Жизнь не только борьба

Запомнилась эта стоянка еще и тем, что некоторые члены экипажа завели себе постоянных обожательниц, которые как-то проникали на верхнюю палубу корабля и уединялись в укромных местах. Любили тогда архангельские девчата военных моряков! Особенно отличались в этом благородном деле боцмана – все верхняя палуба была полем их деятельности. Я в этом мероприятии не участвовал. В Москве у меня была любимая Валя, я с ней довольно часто переписывался, и, естественно, для меня было находиться в стороне от этих плотских утех. Наверно, тогда я был генетически однолюб и вообще не понимал, как можно с первого знакомства лезть с определенной целью к девушке. Впоследствии это неоднократно подтверждалось. И с возрастом корректировалось. (Подробности ниже.)

В начале сентября мы ушли из Архангельска и взяли курс на Шпицберген. Зачем – не знаю. Человеческого контакта у меня с штурманом Пономаревым не было, в рубку я к нему в походе не заходил. Но как-то он поймал меня у репитера на крыле мостика во время моей вахты и прошипел, что в отпуск он меня отпустит только с 31 декабря! Это был удар под дых! Так оно и было.

За несколько суток до Шпицбергена мы попали в сильный шторм, и самое неприятное в том, что во время шторма вышел из строя гирокомпас! 77-ой градус широты, магнитный компас в штурманской рубке показывает невесть что. Штурман совсем взбесился. Вызывает меня командир и вежливо спрашивает, в чем дело? К этому моменту я уже понял, что вышла из строя гироматка и надо ее менять. А это непросто и в спокойную -то погоду, надо не менее суток, а тут сильная бортовая качка. Командир спросил, что мне надо, чтобы я быстрее починил гирокомпас? Я попросил уменьшить скорость корабля и изменить курс так, чтобы была только килевая качка, тогда мне будет легче работать. Хорошо, что у меня в ЗИП,е была запасая гироматка! Надо было размонтировать весь центральный блок, чтобы ее достать из следящей системы, висящей на кордановом подвесе.

Сергей, как обычно это было в критические моменты, сослался, что неважно себя чувствует, и ушел спать. Поднял я свою молодежь, и мы приступили к ремонту, как только корабль стало меньше качать. За сутки беспрерывной работы (еду нам приносили прямо в гиропост) мы заменили гиромату и собрали центральный блок. Еще мне потребовалось 4 часа, чтобы ввести в условиях качки гирокомпас в меридиан. Дело было сделано на отлично. Мы все получили по 5 суток к отпуску.

К Шпицбергену мы подошли в середине сентября. Здесь меня поразило то, что берег до горизонта был весь покрыт снегом. К берегу корабль не подходил.

В конце сентября мы вернулись в Росту.

В это время я узнал, что на корабли пришел приказ: все матросы и старшины, имеющие среднее или среднетехническое образование, на четвертом году службы, пройдя полугодовую учебу, после успешной сдачи экзаменов и, получив офицерское звание, могут уйти в запас и досрочно демобилизоваться. Этот приказ, как я узнал позже, пришел на корабль к нам еще в конце мая и от меня его просто скрывали. Что делать? Идти на поклон к Пономареву я не хотел. Таких, как я, на корабле было 5 человек. Поговорил я со всеми, но никто, кроме меня, почему-то раньше демобилизовываться не хотел!!!? Я решил пробиваться один.

У нас как раз заменили замполита. И я пошел к нему. Рассказал о моих взаимоотношениях с Пономаревым, ‑ моим командиром БЧ-1. Он сказал, что не знает об этом приказе, но обещал разобраться. Через 1,5 месяца Пономарева с корабля убрали, и командир сообщил мне, что я зачислен в учебную группу при Управлении Гидрографии СФ для подготовки офицеров запаса. Офицерскому составу корабля поручалось в течение полугода подготовить меня к экзаменам по имеющейся в Управлении программе по специальности «штурман ВМФ» без отрыва от плаваний.

Это была победа! И началась «учеба». Вместо Пономарева пришел новый штурман, старший лейтенант Шемякин, с которым у меня сразу сложились хорошие отношения. Приятное, умное круглое лицо интеллигента, живые горящие глаза, ростом чуть пониже меня, пропорциональная фигура, умница, с отличием закончил училище ВМФ в 47-ом году. (Но…, как показали дальнейшие события, свою норму он не знал. Дважды за время совместной службы мне пришлось его выручать. Подробности ниже.

