Шаровая молния

– Позвольте обратиться к вам с одной просьбой, – перебила ее Линь Юнь.

– Да, конечно, дорогая.

– Отпустите детей и возьмите вместо них заложником меня.

Улыбнувшись, учительница покачала головой.

– Тогда замените мной хотя бы одного из них.

Продолжая улыбаться, учительница снова покачала головой:

– Майор, неужели вы думаете, что я не понимаю, кто вы такая? Кровь у вас такая же холодная, как и у меня. Войдя сюда, вы через ноль целых пять десятых секунды отберете у меня пистолет, после чего всадите по пуле мне в каждый глаз, с промежутком ноль целых двадцать пять сотых секунды.

– Судя по вашей речи, вы действительно имеете техническое образование, – издала ледяной смех Линь Юнь.

– Все инженеры могут отправляться в преисподнюю, – по-прежнему улыбаясь, сказала учительница.

Взяв с приборной панели пистолет, она направила его на видеокамеру и подошла так близко, что стали видны нарезы внутри ствола. Мы успели услышать начало выстрела, который микрофоны уловили как свист, после чего камера вышла из строя и экран погас.

Выйдя из зала, я глубоко вздохнул, словно поднявшись из подвала. Старший полковник вкратце объяснил структуру реактора и центра управления, после чего мы вернулись в зал совещаний и успели услышать конец фразы офицера полиции:

– …если бы террористы выдвинули какие-либо условия, мы бы ради безопасности детей согласились на всё, а затем что-нибудь придумали. Однако проблема в том, что они не выдвинули никаких условий. Они пришли сюда для того, чтобы взорвать реактор, и не сделали этого до сих пор только потому, что пытаются транслировать происходящее в прямом эфире с помощью маленькой спутниковой антенны, которую принесли с собой. Ситуация уже критическая. Взрыв может прогреметь в любую минуту.

– Теперь, когда вы ознакомились с положением дел, я задам свой второй вопрос, – заметив наше возвращение, сказал руководитель операции. – Ваше оружие способно отличать взрослых от детей?

Полковник Сюй ответил, что не способно.

– Оно может обойти стороной центр управления и нанести удар только по реактору? – спросил офицер полиции. – Именно там устанавливают свои бомбы террористы.

– Нет! – воскликнул полковник военной полиции, не дав полковнику Сюю ответить. – Учительница захватила с собой пульт дистанционного управления.

Судя по всему, это чудовище в женском обличье уже получило прозвище «учительница».

– В любом случае у нас ничего бы не получилось, – сказал полковник Сюй. – Реактор и центр управления являются частями одного сооружения, а оружие нанесет удар по всему сооружению. Стены его не остановят. Учитывая размеры сооружения, куда бы ни было нацелено оружие, все оно станет зоной смерти. Если не вывести детей подальше от реактора, они определенно погибнут.

– Что это такое? Нейтронная бомба?

– Сожалею. Подробности я могу раскрыть только с санкции руководства Главного управления вооружений.

– В этом нет необходимости, – сказал полковник военной полиции, поворачиваясь к руководителю операции. – Похоже, у нас ничего не получится.

– А я думаю, что у нас получится, – возразила Линь Юнь.

Мы с полковником Сюем встрепенулись, поскольку она нарушила субординацию. Подойдя к столу руководителя операции, Линь Юнь оперлась на стол и направила на него испепеляющий взгляд. Тот спокойно выдержал ее взгляд.

– Товарищ руководитель, – сказала Линь Юнь, – полагаю, ситуация ясна, как дважды два четыре.

– Линь Юнь! – резко окликнул ее полковник Сюй.

– Дайте майору договорить, – невозмутимо произнес руководитель операции.

– Товарищ руководитель, я уже закончила.

Опустив взгляд, Линь Юнь отошла от стола.

– Отлично, – сказал руководитель операции. – Товарищи, прошу сотрудников чрезвычайного штаба остаться, а всем остальным подождать за дверью.

Он тоже опустил взгляд, но теперь он уже не смотрел на план комплекса.

Мы поднялись на крышу гостиницы, где уже собрались бойцы «Рассвета». Два орудия, выпускающих грозовые шары, были установлены на краю крыши, оба прикрытые зеленым брезентом, под которым стояли четыре сверхпроводниковых аккумулятора, два заряженных, чтобы обеспечивать огромную мощность, необходимую для возбуждения шаровых молний, два других содержащие две тысячи противопехотных макроэлектронов.

