Оплодотворитель

***

Престарелые родители Эдуарда – мать Дарья Алексеевна и отец Николай Карлович, в течение пяти последних лет, круглогодично жили в загородном доме в хорошо благоустроенном дачном посёлке «Научный». Подобные ему посёлки строились по всей стране за государственный счёт. Небольшие, но при этом весьма удобные, имеющие всё необходимое для комфортного проживания дома-дачи предоставлялись в пожизненное пользование заслуженным деятелям отечественной науки и перспективным молодым учёным, к которым справедливо был в своё время причислен генетик Эдуард Гессер.

Приезд сына для Дарьи Алексеевны и Николая Карловича не стал приятным сюрпризом. Жизненный опыт, а вместе они прожили больше сорока лет, взрастил в них настороженное чувство ко всякого рода неожиданностям, которые, за редкими исключениями, приносили чаще всего лишь неприятности, огорчения, а то и беду. Вот и эта нежданная встреча встревожила больные сердца пенсионеров не на шутку. Не удивительно поэтому, что их первый вопрос к несчастному сыну был: «Что –то опять случилось не хорошее, Эдик?»

– Здравствуй, отец, здравствуй мамочка! Ну, почему сразу надо думать о не хорошем? Самое худшее, что могло со мной случиться уже давно произошло! Поэтому, мои дорогие, у нас есть все основания ждать от судьбы только добрых поворотов. Нет, правда всё нормально! Захотелось вот вас проведать.

– Ну, и ладно – вставил своё слово Николай Карлович – давайте в дом. Надеюсь, сынок, ты с ночёвкой, или как?

– Да, конечно с ночёвкой, папа!

– Вот и правильно. Мы сегодня с тобой наливочкой вишнёвой побалуемся. Очень уж у меня на этот раз хороша вишнёвая получилась. Но, в этом году по совету академика Закревского – соседа нашего, через два дома от нас живёт, знаешь ты его – забавный старичок, попробовал я впервые сделать наливку из барбариса с лимонными корочками… Ну, я тебе скажу это что-то! Язык с гортанью в рай попадают! Так вот и барбарисовую непременно отведаешь у меня.

– Ну, вы – прервала винодельческие мемуары супруга Дарья Алексеевна – пока тут пообщайтесь, а я стол накрою – дело то к обеду идёт, должно быть проголодался в дороге, наш сынок.

– Нет, мамочка, я совсем не голоден, но отказать себе в удовольствии покушать твои вкуснейшие блюда ни в коем случае не собираюсь.

Отцу с сыном было о чём поговорить. Интересных для них обоих тем находилось предостаточно; и не заметили они время, как их уж позвали за накрытый обеденный стол.

«Ну, что ж? – воскликнул Николай Карлович и, подмигнув сыну, потёр ладонь об ладонь в знак предстоящего удовольствия – тогда в столовую.» С этими словами отец встал с маленького двухместного диванчика, сын развернул свою инвалидную коляску в сторону столовой, и они направились трапезничать. Надо сказать, что Николай Карлович, не питавший иллюзий относительно возможного выздоровления сына после случившейся с ним беды, отнявшей возможность ходить, прекрасно осознавал все вытекающие из этого трагического обстоятельства огромные, а иногда и непреодолимые трудности, с какими придётся сталкиваться сыну – инвалиду в быту. Естественно поэтому, прежде всего, надо было сделать всё возможное в части приспособления жилищ к нуждам инвалида-колясочника. В срочном порядке, при самом деятельном участии Николая Карловича, в городской квартире и на даче: были устроены, где надо, пандусы; срезаны дверные порожки; сняты внутренние двери там, где можно было обойтись просто проёмами, а необходимые двери заменены на более широкие, не затрудняющие проезд коляски.

Дарья Алексеевна, проработавшая тридцать лет, несмотря на высшее гуманитарное образование, простым библиотекарем, особый талант имела к домоводству вообще и в, особенности, к кулинарии. Приготовление еды для неё, в отличие от многих других домохозяек, не являлось только неизбежным фактором семейной жизни. Время, проводимое на кухне, доставляло ей удовольствие; а творческий подход к делу – превращал поварское ремесло в кулинарное искусство, когда имеет значение не только вкус блюда, но и его внешний вид. Подчёркивая важность того как выглядит еда на тарелке, мудрая Дарья Алексеевна, при случае, напоминала представительницам слабого пола старые истины о том, что путь женщины к сердцу мужчины лежит через его желудок и, что женщина любит ушами, а мужчина глазами!