Учеба, конечно, носила условный характер и проходила в его каюте. Много интересного он мне рассказал по вопросу счисления положения корабля по звездам, солнцу и луне, маякам, бортовому радиопеленгатору. За три месяца бесед и практики в походе я овладел азами штурманского дела. (И вскоре мне пришлось на практике в сильнейший шторм показать командиру корабля, что я не зря учился у нового штурмана). Он имел смутное представление об устройстве гирокомпаса, и других электронавигационных приборов и мне пришлось провести несколько бесед с ним на эту тему. В общем, мы понравились друг другу и стали друзьями. С июля 53-го года я был переведен в должность стажера штурмана и сменил бескозырку на мичманку с крабом, вместо звездочки. И мог увольняться с ночевкой. Из кубрика меня переместили в свободную кормовую офицерскую каюту. Что из этого вышло, ясно будет ниже.

1.7 Отпуск

(Середина Декабря 52г…..конец января 53г)

Домой привез оленьи шкуры, приобретенные на Колгуеве и подарок племяннице Юле ‑ большую куклу, ей как раз исполнилось 5 лет. Она была так рада, что до сих пор, (ей сейчас 60), помнит. Недавно были с Юлей (женой) в гостях у нее на Костонаевской, она напомнила мне про эту куклу. Отпуск по вечерам был заполнен Валей, танцами в клубе по понедельникам с Валей и с красавицей Любой из Солнцева – подругой, (одной на двоих!), Сашки и Сергея Шульгиных. Их не было, они тоже служили в каких-то инженерно-строительных войсках. (Характерно, что она их не различала, и они иногда подменяли друг друга). Погода была слякотная, так что пришлось ограничиться гулянием с целованием, в засос. В оркестре я не играл, т.к. за два года потерял форму. Валя мне сообщила, что в июне заканчивает свой торговый техникум и, скорее всего, ее распределят в Мурманск. Обещала сообщить мне подробности, когда получит назначение. На этом и расстались. Но она мне так и ни разу не написала!

Перед окончанием отпуска приехала повидаться моя двоюрная сестра Мила, дочь дяди Пети. Очень симпатичная девушка-блондинка. Тогда она училась в Менделеевском на втором курсе. (После окончания института, она была распределена в Воронеж и там осела фундаментально. В апреле 2008г она мне оттуда звонила).

1.8 События и походы 53 года

Прибыл на корабль, который стол у причала мыса Мишуков, и узнал, что без меня плавали к Шпицбергену и попали в шторм 10 баллов. Кошмар, но все живы и моя аппаратура и молодежь с Щегловым работали прекрасно.

Продолжилась «учеба» с штурманом и другими офицерами. Вызывает меня Замполит и мне, как секретарю, предлагает к празднику 1-ое Мая, а впоследствии, и к 7 ноября, организовать что-нибудь музыкальное на корабле. К этому времени я довольно здорово играл на гитаре по нотам, знал, что один из боцманят (беларус с добродушной физиономией, он мне нравился) играл на домре. В общем, я согласился и начал подготовку.

2-го марта 1953г в 19-00 я заступил на сутки дежурным по низам. Как и положено, при мне был вестовой-матрос. В 23ч дал по ГГС сигнал полного отбоя, погасил централизованно свет в кубриках, включил в них фонари синего света и ушел спать, оставив дежурить до 3-00 вестового, как положено по штату. Вестовой меня разбудил в 3-00 и ушел спать. Я продолжил дежурство. Спать хотелось невероятно! В 5-30 я разбудил кока, в 5-45 радиста, чтобы он включил легкую музыку по ГГС, после того, как я дам команду побудки в 6-00 всему экипажу, в том числе и офицерам. И, стоя, прислонился к дверному косяку дежурной рубки, чтобы не заснуть. И….. заснул! Стоя!! Очнулся от легкого удара рукой по плечу. Оборачиваюсь – радист. Смотрю на часы – 06-15! Кошмар, стоя, я проспал 30 минут и проспал побудку!! И слышу очень громко по трансляции, которое вовремя включил радист самостоятельно без моей команды:

«Сегодня ночью умер дорогой наш вождь Иосиф Виссарионович Сталин!»

