Primavera

Ей хотелось ударить его головой о стол, чтобы остатки серого вещества в его почти пустой башке наконец зашевелились и заработали. Неужели так сложно понять, что Виктория преподнесла ей поистине царский подарок? Вся школа видела на лице Бьен синяк и совершенно невредимую Пурит. В любой момент можно выставить ее не как заносчивую богачку, а как неуравновешенную гордячку, что уже берегов не видит от своей вседозволенности.

– Это было даже приятно, – с едва заметной улыбкой протягивает Беатрис и, заметив недоуменный взгляд отца, поясняет: – Она не понимает, что меня следует опасаться. Она не боится. И это так… волнительно. Первый человек, что дерзнул ударить меня… Я нахожу это забавным.

– Не делай из этого привычку, – нервно бормочет он, откидываясь на спинку кресла. – Синяки тебе не идут.

– Какая досада, – притворно печально сетует она и добавляет: – Это разовая акция. Более на мне не появится отметин.

– Хорошо, – кивает отец и, мигом подобравшись, спрашивает: – Что пошло не по плану? Помимо твоего внешнего вида.

– Кларисса выступила с инициативой, – рассказывает Беатрис с нескрываемым довольством. – Устроила демарш с целью моего публичного унижения, а идею и ответственность переложила на Темо.

– Мелкая дрянь! – шипит он, сжимая руки в кулаки. Секунду он молчит, а после торжествующе произносит: – Я говорил тебе, что не стоило тратиться на нее. Ты купила ей платье – и вот ее благодарность!

– О нет, это вполне в духе нашей семьи, – краешком губ улыбается Беатрис. Привычно отстраненной улыбкой, необходимой лишь для создания определенного образа. – К тому же из ее поступка можно извлечь выгоду. Теперь никто не посчитает меня угрозой, и я смогу заняться делами, оставив Темо на какое-то время.

– И все же эту паршивку нужно наказать как следует! – Отец краснеет от гнева.

Девушка в очередной раз думает, как ей повезло родиться особенной. Она лучше других, возможно, она – новый этап развития человечества, где эмоции не будут властвовать над сознанием, где люди будут уравновешенны и рациональны. Мужчина напротив нее представлял собой жалкое зрелище. Он совершенно не контролировал себя из-за пелены ненависти.

– Нужно избавиться от нее. Она может испортить весь план!

– Это мой план, – напоминает Беатрис. – Клэри своими действиями оказала мне услугу, так что мы не будем ее наказывать, это ясно?

– Как хочешь, – немного растерянно и расстроенно говорит отец.

Он раздосадован тем, что у него отняли весомую причину придраться к младшей дочери. Она знала, что он никогда не любил Клэри так, как обожал ее. Беатрис была его отрадой и гордостью с самого первого вздоха. Она покорила его и внешним сходством, и своим феноменальным развитием. Клариссе не повезло родиться обычным ребенком. Отец ждал, что она будет проявлять те же способности, что были у Беатрис.

«Почему она еще не ходит? Беатрис в ее возрасте уже могла бегать… С ней все в порядке? Беатрис уже читать могла, а она только научилась связно говорить… Беатрис в ее возрасте знала несколько языков, а эта все еще к игрушкам тянется».

Пока была мама, это упоминалось вскользь, как бы выражая опасение, не нужно ли обратиться к врачу, точно ли все нормально, но никакой агрессии он не проявлял. Со временем он ее возненавидел – возможно, перенеся всю скопившуюся злость на маленькую девочку.

– Лучше дай ей какое-нибудь задание. В последнее время она стала слишком смелой и своевольной. Сейчас это сыграло на руку, а в дальнейшем может выйти боком, – велит Беатрис.

Да, это выход. Глупая сестра будет иметь меньше времени на то, чтобы лезть в чужие дела, а отец уймется, «приструнив» строптивицу.

– Я тебя понял, – кивает мужчина. Он что-то обдумывает, наверное прикидывая, какое поручение можно дать Клэри. – Ты точно уверена, что справишься?

