скачать книгу бесплатно
«Может, за костюм и не прилетит», – мысленно выдохнул я.
– Ладно, пойдем знакомиться. Кто тут у вас главный?
– Какой?
– Ну заводила, душа компании, центр внимания?
– Ну вот все, чего сказал, я не знаю, но центр внимания точно будешь ты – вон уже все на нас смотрят.
– И что делать: за руку здороваться со всеми или помахать дружелюбно? Может, здесь свое какое приветствие?
– Какое приветствие? Скажешь, как зовут, и все.
– А они?
– И они скажут.
– Как же я запомню?
– Постепенно.
– Ага?!
Поскольку мы подошли достаточно близко, я набрал побольше воздуха и, стараясь, чтобы голос не срывался, сказал:
– Максим!
Хорошо, родная предупредила и я был практически готов, когда услышал достаточно стройный хор одновременно произнесенных имен.
– Вот и познакомились! – стараясь держаться бодрячком, так же громко сказал я. Прозвучало это не очень натурально, поскольку мы уже вошли в толпу. Ну как толпу? Такую толпу можно было создать, поставив вокруг одного мужчины и одной женщины несколько зеркал. Их бесконечные отражения выглядели бы точно так же, как эта «толпа».
На минуту я даже потерял Аглаю среди окруживших ее подруг. Постепенно морок стал рассеиваться и я различил сначала милые сердцу черты, а постепенно, как и обещала Глаша, черты всех остальных.
Танец, очевидно, будет хоровод или кадриль, впрочем, кого тут «кадриль»? И зачем все же одинаковые? Неожиданно быстро все разобрались по парам. Я почувствовал на своей талии руки Аглаи и, оглянувшись, увидел, что все девушки держат за талию своих кавалеров, а те держат их за плечи. «Со своим уставом в чужой муравейник не ходят», – подумал я и нежно сжал Глашины плечи.
Дальше началось что-то очень странное, напоминающее то утреннюю гимнастику, то современный балет, то йогу, то камасутру. Согласно какому-то непонятному алгоритму или циклу, партнеры менялись по круговой системе[2 - Круговая система – в спортивных соревнованиях система розыгрыша, при которой каждый участник турнира играет с каждым в ходе турнира или раунда.] – каждый с каждым. Самое поразительное, что все это происходило в абсолютной тишине. Не было слышно не только музыки, но даже хлопков или стука каблуков. Мои скромные таланты совершенно не позволяли мне повторить в точности все движения, но я старался. Не знаю, что конкретно мною двигало: состояние легкого транса от полной нереальности происходящего, страх «выпасть из гнезда», показаться белой вороной или все же стремление, пройдя через все и всех, снова положить руки на родные плечи.
– Молодец! Еще потренируешься, костюм прилетит и как все будешь.
– Ура! Глашечка! – я стремительно поцеловал ее в губы. – Все кончилось?
– Что все? Сейчас самое главное будет.
– Еще главнее?
– Ну что ты, танцы – это так, для здоровья, а снегоробье – для жизни.
Часть 1д
– Это что, снег грести? – с некоторой оторопью, вспоминая сон, спросил я. – Думаешь, я недостаточно сегодня огреб?.. Впечатлений, – добавил я по-быстрому, смягчая фразу.
– Ну симочка, симпампулечка, – неожиданно засюсюкала она. – Я сама, ты только рядом посиди, видишь, все пошли. Кузя – молодец, заводится уже.
Действительно, бульдозер, стоявший на левом краю площадки, как бы разминаясь, слегка шевелил скребком, но двигаться не спешил. Скрежет вперемешку с бодрыми выкриками наполнял ночное Козявино каким-то нереальным энтузиазмом. Энтузиазм, казалось, лез под куртку, начиная меня пронимать, щекоча и подзуживая.
– Пошли, – я двинулся к экскаватору, где оставил рюкзак, будучи совершенно уверен, что никто на него не будет претендовать. «Наверное, он мне с лопастей упал», – нелепо подумал я, пропуская подругу за руль и садясь рядом.
– Убирать-то что будем?
С высоты кабины было видно абсолютно темную поверхность площади, тускло расцвеченной разноцветными лампочками.
– Это первый – невидимый, сейчас самая пора, часа за два до трубы догрести надо, а потом второй, прозрачный – это до пруда и речки за час надо, а как побелеет, тут только толкай, 15 минут – и нету его!
