Шаровая молния

– Эта съемка велась с борта «Чжуфына». Смотрите.

На экране появились море и небо. В углу то попадал в кадр, то исчезал маленький эсминец сопровождения. Я увидел, как в небе обрела очертания узкая воронка, длинной тонкой нитью протягивая свой хвост к океану. Как только нить достигла поверхности, вода вспенилась, затянутая внутрь. Сначала ниточка, связывающая море и небо, была тонкая, она плавно изгибалась и покачивалась из стороны в сторону, казалось, готовая вот-вот порваться пополам в самом тонком месте. Но постепенно она стала толще, превратившись из паутинки, свисающей с неба, в массивную колонну, которая стояла на поверхности воды, подпирая небеса. Колонна почернела, и только бурлящая вода у ее основания все еще отражала солнечный свет.

Если честно, я уже думал о чем-то подобном, но даже представить себе не мог, что кому-то удастся осуществить это практически.

На самом деле «яиц», атмосферных возмущений, способных породить смерч, в атмосфере присутствует очень много. Можно нагреть быстро опускающийся холодный воздух в сердце «яйца» и тем самым остановить его – я наблюдал это в Оклахоме. Точно так же, если использовать хладагент, чтобы еще больше охладить массу воздуха, можно «высидеть яйцо», которое в противном случае просто исчезло бы, породив тем самым смерч. Поскольку «яиц» в атмосфере предостаточно, при определенных климатических условиях можно по желанию порождать смерчи. Ключ заключался в поиске потенциальных «яиц», и моя система предсказания смерчей сделала это возможным. Что еще хуже, систему можно было настроить на поиски двух, а то и нескольких «яиц», находящихся рядом, а если одновременно воздействовать сразу на множество очагов, сфокусированная вместе атмосферная энергия даст рождение сверхсмерчу, какие не встречаются в природе.

И вот сейчас передо мной был как раз такой смерч, больше двух километров в диаметре, вдвое превышающий размерами самый мощный естественный смерч. Самые мощные смерчи имеют пять баллов по шкале Фудзиты-Пирсона, и их гигантские размеры и огромную разрушительную силу прозвали «рукой господа». Однако этот искусственно выращенный смерч имел силу по меньшей мере семь баллов.

На экране было видно, как смерч движется вправо. Судя по всему, «Чжуфын» выполнил поворот, стараясь уклониться от него. Обыкновенно смерч движется по прямой со скоростью около шестидесяти километров в час – примерно такая же максимальная скорость авианосца. Если бы «Чжуфыну» удалось достаточно быстро развернуться и набрать скорость, у него оставалась бы надежда спастись.

Но как раз в этот момент в воздухе по обе стороны от огромной черной колонны возникли еще две белые нити, которые быстро стали толстеть, превращаясь еще в две огромные черные колонны.

Три сверхсмерча разделяло друг от друга расстояние меньше их диаметра, до тысячи метров, и все вместе они образовывали медленно надвигающуюся стену смерти от земли до неба шириной почти восемь километров. Судьба «Чжуфына» была решена.

Колонны-смерчи заполнили собой весь экран. Перед ними висел туман брызг от мечущихся волн, как от водопада, а за ним бездонной черной пропастью зияли сами столбы. Изображение судорожно дернулось, затем погасло.

Как объяснил капитан первого ранга, смерч прошел по носовой части «Чжуфына», и, как и предсказывал тогда на маленьком островке капитан Цзян Синчэнь, полетная палуба лопнула. Полчаса спустя авианосец затонул, унеся с собой в водную могилу более двух тысяч моряков, в том числе командира корабля. При приближении смерчей командир авианосца отдал приказ заглушить оба атомных реактора, чтобы уменьшить вероятность радиационного заражения, однако после этого «Чжуфын» полностью лишился хода. Также потонули два эсминца сопровождения и вспомогательное судно. Уничтожив корабли, смерчи двинулись дальше, и один из них преодолел свыше двухсот километров, прежде чем исчезнуть, вдвое больше, чем какой-либо из фиксировавшихся ранее смерчей. На своем пути он сохранил достаточную мощность, чтобы стереть с лица земли рыбацкую деревню на острове, погубив больше ста человек, в том числе женщин и детей.

