Сон разума

– Мы не знаем, сможем ли мы хоть что-то сделать, – покачал головой Стас.

– Мы не знаем, вернемся ли мы, – глядя девушке прямо в глаза, закончил я.

– В том-то и дело, – всхлипнула она. – Вы едете спасать город, а я буду сидеть дома у окошка? Вы ведь можете там погибнуть.

Мы все говорим «там», словно знаем, где это «там» находится. Словно мы уже выбрали конечную точку нашего маршрута. Словно мы уже знаем, как спасти наш любимый городок.

– Можем, – кивнул я. – И мы это сделаем, если понадобится. Мы все и без того живем в кредит.

Я оглянулся: на меня смотрели серьезные и сосредоточенные лица друзей. Они все были готовы. Они знали, о чем я говорю.

Варя снова всхлипнула и потянула носом.

– Ну не плачь, – успокаивала ее Наташка. – Иди сюда, я тебя обниму. Всеобщие обнимашки.

Мы неловко все обняли девушку, и я быстро вынырнул из машины в темноту.

– Давай за руль, – кивнул я своему брату.

– Ты чего? – разволновался он, не двигаясь с места. – Я не умею…

– Дедушка тебя учил, не юли. Давай за руль.

Пока Саня перебирался на место водителя, кряхтя и пиная ногами все, что попадалось ему на пути, и Серегино лицо в частности, я без перерыва оглядывался, всматриваясь в темноту двора, прислушиваясь к его тишине. Тени в эту безлунную ночь заполняли собой весь мир, скрывались в углах, пролегали среди листвы, притаились под окнами. Ветер лишь слегка шелестел верхушками безмолвных тополей, наполняя темный двор неприятным, пробирающим до костей шепотом сотни невидимых ртов, чьи владельцы предпочитали скрываться во тьме. Я поежился и спрятал руки в карманы.

– Зачем? – прошептал Саня.

Я опустил свой взгляд на брата. Он сидел на месте водителя и держался двумя руками за руль.

– Если хоть что-то, повторяю, – сурово заговорил я ему прямо в лицо, – хоть что-то, покажется вам странным или неправильным, или, не дай бог, опасным, ты сразу давишь на газ, и вы валите отсюда. Ясно?

– Ты за кого…

– Ясно? – надавил я.

– Ясно, – стушевался под моим взглядом брат.

– Ясно? – я перевел взгляд на Наташку.

– Ясно, – кивнула она.

Я взглянул на Серегу и Стаса на заднем сидении.

– Ясно, – хором ответили они.

– Рации – на старт, – нарочито серьезно произнес я, и мы единым движением включили все четыре рации. Воздух наполнился шумом несмолкаемых статичных помех.

Когда я проходил мимо машины, согнув руку в локте так, словно нес в нем шлем, все ребята приложили ладони к голове, отдавая мне воинское приветствие. Это было забавно. И я улыбался. Улыбалась и Варя, повторив за друзьями и приложив ладонь к козырьку кепки, когда я приблизился.

– Бродяга-один вызывает центр управления полетами, – произнес я в рацию, стоя в двух метрах от Морриган. – Разрешите взлет?

– Бродяга-один, – отозвалась с того конца Наташка. – Это Морриган, взлет разрешаю.

Переглянувшись с Варей, мы вместе вступили в темноту подъезда.

– Тут темновато, – поежилась Варя, прикасаясь ко мне ледяной ладошкой.

– Ничего, ответил я, – сжимая ее ладонь. – Прорвемся.

– Угу, – кивнула Варя, но в темноте я этого не заметил. Как не заметил и краски, залившей ее лицо.

Ступая в полной темноте и буквально на ощупь, мы шаг за шагом продвигались вперед, преодолевая одну ступеньку за другой. Двери квартир выглядели черными пустыми проемами, теряющимися во тьме лестничной клетки. Маленькие узкие окошки лестничных пролетов света совсем не давали – видимо на улице стало еще темнее. Оно и не удивительно: летом сумерки приходят поздно, но зато мгновенно. Особенно в этот не простой для города час.

– Кажется, становится светлее. Я могу разглядеть свою ногу.

Я тоже смог, и потому предпочел смолчать. Я давно уже стал разбирать силуэты длинных стройных ног в темноте. И это было странно.

– Тс-с-с, – прошипел я, прижимая девушку к стене подъезда. Мой палец указывал выше.

Сразу за поворотом лестницы на третьем этаже стоял светлячок спиной к нам. Он медленно покачивался из стороны в сторону и тихо хрипел, испуская низкочастотный гул.