Она задорно дернула какую-то ручку. Махина под нами заскрежетала и завибрировала. Это был звук трущихся друг о друга поршней, колесиков, шипов, еще не знаю чего, но привычного звука работающего мотора слышно не было. Однако машина тронулась. От неожиданности, чуть не рухнув на пол, я машинально ухватился за Глашину коленку. Ощущение теплой круглой, не удержусь, красивой женской коленки под рукой меня неожиданно успокоило.
– Поехали! – Это уже было (или еще будет?). – Нет! Труднулись!
Аглая направила экскаватор навстречу невидимой стихии. Скоро я действительно почувствовал, как ковш ткнулся во что-то мягкое, упругое, но достаточно тяжелое, чтобы такая махина ощутила его сопротивление. Ловкая манипуляция рычагами – и ковш, зацепив невидимый груз, повис над землей.
– Ждем Петьку, вечно этот обалдуй со своим КамАЗом возится.
– Так… если КамАЗ его, значит, экскаватор твой?
– А то!
Ну и ну, я думал, наивный, что устал удивляться:
– Как же я прямо в него-то попал?
– Как упал, так и попал! – Глаша звонко рассмеялась. – Хватит карпов считать, смотри лучше, что делать надо.
– Зачем?
– Как? Снега много, на всех хватит!
– Хватит?
«Инфаркт меня сейчас хватит, это точно», – мелькнула здравая мысль, но энтузиазм победил в схватке с инфарктом и здравомыслием. Через секунду я радостно махал подъезжающему Петьке.
– Ну это мамонт какой-то, Глашунчик, – я неожиданно для себя тоже начал подсюсюкивать. – А ты уверена, что мы закинем что-нибудь в этот кузов, если не подпрыгнем, конечно.
– Не первую, чай, ночь, держись крепче.
Стрела ковша неожиданно резко распрямилась, и, судя по небольшому сотрясению кузова, что-то туда прилетело.
– Три очка!
– Что?
– Ничего, не обращай внимания.
Джордан отдыхает. А что, танковый биатлон, экскаваторный баскетбол, нормально. Адреналин капал из ушей. Как мы добрались до трубы, я даже не понял. Но действительно, вместо абсолютной пустоты над землей и в ковше появились какие-то очертания преломляющегося воздуха.
– Прозрачный снег! Ага, ну, сейчас мы его! Давай!
Непрерывно крича и похлопывая коленку Аглаи, я периодически тянулся к рычагам, получая за свои поползновения увесистые шлепки по рукам.
Озеро. Экскаваторщики отдыхают, работают самосвалы и бульдозеры. За одно неуловимое мгновенье весь прозрачный снег становится белым. В кузовах и на берегу вырастают белоснежные искрящиеся горы. Их тут же сваливают, сталкивают, спихивают в черную воду, где они исчезают так же мгновенно, как и появились.
– Молодец я? – Аглая, казалось, сама светилась этой снежной белизной.
– Еще какой молодец, молодой молодец, золотой! – крепко обнимая ее и все еще любуясь происходящим, в полусне бормотал я.
Часть 1е
Разлетайка в белой щеголихе?!
Щеголиха в белой разлетайке!?
Тры-тыры-ты-ты-тыры – зима!..
Бр-р-р, приснится же. Тры-тыры-ты-ты-тыры, точно не приснилось – это я подмерз. От снега, как обещали, не осталось и следа, в глаза бил яркий рассветный луч. По сторонам, сонно ворочаясь, начинали скрежетать машины, видимо, готовясь ползти обратно. Еще ближе розовел, искрясь на юной щеке, слегка тронутый рассветом пушок. Бр-р-р – еще раз. То Кудрин, то вообще Фет какой-то. Просыпайся! Етить-матить, ты в Козявино!
Вот – Аглая, вот – экскаватор, вот…
– Дай порулить, – снова что-то неодолимо потянуло меня к рычагам.
– Дурачок, – неожиданно бодрой проснулась агротехническая. – Ты же в озеро уедешь карпов ловить. Порулишь еще, спать пошли.
– А техника?
– Светлячки уберут.
Я спрыгнул на землю, чудом успев увернуться от летящего на меня рюкзака.
– Осторожней, там сервиз хрустальный, мама в приданое завернула, – неловко пошутил я, подхватывая летящую следом Глашу.
– Ну дурачок – и все, какой хрустальный, ничего там не хрустит, я проверяла. Спать тебе надо.
– Так я вроде тут и спал.
– А теперь вон там будешь спать.