В двухстах метрах в лучах солнца безмятежно возвышалась колонна ядерного реактора.

– Что вы задумали? – вполголоса обратился к Линь Юнь полковник Сюй, как только полковник военной полиции отошел в сторону. – Вам прекрасно известно, что для оружия на основе шаровой молнии главную опасность в настоящий момент представляет утечка информации, означающая, что противник сможет легко создать эффективные средства защиты. И что тогда останется от нашего преимущества, если дело дойдет до боевого применения? Напряженность в мире необычайно высокая, разведывательные спутники и шпионы противника сосредоточили внимание на всем необычном, что происходит в разных уголках нашей страны. Если мы применим…

– Товарищ полковник, сейчас речь идет как раз о боевом применении! Этот реактор размерами в десять раз больше чернобыльского, и если он взорвется, в радиусе сотен километров останется безлюдная пустыня! Сотни тысяч человек погибнут от радиоактивного заражения!

– Я прекрасно понимаю все это. Если верховное командование отдаст приказ, я беспрекословно его выполню. Но вам не следовало выходить за рамки своих полномочий и влиять на решение руководителя операции.

Линь Юнь промолчала.

– Ты действительно хочешь использовать это оружие! – сказал я, не в силах больше сдерживаться.

– И что с того? – тихо ответила Линь Юнь. – В моей позиции нет ничего необычного.

Все умолкли. По крыше дул горячий осенний ветер, снизу донесся визг тормозов машин, остановившихся перед входом в здание, и вслед за ним топот солдат, выпрыгивающих из кузовов, металлический лязг оружия. Однако, если не считать кратких команд, разговоров не было. Но я почувствовал в этих звуках непреодолимый ужас смерти, от которой тщетно пытались бежать все прочие звуки.

Прошло немного времени, и вернулся полковник военной полиции. Все находящиеся на крыше встали.

– Командир «Рассвета», пожалуйста, пройдите со мной, – просто сказал он.

Подполковник Кан Мин поправил каску и последовал за ним. Не успели мы сесть, как он уже вернулся.

– Приготовиться к нанесению удара! Нам предстоит самим определить требуемое количество зарядов, но необходимо гарантированно уничтожить все живые цели, находящиеся в реакторе.

– Пусть майор Линь решит, сколько нужно сделать выстрелов, – сказал полковник Сюй.

– Двести выстрелов рассеивающими зарядами, по сто из каждого орудия, – тотчас же сказала Линь Юнь, судя по всему, уже выполнившая все расчеты.

Все макроэлектроны, загруженные в настоящее время в орудия, были рассеивающего действия. Как только все цели, находящиеся в сооружении, будут уничтожены, оставшиеся шаровые молнии разрядят свою энергию в виде электромагнитного излучения, постепенно угасая, вместо того чтобы взорваться, и не причинят разрушений. Шаровые молнии другого вида в такой ситуации высвободили бы свою энергию взрывом, нанося хаотичные разрушения без выбора типа цели.

– Первый и второй орудийные расчеты, по местам! – приказал подполковник Кан, подходя к орудиям. – Отряд спецназа выдвинется к реактору, оставаясь от него на безопасном удалении сто метров, – добавил он, указывая на реактор. – Как только бойцы займут исходные позиции, мы открываем огонь.

Со щемящим сердцем я смотрел на огромную колонну, отражающую ослепительный солнечный свет, что не позволяло смотреть на нее прямо. На какое-то мгновение послышались детские голоса, словно принесенные порывом ветра.

Оба орудия расчехлили, и в лучах солнца зловеще сверкнули дула двух направляющих ускорителей.

– Позвольте мне, – сказала Линь Юнь, занимая место наводчика одного из орудий.

Подполковник Кан и полковник Сюй переглянулись, но не стали возражать. В выражении лица Линь Юнь, в ее движениях я увидел восторженное возбуждение, которое ей не удалось сдержать. Она напоминала ребенка, наконец дорвавшегося до заветной игрушки. У меня по спине пробежали холодные мурашки.

