Сон разума

Я покрутил камень в руках, не думая ни о чем конкретном. Мне не нужно было размышлять над вопросом девушки, ответ я знал давно, просто не произносил его, не то что вслух, но даже в своей голове. Знаете, это как что-то невероятно хорошее, что с вами случилось, но вот вы стали этим хвастать, рассказывать всем друзьям и знакомым, и это у вас внезапно забирают, словно в назидание, в расплату за слишком длинный язык.

– Потому что, это правильно, – наконец-таки ответил я, продолжая вращать камешек. – Потому что, я не могу по-другому. Потому что, я должен содержать дачу в чистоте, раз они не могут. Потому что, я должен подготовить ее… – Я замолчал и опустил затекшее колено на землю.

Наташка смотрела на меня с грустью. Она все понимала, а задавая вопрос, хотела услышать именно это.

– Надеешься, что они вернуться? – Из уголка правого глаза сорвалась маленькая слезинка. Левый продолжал стоически удерживать озерцо. – Надеешься, что мы сумеем всех спасти? Надеешься, что молния бьет в одно место дважды?

Я молчал, рассматривая камень. Наташка по утрам всегда была такой подавленной? Эти пораженческие настроения присущи ей после пробуждения, или она подхватила эту дурную привычку после последних событий, что потрясли ее мир? А может это действительно часть ее и она просто все время мастерски это скрывала? Как в том фильме: на вопрос Мэта Деймона: «Жить не хочется?», Бред Пит ответил: «Только по утрам».

– Ты слышала про такое явление, как «Парадокс камня»? – вместо ответа на вопрос, спросил я.

Наташка покачала головой. С левого глаза сорвалась вторая слезинка.

– Конечно, не слышала, – кивнул я, вращая камешек. – Я это только что придумал.

Наташка что-то крякнула и обхватила себя руками.

– Но это не значит, что само явление не существует, – продолжал я, поднося камень все ближе к глазам. – Любой дачник или фермер скажет тебе об этом, ведь они наблюдают это явление каждый год.

Я опустил левую руку в землю и принялся ей водить, пока не нащупал еще один камешек. Я схватил его и вытащил на свет.

– Каждую весну и лето мы убираем камни из земли, чтобы они не мешали всходить посевам, не давили на плоды, не попадали в лопасти тракторов, что пашут землю. Но каждую новую весну, мы вновь находим их в земле, словно проклятые камни приползают обратно. Оживают осенью и начинают медленное движение к своему прежнему месту.

Наташка смотрела на камень в моих руках слегка испуганно, зато слезы высохли полностью.

– Ты думаешь, такое возможно?

– Я не знаю, малышка, но откуда-то же они берутся. И готов поклясться, что этот камень в виде буквы «Г» я уже выбрасывал в прошлом году.

Я встал, замахнулся, и что было сил, кинул камень. Он взлетел высоко и, вращаясь словно бумеранг, перелетел три участка и упал по ту сторону, на пустыре.

– Попробуй теперь вернись, – крикнул я ему вслед.

– Кажется, ты начинаешь все больше походить на безумного ворчливого старикашку. – Наташка захихикала. – Скоро будешь нас вилами гонять.

– А ну шла отсюда, девка бестыжа, – заскрипел я, замахиваясь на нее тяпкой. – Ходют тут и ходют, всю морковку мне потопчут.

Наташка взвизгнула, и, заливаясь смехом, бросилась к домику. Я, карикатурно размахивая тяпкой, гнался за ней до самых дверей. Догнал, обнял за плечи, чмокнул в макушку и отправился возвращать тяпку на место. Нужно было еще собрать викторию.

Наташке я поручил расталкивать всех и не забыть про Саню, пускающего слюни на окно Морриган, а сам, вооружившись ведром, зарылся в ягоду. Не знаю, сколько я там просидел, но когда закончил со второй грядкой, то спину жутко ломило, а голову сильно напекло солнцем. Я поднял полное ведро, тоскливо посмотрел на две не собранные грядки, ягоды с которой, скорее всего, достанутся птицам или мелким зверькам, и поплелся к дому, где уже слышен был хор голосов.

– Доброе утро, – сказал я, опуская ведро на пол.

Мне в ответ полетели утренние приветствия, которые тут же оборвались, а взгляды всех собравшихся сошлись на ведре.

– Ну чего смотрите? – спросил я, вытирая руки полотенцем. – Мойте и налетайте.

– А можно? – спросил Саня, глотая слюну.

