделаю.

– Чего делаешь? – услышала я голос Ольги.

Чего я, собственно, делаю? Машина замедлила ход, потому что я совершенно забыла давить на газ, словно всеми конечностями начала втягиваться внутрь себя.

– Я боюсь – всхлипнула я.

Беспомощное отчаяние накрывало меня латексной пленкой, сквозь которую совершенно невозможно было дышать.

– Давай-ка газу, мать. Скорости сейчас может не хватить на горку въехать. Резвей!

Ее глаза как будто потеряли цвет, и лицо бледное какое-то уже отдавало зеленоватым свечением. Я забыла, чего именно я в данный момент боялась. Отчаянно газанув, каким-то странным образом, я влетела по склону на трассу, тут же, впрочем, встав поперек дороги.

– Так, успокойся! Сцепление!

Опять она сама переключила передачу. Завертела головой, пытаясь смотреть и сквозь меня и через зеркала.

– Выруливай на правую полосу, сильно к обочине не жмись только… и резвее, давай, нам повезло, что никто не едет тут.

Не знаю, как удалось сделать так, как она сказала. Видимо я перестала об этом думать. Страшно до колик было теперь смотреть на нее.

– С передачами поняла, что делать?

– Да…

– Сейчас на третью, потом по очереди в плавном разгоне доходишь до четвертой. И езжай на восьмидесяти что ли, должна справиться.

Ее было почти не слышно. И, кажется, она отключилась. Руки и ноги начали действовать сами. В какой-то момент меня обогнал какой-то автомобиль, звук, который я в этот момент услышала, вызвал ощущение огромной толпы мурашек, бегущих по мне в тяжелых подбитых сталью сапогах. Но они начали бить на мне чечетку от того осознания, что я никак не могла во всех звуках различить ее дыхание, повернуться в ее сторону было страшно.

Впереди был КПМ, перекресток и все, город.

– Снижай скорость и останавливайся у обочины…

Я остановилась. Мои руки дрожали. Внутри было неимоверно холодно. Всхлипывая и вздрагивая, я повернулась к ней.

Ольга сидела, опершись на руку и выставив локоть в открытое боковое окно, задумчиво смотрела вперед и почесывала подбородок.

– В принципе, нормально все, просто привычка ушла. И это… пристегивайся как бы.

…

Как же обидно, когда хочешь убить человека, и он вот и сидит так близко, а тело не двигается, не слушается и вообще, будто не мое…

Вместо того, чтобы задушить эту тварь, я откинулась в кресле, отцепив белые дрожащие пальцы от руля, и жалобно заскулила. Глаза стало резать от слез, смешавшихся с косметикой. Хотелось хлопнуть дверцей и топать пешком в неизвестном направлении, чтобы только больше не видеть этого человека… но, кажется, это уже когда-то было. На этой же дороге…

***

От переживаний меня отвлек резкий телефонный звонок. Звонила Вера. Начальница. Сразу представилось, что горит наш офис…

– Ты можешь мне помочь? – голос Веры был немного взвинчен.

– Что надо сделать?

– Помоги мне… – она словно собиралась с мыслями, как будто еще не решила, доверять мне или нет. – Помоги мне некоторые вещи перевезти?

У меня как-то не получилось сразу ей ответить – все что угодно, но только не это я ожидала сейчас услышать от человека, с которым всю дорогу холодно и коротко на вежливое рабочее «Вы».

– Понимаешь, – было слышно, как Вера занервничала еще сильнее. – Понимаешь, ситуация такая… я даже такси не могу вызвать… у меня нет…

– Я поняла. Ладно… а куда? Откуда, то есть?

Вера назвала адрес. И я поехала. Сама. Потому что если вызвать такси для нее надо ж все равно как-то оказаться там, чтобы за него заплатить.

Трясясь как осиновый лист, я пристегнулась, завела машину. Левый поворотник, никого нет, сцепление-первая, с ручника и отпускаем сцепление, отпускаем и слегонца газу, поехали. 20 км вторая, проезжаем пустой перекресток, вертя головой и разглядывая все зеркала. Блин, даже если я в них что-то увижу… а-а-а-а!!! Так.. не фиг об этом думать. Я въехала в город и… и почувствовала что у меня на голове шевелятся волосы… поворотник выключить, так выключился сам. Едем, третья, почти сорок. Едем, по правой стороне. Светофор, притормаживаем, остановка, сцепление, нейтралка, светофор, сцепление первая, газу… поехали, вторая.. Боже!..