– Ой-ей. – Варя побледнела так, что засветилась в темноте.

– Мы его точно зацепим, если пойдем дальше.

– Так может, вернемся? – Варя с надеждой сжала мою руку. – Вернемся к остальным? Поедем все вместе.

– Нет, – строго ответил я, мотнув головой. – Я же говорил: это мы живем в кредит. Тебя мы с собой не потащим. Идем.

Я крепче сжал Варину руку и притянул девушку к себе. Шаг за шагом, мы преодолели последние ступеньки и встали напротив светлячка. Он тихо гудел, но на нас внимания не обращал. Рация вела себя спокойно.

– Тихонечко, – шептал я, протискивая себя и Варю в промежуток между перилами и телом светлячка. – Тихонечко. Еще шажочек.

Варя дрожала. Дрожала и обливалась потом. Я видел, что ее губа закушена, а под глазами темнеют две тоненькие дорожки. Света от колышущегося светляка мне хватало с лихвой.

– Еще чуть-чуть, девочка. Еще шажочек, – упрашивал я, и Варя шла, двигалась вперед, невзирая на страх.

Когда пришла моя очередь пролезать, и я соприкоснулся с телом светляка, я вздрогнул и моментально понял причину страха Варвары: светляк был холодным. Холодным и твердым как полено. И все его тело сотрясала мелкая вибрация, от которой закладывало уши.

Я кинул свое тело вперед стремительным рывком, от которого светляк покачнулся и налетел на стену. Загудел, забесновался, словно человек, очнувшийся ото сна. Громко захрипел, пуская слюни на стену. Несколько раз ударил по стене рукой и затих.

– Я думала, – дрожала Варя. – Я уж думала, что он очнулся.

– Да, – сказал я, утирая лоб рукавом рубашки. – Я тоже. Надо быть осторожнее.

Остаток пути мы проделали без происшествий. Варя открыла дверь на пятом этаже своим ключом, и мы молча шагнули внутрь.

Описать квартиру я не могу – внутри было не светлее чем в подъезде. Вроде типовая пятиэтажка.

– Можешь не снимать обуви, – шепнула мне Варя.

Еще чего. Я расшнуровал оба ботинка и оставил их в прихожей. Прошел следом за Варей.

Мы тщательно обыскали каждую комнату, каких здесь было три. Затем проверили ванную комнату, туалет и обязательную для всех квартир того времени, маленькую кладовую. Все было чисто.

– Бродяга-один центру управления полетами, – произнес я в рацию.

– Слушаю вас, Бродяга-один, – ответила мне Наташка.

– Посылка доставлена. Как поняли меня, Морриган?

– Принято, Бродяга-один. Посылка доставлена. Возвращайтесь на базу.

Я дал отбой и повесил рацию на пояс.

Вспыхнул тусклый огонек свечи и осветил улыбающееся и отчего-то грустное лицо Варвары.

– Вы такие забавные, – прошептала она. – Я не хочу с вами расставаться.

– Это и не расставание, – ответил я, сжимая ее плечо. – Это лишь временная разлука. Мы скоро увидимся.

– Точно?

– Точно. Ты же наш друг.

Я обнял Варвару на прощание, и она скромно чмокнула меня в щеку.

– Тебе точно здесь хватит запасов продержаться? – спросил я, зашнуровывая ботинки.

– Точно, – кивнула Варя, от чего длинные тени заплясали по стенам, подвластные танцу маленького огонька свечи. – Здесь продуктов столько, что можно месяц жить.

– Ну ладно, – согласился я, протягивая Варе свою рацию. – На случай, если тебе что-то понадобится, – пояснил я. – Вот это – наш общий канал. Тут мы все тебя услышим. Если что-то, хоть что-то…

– Я поняла, – прервала меня Варя, смахивая слезинку. – Спасибо вам огромное.

– Ладно, – повторил я. – Тогда я пошел.

– Угу.

– Береги себя.

– И вы… берегите себя.

Когда за мной захлопнулась дверь, я начал быстрый спуск вниз, прыгая через ступеньки. Светляка на третьем я миновал в один прыжок через перила и побежал дальше. Улица встретила меня прохладой ночного воздуха и встревоженными взглядами друзей.

– Мы уже слышали, – сказала Наташка, поднимая рацию. – Ты отдал ее Варе. Ты молодец. Я об этом и не подумала.

– Ага, – согласился я, усаживаясь за руль. – Мы в ответе за тех, кого приручили.