Конечно, в первые мгновенья вид у меня был дурацкий. Радист (я его уважал, простой добродушный парень, помор из Архангельска), спрашивает меня, может быть включить веселенькую музыку к сигналу подъема? Чуть я ему не влепил по уху за издевательство и принял решение: не давать сигнал побудки по ГГС, а обежать все кубрики и с воплем «Полундра, подъем! Сталин умер!!» поднять людей. Так я и сделал. Потом я обежал каюты офицеров, замполита, поднимал, правда, их уже без полундры. Без стука забежал в кабинет-каюту командира, потряс за руку и сообщил спокойно, что Сталин умер. Как он вскочил, я до сих пор помню. И всё! Дело было сделано на отлично! Никто даже и не заметил, что поспали лишние 15 минут в день смерти отца народов СССР.

5-го марта в день похорон весь экипаж был выстроен на верхней палубе и в течение нескольких часов молча, стоял и слушал, как что-то мололи еще живые члены его зондеркоманды и подельщики из ЦК по трансляции из Москвы. Пофамильно помню только, что выступал Л. П. Берия. Погода была пасмурная, но без дождя – померзли немного.

Период с начала марта до конца мая 53-го года мне почему-то не запомнился событиями, связанными с плаванием корабля. Помню только, что я удачно выступил с гитарой, а белорус со своей мандолиной в честь праздника 1-ого мая по трансляции из радио рубки. А в начале июня я удачно закончил «учебу» на штурмана, «сдал экзамены» по всем предметам и документы на присвоения мне офицерского звания и на уход в запас ушли в Москву на утверждение. Ответ должен был прийти не раньше, чем через полгода. И он пришел! Подробности ниже.

В середине июня берем на борт человек 70 гражданских строителей и отплываем на Новую Землю. Запомнился мне этот двухсуточный переход тем, что один из членов боцманской команды ночью в курилке на второй палубе, где размещалось человек 20 строителей, играл в карты с ними и здорово их «почистил». Потом я узнал, что он на гражданке этим занимался на профессиональном уровне и от тюрьмы его спас военкомат. Кто-то донес об этом инциденте Замполиту, деньги он вернул и получил 5 суток гауптвахты с отсидкой после похода.

(Через некоторое время, когда я услышал, что на Новой Земле проведены испытания водородной бомбы, я понял что там делали геологи и строители, которых мы привозили).

С Новой Земли мы ушли не сразу. Замполит уговорил Командира сходить на птичий базар, который был в несколько десятков миль от губы Белушья. Выгрузили строителей, и пошли на птичий базар. Впечатление потрясающее! Практически отвесные скалы высотой метров 150 и в расщелинах, выступах, ямочках и выемках сидят на яйцах миллионы птиц. Это кайры. Чуть крупнее вороны, а яйца – голубые, с черными крапинками, крупнее куриных раза в три.

Бросили якорь примерно в миле от скал, спустили на воду не шлюпку, а катер, т.к. жаждущих приключений оказалось много. (На борту у нас было два катера). Командовал катером офицер. Я не пошел, а наблюдал за происходящем в бинокль. А события развивались следующим образом.

С трудом отыскали место швартовки между береговых скал, и когда попытались протиснуться на мелководье, прибойная волна швырнула катер на береговые камни и катера, как плавсредства, не стало. Большая часть команды, мокрая, полезла на скалы собирать яйца, а несколько человек во главе с офицером, тоже мокрые, демонтировали двигатель из разбитого в щепки катера. Просемафорили, чтобы выслали второй катер. В общем, собрали шесть больших корзин яиц, погрузили двигатель на катер и вернулись в Белушку. К ужину кок сварил всем по яйцу. По вкусу оно не отличается от куриного, только белок не белый, а голубой. (Яйца потом ели еще несколько дней, но уже по утрам).

А после ужина один из членов трюмной команды БЧ-5 оказался каким-то образом сильно пьян и полез в каюту к командиру своего БЧ, капитану 3-го ранга Краузе, драться с ним. Здоровый неотесанный парень со смуглой физиономией уголовника и образованием 7 классов. Решил, что Краузе когда-то несправедливо его наказал. Еле его оттащили, а то бы он его покалечил. Тогда он вырвался, выскочил на верхнюю палубу и бросился в воду. Температура воды была близкой к 0. Хорошо, что за кормой был привязан тузик, на котором его и спасли. Плавал он минут 15, пытаясь залезть на крутой борт подводной лодки, с которой мы стояли рядом, но у него ничего не получалось. Посиневшего, его подняли кран– балкой на борт. (По приходу на базу в Росту его положили в госпиталь. Он застудил почки, и его комиссовали).