– Только вперед! – цитирует она девиз семьи. Девушка пожимает плечами и не удерживается от ехидного замечания: – Или могу и тебе помочь с переходным состоянием.

– Прекрати, Беатрис, – говорит отец, ничуть не пугаясь. – Оставь свои ужимки для недалеких одноклассников.

– Тогда прекрати задавать дурацкие вопросы! – рявкает Беатрис. Она ненавидела, когда в ее действиях начинали сомневаться. – Мы это уже не раз обсуждали.

– И будем обсуждать столько, сколько понадобится, – произносит он. – Это все очень серьезно, и я волнуюсь за тебя.

– Ты перестал быть авторитетом, когда она умерла, – напоминает ему Беатрис, вскидывая подбородок вверх. – Это мой план, и более не ставь мои действия под сомнения. Я знаю, на что иду, и за меня не нужно беспокоиться.

Отец поднимается с кресла, пристально вглядывается в нее, будто пытаясь вызвать у нее чувство стыда – все-таки он ее родитель и она, наверное, должна его уважать, – но ей все равно. Его уважать не за что. Он хмурится, понимая, что его любимая дочь так наплевательски относится к нему, и уходит, чтобы наверняка накричать на Клэри, загрузив ее делами.

Осталось немного до финального действия первого акта, и в нужный час ее рука не дрогнет, не должна, а младшей сестре лучше не мешаться под ногами. Сейчас нужно тщательно все перепроверить и продумать. Отец в чем-то прав, как бы ее это ни раздражало. Необходимо принять во внимание и всякие форс-мажорные ситуации, чтобы в итоге поставить мат.

Что же, посмотрим, шоу начинается. «Поживем – увидим, а выживем – учтем».

Глава 13. Виктория Эбигейл Пурит

Виктория сделала выбор, изменивший не только ее жизнь, но и жизнь нескольких других людей, еще в двенадцать лет, когда решила сбежать от своих охранников, чтобы погулять. Знала ли она, во что это выльется потом? Вовсе нет. Но если бы она вернулась назад во времени, то все равно бы позволила этому случиться. Эта глупая детская выходка позволила ей познакомиться с Кристен и в конце концов подружиться с ней.

Только лучше ли это было для самой Кристен? Она могла бы прожить счастливую жизнь: без насмешек, издевок и снисходительных взглядов. Она никогда бы не познакомилась с Бьен и, возможно, даже не знала бы об их существовании. Кассиопея не испытывала бы такого чувства зависти к сестре, и их отношения были бы менее напряженными. Все было бы иначе. Милая девочка с яркой улыбкой и заразительным смехом имела бы много друзей. Учителя любили бы ее за усердие и ответственность. Она бы играла с одноклассниками в настольные игры. Смотрела бы мультики в компании ребят, а не мягких игрушек. Она бы могла помогать людям, как того и хотела, и некоторые бы восхищались ее добротой и благородством. Полная школа знакомых, приятелей, хороших друзей. Долгие прогулки, понятные только избранным шутки и никаких разочарований в жизни. Эта девочка росла бы в домашней обстановке, где ее сестра никогда бы не стала ее ненавидеть, где общество не издевалось бы над ней и где ей бы не пришлось сомневаться в собственной вере.

Виктория прокручивает это у себя в голове и ощущает неприятную горечь, будто она своим появлением все разрушила. Отняла у хорошего человека шанс на лучшее будущее и эгоистично удерживала возле себя. Она бы не стала ничего менять. Не пожелала бы. Потому что ее жизнь стала ярче с появлением подруги. Ее жизнь стала менее одинокой и серой. А Кристен наивная. Не понимает, что Пурит она нужна сильнее, чем та ей. Темо сможет без нее, и более того, проблем у нее будет меньше, а вот Виктория останется одна, в окружении людей, которых интересует не она сама, а то, что она может им дать.