Я на него так посмотрел, что он не решился больше ничего спрашивать.

– Эй, ну куда вы грязную-то! – воскликнул я. – Она же на земле лежала. Серега, свали. Еще не хватало, чтобы тебя понос пробрал посреди дороги.

– Да нечего не случиться, – ответил он, уплетая за обе щеки. – У меня желудок каменный.

– Давай сюда. – Наташка вырвала ведро из его рук. – Я помою. Дайте только бутыль с чистой водой.

– Я тебе помогу, – засуетилась Варя, подхватывая бутылку.

В первом часу мы приступили к обычному для нас позднему завтраку, хотя мой желудок уже требовал основательного обеда. Но что поделать, это проблема тех, кто рано встает.

– Очень вкусно, Андрюш, – сказала Наташка, доедая последние кусочки вчерашнего шашлыка.

– Да брось, – махнул я рукой. – Я просто его приготовил. Мариновали другие люди. Не надо перекладывать их заслуги на меня.

Наташка показала мне язык и продолжила жевать.

Закончили мы в третьем часу. Я и не думал, что люди могут тратить столько времени на еду. Вероятно, все испытывали некую нервозность перед тем, что мы планировали сделать.

Пока они ели, я переоделся в чистую одежду, что всегда висела в шкафу: черные плотный штаны, военного образца, черную футболку и старые потертые берцы. Захватил несколько рубашек, для себя и девчонок, и натянул наплечную кобуру.

– Наташка, Варя, держите. – Я протянул им рубашки. – Сейчас жарко, но к вечеру может стать прохладнее. Кто его знает, сколько у нас займет дорога.

Девушки приняли их без слов. Я сразу надел серую рубашку, чтобы прикрыть кобуру, не смотря на то, что солнце было еще высоко.

– Ну что? – спросил я. – Все готовы?

Ответом мне было суровое молчание. Даже Варя плотно сжала губы и не произнесла ни слова, хоть и тряслась всем телом. Ее мы договорились доставить домой и там высадить, предварительно проверив, что дома нет незваных гостей или светляков. Она какое-то время упиралась, заявляла, что поедет с нами, но мы, осознавая опасность, отказались ее брать наотрез. В результате она сдалась.

– Ладно, – сказал я. – Отправляемся, как только кое-что проверю.

Я снял рацию с пояса и включил ее. Из динамиков раздался тихий треск помех, сопровождаемый хором призрачных голосов. А может, и не было никаких голосов, и все это игра нашего детского воображения. Долго я размышлять не стал и просто включил телефон: еще до того, как телефон включился полностью, как только поймал сеть, принялся громко гудеть помехами.

– Отбой, – решительно заявил я. – Мы не можем ехать, пока эта хрень работает.

Мы все уселись во дворике перед домом и принялись слушать скрипы и щелчки рации, сопровождаемые тихими нечленораздельными перешептываниями неясных голосов, в ожидании, когда они успокоятся.

Все молчали. Просто не знали что говорить. Не хотели говорить. Всех внутри терзал один и тот же страх. И как всегда, длительное ожидание, только этот страх усиливало.

Я принялся перебирать патроны к кольту: вытряхнул те, что были заряжены в барабан, повертел их перед глазами. Не знаю, сыграл ли свою роль страх, или это была банальная предосторожность, но я их тут же отложил в сторону, так как приметил несколько дефектов. Все может быть, ведь их отливали и собирали в кустарных условиях.

Я выбрал пять новых и зарядил в барабан, как всегда оставив камору напротив ствола пустой, для безопасности, и убрал кольт в кобуру. Просидел минуту. Снова достал револьвер. Поставил на полувзвод. Взвел. Опустил курок. Снова убрал. Молчание давило. Ожидание сводило с ума.

– Ну что, видел кто сегодня во сне матушку Абагеил? – подчиняясь внутреннему порыву, нервно спросил я. – Указала ли она вам путь среди кукурузы? Или во тьме лишь полыхнули два красных глаза, и навалился животный страх?

– Андрюша! – прервала мою нервную речь Наташка. – Ну что ты несешь? Не видишь, мы и так напуганы?

Я замолчал и нервно вытер губы тыльной стороной ладони.

– И вообще, что это было?

– «Противостояние».

– Что? – скривилась Наташка и тут ее глаза сверкнули пониманием. – Ты опять о своем? Боже, это не книга, а «книга массового поражения».

Я непонимающе скосился на Наташку.