Я даже не стал смотреть: там, значит, там. Всю дорогу я жалел, что у Глаши нет хвостика. Зацепился хоботом, закрыл глаза и иди себе…
Часть 2
На кольце опять была пробка, но меня это не сильно беспокоило, поскольку я ехал к подруге, которая основательно утомила… Я бы так и ехал не торопясь весь день, периодически сообщая по телефону координаты раздраженной Нюсе. Однако была жара, а ждала она меня на пляже, поэтому я проявлял некоторую заинтересованность, периодически сигналя, перестраиваясь при возможности из одного ряда в другой – скорее, впрочем, от скуки, чем от здравомыслия.
Не прошло и часа, как я приблизился к финишу. Показалась безбрежная парковка, заполненная машинами, и узкая полоска воды на горизонте. Туда предстояло добираться уже пешком. Втиснувшись между двумя косо поставленными внедорожниками (видимо, остальные предпочитали держаться от них на более безопасном расстоянии), я попытался выбраться из машины.
– Spec твою Brabusа мать, – цедил я сквозь зубы, просачиваясь в щель между кузовом и дверью, чтобы не задеть угрожающе растопырившего пороги монстра. Одновременно пытаясь вытянуть сумку и набрать по сотовому подругу.
– Ну ни хрена не Цезарь, и все тут[3 - По воспоминаниям современников, Гай Юлий Цезарь мог делать до шести дел одновременно.], – констатировал я, поднимая с пыльной площадки свой телефон, а потом и сумку.
Нюся ждала меня на покрывале, разложенном в тени ивы, но достаточно недалеко от воды. Надо отдать ей должное: устраиваться она умела. Стремясь изобразить на лице чувство радости и обиды одновременно, она изогнула губы какой-то причудливой волной.
– Масик, где твоя совесть была, там что теперь находится? У меня лапки устали от мужиков отмахиваться.
– Напрасно, Нюрочка, лапки надо беречь, мужиков тоже. Особенно мужиков. Ты же ладошкой кирпич можешь поломать, не то что этих воздушных созданий.
Нюша потупилась, изображая застенчивость. На самом деле она любила, когда я вспоминал про ее успехи в боевых искусствах.
– Ладно, подхалим, заваливайся и попить что-нибудь дай, я только одну полуколу взяла с собой, лень на горбу тащить было. Зато без машины раньше некоторых на полтора часа добралась.
– Не гунди, есть предложение, – протягивая еще холодную 0,33 полуколу, начал импровизировать я.
– Предложение? Лишняя рука и сердце, с одной стороны, мне не помешают, но вот сердце еще не видно, скажем, а с рукой твоей волосатой как я буду смотреться?.. Фу! Мака, давай поинтересней что-нибудь.
Вот за что я эту Нюшу люблю и уважаю, диалог она всегда поддержит, причем сама с собой, ей только реплику подать. Можно было подождать минуту, она нашла бы, что себе ответить, но, чувствуя себя виноватым за опоздание, я продолжал:
– Поинтересней? Я тут по дороге голубя чуть не сбил, так он мне, зараза, фак показал и на крышу нагадил.
– Это к деньгам, Макунчик, доставай четыре сольдо, сейчас закопаем, а как искупаемся, тут уже тонна баксов колоситься будет.
И она принялась палочкой ковырять в сухой глине подобие траншеи.
– Чего мелочиться!
Я высыпал в траншею всю мелочь, прикрыл свернутым в трубочку стольником, засыпал землей, тщательно разровнял.
– Ну, Нюся, мы теперь заживем!
– Раны мы, что ли, чтобы заживать? Пошли купаться скорее.
Нюся вскочила, демонстративно покачивая бедрами, продефилировала к воде.
– Эй, а высиживать Пушкин будет? – закричал я вдогонку, поднимаясь и ставя для надежности на «схрон» бутылку…
Догоняя Нюсю, по щиколотку проваливаясь в мокрый песок, я неожиданно оступился и, падая, открыл глаза.
День 3
Часть 1
На столе из некрашеного дерева, накрытого белой скатертью, тикал будильник. Такой я видел у бабушки. Круглый, металлический, с блестящей кнопочкой и продетым в нее колечком сверху. Будильнику тогда не повезло, зато у меня появилось много маленьких волчков с тонкими ножками, опоясанными шестеренками. Этот будильник был явно в добром здравии, смотрелся вполне законно и уместно.
Надо было только чуть-чуть напрячься и все вспомнить. На всякий случай предварительно хорошенько зажмуриться, чтобы исключить всякую возможность самообмана, и еще раз открыть глаза. Все на месте: стул, скатерть, будильник, в окне силуэт трубы Козявино. Еще раз: «Здравствуйте!»