По отсутствию достаточного времени из-за неожиданного приезда любимого сыночка, стол, по мнению хозяйки, был накрыт на скорую руку и не так разнообразен угощеньями, как хотелось бы ей. На свежей в меру накрахмаленной скатерти в белых тарелках красовались: красно-розовые помидоры с золотистой паприкой, нарезанные кольцами и уложенные в двухцветные гирлянды, припорошенные молотыми черным и красным перцем; длинные пластины баклажанов, запечённых вместе с миниатюрными кубиками зелёных яблок; ветчинные канапе с прослойками сочных салатных листьев в тончайшей блинной обкладке; отварной со специями говяжий язык под горчичным соусом и любимые Эдуардом куриные котлеты в поджаристых грустящих гренках. В центре стола стояли хрустальные графинчики с обещанными Николаем Карловичем вишнёвой и барбарисовой наливками.

Несмотря на радующий глаз обеденный стол, кушало семейство, не выказывая заметного аппетита, не чередуя поглощение яств с застольными разговорами, разве что только прерывая молчание отдельными восклицаниями и репликами, главным образом в отношении достоинств закусок и наливок, которыми Николай Карлович довольно часто наполнял маленькие рюмочки. Говоря точнее, в рюмку жены ему наливать не было нужды, поскольку Дарья Алексеевна, практически, не пила, а лишь пригубив напиток, ставила рюмку на место; Эдуард Николаевич, продегустировав полной рюмкой каждую из наливок, и, отметив превосходный вкус обеих, в дальнейшем ограничивал свою дозу половиной рюмки, а вот себе старший Гессер, потрафляя своей слабости, каждый раз наливал по полной. Глядя на то, как кушает, как ведёт себя за столом и как выглядит Эдуард, Дарья Алексеевна всё более укреплялась в своём предчувствии того, что истинной причиной внезапного визита сына было не желание повидаться, а какое – то необычное и сложное обстоятельство.

Между тем Николай Карлович, вполне насытившись вкусной стряпнёй супруги, и, обретя блаженное состояние от употреблённой в изрядном количестве отличной «Вишнёвой» и великолепной «Барбарисовой», отправился в спальню дабы вздремнуть часок-другой. Мать с сыном остались наедине. Услышав со стороны спальни звук закрывшейся двери, она вкрадчиво спросила его:

– Эдик, скажи: ты ведь приехал не для того только, чтобы навестить нас с отцом? Ведь так? Я же сердцем чувствую!

– Да так, мама! Мне необходимо с тобой поговорить; выслушать твоё мнение.

Заметив на лице сына печать всколыхнувшихся каких-то мучительных переживаний, похоже перехвативших даже горло, препятствуя речи, как это часто случается в моменты волнения у заик, Дарья Алексеевна встала со стула, подошла к сыну и нежно поцеловала в голову.

– Успокойся, сынок, и рассказывай, что случилось.

– Случилось! Виктория мне изменила!

– О, Господи! Да, верно ли? Откуда тебе это известно?

– Она сама во всём призналась! Она говорила, что не может мне солгать, потому что, однажды солгав, ей пришлось бы и дальше наматывать клубок лжи. И рассказала мне всё: когда, с кем, при каких обстоятельствах, и – самое главное почему она это сделала.

– Интересно, и почему же?

– Потому, что она очень хочет родить… – и далее сын постарался очень правдиво, со всеми нюансами, пересказать матери содержание исповедальной речи Виктории.

Дарья Алексеевна снова присела за стол, облокотилась о столешницу, уткнулась лбом в сомкнутые ладони и на долго застыла в таком положении. Наконец оцепенение прошло. Она опустила руки, и, глядя на сына ясным ничем не омраченным взором тихо промолвила:

– Эдуард, ты должен понять Вику и простить.

– Понимаешь, мама, понять её, как женщину, действительно можно, да и простить, пожалуй, тоже смог бы. Но я не знаю: должен ли оставаться её мужем и становиться отцом её ребёнка, которого она намерена родить от любовника. Вот в чём проблема, мама! – Срываясь на истеричный фальцет, произнёс свой возглас Эдуард Николаевич.

– Возьми себя в руки, Эдуард, и выслушай теперь меня. Ты, ведь, не будешь отрицать, что самая большая ценность в человеческой жизни – это семья. Как говорил ещё твой дед «Только в семье человек обретает корневые смыслы бытия.» А что такое семья? Это, в основе своей, супружество! Ты, случайно не знаешь, как переводятся «Супруги» с древне – греческого?