– Не смотри на меня так, я видела книгу, когда была у тебя. Ей можно не просто головы ломать, а топить подводные лодки. Ты вообще читаешь что-то нормальное? Что-то попроще и полегче… во всех смыслах.

– «Противостояние» – отличная книга, – вступилась за меня Варя.

– Вот видишь, – хмыкнул я. – Хоть кто-то тут понимает меня.

Наташка надулась и отвернулась.

Под скрипы и шепот рации мы просидели до самых сумерек. А когда темнота окутала нас, внезапно все смолкло. Резко, неожиданно, словно кто-то дернул рубильник, и мир погрузился в тишину. Вздрогнули все разом, повернулись к тихо шипящей рации. Я видел, как побелели все без исключения лица.

– Пора, – сказал я, чувствуя, как предательски сел мой голос.

Мы молча встали, собрали свои вещи и поплелись к машине, как приговоренные на плаху. Закрыв за собой дверь и калитку, я последний раз взглянул на дачу, борясь внутри с гадким ощущением, словно я вижу ее последний раз.

Когда я подошел к машине, Варя уже сидела спереди. Пацаны набивались на заднее сидение, а Саня крутился в разные стороны, как Джон Траволта в знаменитой сцене с передатчиком и Умой Турман.

Я пожал плечами, улыбнулся ему и сел за руль. Наташка что-то тихо ворчала себе под нос, заглядывая в салон.

– Ух ты, это твоя?

Я вздрогнул, погруженный в свои мысли и повернулся к Варе. Она держала в руках старую федору Владимира Викторовича, что он всучил мне перед самым обрушением.

– Да, – ответил я. – Один… друг подарил.

– Надень. Ой, тебе идет.

– Спасибо.

– Так, Сережа, ну ка сядь нормально. Вот так. Я к тебе на колени сяду.

Хлопнула дверь. Я оглянулся и хмуро посмотрел, как Наташка мостится на коленях у Сереги. Саня сел к ним бочком.

– Можно ехать, – маслянно пропела Наташка, хищно улыбаясь.

Я ничего не ответил. Повернулся, запустил двигатель. Перевел рычаг в режим «Drive». Отпустил ручной тормоз. Еще раз взглянул в зеркало заднего вида на своих друзей и медленно отжал тормоз. Морриган мягко покатилась вниз с холма.

Весь путь по дачам прошел как во сне. Я даже не могу точно сказать, как мы выехали на ровный участок асфальтированной дороги, заметил лишь, как в зеркале заднего вида замелькал бетонный указатель «Вы въезжаете в город Бородино». В горле моментально пересохло, а по телу разлилась слабость.

– Надо бы… – Я откашлялся, привел голос в порядок. – Надо бы заехать на заправку. Бензина маловато.

Никто мне не ответил.

Дорога шла все время ровная и абсолютно пустая. Мы не встретили ни одной машины или прохожего. А частные дома по обе стороны стояли темные и пустые. И только иногда в черных окнах можно было заметить блики белого света.

Заправка показалась с правой стороны – небольшое темное здание, вопреки ожиданиям не светящееся множеством ярких огней и неоновых вывесок. Я подкатил к колонке с девяносто пятым и припарковался позади черной корролы с открытыми дверьми и наполненной свечением изнутри.

Заглушив двигатель, я отстегнул ремень безопасности. Приподняв полы шляпы, я протер лоб от холодной испарины.

– Ты что пойдешь туда? – с ужасом спросила Варя.

– Надо, – кивнул я, понимая, что никуда я идти не хочу, и черт с ним, с этим бензином.

Я приоткрыл дверцу. Варя схватила меня за руку и потянула на себя.

– Не надо, – прошептала она. – Не ходи. Вдруг они оживут.

Я утер губы и включил рацию на поясе. Она молчала. Лишь тихо шипела обычными статическими помехами. Оглянувшись, я кивнул Стасу, и он кивнул в ответ.

Мы тихо вышли, не хлопая дверцами. Воздух был по-ночному свеж и прохладен. Вспотевшее тело тут же стало холодным и каким-то чужим.

Стас принялся откручивать крышку бензобака.

– Погоди, – сказал я, хватая шланг.

Я надавил на рычаг пистолета и ничего не произошло. Я еще раз ударил по кнопке на колонке, и результат был прежним.

– Насосы не работают, – тихо пояснил я. – Нет электричества.

– Что будем делать? – спросил мой друг.

Я не знал. Запахнув плотнее рубашку, я огляделся.

– Что у вас? – прошептала Наташка, высовываясь из машины.