Внизу неровная цепочка бойцов спецназа, крохотных на фоне массивного сооружения, двинулась к реактору. Цепочка двигалась быстро, приближаясь к реактору на безопасное расстояние. Зажглись электрические дуги ускорителей орудий, сухой треск вынудил обернуться тех, кто находился на земле, и даже кое-кто из спецназовцев, не удержавшись, оглянулся назад. Когда до реактора осталось сто метров, бойцы остановились, и тут с крыши гостиницы в сторону реактора устремились два потока шаровых молний. Смертоносный ураган со свистом преодолел расстояние в двести метров; первые заряды уже поразили сооружение, но все новые и новые шаровые молнии нескончаемым потоком вырывались из ускорителей, присоединяясь к непрерывным нитям из огненных хвостов, огненной рекой связавшим гостиницу и реактор.

Впоследствии я просмотрел видеозапись того, что произошло в центре управления.

Когда в помещение влетели первые шары, учительница уже оставила своих учеников и склонилась над приборной панелью, поглощенная чем-то, а сбившихся в кучку детей охранял вооруженный автоматом террорист. Проникнув внутрь сооружения, шаровые молнии лишились наблюдателей и на краткое время перешли в состояние вероятностного облака. Как только появление наблюдателя вызвало коллапс вероятностного облака, шаровая молния потеряла скорость и начала медленное движение по случайной траектории. Все со страхом и недоумением смотрели на блуждающие огненные шары, своими хвостами рисующие в воздухе затейливые меняющиеся фигуры, наполняя воздух призрачным свистом. На кадрах, снятых камерами видеонаблюдения в центре управления, отчетливее всего было видно лицо учительницы. В ее очках отражалось желтое и голубое свечение шаровых молний, но в отличие от остальных у нее в глазах не было страха – только недоумение. Она даже улыбнулась, возможно, чтобы успокоиться, а может быть, ее искренне заинтересовали светящиеся шары. В ее жизни это выражение лица стало последним.

Когда шаровая молния взорвалась, сильный электромагнитный импульс на время вывел камеру из строя. Через несколько секунд изображение появилось вновь, но теперь помещение было пустым, если не считать нескольких оставшихся шаровых молний, которые еще какое-то время блуждали в воздухе, медленно угасая. По мере того как уровень их энергии падал, издаваемые ими звуки становились все менее зловещими, превращаясь в реквием.

Даже на крыше гостиницы мы услышали прогремевшие внутри реактора взрывы. Ударной волной в здании были выбиты все стекла, но мы услышали эти звуки не ушами, а всем своим нутром. Присутствующая в них сильная инфразвуковая составляющая вызвала тошноту.

* * *

Я постоял в дверях центра управления, не решаясь войти. Мне казалось, что я исторгну содержимое желудка. Но затем я все-таки последовал за Линь Юнь. У меня тряслись ноги, я с трудом удерживал равновесие. Спустя десять с лишним лет после того, как я увидел своих родителей, превратившихся в пепел, мне предстояло увидеть превратившихся в пепел детей, пусть и не своих собственных. Если не считать нескольких сильно обугленных останков, все жертвы сгорели дотла, однако одежда их практически не пострадала. В обычном крематории при температуре свыше двух тысяч градусов человеческое тело сгорает за несколько минут, однако шаровая молния осуществила это мгновенно, подняв внутреннюю температуру до десяти с лишним тысяч градусов, и благодаря волновому резонансу материи ее энергия равномерно распределилась по всем клеткам.

Полицейские окружили кучку пепла, еще недавно бывшую учительницей, и принялись что-то искать у нее в карманах. Об остальных семерых террористах также позаботились, включая тех двоих, которые собирались взорвать «красные таблетки».

Я осторожно прошелся между останками детей. От этих цветов жизни остались лишь кучки белой золы, прикрытые школьной одеждой. Многие сохранили форму детей, упавших на пол; можно было отчетливо различить головы и конечности. Центр управления превратился в огромное живописное полотно, расписанное кистью шаровых молний, изобразивших жизнь и смерть, и на какое-то мгновение даже я почувствовал что-то сверхъестественное, неземное.