– «Чжуфынем» командовал Цзян Синчэнь?

– Да. Вы его знали?

Я ничего не сказал. Все мысли мои теперь были о Линь Юнь.

– Мы пригласили вас сюда в первую очередь потому, что вы у нас в стране самый опытный специалист в части обнаружения смерчей, а во-вторых, потому, что удар по авианосной группе был нанесен метеорологическим оружием под кодовым названием «Эол». Наши разведданные указывают на то, что в нем используются результаты ваших исследований.

– Совершенно верно, – с тяжелым сердцем кивнул я. – Я готов принять на себя всю ответственность.

– Нет, вы нас неправильно поняли. Мы пригласили вас сюда вовсе не за тем, чтобы в чем-либо обвинить. Вы тут ни при чем. Публикации результатов работ Института изучения молний прошли согласование всех соответствующих ведомств, их передача другим странам была выполнена в строгом соответствии с законом. Конечно, кто-то виновен в случившемся, но не вы. В отличие от противника, мы не так чувствительны к использованию новейших технологий.

– От этого оружия можно защититься, – сказал я. – Достаточно только связать систему противовоздушной обороны кораблей с нашей оптической системой выявления атмосферных возмущений. Я своими собственными глазами видел, как зажигательная бомба уничтожила смерч, но существует еще более быстрый и действенный способ – использование для нагревания опускающихся холодных воздушных масс микроволнового излучателя большой мощности или лазера.

– Да, мы направили все силы на разработку такой оборонительной системы. И тут нам хотелось бы получить от вас всестороннюю помощь. – Капитан первого ранга тихо вздохнул. – Но, по правде сказать, вероятно, с этим можно будет подождать до начала следующей войны.

– Это еще почему?

– Потеря авианосной группы во главе с «Чжуфынем» нанесла невосполнимый удар по нашим военно-морским силам. До конца войны мы больше не сможем дать неприятелю крупное морское сражение. В вопросах защиты побережий нам придется всецело полагаться на наземные средства береговой обороны.

* * *

Когда я покинул штаб флота, над городом разнесся пронзительный вой сирен воздушной тревоги. Улицы опустели, и я шел по ним без какой-либо определенной цели. Ко мне подбежал боец гражданской обороны, что-то крича, но я сделал вид, будто его не слышу. Он попытался схватить меня, но я стряхнул с себя его руку, продолжая идти как во сне, и он оставил меня в покое, посчитав лунатиком. Все мои надежды были разбиты, и я жаждал только одного: чтобы вражеская бомба поскорее оборвала мой мучительный жизненный путь. Однако взрывы гремели где-то вдалеке. Рядом со мной тишина становилась гнетущей. Я не знал, как долго бродил по опустевшему городу, но в конце концов сирены умолкли и люди стали возвращаться на улицы. В полном изнеможении я опустился на каменные ступени лестницы в городском саду, только теперь осознав, что мой пустой мозг снова ожил.

Я понял Линь Юнь. Наконец понял.

Достав сотовый телефон, я набрал номер научно-исследовательского центра изучения молний, но никто не ответил. Тогда я стал искать такси. С началом войны их стало очень мало, и мне пришлось прождать полчаса, прежде чем я все-таки нашел свободную машину. Мы сразу же направились в научно-исследовательский центр.

Через три часа мы прибыли на место, и я понял, что напрасно потерял время. Центр совершенно опустел, в нем не осталось ни людей, ни оборудования. Я долго стоял в полном одиночестве посреди лаборатории, в которой возбуждались шаровые молнии. Слабая полоска света от заходящего солнца проникала в разбитое окно, постепенно тускнея, пока наконец не наступила полная темнота. Только тогда я уехал.

Вернувшись в город, я заглянул в один научно-исследовательский институт, связанный с военными разработками, и справился о судьбе группы, занимавшейся изучением шаровой молнии, и отряде «Рассвет», однако никто не смог мне ничего ответить. Казалось, центр просто испарился. Я даже позвонил по тому номеру, который оставил мне генерал Линь, но и тут никто не ответил.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в Институт изучения молний и заняться проблемой использования мощных микроволновых излучателей для разрушения смерчей.