– Не знаю. Как – то не приходило в голову поинтересоваться.

– А между тем перевод очень образен и символически точен. Супруги – это пара волов в одной упряжке. Браки совершаются на небесах. И тебе, сынок, Викторию в жены послал Господь. Она жена замечательная. Сколько физических и душевных сил Вика потратила в борьбе за твоё здоровье и ваше общее будущее?! Откуда только силы то эти не мерянные находились в её худеньком теле? Каково это было ухаживать за тобой я поняла, когда, помнишь, она на неделю уезжала в «Свято – Никольский» монастырь. Мне то на материнскую долю вышла всего – неделя, А Виктория за тобой, как за маленьким ребёнком, два года… Пойми, Эдик: быть женой – тяжелая ноша! Ведь хорошая жена – не только любовница! Она и вместо матери мужу, и мама детям, и друг – товарищ по жизни, и хранительница домашнего очага. Ну, что делать? Случилась с тобой беда. Не может у вас с Викой быть общих детей! Но, Вика же молодая цветущая женщина и она имеет право на материнство. Да, она вступила в связь с другим мужчиной, но в низком пошлом адюльтере её трудно обвинить, ведь она выбрала путь предельно откровенной правды. Всеми прожитыми вместе с тобой годами Виктория заслужила право на доверие с твоей стороны. Я – твоя мать верю, и ты, сын, поверь ей, что она действительно хочет родить своего родного ребёнка для себя и тебя. Она же большая умница – как же хорошо сказала, что этот ребёнок наполнит вашу жизнь новым и, может быть, самым важным смыслом. Главное, что мешает сейчас твоей душе – ревность! Это естественно, но согласись, что ревность – шизофреническая дочь инстинктов. А ты, Эдуард – учёный, а значит решения должен принимать, опираясь только на размышления и логику. Ты вот сомневаешься: должен ли становиться отцом ребёнка Виктории, которого она намерена родить от другого мужчины. Но, кажется, невозможно отрицать, что природа твоих сомнений именно ревность. Она – ревность рисует тебе картины близости твоей женщины с другим мужчиной; и в глубине твоего естества сразу просыпаются, грозно рыкая, далёкие звериные предки. Тебе необходимо оставаться глухим к их зову на битву за самку. В человеческом обществе нет самок и самцов, а есть, всё-таки, люди, пусть и с множеством недостатков, но и с достоинствами, отличающими их от животных. Ну, вот скажи: разве мало примеров из жизни, когда мужчины женятся на женщинах с детьми? И разве в таких случаях чужие дети, являясь постоянным физическим напоминанием об интимных близостях этих женщин с другими мужчинами – их биологическими отцами, становятся источником ревности? Отнюдь нет! Если мужчина любит женщину, если она ему дорога, он может переступить через многое! В конце концов соитие мужчины и женщины, в сущности, есть просто физиологически необходимый для деторождения процесс. В языческие времена – он не был столь интимным, каким его сделало христианство. Язычники относились к соитию также естественно и обыденно, как к спариванию животных. Да что там языческая старина. Всего сто лет назад в любой крестьянской семье половая близость супругов не проходила потаённо. Все мало-мальски подросшие дети могли видеть и прекрасно понимали, чем занимаются в постели их родители – папка покрывает мамку, чтобы родился ещё один братик, или сестрёнка, точно также: как бычок покрывает коровку, чтобы коровка принесла телёночка, и чтобы у коровки было молочко; как хрячок покрывает свинку, чтобы у свиноматки появились поросятки; как жеребчик – кобылку, чтобы кобылка ожеребилась жеребёночком. Это я всё к тому, Эдуард, что тебе следует отринуть глупую ревность и отнестись философски к идее Виктории – сознательно пойти на связь с мужчиной – оплодотворителем. Родит она здоровенького сына – её и твоего наследника; и слава Богу! Вот такое моё мнение, сынок, но решать тебе! И знай: я приму, как мать, любое твоё решение и понесу свой материнский крест до конца.

Дарья Алексеевна, державшаяся на протяжение всего долгого вразумляющего монолога уверенно и ровно, на последней завершающей фразе расчувствовалась и не сумела удержать слёз, покатившихся вдруг по щекам, покрытым заметной уже сеточкой морщин, а Эдуард приблизился на своей коляске вплотную к матери и, уткнувшись лицом в её подрагивающие лежащие на коленях руки, стал их многократно целовать, отрываясь от тёплых дорогих ладоней лишь для того, чтобы, подняв голову навстречу материнскому ласковому взору, сказать ей самое главное.