Мы с Линь Юнь остановились перед маленькой кучкой пепла, всем, что, судя по нетронутой одежде, осталось от девочки. Пепел полностью сохранил ее последнюю позу, и казалось, что она прыгнула в иной мир в веселом танце. В отличие от прочих останков, часть ее тела уцелела: кисть руки. Маленькая, белая, на каждом пальце отчетливо были видны складки, словно рука по-прежнему принадлежала живому ребенку. Опустившись на корточки, Линь Юнь обеими руками бережно взяла кисть. Я стоял рядом; мы застыли неподвижно, время для нас остановилось. Мне искренне захотелось превратиться в бесчувственное изваяние, чтобы навсегда остаться среди праха детей.

Через какое-то время я почувствовал, что мы не одни, и, оглянувшись, увидел руководителя операции. Линь Юнь также его заметила и, осторожно положив кисть на пол, встала.

– Товарищ руководитель, позвольте мне навестить родителей этих детей. Это я вела огонь из орудия.

– Решение принял я, – медленно покачал головой руководитель. – Вы не несете ответственности за случившееся. Ответственности не несет никто из тех, кто принимал участие в ликвидации террористов. Вы отлично поработали. Я представлю бойцов «Рассвета» к наградам. Спасибо вам всем. Спасибо вам.

С этими словами он решительным шагом направился к выходу. Мы понимали, что, какую бы оценку ни получило случившееся, политическая карьера этого человека закончилась. Не доходя до двери, руководитель операции остановился и, не оборачиваясь, произнес слова, которые Линь Юнь должна была запомнить на всю жизнь:

– И еще, майор, спасибо за напоминание.

* * *

Я подал прошение об отставке, как только мы вернулись в научно-исследовательский центр. Все меня отговаривали, но я принял окончательное решение.

– Чэнь, дружище, взгляните на все с точки зрения здравого смысла, – сказал мне Динг Йи. – И без шаровой молнии эти дети все равно погибли бы. Причем смерть их была бы гораздо более ужасной, а вместе с ними погибли бы еще десятки тысяч людей. Которые умерли бы от радиационной болезни и лейкемии. А следующее поколение страдало бы врожденными уродствами…

– Не надо, профессор Динг. Я не могу похвастаться вашим здравым смыслом ученого. И хладнокровием Линь Юнь, присущим всем военным. У меня ничего этого нет. Поэтому я должен уйти.

– Если я в чем-то виновата… – медленно начала Линь Юнь.

– Нет, нет, ты тут ни при чем. Все дело во мне. Как верно заметил профессор Динг, я слишком чувствительный. Возможно, всему виной то, что я пережил в детстве. У меня просто нет мужества видеть, как шаровая молния испепелит дотла еще кого-нибудь. Кто бы это ни был. У меня нет силы духа, необходимой для того, чтобы разрабатывать оружие.

– Но мы же продолжаем собирать макроэлектроны, выжигающие микросхемы. В конечном счете это оружие сведет к минимуму человеческие жертвы на полях сражений.

– Для меня это одно и то же. В настоящий момент я вообще больше не хочу видеть шаровую молнию!

Я находился в архиве, сдавал все секретные материалы, которыми пользовался в ходе работ. Это было последнее, что я должен был завершить, прежде чем покинуть научно-исследовательский центр. Мне требовалось расписаться на каждом документе, и с каждой подписью я делал еще один шаг из этого изолированного мира, неведомого для всех тех, кто его окружал. В нем я провел самый незабываемый период своей уходящей юности, и я понимал, что на этот раз возврата обратно не будет.

Линь Юнь отправилась проводить меня.

– Может быть, совсем скоро начнутся исследования по использованию шаровой молнии в мирных целях, – сказала она при расставании. – Так что, быть может, нам еще представится возможность поработать вместе.

– Я буду счастлив, когда такой день настанет, – сказал я. Мысль эта действительно была утешительной, однако совершенно другое чувство побудило меня не ждать светлое будущее и вместо этого высказать вслух слова, которые я уже давно хотел сказать: – Линь Юнь, еще когда я впервые встретил тебя на Тайшане, я испытал чувство, которое никогда прежде не испытывал… – Недоговорив, я отвернулся к далеким горам, отделяющим нас от Пекина.

– Знаю… но мы с тобой слишком разные.

Линь Юнь проследила за моим взглядом, и какое-то время мы стояли вот так, не смотря друг на друга, устремив взор куда-то вдаль.

– Да. Слишком разные… Береги себя.

