скачать книгу бесплатно
Честно говоря, командеха у нас так себе. Слабенькая. Вечно проигрываем базовским.
У них там и состав поровней, и игроки поопытней. Наигранные. Сколько раз чемпионами района становились!
Амы…
У нас – одна мелюзга. Только начинают. Ни навыков, ни сил, ни мастерства. Одно желание. А на одном желании, как известно, далеко не уедешь.
Но ничего. Еще год-два – и подтянутся. Заиграют.
И вот подхожу я, значит, к полю нашему, гляжу – парень какой-то у ворот сидит. Бутсы натягивает. Спиной ко мне. Вроде как не из наших. Во всяком случае – не похож. Может, из новеньких кто, думаю. Из приезжих. Может, оралман?
Подхожу ближе. Оборачивается.
Боже мой! Глазам не верю. Обама! Собственной персоной. Молодой еще. Лет 20-25 от силы.
– Барак? – почти выкрикиваю я от неожиданности и спешу поправиться: – Барак-ага?!
– Аха, – отвечает он буднично и протягивает руку – Салам. Как сам?
– Да ничего, – отвечаю. – А вы как здесь?!
– Да вот, – говорит, – переехали сюда. Всей семьей.
– В наш аул?!
– Аха. А что? Мне нравится. Тишина и покой.
– И что, – спрашиваю я, совершенно обалдевший, – и Мишель с вами?
– Конечно, – говорит и забирает у меня мяч. – И Мишель, и дети. Думаю и стариков своих перетащить. Сюда. Со временем.
И начинает чеканить. И вполне так уверенно чеканит. Видно, что играющий.
– А что же Америка? – спрашиваю. – Разонравилась, что ли?
– Да ну ее! – машет он рукой. – Надоело.
– Чего надоело?
– Да надоело все время: «Черный президент! Черный президент!» Сколько можно?
– Но вы и в самом деле, – робко подмечаю я, – не очень белый…
– Да знаю я, – злится Барак. – Что у меня – зеркала нет? Ну сказали раз, сказали два. Чего все время об этом трындеть?
– Вообще-то да, действительно…
– Да и потом, – разошелся вдруг Барак, – насчет Америки я тебе так скажу: там все слишком наговорено. Кругом фальшь. Двуличие. Мыльные пузыри. Национальные комплексы.
– Какие-какие комплексы?
Национальные, – повторяет. – Надоело все это слушать. «Мы самые офигенные! Мы самые лучшие! Мы – супер-пупер! Мы – держава!» Сколько можно?!
– Но это же правда, – уже потверже возражаю я.
– Ну и что? – говорит. – Ну правда. Чего орать-то об этом на весь свет? Скромнее надо как-то. Меня вон родители в детстве учили быть проще. Не высовываться лишний раз. Не бить себя в грудь. Хотя я в школе неплохо вроде учился. И в баскетбол играл за университет. Больше всех очков набирал в первом периоде. И что?
– Что?
– Нельзя так. Вон и Анжи тоже так считает. Скоро она тоже сюда переедет. Ей тоже вся эта бодяга поперек горла.
– Какая Анжи?
– Ну Меркель. Анжела. Мы ее у себя Анжей называем. Она же сейчас в положении. Ей чистый воздух нужен. Сына ждет. Говорят, Нурсултаном хочет назвать.
– Как???
– Нормальное имя. А что?
– Но почему?!
– Ну как – почему? На фарт.
– На какой еще фарт?
– Ну, чтобы везло ему потом по жизни, – спокойно так отвечает Барак. – Говорят же: как корабль назовешь, так он и поплывет.
– Мало ли что говорят! – пытаюсь спорить я. – Еще говорят, что везет только дуракам.
– Да ты что? Разве Нурсултан – дурацкое имя?
– Нет, – пожимаю я плечами, – не дурацкое. Обыкновенное.
– Это для вас – обыкновенное. А для нас… Ну сам представь: немец, и вдруг на тебе – Нурсултан. Прикольно же.
– Ну… не знаю. Как минимум – неожиданно. А почему бы его не назвать там Ганс или, к примеру, Адольф?
– Да ну! Это ж банально, – отвечает. – Неинтересно. Тем более я слышал, тут всех мальчиков, рожденных в июле, так называют. А она как раз сейчас на последнем месяце.
А что же Олланд? – спрашиваю тогда я.
– Что – Олланд?
– Ну этот ваш – Франсуа. Он не думает сюда ехать?
– Нет, – отвечает. – Он же голубой. А я слышал, здесь не любят геев.
– Это точно. Геев здесь не очень того…
– Между нами говоря, – наклоняется к моему уху Барак, – я их тоже недолюбливаю.
– Да ладно, – недоверчиво кошусь я на него. – Вы же сами вроде подписывали указ о разрешении однополых браков.
– Да это все конгрессмены из Алабамы, – морщится Барак. – Это они продавили, козлы. У нас там нынче восемьдесят процентов конгресса – пидарасы.