– Мама, родная, спасибо тебе за твои мудрые слова. Я всё услышал и всё для себя понял. Прости меня за мою слабость. Я люблю тебя, мамочка!

Назавтра рано утром, тепло попрощавшись с престарелыми родителями, Эдуард Николаевич уехал к себе домой, к жене, которая обязательно родит ему замечательного сына.

***

После первого «радужного» свидания Род Муромский очень хотел продолжения отношений с Викторией, хотя в её записочке, обнаруженной на телефонном столике, никаких конкретных предложений с её стороны на сей счёт не содержалось. Родославу почему – то казалось, что ждать счастливой встречи ему не придётся слишком долго. Более того – у него было предчувствие, что Вика вскоре даст о себе знать; и действительно предчувствие его не обмануло. Вика позвонила через пять дней. Когда раздался вечерний звонок Род чуть ли не бегом бросился к телефону и не снял – сорвал трубку.

– Алло, я слушаю.

– Здравствуй Родослав! Узнал?

– Спрашиваешь, конечно узнал! Привет Вика. Ты даже не представляешь, как я рад тебя слышать.

– В таком случае, может быть, ты будешь рад и увидеть меня?

– Вика, последние пять дней я так сильно не желал ничего, как новой встречи с тобой. И, если ты не против, давай, как в прошлый раз, сначала в «Радугу», а потом…

– Нет! – Перебила его желанная женщина – Я предпочла бы приехать сразу к тебе, если не возражаешь.

– Ну, что ты такое говоришь? Как я могу возражать? Давай я тебя где-нибудь встречу.

– Это лишнее. Я уже, практически, в пути. Впрочем, будет хорошо, если ты меня встретишь у подъезда минут через сорок.

– Договорились!

Род положил трубку. Всё его существо наполнилось щемящим чувством в предвкушении близкой сладкой встречи, мысль о которой рождала безбрежные эротические фантазии. Каждая оставшаяся до свидания минута тянулась необычайно медленно, очень неохотно уступая очередь следующей. Так и не выждав нужного времени, Муромский, выйдя из квартиры, не стал дожидаться лифта, а побежал по лестнице. Разумеется, у подъезда Вики ещё не было. Стоять на одном месте Род не любил, поэтому единственное, чем он сейчас мог заняться – так это ходить туда – сюда, заложив руку за руку на груди. Виктория, на удивление, оказалась точна. Узнав её по изящной фигурке и грациозной походке, он стремительно пошел ей навстречу с не сходящей с лица белозубой улыбкой. Подойдя же вплотную, взял её в охапку и попытался поцеловать в губы; но Вика ловко увернулась и с наигранной укоризной сказала:

– Родослав, держите себя в руках! Не устраивайте такую явную публичную демонстрацию чувств! Лучше скажите: как здоровье мамы.

– Мамы? С мамой всё в порядке! Она, кстати, вернулась из дома отдыха.

– Так она дома?

– Да дома, но тебе совершенно не о чём беспокоиться. Она будет очень рада с тобой познакомиться. У неё, видишь ли, главная мечта – это женить меня и дождаться внуков. Поэтому в любой девушке, которые у меня иногда гостят, видит мою потенциальную жену и с полным пониманием относится к моим постельным утехам.

Между тем любовники вошли в знакомый Вике подъезд; и через минуту оказались в лифте, где немедля кинулись друг – другу в объятья, но, в отличие от прошлого раза, инициатива в ласках была в руках у Виктории. Своей шаловливой ладошкой она сначала будто бы невзначай, словно бы случайно прошлась по выпуклости в зоне брючного гульфика. Затем, нащупав на нём замочек молнии, решительно сдвинула его в крайнее нижнее положение, и, не разъединяя сомкнутых в поцелуе губ, вознаградила свои тонкие чуткие пальчики возможностью ощутить сжимающими и тянущими движениями налитую энергией желания твёрдую упругость «гордого упрямца». Вика проделывала всё это с «гордым упрямцем» так страстно, что у Рода возникло лёгкое опасение за целостность его молодого сильного тела. Но, лифт замедлил скорость вертикального перемещения, предупреждая о скорой остановке на десятом этаже; и до того, как двери лифта открылись, она успела завершить своё баловство и привести в первоначальное положение расстёгнутую молнию.