Глава 27

Уничтожение микросхем

Война затянулась, наступила еще одна осень. Люди постепенно привыкали к жизни на военном положении, сиренам воздушной тревоги и продовольственным карточкам, точно так же как прежде неотъемлемой частью жизни были концерты и кафе.

Что касается меня, я полностью посвятил себя разработке системы защиты от смерчей – этим проектом занимался Институт изучения молний, который возглавлял Гао Бо. Работы велись в бешеном темпе, и на какое-то время я начисто забыл обо всем остальном. Но однажды ситуация, казавшаяся тупиковой, внезапно вышла из-под контроля.

В тот день я в половине четвертого обсуждал со специалистами института и военными кое-какие технические детали мощного корабельного микроволнового излучателя. Устройство испускало узкосфокусированный микроволновый луч мощностью около одного мегаватта на частотах от десяти до ста герц – именно на этих частотах мощность излучения будет поглощаться молекулами воды. Несколько таких лучей, действуя совместно, смогут создать объемную плотность энергии один ватт на кубический сантиметр, что сопоставимо с мощностью микроволновой печи. В результате температура опускающихся масс холодного воздуха в «яйце» быстро повысится и смерч будет уничтожен в зародыше. Подключенное к системе оптического обнаружения атмосферных возмущений устройство станет эффективным средством борьбы с искусственными смерчами.

И вдруг снаружи раздался странный звук, похожий на стук внезапно налетевшего заряда града. Начавшийся вдалеке, звук быстро приблизился к комнате, в которой мы находились, и проник в нее. Повсюду вокруг раздались хлопки, чуть ли не в левой стороне моей груди! В то же самое время с нашими компьютерами началось что-то странное: из корпусов стали вылетать разные предметы, но сами железные коробки оставались нетронутыми. Присмотревшись внимательнее, я увидел, что это вылетают процессоры, микросхемы памяти и другие элементы. На какое-то мгновение парящие микросхемы зависли в воздухе плотным облаком. Махнув рукой, я задел несколько штук, убедившись в том, что это не обман зрения; однако вскоре все микросхемы бесследно исчезли, и в воздухе ничего не осталось. Экраны одних компьютеров стали синими, другие просто погасли.

Ощутив жжение в левой стороне груди, я приложил к ней руку. Сотовый телефон, лежавший в кармане рубашки, горел. Я поспешно вытащил его и отбросил в сторону; мои товарищи занимались тем же самым. Из телефонов струился белый дым; вскрыв свой, я увидел внутри белый пепел. Все микросхемы сгорели. Вскрыв компьютеры, мы обнаружили, что на материнских платах сгорело около трети микросхем. Комната быстро наполнилась дымом и характерным запахом гари.

Затем погасли экраны остальных компьютеров, и тотчас же отключился свет. Пропало электричество.

Первой моей мыслью было то, что мы подверглись удару шаровых молний, высвободивших свою энергию в микросхемы, однако тут что-то было не так: во всех соседних зданиях также находились научно-исследовательские лаборатории, и компьютеров там было предостаточно. То есть энергия шаровой молнии должна была распределиться между множеством микросхем, что сокращало эффективный радиус поражения где-то до ста метров. На таком расстоянии мы обязательно услышали бы звук взрыва, производимого шаровой молнией при разряде, который невозможно ни с чем спутать, однако пока что мы не слышали ничего, кроме треска горящих микросхем. Поэтому я заключил, что практически наверняка никаких шаровых молний поблизости не было.

Первым делом нужно было оценить масштабы последствий внезапного удара. Я снял трубку стационарного телефона, но он молчал. Мы спустились вниз, чтобы узнать, как дела у наших соседей. Вскоре выяснилось, что нападению подверглись микросхемы компьютеров в двух административных зданиях института и в лабораторном корпусе, и примерно треть была уничтожена. Затем мы заглянули в расположенные по соседству Институт физики атмосферных явлений и Центр метеорологического моделирования и выяснили, что оба учреждения также подверглись схожему нападению. По масштабам разрушений я оценил, что для такого мощного удара потребовались бы десятки шаровых молний, однако я не заметил никаких следов их присутствия.