Беатрис. Может, она стала мразью из-за вседозволенности? По причине того, что никто не мог одернуть ее, потому что у нее была жертва, до которой было дело только одному человеку. «Нет, чушь, – качает головой девушка. – Она родилась редкостной стервой, а не стала ею из-за каких-то обстоятельств». Тем не менее доля истины в этих рассуждениях есть.

Репутация Беатрис строится на ее пассивной агрессии, но… кого бы она задирала, не будь Темо? Своих одноклассников? Вовсе нет. Она не дура, хотя в последнем Виктория начинает сомневаться. Уж слишком очевидно глупым был последний ее поступок. Подтасовать результаты, чтобы стать королевой, и ради чего? Неужели Беатрис действительно верила, что все с этим согласятся? Что она смирится? Бьен, должно быть, совсем с ума сошла, если даже отчасти так считала. Но было неожиданно приятно узнать, что все в школе выбрали королевой ее. Они выкрикивали ее имя дюжину раз, и это был восхитительный момент. Корона принадлежала ей по праву рождения. Отец и мать были королем и королевой бала, а до них ими были ее дедушка и бабушка. Пурит – это не просто фамилия, это статус, которого надо придерживаться с детства.

И, само собой, она разозлилась, когда не услышала свое имя, но устраивать скандал при всех посчитала излишним. Поэтому они с Бьен болтали наедине, без лишних зрителей. Виктория, не отличаясь терпением и покладистостью, перешла к ругательствам, как только вышла из зала. Ей тоже, в свою очередь, пришлось выслушать от Беатрис массу язвительных комментариев, половину из которых она не понимала, но осознавала, что ее оскорбили. Среди этой тонны сарказма отчетливо звучало обвинение: «Well, this is your victory. I wouldn’t call it a good nest egg, but I think you are bad egg»[23] И что ж, возможно, этого не следовало делать, но она ударила наглую суку по ее нахальной роже, испытывая при этом ни с чем не сравнимое удовольствие. Удар получился достаточно сильным, но мразь даже не дернулась, отчего возникло желание приложить ее головой об стену, чтобы аж искры из глаз посыпались и ехидная улыбка с лица стерлась, но это было бы чересчур.

Надо признать, претензия у Бьен была обоснованной, хоть и недоказуемой. Они потеряли несколько потенциальных инвесторов, и, естественно, Беатрис винила в этом Викторию. И она была права. Пурит заплатила нескольким людям за отказ от сотрудничества. Пусть и с молчаливого одобрения отца, но она сделала это, отомстив за пощечину, которую та отвесила ее подруге. Чувствовала ли она свою вину? Нет. Бесспорно, было нечестно сводить личные счеты таким образом, но разве обижать Кристен честно? Справедливо? Так что они заслужили.

Однако после выходных по пути в школу Викторию не отпускало чувство беспокойства. Она пыталась убедить себя, что все это разыгравшееся воображение, когда каждый встреченный школьник улыбался ей, поднимая руку в приветственном жесте, но безуспешно. Все смотрели на нее с восторгом, будто она являлась их кумиром. Популярная и до этого, она словно стала еще куда более обожаемой, чем раньше. Несколько раз приходилось останавливаться, чтобы обсудить прическу, одобрить или, наоборот, раскритиковать чью-то одежду и дать совет. Многим неожиданно стало интересно ее мнение на той или иной счет.

Как оказалось, чутье вопило не случайно, и интуиция ее не подвела. Идя по коридору, Виктория неожиданно услышала шум в одном кабинете и прошла бы мимо, поскольку ее урок находился в другой части школы, но, услышав знакомый голос, она развернулась и подошла ближе. Она приоткрыла дверь, чтобы убедиться, что ей не почудилось.

Спиной к ней стояли три девушки, окружив Кристен. Они даже не потрудились запереться или хотя бы плотно закрыть за собой дверь, настолько беспечными или самоуверенными были они в своем желании… сделать что? Пурит нахмурилась, занимая наблюдательную позицию, чтобы узнать, чего они хотят от ее подруги.

– Что же в тебе такого, Темо? – спрашивает одна, и Виктория узнает ее. Алексис. Иногда у них были занятия по политологии вместе. – Ни таланта, ни внешности.

