скачать книгу бесплатно
Екi жастьщ табыстырган журегш.
Жастык, жалын, асъл арман, ац ниет,
Бакыт сыйлап усынылты гуядерш. ..
Что в вольном переводе можно изложить следующим образом:
«Двух молодых реально укачала запредельная сила любви, сердца их стали биться в унисон. Пламя молодости, запредельные мечты и желания ведут их теперь по пути счастья, выстилая дорогу всякими разными хризантемами и розами…»
Дальше идет не менее пышный куплет. А после куплета уже следуют победительные выкрики каратистов:
Кия! Кия! Кия!
Ну, это уже так – вензеля и узоры к пафосному контексту. И, естесссно, это уже никак не переводится.
Это была наша, если можно так выразиться, премьерная свадьба. Прошла она как по маслу. Если не считать единственного казуса с полетевшей в гущу танцующих тарелкой. Она к тому времени уже окончательно сточила резьбу и отвалилась прямо со стойки. Ее мне любезно принесли обуатно официанты. На подносе. Во всем остальном все прошло на ура.
Проводив Сергали в новую жизнь, мы стали гастролировать по всему району.
Боже, кого мы только не женили! На каких свадьбах только не играли!
Иногда нас звали и на дни рождения. Юбилеи. Годовщины. Закрытые вечеринки. Как-то нам довелось даже выступать на торжестве по случаю обрезания.
Теперь уже нам не нужно было воровать автомобильные тенты и шить из них сценические костюмы. Теперь мы заказывали одежду в ращентре. В настоящем салоне.
Тамошние мастера знали наши размеры на память и сами искали в журналах про моду последние фасоны.
Что и говорить, мы шиковали. Жизнь повернулась к нам лицом и ульгёалась своей самой ослепительной улыбкой.
И все же это был бег по кругу. Все это понимали. Нас ожидал неминуемым творческий кризис. И тогда Нуртай заявил:
– Хватит петь чужие песни. Пора сочинять свои.
– Ну хорошо. А кто их сочинит? – задал резонным вопрос Ромео.
– Да хотя бы я, – сказал запальчиво Нуртай и удалился.
Мы ждали.
Он появился дня через три. С синими кругами под глазами. Возбужденным. Энергичным. Молча взял гитару и запел.
Мотив показался нам слегка разбитным. Что-то между ранним Шу-футинским вперемежку с поздним Розенбуумом.
Мне запомнилась фраза: «Маруська, эх, Мару-мару-маруська! Я забыл, какого цвета твои синие глаза…»
Нуртай в последний раз ударил по струнам и замолк. Ребята кисло переглянулись. Аплодировать никто не спешил.
М-да. Сермяжная правда размазала наши надежды по асфальту. Занавес, что называется, медленно опустился. Мы поняли, что нам так и придется почивать на лаврах чужих творческих достижений.
И тут – телеграмма. В правление совхоза. Из райкома. На имя директора. Так, мол, и так, приглашаем коллектив ВИА совхоза «Первомайский» «…принять участие в смотре-конкурсе художественной самодеятельности, посвященном 60-й годовщине Ленинского комсомола».
По такому случаю нас заставили вырядиться в строгие костюмы: черный верх, белый низ.
Мы стали похожи на королевских пингвинов. Как вариант – на похоронный квартет.
Выделили автобус.
Есен-ага, провожая нас, твердо сказал:
– Если выиграете – купим новую аппаратуру. Обещаю.
И мы поехали. На совхозном «пазике». С нами – группа поддержки. Преданные фанаты.
А дело было уже к осени.
И тут, за два дня до конкурса, произошла натуральная диверсия. По-другому я случившееся назвать не могу.
Нуртая неожиданно вызвали в военкомат и обрили наголо. Буквально под чеснок. Он, конечно, пытался сопротивляться, но там люди военные. Про искусство ничего не знают. Живут по уставу.
Короче, когда он в таком виде заявился на очередную нашу репетицию, в зале, что называется, повисла мертвая тишина. Примерно такой же сценой заканчивается спектакль «Ревизор».
– Мама! лишь вырвалось у Суслика.
– Нет, это я, – ответил Нуртай и цветисто по-шоферски выругался.
А что прикажете делать? Не отменять же выступление из-за нур-таевской плеши. Да и как директору объяснишь? Он – человек земной. Не поймет.