– Что вы говорите?!
Я тебе отвечаю, говорит Барак. Нан урсын чтоб я сдох!
– А этот?
– Кто?
– Ну этот… Он вроде тоже один из ваших. Шустрый такой. Китаец. У него еще жена молодая. Поет. Имя забыл.
– Цзиньпин, что ли?
– Ну, наверное. Я их все время путаю.
– Да я их сам путаю, – говорит Барак. – Они ж все одинаковые. Как с конвейера.
– Согласен.
– Да ему-то зачем? – говорит Барак. – Они же никуда не торопятся.
К тому же живут с вами через забор. Вон уже многие перелезли. Вскоре и остальные попрутся. Глядишь, еще лет пять – и все здесь будут. Оно к тому и идет.
– И все-таки я не совсем понимаю, – настаиваю я, – с какой стати вы вдруг все сюда рванули?
Тут Барак перестает чеканить мяч. Садится рядом на травку и задумчиво так говорит:
– Понимаешь, брат. Если честно, хочется просто проверить себя. Причем проверить на экстриме. Задать себе вопрос так жестко, в лобешник что называется, наотмашь: «А смогу ли я?!»
– Что – «смогу»?
– Начать все с нуля.
– Как это?
– А вот так – с голой жопой в голом поле. Посреди выжженной степи. И чтобы никаких перспектив. Жестяная жесть. Трубейная труба. Скажи же! По кругу враги и предатели. Рвачи и казнокрады. Куда ни глянь – всюду полный пипец. Вор на воре. Фуфло на фуфле. Бардак. Все продано. Все куплено. Страны, по сути, нет. Вместо нее какое-то невразумительное пятно на карте. Жизнь – вранье. Душно и противно. Воняет. Дышать нечем. И позор на весь мир. А ты сидишь – посреди этого позора – и делаешь вид, что все нормалек. Что все типа путем. А сам прекрасно понимаешь, что никто тебе уже не верит. Даже ты сам уже себе не веришь. И про тебя люди уже анекдоты сочиняют. Для кого-то ты все еще пугало, а на самом-то деле давно превратился в посмешище. Короче, ты в полном дерьме. А выбираться из этой задницы надо. Потому что если не выберешься, то сам себя уважать перестанешь. Понимаешь?
– Понимаю, – вздыхаю я. – Но вам-то это зачем?
– Говорю же, – смотрит мне в глаза Барак. – Проверить хочу: получится – нет?
И замолкает.
И я затыкаюсь.
И как-то хреново так на душе сразу становится. И так тоскливо. И мысль такая подлючая в мозгу закипела: а ведь прав Барак. Не жизнь это, а так – фигня какая-то. И живем мы посреди этой фигни – и только делаем вид, что нас все это устраивает. Привыкли. Принюхались. А ведь надо что-то делать. Выбираться как-то…
А как? Ради кого? Ради чего? Кто заценит? Кто поддержит? И главное – кто впряжется?
Никто. Так, пошумят, погорланят да и расползутся по углам.
Устали все. И никому ни до чего дела нет. Короче, не страна, а так – сборище неудачников.
Те, кто был поумней, уехали давно. Те, кто не смог, остались и пыхтят. Позорники. И я – один из них.
На кого теперь надеяться? На Барака? Он, конечно, хороший мужик. Компанейский. И мысль у него светлая. Благородная. Да ведь не знает он, что ничего ему тут не светит с его благородством. Забыли здесь это слово. Да и с десяток других важных слов забыли, которые нам в детстве родители наивные пытались втемяшить. Не помнят. Другие теперь здесь понятки. Другие установки. Другие слова…
– Ну а сам-то ты как думаешь? – спрашиваю. – Получится?
– Я?.. – Барак хмурится и долго молчит. Потом грустно так отвечает: – Если по правде… Не знаю. Не уверен. Но попробовать надо. Так ведь?
И поднялся на ноги.
Как раз пацаны подошли. Можно было начинать.
Я-к ним.
– Пацаны! Пацаны! Гляди, кто к нам приехал! Это ж Барак! Узнаете?
В ответ – галдеж:
– Конечно!
– Еще бы!
– Видели!
– Знаем!
– Ну так вот, – объявляю я громко, чтоб слышали все, – с сегодняшнего дня он играет за нас.
– Это почему – за вас? – послышались недовольные голоса.
– Потому что мы – слабаки. А ему надо проверить себя.
И все замолчали. Все сразу согласились.
Ну правильно. Где же ему еще себя проверять? Только у нас. Больше негде.
Слово Аксакала
Жил когда-то у нас в ауле старик Ералы. Самый старый в наших краях старик. Было ему на тот момент где-то под девяносто. А может, и за девяносто. Никто точно не знал. Да и сам он не очень помнил.
Обычно лежал он у себя в саду на топчане, с щепоткой насвая за губой. Смотрел в небо. Думал свою аксакальскую думу.