– Дурак, – хмыкнула Наташка, отвешивая мне подзатыльник.

2

Следующим пунктом нашей остановки был Наташкин дом, где она проверила свою маму. Затем дом Сереги. Он отсутствовал чуть дольше, чем все остальные.

– Наверное, на горшок побежал, – резонно предположил Саня. А дело было в том, что именно Серега больше всех страдал от дачного туалета, благоухающего всеми ароматами лета и продуктами человеческого существования.

Серега вернулся минут через десять, и мы двинулись к следующему дому. Пришла очередь Сани и Стаса проверить своих родных. Мой брат поднялся к бабушке с дедушкой и провел инспекцию за нас двоих, Стас же этажом выше навестил своих родителей.

– Я бы предпочла сейчас сидеть впроголодь на твоей даче, чем видеть все это, – мрачно произнесла Наташка, протиснувшись вперед между двумя креслами.

Я глянул на черный, казалось вымерший город, и скривился, отводя взгляд в сторону.

– Мы бы не сидели впроголодь, – ответил я Наташке, спустя минуту. – Совсем скоро пойдут первые огурцы, а они у нас очень вкусные. И горох. Он у нас невероятно сладкий.

– Сладкий? – не поняла Наташка.

– Ага, сладкий, – подтвердил Серега, выглядывая в боковое окно.

– Как это? Не поняла.

Я повернулся к девушке всем корпусом и уставился на нее.

– Ты что, никогда не ела горох?

– Ну как же, в баночках такой. Отличный гарнир.

– А в стручках?

– В чем?

Я растерялся. Никогда раньше мне не доводилось объяснять человеку, что такое стручковый горох. Я пытался изобразить пальцами, но выходило совсем плохо.

– Не надо мне такого показывать, Андрей, – сурово прошипела Наташка.

– Да я же… нет…

– Просто поверь, он очень сладкий и вкусный, – поставил точку Серега. – А сейчас заткнитесь. Давайте помолчим.

Мы с Наташкой переглянулись и замолчали. И действительно, в тишине, последовавшей за нашей перепалкой, мы смогли различить множество странных звуков: тихие хрипы, стоны, легкие удары. Даже шепот ветра в листве не мог заглушить мучения страдающего в агонии города.

– Город не вымер, – заметил я. – Город продолжает жить. Только вот…

– Только вот – что?

Я посмотрел на Наташку:

– Жизнь эта совершенно иная.

– Не люблю твои театральные паузы, – скривился Серега.

– А я твои философские рассуждения. – Наташка взяла слово «философские» в кавычки своими тоненькими пальчиками.

– Нет, серьезно, – продолжил настойчиво я. – А может мы как тот придурок в «Я – легенда»? Он ночами убивал мутантов, думая, что настал конец света. А на самом деле, это была лишь новая ступень эволюции и он единственный мудак, который не эволюционировал. А эти «мутанты», ночами рассказывали всем про идиота, который ночью бегает по городу и мочит их всех.

– И к чему ты клонишь?

– А к тому, радость моя, что возможно это, – я указал пальцем на шатающегося в сторонке светляка, с которого Серега не спускал глаз, – новый этап нашего развития. Некий переходный этап эволюции, после которого мы мутируем, или эволюционируем в новый вид существ. Как бабочка, что вылупляется из кокона.

Минуту в машине царила гробовая тишина, разбавляемая лишь громким Наташкиным сопением.

– Чушь какая-то, – наконец выдала она, протискиваясь еще дальше вперед. – И вообще, на что ты там все время смотришь?

– Вон там, видишь?

– Что это?

– Понятия не имею.

В конце дома, у которого стояла припаркованной наша Морриган, вниз убегала длинная автомобильная дорога, с обратной стороны которой расположился еще один дом, перпендикулярно нашему. Из-за его крыши в небо поднималось странное, бледное зарево, словно кто-то там жег костры с белым пламенем. Или разом зажег сотни ярких лампочек. А прямо над заревом, подсвеченные снизу белым, в небе висели карикатурно тяжелые, черные тучи.

– Думаешь, это сразу за домом? – спросил Серега.

– Вряд ли. Скорее всего, еще дальше.

– И что это, мать его?

– Не знаю, мать его.

Саня и Стас вернулись одновременно. Вероятно, даже квартиры проверяли вместе, что было вполне резонно, так как количество доступных нам раций сократилось на одну.

– Только не говори мне, что ты собрался поехать туда, – сказал Саня, проследив за моим взглядом.