Короче, судьба постучалась в наши двери – и мы решительно рванули ей навстречу.
Приезжаем, значит, в райцентр. В районный Дом культуры с колоннами и балюстрадой.
Народу-у-у – не продохнуть!
В кулуарах – суета. Все бегают, носятся. Какие-то оркестрики, разодетые в пух и прах, какие-то танцевальные ансамбли™, балеринки, понимаешь, на тонких ножках, хор мальчиков с ангельскими голосами, дородные тетки в кокошниках, грузины в национальных камзолах… И все держатся как-то солидно. Видно, что бывалые. У всех свои руководители. Дирижеры во фраках. С палочками. Один даже в пенсне. И все друг с дружкой здороваются. Чмоки-чмоки. Как поживаете? Да как вы прекрасно выглядите! ..
Боже мой!
Междусобойчик такой у них, значит.
И тут – мы. Печенеги с гитарами. И на нас ноль внимания. Никто даже не замечает. Ясный перец – чужаки.
В зале – мильон людей. Набилось под завязку.
Наши болелы устроились на самых задних рядах и машут нам оттуда ручонками. Типа поддерживают. А на самом-то деле смотрится будто прощаются.
Впереди рядком заседает комиссия. Суровые такие дядьки с тетками.
И все эти оркестры с ансамблями выходят на сцену по очереди и исполняют. И, надо сказать, здорово исполняют. Ничем от телевизора не отличишь. И, как назло, у всех – ноты. И смотрят они, значит, в эти свои ноты – и исполняют, сволочи.
И до нас потихоньку начинает доходить: никакая это не самодеятельность, а самые настоящие профессионалы. Короче – подстава. Са мая натуральная подстава.
А как мальчики из хора затянули, так в зале аж комиссия платочки из карманов повынимала.
Ну чего там говорить? Признаться, мы оробели. В такой атмосфере нам выступать еще не приходилось.
Да и что мы видели? Свадьбы с обрезаниями да зэчек с наманганскими яблоками. А что касается комиссии с нотами…
Можно было бы попробовать залепить им «Шизгару». Но это же палево чистой воды. И мы это сразу осознали. А тут еще, как выяснилось, нас запихали в самый хвост. Говорят, на больших концертах туда обычно ставят самую полноту. То есть авторитет. Это, наверное, потому, что авансов нам заранее навыдавали, разговоры ходили, вот и решили организаторы жахнуть напоследок, поставить, что называется, вместо малюсенькой точечки жирный такой восклицательный знак.
Мы с ужасом ждали своей очереди. Нуртай лихорадочно соображал, что делать и как быть. В итоге он упросил каких-то гладких ребят в галстуках, что выступали перед нами, одолжить на пару минут инструменты. У них гитары были… ну просто блеск! Не чета нашим.
– Так хоть выглядеть будем прилично! – пояснил Нуртай, отчаянно сверкнув выбритой начисто своей башкой.
И вот объявляют нас. Ведущий так и залепил:
– А теперь – новинка сезона! Выступает вокально-инструментальный ансамбль «Майские жуки»!
Зал утонул в овациях. Захлопали, затопали, засвистели. Публика-то уже была разогрета всеми этими сладкоголосыми мальчиками и жгучими грузинами.
Мы ступили на сцену и рассредоточились. Занавес еще не поднимали. Я сел за ударную установку и одеревенел.
На этой установке было столько примочек, каких я в жизни не видел! .. Я-то привык к своим родным двум барабанам и несчастной тарелке. А тут барабаны высились надо мной, как расстрельная бригада, и тарелок понавешено было по кругу – не сосчитать. И для чего их столько – непонятно.
Пацаны воткнули штекера. Приладили микрофоны. И занавес стал медленно раздвигаться.
Со стороны мы выглядели, надо полагать, эпохально.
Первым стоял Ромео. Волосы его ниспадали волнами на самые плечи. Чуть левее от него держался Нуртай. На его ослепительной лысине играли прожектора. Затем уже я. Меня, слава богу, не было видно за кучей барабанов. Ну и Суслик жался в углу. Он, идиот, не успел подтянуть ремень своей гитары, и она свисала почти до колен. Так он и стоял, подавшись вперед, как орангутанг на табурете.
Публика заулюлюкала.
Мы начали со своего неизменного вальса. И как только Ромео взял аккорд, мы поняли, что это… конец. Капут. Провал. Причем не просто провал, а самый что ни на есть провальный провал.