Ольга помогала мне короткими и тихими советами. И я стала вспоминать, как все делается. Как будто кого-то надолго запертого во мне выпустили на свободу. Так и доехала. Вот только въезжать на парковку около дома Веры было неимоверно страшно – я вспомнила, как ехать, но габаритов еще не чувствовала. Но все как-то вдруг автоматически стало получаться. Единственное, это только то, что я чуть ли не жгла сцепление, пока пробиралась между чужими машинами, издавила его как не знаю что.

Вера понуро сидела возле каких-то баулов, наваленных на скамейку перед типовой пятиэтажкой, и внимательно разглядывала какую-то хрень на своем сапоге.

–Здравствуйте, –проговорила я.

Вера была без макияжа, заплаканная. Я молча перетащила ее сумки в багажник. Мне было неловко ее о чем-то спрашивать, а еще я не знала, как сказать, что я приехала не одна…

Вера подавала мне какие-то пакеты и сумки, и один выпал из ее рук, и на асфальт выпали коробочки, банки какие-то… Еле сдерживая душившие ее слезы, Вера стала подбирать вещи. Я, было, метнулась к пассажирскому сиденью, чтобы поговорить с Ольгой. Но Ольги не было. Да и черт с ней, не до нее…

А Вера словно вообще ничего не замечала. Мы тронулись потихоньку к выезду из двора, и я ждала, что она скажет, куда ее везти. Но Вера закрыла лицо руками и разрыдалась. Рыдала долго и горько, а я в это время молча кружила по дворам.

Минуты через три Вера резко успокоилась.

– Знаешь, где улица Котова?

– Смутно, если честно.

– Я буду показывать. Сейчас направо…

Проехав два двора, мы выехали на главную дорогу, еще несколько поворотов, потом снова дворы. Подъехали к нужному подъезду уже затемно.

У подъезда Веру ждала женщина. Я решила, что это ее мать. Вера вышла к ней. Они обнялись, причем Вера снова чуть не разрыдалась, но взяла себя в руки, а женщина скорбно зажала себе рот рукой. Я вышла из машины и стала подавать им вещи из багажника. На помощь к ним вышел парнишка лет пятнадцати.

Когда машина была разгружена, Вера подошла ко мне.

– Спасибо, – сказала она охрипшим голосом. – Прости, что сорвала на ночь глядя.

– Вера Григорьевна… всякое бывает… Чем могла…

Она посмотрела на меня долгим взглядом. Изучающе, словно во мне не хватало чего-то. Потом усмехнулась.

– Знаешь, что в тебе хорошо?

– ?

– Не задаешь глупых вопросов.

Я только опустила голову.

– Смотрю, снова за рулем? – неожиданно спокойно спросила она.

– Да. Отдавала брату во временное пользование. Теперь у него своя. Вернул.

– И хорошо. Сама себе хозяйка теперь.

Я вежливо улыбнулась.

– Ладно, – резко выдохнула Вера. – Спасибо… И на работе… не говори никому.

–Да. Хорошо.

– Спокойной ночи!

– Спокойной! До свидания.

Я села за руль и завела машину. В зеркало увидела, как Вера скрылась за дверью подъезда. Я медленно, пугаясь каждой тени, стала выводить свой транспорт из двора. Сердце сжалось от снова наплывающего страха – я ведь не помнила толком дорогу назад.

– Тут направо сверни и выйдешь на центральную, – тихо проговорила Ольга.

Я чуть не умерла от неожиданности и обрадовалась одновременно. Но меня хватило только на то, чтобы посмотреть, как она со спокойным невозмутимым совершенно видом точит свои коготки на заднем сиденье, и ничего не сказать. Словно вспомнив, как водить, я забыла как говорить.

Когда мы приехали домой, и я, припарковавшись (медленно и неуклюже), откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– Круто, да?

– Оля, отстань. У меня стресс.

– У тебя всю дорогу стресс, – рассмеялась она.– Ладно, не дуйся. Ты вообще отчаянная и молодец. Все смогла. С места, так сказать, в карьер! Тело-то помнит!

– Ведьма ты, Оля.

Она, ухмыльнувшись, пожала плечами.

***

Придя домой, я свалилась спать прямо в одежде. У меня не было ни сил, ни эмоций. Ничего, кроме тяжелой, как грузовой вагон, усталости.