Подойдя к входной двери своей квартиры, и обнаружив отсутствие в кармане ключа, Муромскому пришлось нажать на кнопку звонка. Вскоре за дверью послышались шаги и через мгновение дверное полотно отворилось, и на пороге любовников встретила хозяйка квартиры.

– Вот, ма познакомься – это Виктория.

– Здравствуйте, голубушка! Меня зовут Мария Васильевна.

– Очень приятно! Добрый вечер, Мария Васильевна!

Тут возникла непродолжительная заминка, на протяжении которой две женщины – молодая и пожилая с нескрываемым любопытством глядели друг на друга.

– Ну, что же мы стоим, – наконец устранила заминку пожилая – проходите, не стесняйтесь, будьте как дома.

Мама Рода Муромского, очень хорошо знавшая, что будет происходить дальше, проследовала в свою комнату и, закрывшись, уже старалась не попадаться на глаза молодым людям, которые без промедления уединились в спальне Родослава.

После телефонного звонка Вики, готовясь к долгожданному свиданию, Муромский закрыл окно в своей спальне темными шторами, а из источников электрического света включил только один из двух торшеров с темными же абажурами, стоявшими у изголовья с двух сторон его широкой кровати, с таким расчётом, чтобы в полумраке спальни всё же можно было разглядеть то, что видеть хотелось.

Войдя в комнату любви, Вика сразу направилась к кровати, и, освобождаясь от одежды, сбрасывая её прямо на пол, повернула голову назад в сторону Рода, стоявшего с горящим взглядом на месте, а через мгновение, улыбаясь, произнесла отчётливым шепотом: «Ну, что же ты застыл? Раздевайся!» Пока он медлил, пожирая глазами восхитительное тело, она, уже совершенно нагая, присела на край постели, затем откинулась, и подтянув ноги, приняла позу отдыхающей Венеры, которая выигрышно подчеркивала прелесть переходов линий груди к глубокой впадине талии и дальше к круто возвышающейся над ней округлой выпуклости таза и потом – к плавному очертанию великолепных бёдер гимнастки – художницы. Возлежавшая богиней на ложе Виктория, ожидая предстоящий мужской стриптиз, не отрывала взгляда от атлетической фигуры Рода, а тот, к некоторому её разочарованию, к самой кульминации процесса разоблачения, вероятно испытывая неожиданно обнаружившее себя смущение от вида своей восставшей плоти, повернулся к Вике спиной. Спина, впрочем, тоже производила сильное впечатление развитыми мышцами треугольного борцовского торса. Смущение же понудило его обернуть свои бёдра одним из двух полотенец, висевших на спинке кровати; и только после этого он, наконец, снова предстал перед Викторией лицом, но не бросился тут же в объятия соблазнительницы.

– Знаешь, я должен извиниться перед тобой… Прошлый раз я был просто не в себе и не думал о возможных нежелательных последствиях для тебя. Но сегодня мы будем предусмотрительны. – С этими словами Род открыл ящичек прикроватной тумбочки и вытащил несколько импортных презервативов, игриво шелестя зажатыми в пальцах красивыми пакетиками. Однако, Вика одновременно покачала отрицательно головой, указательным пальчиком, и произнесла с категорической интонацией: «Не надо!»

– Ты уверена? – Спросил несколько удивлённо Родослав.

– Да! И я тебе скажу почему. Потому, что я очень хочу родить от тебя ребёнка.

Виктория заметила на лице любовника гримасу, выражавшую крайнее удивление с примесью испуга.

– И обещаю – тебя это обстоятельство никак не коснётся! Ребёнок будет только моим и моего мужа. Просто считай, что ты мне его подаришь. Ну, ладно, хватит болтать! Иди ко мне! – Вика сдёрнула с Родослава полотенце и они, как и в первый раз, безоглядно предались безумству страсти, в которой воплощались в реальность все эротические фантазии Муромского.

…Утомлённые и удовлетворённые Виктория Гессер и Родослав Муромский лежали на постели. Они не спали. В окно ещё не заглянул рассветный луч; торшеру, освещавшему ложе телесной любви, было тоже позволено отдохнуть – поэтому в спальне царствовали темнота и тишина, нарушаемая, однако, очень тихой почти шепотной беседой молодых людей.

– Вика, а почему ты так категорично заявила, что ребёнок будет твоим и твоего мужа. Мне кажется, да что там кажется – уверен, что я люблю тебя! Разведись ты со своим доктором наук; и мы поженимся!