– И в мыслях не было, – ответил я, запуская двигатель.

– Ага, как же.

Задним ходом я выкатил на дорогу и развернул машину. Дальше наш путь лежал к последней точке маршрута – «пятиэтажкам». И пока Саня вслух рассуждал, что же он сейчас застанет дома, я не мог оторвать взгляда от зеркала заднего вида, в котором то и дело мелькало таинственное зарево в короне черных туч.

– Тревогу за родных в тебе видно не вооруженным глазом, – пробормотал Саня и отвернулся к окну.

– Прости, ты что-то сказал?

Я бросил на него взгляд, затем повернулся к остальным и наткнулся на их осуждающие взгляды. Наташка покачивала головой.

– Ой, ну простите, что я не ною тут как вы и не предаюсь бессмысленным рассуждениям, а всего-то пытаюсь придумать, как вытащить нас из этой задницы, в которой мы оказались, прошу заметить, не по моей вине.

Я в ярости саданул рукой по рулю и сжал его так, что побелели костяшки. Молча уставился на дорогу, продолжая внутренне гореть и извергать проклятия, вперемешку с отборным многоэтажным матом, стараясь больше не открывать рта, хотя хотелось неимоверно. Хотелось, наконец, высказать все и послушать, что же придумали наши великие сломленные мыслители, которые не могут и часа провести, чтобы не хныкать о том, как все плохо обернулось. Оно уже обернулось! Алло! Пускать слюни и перебирать «что бы было бы, ели бы» и «а вот если, вдруг, все будет так», нет никакого смысла. Все, что остается – это собрать яйца в кулак и сделать все, что в наших силах, или, хотя бы, попытаться сделать.

– Ну и какой план? – спросил Саня, не поворачивая головы.

Левой я извлек из кармана сигарету и прикурил ее от зиппо, огонек которой заметно дрожал в руках, от переполняющей меня ярости.

– А такой, – рявкнул я. – Если вы слишком напуганы, что бы проверять то странное зарево, которое явно не от гирлянд в небо херачит, то я просто отвезу вас к универмагу и там высажу, а сам двинусь проверять.

– Один?

– Один. Хотя бы ныть никто не будет.

Минуту мы сидели в тишине. А затем Наташка спросила:

– Почему к универмагу?

– Когда мы проезжали мимо, я увидел темные силуэты в разбитых окнах. Там есть люди. Может, что-то от них узнаем, если они переждали третью волну в городе, то могут знать больше чем мы.

– А с чего ты взял, что это не светляки?

Я уничтожающе взглянул на Наташку, и она отвела взгляд.

– Светляки – светятся, – буркнул я и выдохнул дым в открытое окно.

Проверка квартиры моего брата заняла минут пятнадцать, которые я в гордом одиночестве провел в машине, куря и рассматривая зарево через лобовое стекло. Я уже догадывался, где это и что это примерно такое. Знал, что раньше волновался не напрасно, и теперь понимал, что внутренним чувствам хоть иногда можно доверять. И если не конечная, то одна из точек нашего маршрута точно пролегает через это зарево.

Я опустил взгляд, выбросил окурок в окно. Вот просто так: не в пепельницу, не затушил об урну и не опустил в нее. Просто бросил как было и черт бы с ним. Ушли все. Оставили меня одного. А если со мной что-то случится? Если на меня нападут, а я этого и не замечу, то, что тогда? А вот тогда и получат, что заслужили, когда польют слезки над моим холодным трупом, тогда и поймут.

Нет, как такое вообще может быть? Просто так собрались и все ушли. Им что вообще на меня плевать? Да и пусть катятся себе на здоровье. Мне и без них хорошо. Сам со всем справлюсь, мне не в первой. Подумаешь, какие нежные. А мне вечно потом за них всю работу делать.

Ты смотри-ка, идут. Перешептываются. Наверняка обо мне говорят. Что, времени в доме не хватило все обсудить? Надо еще мне это показать? Надо же какая слаженность. Да и идите вы в жопу.

Я дождался, когда они сядут в машину – разговоры тут же смолки! – и запустил двигатель, ничего не говоря и ничего не спрашивая, стараясь даже на них не смотреть.

Я старался никоим образом не выдавать своего эмоционального состояния и потому вел себя как обычно: не гнал машину как ненормальный, но и не ехал еле-еле, все так же внимательно осматривал перекрестки, хоть и знал, что вероятность появления на них машин стремится к нулю. Лицо я тоже сделал максимально простое, не замаранное бесчисленным множеством негативных эмоций. И только одно меня выдавало – я ни на кого не смотрел. Вообще не смотрел в зеркала, опасаясь наткнуться там на чей-то взгляд и разгореться поновой.