Вскоре после этого Гао Бо отправил несколько молодых сотрудников на велосипедах выяснить ситуацию, а остальные в тревоге остались ждать. Помимо меня и Гао Бо, во всем институте никто не знал про оружие на основе шаровой молнии; мы с ним изредка переглядывались, охваченные паникой. Через полчаса вернулись наши велосипедисты; на лицах у всех был такой ужас, словно они увидели привидение. Велосипедисты отъехали от здания института на три-пять километров, и повсюду все без исключения микросхемы подверглись воздействию какой-то неведомой силы и были уничтожены в той же самой пропорции один к трем. До смерти перепуганные, велосипедисты не осмелились ехать дальше и возвратились обратно. Как оказалось, все мы отвыкли обходиться без сотовых телефонов.

– Если неприятель обладает таким дьявольским оружием, у нас нет никакой надежды! – воскликнул кто-то.

Мы с Гао Бо снова переглянулись. У меня в голове все смешалось.

– Что, если мы возьмем четыре машины и поедем в разные стороны, чтобы изучить более обширный район?

Я поехал на машине через город на восток. Все дома на моем пути были погружены в темноту, люди толпились на улице испуганными кучками. Многие по-прежнему сжимали в руке теперь уже совершенно бесполезные сотовые телефоны. Даже не выходя из машины, я понимал, каково положение дел; но все-таки я несколько раз останавливался и спрашивал, не замечал ли кто-нибудь каких-либо следов шаровой молнии. Однако никто ничего не видел и не слышал.

Покинув черту города, я двинулся дальше, до расположенного неподалеку районного центра. Здесь, несмотря на то что электричество также отсутствовало, признаков паники было значительно меньше, чем в центре. Я ощутил в сердце прилив надежды – надежды на то, что я приближался к границе зоны разрушений, или хотя бы на то, что теперь свидетельств ужасного удара станет меньше. Оставив машину перед интернет-кафе, я поспешил внутрь. Уже начало смеркаться, и в кафе без электрического освещения царила полная темнота, однако я сразу же ощутил знакомый запах гари. Схватив первый подвернувшийся под руку компьютер, я вытащил его на улицу и тщательно осмотрел материнскую плату. В свете заходящего солнца я увидел, что процессор и еще несколько микросхем отсутствуют. Компьютер вывалился у меня из рук и упал на ногу, однако я не почувствовал боли. Поежившись на холодном осеннем ветру, я вскочил в машину и помчался обратно.

Вскоре после того, как я вернулся в институт, возвратились и три других машины. Одна из них выехала на автостраду и отъехала от города дальше всего, больше чем на сто километров. И повсюду все было так, как и здесь.

Мы принялись лихорадочно искать связь с внешним миром, но не было ни телевидения, ни интернета, и сотовая связь отсутствовала. Работало только радио. Однако все современные радиоприемники с цифровой настройкой нашпигованы микросхемами, поэтому толка от них не было никакого. С огромным трудом мы в конце концов нашли старенький работоспособный транзисторный приемник, который хранил у себя в комнате старик-охранник. Приемник с шумом и треском принял три радиостанции, вещающие из южных районов страны, а также три англоязычных радиостанции и одну японскую. Только поздно вечером все эти станции начали выдавать информацию о загадочной катастрофе, и по этим обрывочным сведениям нам удалось узнать следующее.

Эпицентр зоны поражения микросхем находился где-то на северо-западе страны, сама зона имела форму круга с радиусом около тысячи трехсот километров, что составляло примерно треть всей территории, – поразительно огромная площадь. Правда, степень поражения микросхем постепенно уменьшалась по мере удаления от эпицентра; наш город находился ближе к границе зоны.

* * *

В течение следующей недели мы вернулись в первобытное общество эпохи до распространения электричества. Воду привозили автоцистернами; распределялась она по строгим нормам, которых едва хватало, чтобы бороться с жаждой. Вечерами мы в качестве освещения использовали свечи.