Тучи войны грозно сгущались, и Линь Юнь, несомненно, поняла, что я хотел сказать последними двумя словами.

– И ты тоже, – небрежно бросила она.

Машина отъехала уже далеко, когда я, оглянувшись, увидел ее, все еще не двинувшуюся с места. Осенний ветер собрал у нее под ногами ковер опавших листьев, и казалось, что она стоит посреди золотой реки. Это был последний образ, который оставила мне майор Линь Юнь.

Больше я ее никогда не видел.

Глава 24

Четвертый странный феномен

Вернувшись в Институт изучения молний, я погрузился в глубокую депрессию. Целые дни напролет я проводил в полном ступоре, регулярно напиваясь у себя дома. Как-то раз ко мне в гости пришел Гао Бо.

– Вы идиот, – сказал он. – Только этим словом и можно вас описать.

– Это еще почему? – лениво спросил я.

– Я так понимаю, вы возомнили себя святым, так как отказались продолжать разработку нового оружия, правильно? Любую гражданскую технологию можно использовать в военных целях. И точно так же любая военная технология может приносить людям пользу. И, кстати, практически все крупные научные достижения прошлого столетия, в авиации и космонавтике, ядерной энергии, вычислительной технике и так далее, явились продуктом сотрудничества ученых и военных, преследующих различные цели. Неужели вы не можете понять даже эту простую истину?

– У меня, в отличие от других, есть собственные раны и опыт. К тому же я вам не верю. Я смог бы продолжать работу над проектом, который приносит пользу, спасает человеческие жизни, но никогда не сможет быть использован в качестве оружия.

– А я утверждаю, что такое невозможно. Скальпель тоже может убить. Но, с другой стороны, вам неплохо бы найти себе какое-нибудь занятие.

* * *

Было уже поздно, когда Гао Бо ушел. Погасив свет, я лег в кровать и, как это постоянно случалось со мной в последнее время, погрузился в состояние не сна, более изматывающее, чем бодрствование, поскольку кошмары сменялись один за другим. Они редко повторялись, но все их объединял один и тот же шум на заднем плане, завывание летящей шаровой молнии, подобный бесконечному заунывному звуку пастушьей дудки в бескрайней пустыне.

Меня разбудил какой-то звук. «Би-ип». Одна короткая нота, выделяющаяся из шума, наполнявшего мой сон, и я отчетливо почувствовал, что она прозвучала в реальности. Открыв глаза, я увидел, что комната заполнена странным голубым свечением. Свет был тусклым и время от времени мигал; потолок казался холодным и темным, словно свод гробницы.

Усевшись в кровати, я увидел, что свечение исходит от жидкокристаллического экрана переносного компьютера, стоящего на столе. Накануне, разбирая чемодан, который я по возвращении из научно-исследовательского центра ленился разобрать вот уже несколько дней, нашел свой старый компьютер и подключил его к сетевому кабелю, чтобы выйти в интернет. Но когда я включил питание, на экране появились лишь строчки сообщения об ошибке программы-загрузчика. Тут я вспомнил, что именно этот компьютер брал с собой на испытания оружия на основе грозовых шаров и процессор и память сгорели при разряде шаровой молнии, превратившись в пепел. Тогда я просто убрал компьютер в чемодан и забыл о нем.

Но теперь компьютер работал! Компьютер загрузился без микросхем центрального процессора и оперативной памяти! На экране появился логотип операционной системы, тихо зажужжал жесткий диск, и вот я уже увидел заставку, безоблачное голубое небо и изумрудно-зеленую лужайку, нереально прекрасные, словно из неведомого другого мира, окном в который был жидкокристаллический экран.

Сделав над собой усилие, я встал с кровати и пошел включить свет. Руки у меня тряслись так сильно, что я никак не мог найти выключатель, а когда я наконец им щелкнул, краткое мгновение до того, как вспыхнул свет, показалось мне удушающей вечностью. Странное голубое сияние поблекло и исчезло в ярком свете, однако это нисколько не ослабило страх, стиснувший все мое тело. Я вспомнил слова Динг Йи, сказанные им при расставании. «Если с чем-нибудь столкнетесь, дайте мне знать», – многозначительно произнес он, глядя мне в глаза.

Схватив телефон, я позвонил Динг Йи на сотовый. Судя по всему, ученый не спал, поскольку ответил после первого же гудка.