Мне снилось, что я сажусь за руль, что несколько минут привыкаю, потом еду. Потихоньку возвращается память тела, которое срабатывает на каждое переключение передачи, на каждый поворот… Эйфория движения… Свобода быть там, где заблагорассудится или там, куда выведут петли дорог… Речушка, предзакатное солнце, поваленное старое дерево возле речушки, мужчина в синем офисном костюме, расстилающий коротенькое покрывало на этом дереве, чтобы мы могли сесть. Его пиджак на моих плечах… Он смеется, закатывает рукава очень белой рубашки, смеется и кормит меня с рук чем-то вкусным… Потом… Потом я запретила себе смотреть этот сон. И последовавший за ним, тоже. Голова разрывалась, хотелось бежать, но не получалось. Я проснулась. На часах было 3 часа ночи.

Взмокшая, как от кошмаров, я отправилась на кухню попить воды. Не стала включать свет. И так, в темноте, уткнулось лбом в холодное стекло кухонного окна. Через какое-то время я стала различать предметы в темноте. Различила свою машину…

Понятия не имею, как она у меня появилась. Припоминалось как-то очень смутно, что училась водить после школы. Все пошли и я пошла… И шарахалась на пересдачи пока папа денег не отдал. Потом благополучно забыла об этом на целую жизнь. А как началась та жизнь, в которой кто-то действительно научил меня водить?.. Эта жизнь определенно была, но почему я ничего не помню?

Я напряглась в попытке восстановить события, но это вызвало приступ рвоты. Скрутило так, что вчерашние фрукты из кишок через верх достало. Я перестала обо всем этом думать и приняла душ. Стало легче.

Вспомнилась Вера. Что такое с ней могло произойти? Вещей было много, но все как-то шмотки и безделушки. И почему она такси не вызвала, а позвонила мне? Не говорить на работе… Значит дела были так плохи, что и на маршрутку денег не было. Действительно, можно было спросить и просто такси вызвать или денег одолжить… а она как знала, что я на машине. А как она узнала? А … ну да. Я разболтала на работе про покупку брата и, видимо, сказала, что мою он вернул. Да-да-да… болтала что-то подобное. Только точно не говорила, что буду ездить. Или сказала? Черт, никакой памяти. Как сожрано все…

В момент, когда я подумала о том, что вся моя память словно сожрана, вспомнились Кинговские лангольеры. И образ в голове: вот я стою у окна, смотрю на свою машину, про которую толком ничего не помню, даже то, что я на ней целую жизнь откатала, а за моей спиной огромная пасть с поблескивающими клыками, готовая поглотить даже и это мое беспамятство.

Шикарно.

Еще час я болталась с чаем и чудовищем по дому, выпив этого чаю, наверное, кружки три со скуки. Потом собралась на работу. Рано, но хоть куда-то надо двигаться?

Я вышла из подъезда и замерзла. Что-то нащупала в кармане и сжала кулаки. Моя машина тут же сверкнула мне лампочками отключенной сигнализации. Ну надо же!..

Я села в машину, завела ее, включила печку. Провела пальцами по рулю, приборной панели, полазила в бардачке… руки все помнили, но в мозгах все это было как за стенкой. Вот только стена потихоньку становилась стеклянной… Я включила радио. Стало вдруг тепло и уютно. Я отдала ее брату. Это помню. А почему я это сделала? И когда?

До начала моего рабочего дня было еще много времени. Может, прокатиться? Да. Прокатиться. На какой-то момент я себя потеряла. Хотя, не знаю, как назвать то состояние, когда на несколько минут сознание словно отключается, а ты становишься абсолютным действием. Включилась я уже где-то на трассе. Я на скорости 90 км/ч. Это не я…

Хотя, нет. Я. И я вспомнила.

Вспомнила, что было лето. Благословленный месяц август. Чудесный ароматный нежно-лиловый вечер. И я, сжав зубы, на предельной скорости летела из города. Видела, как мне мигают, встречные автомобили, сворачивала на боковые дороги. И ехала, пока не стало темно. И совершенно непонятно где я. Темнота. Теплая ночь. Стрекочущее поле. Никаких источников света кроме звезд над головой. И дикий ужас от пустоты одиночества и беспомощности. Сначала я сидела со включенными фарами и лампой в салоне. Потом оставила только габариты. А потом и их выключила. Съехала с дороги в поле и заглушила все. Никто не заденет и никто не придет на свет… Но было все равно страшно. Так и просидела, прислушиваясь к каждому шороху. Давила комаров в темноте и старалась не открывать окна.