Перед уходом из Белушки начальник геологов упросил взять на борт члена его команды, у которого кончилась командировка. Смуглый, весь обросший, на вид лет 35. Наутро его донесли до трапа друзья, а на трап его не пустил вахтенный без личного разрешения Командира, хотя он пытался на четвереньках заползти. Пришел Командир и приказал убрать его с трапа. Парень начал рыдать навзрыд и умолять Командира сжалиться, т.к. рейсовый пароход будет только через 3 месяца и он здесь может спиться и погибнуть. В Ленинграде у него жена-красавица и двое детей. Сдался Командир. Обратно дошли без приключений.

Июль 53г. Стоим на рейде на траверсе Росты. Я поехал в Мурманск взять билеты в театр «для отличников боевой и политической подготовки». На дороге к причалу увидел нечто ужасное – лежит в бесчувственном состоянии мой штурман в полной парадной форме, но без кортика. Взвалил его на плечо и дотащил до причала. Просемафорил бескозыркой, чтобы прислали срочно шлюпку и не поднимали шума. Поднимали его в брезенте кран-балкой, отнесли в каюту и заперли. Хорошо, что ни Командира, ни большей части офицеров на корабле не было, и всё обошлось без последствий.

В конце июля по приказу Командира я начал исполнять роль стажера штурмана и был освобождён от вахты у гирокомпаса, хотя шт. эл-ки по прежнему подчинялись мне. До выхода в плавание делать особо мне было нечего, и я усиленно начал готовиться к предстоящему через 3 месяца концерту корабельной самодеятельности. Где-то я достал трубу, баян. Были и другие какие-то инструменты, не помню. Ноты я достал в доме офицеров в Мурманске. Обнаружилась на корабле пара чечеточников. Кто-то согласился спеть «Голубку», она только недавно прозвучала в эфире. Готовили и другие номера, какие – забыл.

Писем от Вали нет, на душе скребут кошки, на мои письма не отвечает. Телефона тогда еще не было.

В начале августа выходим в море (куда и зачем ходили, не помню) и через две недели входим в Северную Двину. Швартуемся опять к причалу Соломбалы. Погода отличная, тепло, полный штиль. Если бы не запах сероводорода, можно было бы подумать, что мы на берегу Черного моря. Архангельск, в то время, был прекрасный зелёный город с малоэтажными, в основном, деревянными домами и деревянными же тротуарами. Даже Большой театр там был деревянный. Кругом города сплошные лесопилки. Берега Двины низкие, все в зелени, не то, что Кольский залив – безжизненные скальные сопки, кое-где с карликовыми березками. По-видимому, из-за этого на Кольском полуострове в воздухе не хватает ~15% кислорода.

Половина экипажа, в том числе и офицеров, получила увольнение в город с 12-00, как и положено, до нуля, и устремилась в близлежащие пивные и увеселительные заведения. А я с группой, неушедших в увольнение, устроили футбол на близлежащей поляне.

И вдруг, в районе 14ч вахтенный радист принимает радиограмму с пометкой «молния»: «ЭКСТРЕННО ВЫЙТИ БЕЛОЕ МОРЕ СПАСЕНИЯ ТОНУЩЕЙ ФИНСКОЙ ТРЁХМАЧТОВОЙ ШХУНЫ ГОРЛЕ БЕЛОГО МОРЯ РАЙОН ВЕРХНЕЙ ЗОЛОТИЦЫ тчк МОРЕ 8 БАЛЬНЫЙ ШТОРМ». А это 170 миль, нам 15 часов хода в хорошую погоду.

Хорошо, что я догадался спросить Командира о продолжительности стоянки. Он ответил, что сутки, и я дал команду не выключать гирокомпас. Двое молодых моих шт. эл-ов уволились, на корабле остался только Сергей.

Командир приказал всем свободным от вахты обследовать близ лежащие питейные и другие заведения и в любом виде доставить найденных на корабль. Нашли примерно половину уволенных, почти трезвого старпома, трезвых замполита, помощника командира и моего бедолагу-штурмана. Он уже успел набраться и ничего не соображал. Но рвался в штурманскую рубку, чтобы сделать прокладку курса. Командир приказал запереть его в каюте отсыпаться, а мне ‑ заступить на штурманскую вахту и сделать прокладку. Через 2 часа после получения молнии мы отдали швартовы. Вахтенным офицером стал сам Командир.

Пока шли по Двине (до выхода в море там около 35 миль) было тихо. А когда вышли из залива, началось. В такой шторм я попал первый раз! Ветер и 7-ми метровая волна били с левого борта и корабль кренило до 40 градусов!. В один из моментов корабль от удара волны так накренило, что распахнулась дверь штурманской рубки, и в неё полетели мои навигационные карты и приборы. Пришлось в прыжке ловить карты, чуть сам не вылетел за борт.