– Немедленно приезжайте ко мне домой! Чем быстрее, тем лучше! Он… он включился. Он работает. Я хочу сказать… переносной компьютер работает… – Я лишился дара выражаться связно.

– Чэнь, это вы? – совершенно спокойным тоном, как мне показалось, произнес Динг Йи. – Я сейчас буду у вас. До моего прихода ничего не трогайте!

Положив телефон, я посмотрел на компьютер. Как и прежде, на экране светилась безмятежная заставка, словно что-то ожидая. Не в силах вынести неестественный зелено-голубой взгляд экрана, я, даже не одевшись, вышел из комнаты. В прихожей, куда выходили квартиры холостяков, царила такая тишина, что был слышен храп моего соседа. Почувствовав себя лучше, я с облегчением вздохнул и остался стоять в дверях, дожидаясь прибытия Динг Йи.

Ученый приехал быстро. Теоретические исследования шаровой молнии должны были передать в Институт теоретической физики, и в связи с этим Динг Йи уже несколько дней находился в городе.

– Может быть, пройдем в дом? – предложил Динг Йи, бросив взгляд на плотно закрытую дверь у меня за спиной.

– Я… я не пойду, – пробормотал я, отступая в сторону, чтобы пропустить его. – А вы заходите.

– Возможно, речь идет о чем-то невероятно простом.

– Может быть, для вас, – сказал я, теребя волосы. – Но я… я больше так не могу.

– Я не знаю, существуют ли в действительности сверхъестественные явления, но то, что вы видели, определенно таковым не является.

Слова Динг Йи придали мне уверенности. То же самое испытывает ребенок, в пугающей темноте ухвативший за руку взрослого, или утопающий, наконец почувствовавший под ногами твердую землю. Но в то же время это чувство повергло меня в депрессию. По сравнению с Динг Йи мой рассудок был слаб; по сравнению с Линь Юнь слабыми были мои действия. Я был таким безнадежным слабаком, черт побери, что, совершенно естественно, отдавал первые места в сердце Линь Юнь Цзян Синчэню и Динг Йи. Таким меня вылепила шаровая молния, с того самого жуткого вечера в день моего рождения, когда моя подростковая психика приобрела свою форму. Мне суждено было всю свою жизнь пребывать в ужасе, который, помимо меня, никто не чувствовал.

Сделав над собой усилие, я прошел следом за Динг Йи в свою комнату. Заглянув через его щуплое плечо, я увидел, что включился «сторож экрана», выводя «звездное небо». Затем экран погас совсем. Динг Йи тронул мышку, компьютер снова ожил, и я вынужден был отвести взгляд от неестественно-зеленой травы.

Взяв компьютер, Динг Йи осмотрел его, затем протянул мне:

– Вскройте его.

– Нет!

Я отстранил компьютер прочь; прикоснувшись к его теплому корпусу, я поспешно отдернул руку, словно получив удар током. Казалось, внутри находилось что-то живое.

– Замечательно. Тогда я вскрою его сам. А вы смотрите на экран. Да, мне понадобится крестовая отвертка.

– Не понадобится. После прошлого раза я не закручивал саморезы.

Динг Йи покрутил компьютер в руках. Первые переносные компьютеры разбирались с большим трудом, однако у меня был «Делл» последней модели, поэтому профессор без труда отсоединил дно корпуса.

– Помните, как мы впервые с помощью высокоскоростной видеокамеры записали то, как шаровая молния выдает свой разряд? – работая, спросил Динг Йи. – Мы тогда прокрутили запись кадр за кадром, и когда дошли до того места, когда сгоревший деревянный куб превратился в прозрачный силуэт, остановили воспроизведение. Помните, что сказала тогда Линь Юнь?

– Она воскликнула: «Это же кубический пузырь!»

– Совершенно верно… сейчас я загляну внутрь, а вы следите за экраном.

С этими словами Динг Йи нагнулся, всматриваясь в нутро раскрытого компьютера.

В этот момент экран погас, остались только две строчки сообщения об ошибке, показывающие, что процессор и платы оперативной памяти не найдены.

Перевернув компьютер, Динг Йи показал мне материнскую плату с отсутствующими микросхемами процессора и памяти.

– Как только я стал наблюдателем, функция квантовой волны исчезла.