– А ну закрой дверь, женщина, – так же шепотом закричал на нее я. – Не выходи, тут может быть опасно.

Наташка нахмурилась и показала мне язык.

– Нет света, – пояснил Стас. – Ну и насосы не работают.

– И что делать?

Они оба уставились на меня.

– Может получиться запустить ручные насосы, – предположил я.

– А ты уверен, что они тут вообще есть?

– Должны быть. Я читал в «Противостоянии»…

– Нашел откуда брать пример, – зашипела Наташка. – Тут тебе не штаты.

Я отвернулся от нее. Иногда она меня злила. Чертова девка.

Подошел Саня.

– Что надумал?

Я продолжал взглядом буравить брошенную корролу.

– Ты же не думаешь…

– Думаю, – кивнул я. – Пойдем.

Мы медленно двинулись к тойоте, заходя слева. Налетел ветер, зашелестел травой, зашептался верхушками деревьев. Мы вздрогнули. Я почувствовал, как холодная рука брата прикоснулась к моему плечу. Чудом смолчал.

Все двери были открыты, словно люди спасались из нее бегством. Вот только свет в салоне говорил совсем об обратном. Может они спешили забраться внутрь, защититься от чего-то?

Я подошел к задней двери и осторожно в нее заглянул. Вздрогнул, дернулся и чуть не выбил челюсть Сане. В салоне сидело двое ребятишек. Их головы были повернуты ко мне. Челюсти блестели от застывших слюней.

– Черт, – выругался я. – Дьявол.

– Не поминал бы ты этого парня, – прошептал брат.

– Надо открыть багажник, – сказал я. – Эта старая, багажник еще ключом открывают.

– А где ключ?

– А ты как думаешь?

Мы одновременно взглянули на открытую водительскую дверцу, из которой вываливалась безвольно обвисшая рука.

– Д-давай только осторожнее. – Брат несколько раз хлопнул меня по плечу. – Я тут подожду.

Я смерил его уничтожающим взглядом и быстро подошел к водительской дверце, так как знал, что если начну медлить, то могу и струсить.

Водитель сидел, развалившись и раскидав руки, словно его застрелили через лобовое стекло. Лицо перекошено, глаза светятся. Ключи торчат в зажигании. Черт, и почему же оно так далеко? Я наклонился, протиснулся между ним и рулем, потянулся за ключами.

Водитель дернулся. Навалился на меня. Его голова ударила меня в висок. Раскрытый рот оказался напротив моего уха. Я услышал тихое гудение и хрип.

Вырвав ключи, я кинулся от машины, а водитель навалился на руль и звук клаксона разорвал ночную тишину.

– Что там, что там? – запрыгал на месте Саня, скриви лицо от страха.

– Он упал на меня, – прыгал я напротив него. – Упал и слюнями измазал. Смотри.

– Убери это от меня! Убери!

– Я чуть не обосрался!

– Туда мне тоже прикажешь посмотреть?!

– Вы закончили? – прервал нас холодный голос Наташки.

Мы с Саней застыли на месте. Напустили на себя серьезный вид. Кивнули, и направились к багажнику.

– Что мы ищем? Трубку? Бензин перелить.

– Лучше, – ответил я, торжествующе вытаскивая две полные канистры. – Кто-то решил запастись.

Мы кинулись к Морриган.

– Стас, доставай из багажника воронку. Да металлическую, там в углу.

Мы быстро перелили содержимое одной канистры в бак, а вторую поставили в багажник, на всякий случай.

– Все, можем ехать дальше. – Забравшись в машину, я почувствовал себя увереннее. Лицо само расползлось в улыбке.

– Молодец, – похвалила меня Варя, прикоснувшись к моему плечу.

– Ну, вы закончили обмен любезностями? – спросила Наташка. – Можем ехать?

– Можем, – ответил я, не замечая ее ехидства.

Дальше до самого города мы ехали без остановок. Первой нас встретила чернеющая коробка здания больницы, что выглядела как крест с высоты птичьего полета. Затем потянулись частные дома. Такие же черные и пустые. Церковь, чьи купола уже не выглядели такими ослепительными и золотыми.

Когда же мы въехали в основную часть города, миновав поселок, я затормозил, заглушил двигатель и склонился над рулем. Все потянулись вперед, молча разинув рты от ужаса.

– И увидел я, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть», – прошептал я, еле разлепляя губы.