До универмага мы добрались быстро, но в такой тишине мне показалось, что прошли не десять минут, а добрых два часа. Я припарковался с обратной стороны магазина в зоне выгрузки и заглушил двигатель.

Нужно было что-то сказать, так как все сидели смирно и не особо-то спешили покидать салон. Наверняка что-то там обсудили без меня и пришли к какому-то общему решению, а теперь сидят, гады, и молча выжидают, когда я начну.

Я молча вылез и хлопнул дверью. Никто не пошевелился. Я видел взгляды, которыми они обменивались, когда я выходил. Видел, и это меня злило еще сильнее. Я вдохнул холодный воздух, выдохнул. Вдохнул еще раз. Повернулся.

– Вам что, нужно особое приглашение? – Почти бесцветно, если бы не истеричные гневные нотки.

Они снова переглянулись. Злоба внутри меня достигла критической массы, и в тот момент, когда я должен был взорваться, громкий гул помех сотряс воздух вокруг машины.

Я увидел, как от невероятной силы импульса, самопроизвольно закрутились ручки радио Морриган, а ползунок ушел до отказа вправо.

Пацаны в машине что-то кричали, но я не разбирал их голосов за шумом помех Морриган. Оглянулся. Как раз вовремя, так как за моей спиной уже собралось не меньше десятка светляков, что медленно тянулись ко мне, протягивая руки.

Первого я просто оттолкнул от себя. Кажется, это была женщина, так как ладони мои уперлись в бугорки в районе груди. Невероятно холодные, невероятно твердые, словно ледяные шарики. Сработало это неплохо: светляк завалилась на спину, смешно раскидав ноги. За ее спиной тут же возник следующий и принялся хватать меня мокрыми ледяным руками, приближаясь ко мне хрипящим и пускающим слюни ртом. Свет его глаз ослеплял меня, заставляя меня щуриться и пятиться назад.

На очередном шаге я двинул светляку в челюсть и тут же сам завопил от боли: чувство было таким, что я ударил о бетонную стену. Но этого хватило, чтобы светляк немного отступил. В этот момент ко мне подлетел Стас и влепил светляку битой по голове, от чего тот последовал за своей предшественницей.

– Ну, спасибо, что нашли на меня время, – прошипел я, баюкая ушибленную руку.

– Дружище, да ты чего… – растерялся Стас, беспомощно оглядываясь по сторонам.

– Дверь! – закричал я на Наташку. – Дверь закрой, женщина.

Наташка дернулась и хлопнула дверью. Она была последней, кто покинул машину. Я нажал кнопку на пульте и двери Морриган заблокировались.

– Быстро к складу! – скомандовал я и принялся размахивать руками, управляя ими как самолетами, заходящими на посадку.

Я видел, что стальные жалюзи дверей – а иначе я их никак назвать не мог – уже приподнялись на метр и в проемах люди махали нам руками. Расстояние до дверей мы преодолели быстро, на ходу отмахиваясь от светляков битой. Еще двое получили ощутимые удары от Стаса и заметно приотстали.

– Давайте сюда, – крикнул кто-то по ту сторону дверей.

– Давай, – я грубо наклонил Наташку и чуть ли не пинком послал ее внутрь.

Повернулся к Сереге.

– Я сам. – Он панически вскинул обе руки в воздух. – Сам.

Он опустился на четвереньки и быстрым гуськом забрался внутрь. Его примеру последовал Саня. Затем Стас. Здоровяк лег на бетон и просто перекатился на ту сторону.

Я оглянулся: светляки окружали со всех сторон, наполняя улицу за магазином непередаваемой какофонией хрипов и низкочастотным гудением, а свет, льющий из их рта и глаз, освещал улицу не хуже лучей армейских прожекторов. Даже такая поздняя ночь казалась ярким днем в их свете.

Я ухватился за нижний край двери, ногами проскользил внутрь и там меня уже подхватили две крепкие руки и затащили в темноту склада. Дверь за моей спиной с шумом закрылась, опустившись до земли. Лязгнули замки.

– Ну, вы блин даете, молодежь, – усмехнулся один из наших спасителей, по голосу мужчина лет сорока. – Каким же вас ветром сюда занесло?

– Мимо проезжали, – ответил я. – Спасибо, что помогли.

– Да ерунда. Кем бы мы были, если бы не помогли?