Около 23-х часов Старпом сменил Командира, а меня сменил проспавшийся штурман. Перед тем, как залечь, я зашел в гиропост. Сергей мирно дремал на ящике с ЗИП-ом под равномерное гудение аппаратуры гиропоста. Качку он, также как и я, переносил хорошо. Сменить его я не мог, т.к. еле стоял сам на ногах. А молодежь наша осталась гулять в Архангельске – их не нашла поисковая команда.

Проснулся я часов в 7. Корабль шел на максимальной скорости, ветер стих, но волнение небольшое еще было. В 8-00 мы с Командиром опять заступили на вахты.

До Верхней Золотицы оставалось еще часов 6 хода, и мы с ним довели корабль до места встречи с потерпевшей крушение шхуной.

Наблюдаю такую картину: шхуна (длиной около 50 метров) стоит на киле с небольшим креном на мели примерно в 100 метрах от невысокого зелёного берега. Вся команда, около 10-ти человек, сидят на берегу и смотрят в нашу сторону. Горит костер. До берега протянут трос. Мы поняли, что всё не так трагично, и радировали, чтобы выслали 2 буксира стаскивать шхуну с мели. Возможно, что она подвсплывет во время прилива. Перейти на корабль они отказались. Переговоры с ними на ломаном английском вел я. (К этому времени я выучил почти наизусть учебник английского языка для Вузов, который я купил еще в Полярном в 51-ом году, выучил около 5000 слов, фонетику, грамматику и даже все стихотворения, которые были в учебнике). Кто-то из финнов меня понял и отвечал тоже с акцентом). Финн сказал, что пробоин у них нет, у них заглох двигатель и их, как щепку, швырнуло на мелководье.

Нам приказали ждать подхода буксиров, и проложить фарватер для подхода к шхуне. Мы спустили шлюпку, за штурмана сел я с веревочным лотом. С корабля шлюпку пеленговал мой бедолага-штурман. Я измерял глубину и находил ее наибольшие значения. Так мы сделали прокладку до глубины 5 метров и положили фарватер на карту. Ближе буксиры подойти бы не смогли. Утром пришел один буксир и два тральщика. Я перенёс на карту штурмана буксира фарватер для подхода к шхуне и нас отпустили, т.к. свою задачу гидрографов мы выполнили. Что было дальше, я не знаю.

Начало сентября. От Вали никаких известий. Стоим у причала мыса Мишукова. Был будний день. И вдруг, словно молния, пронзила голову мысль: Валя в Мурманске! Пришел к Командиру, сказал, что завтра в 12 часов мне надо встретить невесту в Мурманске. Он почему-то мне поверил, и без расспросов выдал увольнительную до 24-х часов. По прибытию доложиться ему лично.

На следующий день в районе 11ч я был уже в Мурманске. Бесцельно иду по центральной улице, тогда другой там не было, называлась она ул. Сталина, и лоб в лоб сталкиваюсь с Валей!!! Оба обомлели! Посыпались вопросы с обеих сторон. И первым был: «Как ты узнал, что я в Мурманске?» Что мне было ей ответить, когда я сам не знал, как я узнал? В шутку, я сказал, что обладаю телепатическими способностями и про неё все знаю. Ей оставалось только поверить мне. (В дальнейшем, я неоднократно убеждался, что я действительно обладал даром экстрасенса. Подробности по ходу повествования).

Посидели в кафе. Она рассказала, что её, как она и предполагала, распределили в Мурманск, дали им на троих одну комнату на сопке на краю города, в каком-то занюханном домике для семей офицеров и мичманов. Она приехала 3 дня назад, завтра должна выйти на работу. На вопрос, почему не писала, она ответила уклончиво. Зашли в её жилище. Комната метров 15, три кровати, тумбочки, посреди круглый стол. Удобства на дворе. Ещё две девушки. За знакомство выпили и распрощались. Приглашали заходить в гости. Я пообещал, когда вернусь из очередного плавания, к празднику от 4 до 7 ноября обязательно буду. Мне стало ясно, что она решила завязать наш роман, но боялась мне об этом объявить. На душе вроде как даже полегчало.

На корабль я вернулся вовремя. Доложил Командиру, что встретил невесту. Он посмотрел мне в глаза и понял, что я говорю правду. О деталях он не спросил.