Все это время точной информации о масштабах катастрофы так и не поступило. Наиболее распространенной версией как в средствах массовой информации (которые для нас ограничивались одним радио), так и людской молве было нападение инопланетян. Однако нигде не было никаких упоминаний о шаровой молнии.

Из кучи информации нам удалось уяснить только одно: скорее всего, атака исходила не от неприятеля. Очевидно, враги тоже были сбиты с толку, и это позволило нам вздохнуть с облегчением. Я не сомневался в том, что все это было каким-то образом связано с шаровой молнией, но также не сомневался в том, что причиной всего была не шаровая молния. Так что же произошло?

Поведение противника было загадочным. Наша территория подверглась такому сокрушительному удару, что практически вся система обороны была уничтожена, однако неприятель не спешил с нападением. Даже ставшие рутинными ежедневные воздушные налеты прекратились. Мировые средства массовой информации предложили довольно правдоподобное объяснение: перед лицом столь могучей неведомой силы, способной запросто уничтожить весь цивилизованный мир, никто не спешил действовать сгоряча, предварительно не разобравшись, в чем дело.

В любом случае впервые после начала военных действий нам выдался относительно спокойный период, хотя перемирие это, нужно признать, было наполнено зловещим ожиданием. Без компьютеров и электричества нам было нечем заняться, и мы никак не могли рассеять ужас, наполнивший наши сердца.

Как-то раз под вечер, когда на улице начался промозглый осенний дождь, я сидел в своей холодной квартире и слушал стук дождевых капель. Казалось, безграничный мрак окутал весь окружающий мир и во всей вселенной остался только одинокий дрожащий огонек свечи передо мной. Бесконечное одиночество давило на меня, и вся моя недолгая жизнь прокручивалась в голове, словно обратное воспроизведение видеокассеты: абстрактная картина в здании атомной электростанции, нарисованная пеплом сгоревших дотла детей; Динг Йи, помещающий шахматную доску позади невидимого «пузыря»; длинная электрическая дуга в ночном небе; снежный буран в Сибири; Линь Юнь, исполняющая Римского-Корсакова, и острый кинжал у нее на шее; гроза и звездное небо на Тайшане; моя учеба в университете; и, наконец, грозовая ночь в день моего рождения… Мне казалось, моя жизнь описала полный круг и вернулась в исходную точку, но только теперь в песне дождя не звучали раскаты грома и передо мной стояла только одна свеча.

Вдруг раздался стук в дверь. Прежде чем я успел ее открыть, дверь распахнулась, и кто-то вошел в квартиру. Ночной гость снял мокрый дождевик, дрожа от холода. Разглядев в свете свечи его лицо, я радостно вскрикнул.

Это был Динг Йи.

– У вас есть что-нибудь выпить? – клацая зубами, спросил он. – Желательно что-нибудь горячительное.

Я протянул ему полбутылки рисовой водки, и Динг Йи подержал ее над пламенем свечи, согревая. Не в силах долго терпеть, он отпил несколько глотков из горла и, вытерев губы, сказал:

– Не буду ходить вокруг да около. Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать.

Глава 28

Западня в море

Вот что рассказал мне Динг Йи о событиях, произошедших в центре изучения шаровой молнии после моего ухода.

Поскольку операция на атомной электростанции явилась грандиозным успехом (по крайней мере с точки зрения военных), к второстепенному проекту создания оружия на основе шаровой молнии снова проснулся интерес, а за ним последовало многократное увеличение финансирования. Основные средства были направлены на сбор макроэлектронов, поражающих микросхемы, – считалось, что главный потенциал оружия на основе шаровой молнии заключается в высокоизбирательном уничтожении интегральных схем. В результате значительных работ было накоплено больше пяти тысяч этих редких макроэлектронов, достаточно для создания системы оружия, годной для применения в боевой обстановке.