На рассвете пересела за руль. Прокусила себе губу от отчаяния, потому что даже отдаленно не понимала с какой стороны я приехала, чтобы хоть как-то постараться двигаться обратно. Так просидела еще, наверное, с час, пока не заметила зеленую семерку, пролетевшую по дороге где-то метрах в 100-200 справа от меня. Поехала в ту сторону, попыталась если уж не догнать, то хотя бы держать на виду маленькую машинку. Приведет же она меня хоть к какому-нибудь населенному пункту, а там сориентируемся, там при белом свете дня спросим у добрых людей в какую сторону и как двигаться…

Машинка вскоре выехала на трассу, которую я уже знала, но все никак не могла сообразить к городу ли я еду или от него. От бессонной ночи трясло и в голове все мутилось. Так что мне пришлось остановить машину. Постоять отдышаться и потом снова поехать, уже за другими редкими, но быстро пролетающими мимо меня машинами. Через полтора часа я была в городе. Приехала домой. Поставила сотовый заряжаться. Проснувшись, телефон загудел пропущенными звонками и недоставленными сообщениями. Помню, что удаляла все не глядя…

Все это в долю секунды пролетело у меня перед глазами. Я сбросила скорость, остановилась на обочине. Меня трясло от странного возбуждения, хотелось подхлестнуть внезапно очнувшуюся память: ЗАЧЕМ?! Зачем мне надо было так ехать? Куда меня несло?.. И я почти это увидела, но внезапный приступ рвоты стер эту информацию. Я знаю почему, но не даю себе вспомнить…

Я развернулась и поехала на работу.

…ПЯТНИЦА

Машину вела Ольга. Медленно ходили дворники, смывая заморосивший дождь с ветрового стекла. Она забрала меня с работы, даже не дав толком опомниться. Едем на последний летний концерт в городском парке. Сначала мы поехали в торговый центр: Ольга внезапно вспомнила, что концертные мероприятия, приурочены ко Дню Рождения одного из участников группы. Надо купить ему подарок, потому что, ведь, он ее то ли сокурсник, то ли одноклассник. Потом мы решили, что в летнике, кроме пива мы ничем не накормимся, и потому надо перекусить в местной торгово-центровой забегаловке. Потом пошли по продукты в продовольственную часть центра, но на сытый желудок в таких местах просыпается жлобство и практичность – идем на культурное мероприятие же, продукты-то попортятся в ожидании. Посмеялись по этому поводу. Потом поехали в городской парк. В дальней части парка стоял огромный оранжевый шатер, в котором размещалось маленькое кафе, предлагающее малый ассортимент пива, немалый ассортимент чипсов, орехов, просоленных рыбьих шкур и странных субстанций, именуемых то кальмарами сушеными, то осьминогами, главное – не попутать. Еще имелся шашлык, готовившийся на мангале за шатром. Кафе было также оборудовано микро-сценой, битком набитой музыкальными инструментами и аппаратурой. На момент нашего прихода за этими конструкциями уже сидели тощенькие парнишки и все это настраивали, скрипя и плюхая ухоразрывающими звуками.

С Ольгой здоровались люди, лица которых казались мне почему-то знакомыми, но даже если бы я знала их, в голове моей не всплыло ни одного имени. Ольга улыбалась, общалась и при этом не отпускала мою руку, тащила за собой куда-то. Я хихикнула, было, что нас могут неправильно понять, на что она расхохоталась, свободной рукой покрутив у виска. Облазив все кафе и с кем-то здороваясь то и дело, мы, наконец, уселись за тесный столик, нам тут же было предложено пиво. Ольга отказалась, сказав, что она за рулем. Я тоже отрицательно замотала головой – пить в незнакомой компании мне не хотелось. Через какое-то время с микро-сцены раздался зычный призыв обратить на нее внимание, узреть и услышать концерт, посвященный… э-э-э… как же это назвать? Посвященный похоронам лета, что-то вроде… Хотя пели мальчишки вообще не про лето. Вернее, слова «лето» я не услышала ни разу. Одно славно – ребятки громыхали с перерывами на выпить и покурить, в этих перерывах мы дружно поздравили Ольгиного однокурсника-одноклассника, надарили ему подарков, заставили выпить за самого себя воды, той,что гораздо крепче пива. Потом снова продолжился этот концерт, но я уже притомилась – трезвой на таких мероприятиях грешно быть. Ольга заметила это, и мы распрощались со всей честной компанией, сославшись на дела, и поехали ко мне домой. Она сказала, что так просто разъезжаться грустно. Я согласилась, потому что если я сейчас останусь одна со всеми впечатлениями этого дня, я взорвусь. А Ольга… с ней хорошо. И, видимо, ей тоже не хотелось оставаться одной, и было что рассказать. Мы сели в машину и поехали под снова начавшимся осенним дождем…

– Жалко мальчишек, – сказала я. – Так холодно, а они в футболочках.