Оказалось, гитары, которые мы одолжили у выглаженных ребят, настроены на три тона выше. А мы, придурки, не удосужились их даже проверить. В общей суматохе нам это просто не пришло в голову. И теперь за всю эту красоту приходилось платить. И первым платил Ромео. Платил он, надо признаться, дорого. С первых же строк он запищал неестественно высоким, каким-то совершенно мультяшным голосом:
– «Когда уйдем со школьного двора…»
Это было похоже на пропасть, в которую ты несешься на полном ходу с отказавшими тормозами. И ничего поделать уже нельзя. И летит твоя жизнь перед глазами пестрыми картинками, да еще и тормашками вверх…
Оставалось только зажмуриться.
А на нас неумолимо накатывал третий куплет. Его надо брать на тон выше.
– «Пройди по тихим школьным этажам…»
Я молча ушел в себя и застегнулся там на все пуговицы. Типа меня здесь нет, я в домике.
А Ромео, бедный, надрывался. За всех за нас. Ему было несладко. Я видел, как моментально взмокла на спине его рубашка и натянулись, вот-вот готовые лопнуть, жилы на шее.
Доставалось и пацанам. Они должны были местами вставляться -и они надсадно подпевали. Правда, опять же какими-то чужими, кошачьими голосами.
Что касается публики…
Ну…
Если честно, реакция была неоднозначной. С одной стороны, как бы единодушно. С другой…
Короче, они ржали, козлы. Они, можно сказать, угорали по-черному. Некоторые ползали под креслами и катались там. В общем, стоял дикий хохот.
Мы стоически дотянули милую песенку до конца и, когда занавес закрылся, побросали гитары и незаметно через черный ход дали деру. На улице нас уже ждал заведенный «пазик». Мы рванули с места, как группа диверсантов, оставляя за собой руины взорванного моста.
Где-то через часик за нами приехали болельщики.
Кстати говоря, они были сильно удивлены. Они сказали, что мы зря сбежали. Что публика была в восторге. Что звали на бис. Что наше выступление оказалось самым оригинальным. Самым, можно сказать, неожиданным. Все решили, что это такой специальный номер. Стеб такой. Типа пародия.
С одной стороны, это должно было бы нас обрадовать. С другой, это означало только одно: нас приняли за клоунов. И это звучало как приговор. Выход на большую сцену нам больше не светил.
Мы ждали, что нас вызовет Есен-ага. Но он не звал. Видимо, доложили. Ну и Нуртай к нему не шел. Из гордости.
Мы еще недельки две потрындели у себя в клубе, а потом Нуртая забрали в армию.
Он слал нам письма. Писал, что создал у себя в войсковой части ансамбль и теперь гастролирует с ним по всему Приморскому краю.
Мы нашли на карте этот Приморский край. Ромео даже раздобыл где-то альбом с картинками. Ничё так места. Леса, озера. Пушнина.
А ансамбль наш развалился. Некем было заменить Нуртая. Как говорят в парижах – селяви такое.
Хотя какое уж там «селяви»? Вон даже «Лед Зеппелин», говорят, развалились с «Битлами». Говорят, деньги не поделили. А нам-то с пацанами чего было делить? Мы же, что называется, так, погулять вышли.
Смогу ли я?
-Хочу ли я?..
Могу ли я?..
Говно ли я?. .
Магнолия!
Мне 12 лет, и я иду на футбол. Мяч под мышкой. На футболке – номер 10. Как положено. И надпись на спине – «Месси». Ну а как же! Не писать же: «Роналду». Или там – «Бэкхем». Они уже давно не футболисты. Они – модели.
Роналду уже опустился до того, что рекламирует шампунь от перхоти.
Да ладно. Фиг с ним.
Иду я, значит, на поле наше футбольное, что сразу за поселком. Там проплешина есть такая – ровная как стол и твердая как камень. Утоптали за столько-то лет.
Солнце уже зашло. Смеркается. Дневная жара сменяется вечерней прохладой. В ауле – благодать. Ветерок с гор.
Уже и коровы с пастбищ возвращаются. Ильяс-ата, местный пастух, гонит овец. Пыль столбом. Сейчас пацаны скот по сараям закроют и на поле потянутся. Поиграем. А пока можно размяться. На турнике повисеть. Времени как раз хватит.