Когда началась война, в центре воцарилась обстановка возбужденного ожидания. Практически все сотрудники были уверены в том, что шаровая молния станет в этой войне тем, чем в Первую мировую войну стал танк, а во Вторую мировую войну – атомная бомба: оружием, творящим историю. Переполненные энтузиазмом, все были готовы творить историю, однако приказ вышестоящего начальства заключался всего в двух словах: ожидать приказаний. Таким образом, «Рассвет» бездействовал. Сначала все полагали, что верховное командование собирается использовать новое оружие в самый решающий момент в самой решающей точке. Оказалось, как выяснила Линь Юнь по своим каналам, сотрудники центра были чересчур самонадеянны; на самом деле верховное командование имело весьма невысокое мнение об оружии на основе шаровой молнии. Операция на атомной электростанции воспринималась как особый случай, не доказывающий боевого потенциала новой системы оружия. Ни у одного из родов войск не было никакого желания испытывать ее в бою. Посему финансирование проекта снова прекратилось.

После уничтожения ударной авианосной группы во главе с «Чжуфынем» персонал центра пребывал в мучительной тревоге, поскольку никто не понимал, как после убедительной демонстрации новым концептуальным оружием своей небывалой мощи верховное командование продолжало относиться к этому оружию с таким пренебрежением. Все считали, что оружие на основе шаровой молнии остается последней надеждой изменить ход войны.

Линь Юнь несколько раз просила своего отца дать «Рассвету» боевое задание, но всякий раз получала холодный отказ. «Милая Юнь, твое увлечение новым оружием грозит перерасти в манию, – говорил дочери генерал Линь. – Твой подход к войне должен быть более глубоким, более всесторонним. Право, наивно полагать, что победу в войне могут принести одна-две принципиально новые системы вооружений».

* * *

Тут Динг Йи сказал:

– Как ученый я верил в науку, и моя вера в новое оружие была еще крепче, чем у Линь Юнь. Я твердо верил в то, что шаровая молния способна решить исход войны. В то время я приписывал отношение верховного командования к оружию на основе шаровой молнии косности мышления и нежеланию прислушиваться к доводам, поэтому я как никто другой в нашем центре был раздражен бездействием. Однако дальнейшее развитие событий показало, каким же я был наивным.

* * *

Наконец наступила поворотная точка. Центр и подразделение «Рассвет» получили приказ подготовить план нанесения удара по неприятельской авианосной группе, находящейся в наших прибрежных водах.

В штабе флота Южного моря собрался военный совет. Присутствовали командиры среднего звена; очевидно, высшее командование не питало особых надежд на успех предстоящей операции. Председательствовали на совете капитан первого ранга, начальник оперативного управления флота и старший полковник, заместитель командующего береговой обороной Южного военного округа. Остальные двадцать с лишним офицеров представляли по большей части дивизион подводных лодок и корабли береговой обороны флота Южного моря.

– По причинам, которые известны всем присутствующим, наши надводные корабли лишились возможности действовать в открытом море, – заговорил старший полковник, вначале описав текущую оперативную обстановку. – Несколько раз неприятельский флот входил в зону действия наших противокорабельных ракет наземного базирования, но все попытки нанести удар по вражеским кораблям заканчивались безрезультатно. Система противоракетной обороны успешно перехватывала подавляющее большинство наших противокорабельных ракет. Если бы нам удалось уничтожить или хотя бы частично вывести из строя системы раннего обнаружения, наши ракеты наземного базирования смогли бы нанести по неприятелю действенный удар. Главная задача предстоящей операции следующая: необходимо с помощью «Кленового листа» уничтожить электронную начинку системы противоракетной обороны флота противника, частично или полностью выведя ее из строя, чтобы дать возможность нанести удар нашим наземным ракетам береговой обороны.

Под кодовым названием «Кленовый лист» скрывалось оружие на основе шаровой молнии. Это безобидное словосочетание более или менее отражало отношение высшего начальства к этому оружию.

– Предлагаю в первую очередь обговорить общие концепции операции, – продолжал начальник оперативного управления флота, – после чего каждое подразделение проработает конкретные детали своих действий.

– У меня вопрос, – спросил армейский подполковник, поднимаясь с места. Он командовал ракетным полком наземного базирования. – Насколько мне известно, этот «Кленовый лист» может использоваться только в пределах прямой видимости. Это так?