– Разумными засранцами, – буркнул его напарник – черная пухлая фигура в темноте.

– Не обращайте на него внимания, – посоветовал нам жизнерадостный голос первого мужчины. – У него всегда настроение отвратное. Жрачки не хватает, вот он и пухнет с голоду.

– А не пошел бы ты, Семен!

Мужчина, которого назвали Семеном, расхохотался и под заразительный звук его смеха, мы и вступили в магазин через распахнутые двустворчатые двери.

Картина, которую я увидел, лишь сильнее вогнала меня в состояние апатии и гнетущей тоски. Я понимал, что увижу тут немало людей, может с десяток, может чуть больше. Но их тут было не меньше сотни и все они больше походили на беженцев из горячей точки, чем на жителей нашего маленького городка. Они сидели на мешках, сумках, свернутых куртках, а кто и вовсе на полу. Расположились вдоль стен, заняли все проходы. Прилавки магазина были перевернуты и использованы как замена разбитым стеклам. Центр магазина был расчищен и завален разными коробками и мешками, предположительно с продуктами.

– Ну, – распахнул руки Семен. – Добро пожаловать к нам.

Я пошел вперед, мимо нестройного ряда сидящих на мешках женщин с детьми на коленях, которые провожали меня недобрыми взглядами.

– И так есть нечего, – шептались у меня за спиной достаточно громко, чтобы я мог это слышать.

– Еще ртов притащили.

– Да побойтесь бога, это же дети.

– Да какие это дети – боровы. На них еды не напасешься.

– Заткнись, Нинка, а если бы твое дитя потерялось?

Я шел вперед все быстрее, не поднимая головы, и стараясь не смотреть на людей. Я не знал, боялся ли я увидеть презрение в их глаза или с презрением взглянуть на них. Прошло всего несколько дней, а большая часть населения города уже превратилась в мерзких эгоистов, готовых вцепиться тебе в глотку, лишь бы избавиться от лишнего рта. А может и не превращались они ни в кого? Может просто пришло их время? Может они наконец-то смогли проявить свою истинную суть?

Я оглянулся: друзья шли в нескольких шагах следом за мной. Все до единого так же смотрели в пол.

– А я знала, что вы в порядке, – раздался голосок из темного угла.

Я оглянулся. Отыскал взглядом темную худую фигурку на мешке с сахаром. Присмотрелся.

– Ульяна? – выдохнул я.

– Привет, – девочка помахала мне рукой.

Но это был не тот голос. Не он меня окликнул. Я присмотрелся внимательнее и заметил еще одну девочку в темноте угла.

– Настя? – позвал я.

Тень кивнула.

– Она давно там сидит, – сказала мне Ульяна, когда я подошел к ней и встал рядом.

– Почему?

– Не знаю, меня она не подпускает.

Я сделал несколько неуверенных шагов в темноту и взглянул в полные слез глаза Насти.

– Что случилось? – спросил я.

Девочка несколько раз качнула пальчиками, подзывая меня ближе. Я подошел. Она вложила свою маленькую ладошку в мою и притянула меня к себе.

– У нас ЧП, – прошептала она мне на ухо. – Я описалась.

Я отвел лицо и кивнул, серьезно на нее взглянув, показывая, что больше слов не нужно – я все понял.

– Наташка, – позвал я, и девушка вынырнула откуда-то из темноты и сплетения тел. – Посиди с Улей.

– Улей? Какой Улей? Где Уля?

– Да вот же, у тебя под носом.

– Ой, и правда. Привет, Ульяна.

– Привет, Наташа.

– Так, – обратился я к Насте. – Внимание отвлечено, самое время начинать операцию «Чистые трусы».

Настя громко фыркнула и прикрыла рот рукой. Я сжал ее ладошку и повел за собой вокруг мраморных перил на лестницу, ведущую на второй этаж. Девочка молча трусила со мной рядом, стыдливо оттягивая вниз майку и стараясь прикрыть темное пятно между ног на явно новеньких синеньких штанишках.

Мы миновали первый отдел второго этажа с техникой и дисками для моей «PlayStatoin». Повернули возле отдела с золотом, закрытым решеткой, но все равно разграбленным. Оставили за спиной второй отдел бытовой техникой, сверкающий разбитыми витринами и свернули в отдел подростковой одежды.

– Так, присядь пока здесь, – попросил я, отпуская Настину руку.

Девочка с явной неохотой отпустила мои пальцы и зашла за прилавок.

– Я сейчас. Жди здесь.

– Хорошо.