До праздника 7-го ноября оставалось менее 2-х месяцев и я активизировал подготовку праздничного концерта моих «артистов» Выступление мы с Замполитом наметили прямо на 7-ое число. Никуда мы не плавали, т.к. пришел приказ готовиться к переходу в Италию для капитального ремонта корабля. В течение месяца весь экипаж переодевали в форму гражданских моряков и оформляли соответствующие документы. Мы с штурманом подбирали пакет навигационных карт, изучали лоцию маршрута. Самым сложным отрезком пути был район Бискайского залива с его штормовым характером. Я со своей командой к тому же составляли подробную схему соединений всей навигационной аппаратуры, расположенной в различных местах корабля – на время ремонта она должна быть демонтирована, а потом, когда надо будет собирать, без этой схемы концов не найдешь.

И вот, 4-го ноября прошла генеральная репетиция. Командир и Замполит одобрили, сделав некоторые замечания и советы. Я попросился на сутки в увольнение к своей «невесте». И меня отпустили. Корабль стоял у причала Росты.

Мой друг и коллега Сергей Щеглов и сигнальщик, тоже друг, Власов, которым я рассказал, что у моей «невесты» есть еще две подружки, упросили меня взять их с собой. Я согласился, и мы поехали в гости втроем.

До Мурманска добрались примерно в 14 часов, закупили водки, закуски, девчатам вина, конфет. Стучимся. Долго не открывают, за дверью слышим шум, хохот. Наконец дверь открылась……и я вижу нечто для меня невообразимое: в задымленной атмосфере вокруг полного яств стола сидят веселые Валя и её подружки в компании уже хороших четырех матросов. По их неприветливым лицам и молчанию (немая сцена!), я понял, что мы незваные гости, и мешаем им отдыхать. Из–за стола выскочила Валя, начала что-то говорить, но я её уже не слышал, т.к. это был удар под дых, после которого следовало скорее уходить. Втроем мы с ними не справились бы. А помощи, или каких-либо действий на пресечение этой пьяной вакханалии, она не попросила. Я был морально угнетен.

Ребята меня чуть не загрызли! И пошли мы на квартиру одного моего знакомого еще по Полярному офицера. Не пропадать же добру, которого мы накупили. Встретили нас хорошо. Было весело, пришли соседи, принесли еще водки, и не простой, а «Старки». Пил я много, очень много, думаю, не менее двух бутылок, из них одна была «Старка». Но соображал, что перебираю. И в 22 часа мы распрощались с хозяевами, чтобы не опоздать на корабль, до которого около 7-ми км. Транспорт уже не ходил, и надо было торопиться идти пешком.

Хорошо помню, как мы вышли на улицу. Далее, по рассказам моих попутчиков, я вырубился совсем и не мог даже идти. Некоторое время они меня тащили, а когда поняли, что опаздывают, и не смогут дотащить, (70кг), оставили меня сидеть на первой попавшейся лавочке – они знали, что я уволен на сутки и до утра я просплюсь – простудиться в таком виде невозможно. Они, спьяну, забыли, что у меня завтра на корабле должен быть концерт, и если меня не будет, он не состоится. А это скандал и позор и, вообще, конец света для меня, секретаря бюро ВЛКСМ корабля! Повисало и увольнение в запас!

Уже на корабле, реконструируя по отдельным кадрам-вспышкам памяти события, я восстановил весь процесс. Главное было то, что отключилось сознание! И в отключении сознания виновата была «Старка». Я тихо и мирно сидел, а может быть лежал. (Наверно, спал). Подошли патрули, попытались меня арестовать. Я начал с ними драться и отбиваться, сняв ремень и намотав его на правый кулак. Вырвался, прыгнул в середину глубокой лужи, («Кадр!»), чтобы они не смогли ко мне подойти. Но они меня все же достали из лужи и скрутили веревками за запястья, («Кадр!»). (Следы от веревок зажили только через пару недель). Связанного, меня бросили в кузов грузовика. И я шмякнулся на что-то мягкое. («Кадр!»). Наверно, я был там не первый. Дальше уже не кадры, а почти ясное сознание.

Открываю глаза. Лежу на спине, на полу и не могу понять, где я. Большое, теплое помещение, На потолке горит тусклая лампочка без абажура. Слева и справа от меня лежат в черных шинелях какие-то незнакомые люди. На мне очень грязная мокрая шинель, правый рукав почти оторван, ремень и мокрая грязная шапка лежат у меня рядом. Карманы пусты – ни документов, ни часов, ни денег. Я понял, что я на гауптвахте! И первая страшная мысль – я сорвал концерт на корабле!