Город дремал в темноте сверкая разбитыми окнами, витринами, раскуроченными павильонами. У некоторых домов были пробиты крыши, и оттуда струился сизоватый дымок. Машины были брошены посреди дороги. Двери открыты. А улицы наполнили орды светящихся в темноте людей, чьи тела нервно подрагивали во сне.

– И ад следовал за ним, – закончил я, глядя на руины любимого города.

Глава пятая: Ловец снов.

1

Ехал я медленно. Дороги были забиты так, словно на запад тянутся бесконечные колонны беженцев в надежде найти себе новый дом. Только вот беженцы эти оставались бездвижны и безмолвны, даже когда я слегка цеплял бампером или крылом очередного пошатывающегося светлячка, что преграждал нам путь. А иногда, мне и вовсе приходилось сворачивать на тротуар или ехать по обочине, объезжая особо плотные толпы людей. И знаете, не смотря на ночь, света нам хватало с лихвой.

Двигались мы не превышая двадцати километров в час, а то и медленнее. Можно было сказать, что мы двигались со скоростью пешехода, и потому нам хватало времени, как следует все рассмотреть. Рассмотреть все детали: выбитые окна, поломанные двери, разграбленные витрины магазинов и безжизненные, блестящие слюной, лица светлячков.

В машине звенела гнетущая тишина. Никто не произнес ни слова с момента как мы въехали в город. Никто даже не пошевелился и ничем иным не напомнил о своем присутствии. Иногда раздавался приглушенный кашель и только. А иногда, кто-то беспокойно ерзал на своем месте, но стихал этот звук практически моментально и я даже не успевал заметить, кто это был.

Молчание, повисшее в салоне, мне отчего-то напомнило тишину на похоронах, когда лишь иногда можно было услышать всхлипы людей, окружающих гроб, или единичное громкое завывание, которое как всегда сменялось неловкой тишиной. Собравшиеся люди скорбно стоят, сведя руки перед собой, и отчего-то виновато смотрят в пол, а иногда и на покойного. Редкие рукопожатия, сдержанные приветствия и всегда неловко высказанные соболезнования. Мне всегда не комфортно на похоронах. Они нагоняют на меня такую депрессию, что я потом неделю не могу из нее выбраться, хоть сам на тот свет шагай. Так же неловко было мне и сейчас.

– Заскочим быстренько ко мне, – нарушил я тишину, не спрашивая, а скорее просто сообщая информацию своим друзьям.

– Давай, – ответила мне Варя, и тут же беспокойно прижала руки к губам и оглянулась.

– Не волнуйся, – криво усмехнулся я, что показалось крайне неуместным в этой ситуации, – у нас у всех есть право голоса.

Варя нервно улыбнулась и ничего больше не сказала. Не сказали и остальные.

Когда мы свернули у стелы в направлении моего дома, дороги и тротуары заметно разгрузились. Все светлячки куда-то подевались, словно сейчас сидели по своим домам и смотрели вечерние новости по первому каналу. А то, что в городе нет света, их вообще могло мало волновать. Кто знает, какие сны они сейчас видят.

Мы подъехали к моему дому, и я заглушил двигатель, осматриваясь по сторонам: все было тихо. Правой рукой я включил радио в машине: оно молчало и лишь тихо потрескивало.

– Я быстро, – сообщил я, и кинулся к подъезду.

Варя вопросительно оглянулась на остальных.

– Маму навестить, – пояснил Саня, полным тревоги голосом.

– И сестричек захватить, – добавила Наташка. – Он без них как без штанов.

– Сестричек? – Варя напряженно нахмурила брови, вероятно представляя, что где-то в недрах кладовки я держу двух маленьких двойняшек, для лишь мне одному ведомой цели.

– Бабочки, – подсказал Стас, что ситуации не изменило, лишь внесло еще больше путаницы.

– Они его ножи, – поставил точку в разговоре Серега.

Варя растерянно разглядывала хмурые лица новых друзей, все быстрее и быстрее прокручивая в голове странные гротескные картины сестричек бабочек, которые служат ножами.

Она так и думала бы, и черт его знает, к какому бы выводу пришла, если бы не появился я и не забрался в салон, громко хлопнув дверью. Все заметно расслабились.

– Как там? – спросил Саня.

– Мама стоит лицом к дивану и смотрит в стену. Я попытался ее усадить, но сил не хватило даже чтобы согнуть ей одну ногу. Столик опрокинут. Разбит горшок с цветком. В остальном все хорошо. – Я обернулся и взглянул на брата. – Она не выходила из комнаты, потому что я слегка прикрыл выдвижную дверь. Любой бы нормальный человек спокойно прошел, но она не смогла. Для них любое препятствие – непреодолимое.