– Не говори так. Эдуарда я по – настоящему, искренне любила и он по-прежнему мне дорог. Нет, Род, я могу оставаться только твоей любовницей, а мужа я не брошу никогда. Наверное, какой-нибудь моралист мою связь с тобой счёл бы подлой. Пусть так, но и в подлости могут быть свои пределы. На этом давай тему наших с тобой перспектив закроем, а я хочу с тобой поговорить совсем – совсем о другом. Ты даже не представляешь о чём!

– Интересно! И о чём же?

– Помнишь, после первой нашей с тобой ночи, проведённой в этой спальне, я проснулась раньше тебя. Ты спал, безмятежно – как младенец! Одеяло валялось на полу. Уже было очень светло, и я не могла отказать себе в удовольствии смотреть и даже, будет точнее сказать, не смотреть – а рассматривать во всех деталях твоё нагое тело. И знаешь, что произвело на меня самое сильное впечатление? Можешь не отвечать. Так вот: это не спортивные пропорции, хотя они бесспорно хороши и даже не твои гениталии, именно о которых ты, как я догадываюсь, в первую очередь и не без основания, подумал, мысленно отвечая на мой риторический вопрос. Нет, Род! Я пришла просто в восхищение от твоей кожи. Разглядев её, практически, всю полностью, а мне в те минуты очень повезло, когда ты вдруг повернулся во сне на живот, я была поражена тем, что не обнаружила на кожном покрове ни одной родинки, ни одного пигментного пятнышка. Для меня, как генетика, такой удивительный факт может быть признаком исключительного генетического здоровья человека. И ты знаешь, моё предположение, можно считать, полностью подтвердилось уже полученными результатами проведённых исследований взятых у тебя образцов биоматериалов. Твоя наследственность, Род – уникальна! В наше время подобная наследственность может встретиться не чаще, чем у одного человека из десяти миллионов. Твои гены – это драгоценность для человечества вообще и, в частности, для нашего народа, у которого, как и многих других цивилизованных народов, сейчас наблюдаются явные признаки вырождения. Ты даже не представляешь насколько часто рождаются дети с наследственными заболеваниями, несовместимыми с жизнью, но гораздо больше тех, кто, несмотря на множество генетических отклонений от нормы, доживают, благодаря достижениям науки и медицины, до зрелого возраста и оставляют больное потомство, усугубляя тем самым проблему ухудшения генофонда населения. И этот негативный процесс неизбежно будет продолжаться потому, что в человеческом обществе перестал действовать закон естественного отбора, который в природе носит глобальный характер. Вплоть до новейшей истории закон естественного отбора распространялся в том числе и на человека.

Давай вспомним, что, практически, до начала двадцатого века не было такого понятия, как регулирование рождаемости. Людям даже не приходило в голову предохраняться от нежелательной беременности. Женщины рожали ровно столько раз, сколько им Бог уготовил: по пять, восемь, десять, а то и больше детей. Но, в условиях недоступности педиатрической помощи для абсолютного большинства людей, закон естественного отбора работал. Слабые, больные дети умирали, а выживали только сильные; и, таким образом, от поколения к поколению в генофонде воспроизводилась и множилась здоровая наследственность. Точно также действует отбор среди животных. Хищники выедают старых, больных и слабых и тем самым оздоравливают популяцию травоядных, а если по каким – либо причинам хищники исчезают, то и стада травоядных начинают хиреть.

Пойми, если пагубному явлению в человеческом социуме ничего не противопоставить – вырождение неотвратимо! Вопрос времени. Поэтому я уверена, что миссия таких, как ты уникальных представителей человеческого рода, Родослав… Слушай, а имя – то у тебя какое интересное символическое. Прямо удивительно! И как это я раньше не обращала внимания? Да… Так вот продолжаю: я уверена – миссия таких, как ты состоит в генетическом донорстве. Наследственность таких, как ты, мужчин должна достаться по – возможности большему числу потомков. И тебе, Род, необходимо посвятить себя этой актуальной задаче. Чтобы не отягощать свою совесть ты не должен связывать себя узами семьи и супружества, ибо твоя, повторяю, уникальная наследственность дарована тебе Богом, или Природой, что в сущности одно и тоже, не для того, чтобы использовать её заурядно. Нет! Ты должен стать о-пло-до-тво-ри-те-лем! Именно в этом твоё предназначение, твоя жертвенная миссия.