– Зато вон с каким напором поют, – хлопнула Ольга рукой по рулю и утробно хихикнула. – Показывают свою жизненную позицию! Ты хоть слово разобрала?

– Нет, – расхохоталась я. – Но энтузиазм оценила, есть ощущение, что ребятки знают, зачем живут, определились, кто они по жизни.

Ольга задумчиво покивала головой, помолчала, а потом вдруг спросила:

– А ты сама определилась по жизни?

– Я?.. Я – да.

– И кто ты?

– Радиоприемник.

– Да ладно?

– Серьезно.

– И как это?

– Элементарно. Я всю жизнь какая-то сама по себе пустая, однако, мое тело как транспортное средство везет куда-то мою душу, а я улавливаю радиоволны: чьи-то жизни, обрывки голосов, музыка… иногда бывают периоды белого шума и тишины… Потом опять на каком-нибудь жизненном пригорке поймаю занятную частоту и слушаю ее. Вот…

Ольга слушала меня с замершим взглядом, то ли соображая, что я такое ей сказала, то ли просто загипнотизированная мокрым асфальтом и мерным движением дворников.

– У меня и во взаимоотношениях с людьми тоже также. Например, общаешься с кем-то и улавливается поток нудных или страшных новостей, или звучит музыка, а иногда начинаются радиопомехи – состояние такое, что пытаешься сразу на все частоты попасть, все скрипит, вопит, а ты скрежещешь и хочется убежать от таких людей на такое расстояние, пока этот скрежет не превратиться в спасительный белый шум. Он навевает тоску, но дает возможность спастись…

– Максимку вспомнила? – прервала она поток моего душеизлияния.

Максим пришел к нам сравнительно недавно, ну, может с год. Хотя нет… меньше. Его внешний вид никак не склеивался у меня со всеми видимыми мной ранее системными администраторами. Не было в нем этой электронной безжизненности ни на грамм. Это был молодой высокий крепко и ладно сложенный парень с живыми глазами и веселой бесшабашной улыбкой. Рубаха-парень, веселый и везде свой, с руками из правильного места – так как ремонтировал он не только компьютеры, но и все что подворачивалось. Он постоянно с кем-то весело болтал, живо делясь какой-то бездумной житейской информацией или просто сплетнями, но руки его все время были чем-то заняты. Он никогда не сидел на выделенном ему месте, из-за чего для того, чтобы попросить его наладить твой компьютер, ему нельзя было просто позвонить, а надо было пойти на этаж ниже и порыскать по кабинетам и застать его, например, за ремонтом стула или шкафа. Можно было смело идти туда, откуда раздавались звуки типа молотка и веселого женского смеха – по этому признаку парня тоже можно было найти – такое ощущение, что девчонки из бухгалтерии нарочно отрывали дверцы шкафов у себя в кабинете… Можно было, конечно, как все нормальные люди, спросить сотовый, но… язык у меня не поворачивался. С его щенячьей молодой беззаботностью на лице, он, конечно же, был любимчиком и вечно всем был нужен. Тягали его тетки к себе поумиляться. Поэтому первое у меня от него впечатление – ревность. Да. Сначала начала ревновать, потом спросила как звать.

Так вот в эту атмосферу легкого веселого флирта я спускалась как в ад. Как-то так с самого начала повелось, что дальше приветствия и краткого объяснения, что мне от него надо, у меня не получалось сказать ему больше ничего. Он тоже молчал, сопел по-мальчишечьи, сосредоточенно выполняя мое задание. Обращались друг к другу «на Вы» и по имени-отчеству. В какой-то момент мне пришло в голову, что это особый способ создать дистанцию. Получалось по километру на букву и по оврагу на пробел, а если еще и «на Вы», то это пересеченная лесистая местность с преимущественно грунтовой дорогой, склонной к размыванию. В нашем случае – за полдня не доберешься. Бесило меня это страшно. Могла даже забыть, зачем пришла, или могла забыть слова, которыми выражается моя просьба. И все же иногда он мне умудрялся улыбнуться. Щенячьей молодой улыбкой во все клыки. Своими клыками при этом я могла себе щеку изнутри прокусить и пить собственную кровь, молча и грустно наблюдая за его действиями. Сдавалось, мне, что и я для него была как гонец из преисподней. Потому, может, и делал он для меня все очень быстро и в первую очередь, чтобы как можно скорее отвязаться, наверно. В конце работы обменявшись «спасибо»-«не за что», мы расставались облегченно выдыхая «наконец-то!». Он радостно, а я едва сдерживая горячие обидные слезы. Он мне нравился. И поэтому общаться с ним было почему-то невыносимо…

***