– А еще вот. – Я раздал всем по маленькому сникерсу, их было ровно шесть штук. – Я нашел дома на кухне. Они лежали в упаковке по акции «пять плюс один». Наверняка мама купила мне и ждала, когда я вернусь домой.

Я с грустью положил батончик себе на колени и пальцами промокнул увлажнившиеся глаза. Кажется, этого никто не заметил.

– И вот еще бутылка колы, – добавил я, опуская напиток в промежуток между креслами.

– Это так вредно, – начала было Наташка, но я быстро ее перебил:

– Нечего привередничать, Полторашка, мы не ели с обеда и нам надо восстановить запас сил, а шоколад, орехи и газировка – лучший в данной ситуации вариант.

– А почему – «Полторашка»? – поинтересовалась Варя, откусывая маленький кусочек батончика.

– Это длинная история, – отмахнулся Серега.

– Наоборот, – не согласился я. – Очень даже короткая.

Наташка фыркнула в руку, выплевывая мелкие кусочки шоколада, за что наградила меня номинальным подзатыльником.

– Дурак, – сказала она, тщательно вылизывая свою ладошку. – Это из-за моего роста, – пояснила она Варе. – Во мне метр пятьдесят, вот этот дурачок и дал мне такое прозвище еще в первый день нашего знакомства, представляешь?

– Представляю, – с глупой улыбкой, ответила Варя. – А ты какое-нибудь прозвище придумал? Мне тоже ужасненько его хочется.

Я скосил взгляд на Варю.

– Ну не знаю, Варвара, с таким именем я бы себе не хотел никакого прозвища. Звучит оно обалденно. Но, – вздохнул я, облокотившись на руль и разглядывая в окно, как гаснет небо, и как на нем вспыхивают первые звезды, – если тебе так уж хочется, то чем тебе – Цири не прозвище?

– Мне ужасненько нравится.

– Да кто такая эта Цири? – не выдержал Серега.

– Надо больше книжек читать, – грубовато ответил я. – А сейчас ешь свой батончик, нам еще княжну в покои родовые везти.

– Я бы тоже заглянул домой, – тихо сказал мой брат. – Хотя бы к бабушке.

Я молча кивнул, взглянув на него краем глаза.

На поздний ужин у нас ушло не больше десяти минут, которые так же прошли в гробовой тишине, нарушаемой лишь шелестом обертки, или тихим шипением открываемой бутылки с колой. Стаканов у нас не было и потому мы спокойно пили газировку из горлышка, передавая бутылку по кругу.

– Закончили? – спросил я. – Ну тогда поехали.

Варя долго и усердно смотрела на меня, пока я, наконец, не поймал ее взгляд.

– Что такое?

– Что за сестрички? – неуверенно спросила она. – Еще они ножи и еще они бабочки. Или наоборот: сначала они бабочки, а потом уж ножи.

Я молча достал из кармана старшую сестренку, крутанул ее одной рукой, вновь сложил, и протянул Варе на открытой ладони.

– О-о-о, – удивилась она, сложив губы трубочкой. – Так вот, что это такое. Можно?

Я кивнул.

Девушка осторожно взяла нож, вытянула перед собой на сложенных вместе ладонях и любовалась им словно самурайским мечом работы Масамуне.

– Можешь разложить, он не укусит, – сказал я, сворачивая на центральную улицу.

Варя отстегнула застежку, развела две половинки ножа, обнажила лезвие, сложила рукоять с другой стороны, взмахнула им. Снова сложила и вернула мне.

– Классно, – сообщила она.

Я напряженно улыбнулся, разглядывая пустые улицы микрорайона, на пути к Вариному дому.

– Что такое? – спросил Саня.

– Тихо слишком, – ответил я. – Не люблю когда тихо. – Я взглянул на Варю: – Это твой дом?

– Угу. Вон тот подъезд.

Я припарковал Морриган как можно ближе к подъезду и заглушил двигатель, но вопреки своему обычному поведению, ключи оставил в зажигании.

– Вы уверены, что мне с вами нельзя? – спросила Варя, нервно теребя бахрамящиеся штанины шортиков.

– Мы не знаем, куда нас закинет, – виновато ответила Наташка.

– Мы не знаем, что с нами случится, – подсказал Саня.

– Мы не знаем, что нас там ждет, – присоединился Серега.