– Обычная девчонка, – протягивает вторая, и, кажется, ее зовут Мелани, а может, Маргарет, она никогда не интересовалась ее именем. – Не понимаю, что Пурит в тебя нашла.

– Никакая ты не особенная, – вторит им третья, чье имя Виктория не может вспомнить даже примерно, но непременно узнает потом. – Дворняжка, которая находится тут по милости своей хозяйки.

– Да, я обычная, как и большинство людей на этой планете, – парирует Кристен, опустив подбородок. – И, мне кажется, наша дружба с Вики – это не ваше дело.

– Тебе кажется, – смеется Алексис, запрокинув голову, и прядь красных волос выбивается из ее прически. – Это наше дело, когда всякие отбросы якшаются с приличными людьми, когда учатся не в своей убогой школе для бедных и смеют открывать рот. Ты слишком дерзкая, солнышко, и тебя нужно проучить.

Она толкает ее к двум другим девушкам, которые расступаются, позволяя Кристен упасть на пол. Они ухмыляются, будто все происходящее является чем-то очень смешным. Мирта подходит к подоконнику, берет стаканчик с какой-то жидкостью и выливает его на сидящую на полу Темо. Виктория сжимает руки в кулаки, но сдерживает свой порыв вмешаться. Она видит, как кофейный напиток стекает по светлым волосам Кристен и капли падают на ее белую рубашку, образуя ужасное и несмываемое пятно.

– Теперь ты выглядишь лучше, – хохочут они, пока Пурит давит жгучее желание разбить им носы, а третья продолжает: – Достойно звания убогой нищенки, которой ты и являешься.

– Отчего же с тобой так носятся? – задумчиво спрашивает Алексис, хватая Кристен за подбородок и пристально вглядываясь. – Свет на тебе, что ли, клином сошелся?

– На помойке он родился, – напевает Меган, очевидно вспомнив какую-то идиотскую песню, и все считают это уморительной шуткой, поскольку хохочут как в последний раз. – Беатрис, Виктория, теперь еще Кларисса. Может, ты шлюха отменная?

Как они смеют называть ее так? И это Кристен? Светлую, добрую девочку, которая даже не целовалась ни разу в своей жизни? Этого ребенка, который мультики смотрит и обожает Гарри Поттера? Пурит разрывается между желанием зайти и заставить этих мразей жалеть о сказанном и желанием посмотреть, что будет дальше. В итоге она решает еще немного понаблюдать.

– Брось, – усмехается Алексис и продолжает: – Такая чмошница даже в виде подстилки не смотрится. Уж слишком жалкая и уродливая.

– Хватит! – произносит Кристен тихо, но твердо. Она успела подняться, хотя ноги ее немного дрожат то ли от страха, то ли от сдерживаемой обиды. – Я не сделала вам ничего плохого.

– Какая дура. Она еще смеет открывать рот и спорить с нами, – протягивает третья девушка и неожиданно ударяет Темо в скулу, отчего та отшатывается, но не падает. Остальные снова окружают ее. – Знай свое место, собачонка. Оно среди твоих родителей-нищебродов.

– Да, и, чтобы ты об этом не забывала, мы приготовили подарок.

С этими словами Молли подходит к сумке, лежавшей на одном из столов, и достает оттуда несколько яиц.

Виктория напрягается, понимая, что она достала их явно не для того, чтобы начать жонглировать или готовить омлет, но все происходит так быстро, что она не успевает отреагировать. Она застыла на месте не в силах пошевелиться. Девушки меж тем разбили яйца о голову Кристен и еще размазали ей их по лицу и волосам. Но будто этого было мало, третья девушка сделала несколько снимков.

– Так ты и должна выглядеть, – сардонически усмехается Алексис, рассматривая результат их «трудов». – А фото мы разошлем по школе и, возможно, городу. Страна должна знать своих уродов.

– Правильно, Хоггорм![24] – одобрительно восклицает Мэдди. – Пусть это чувырло предстанет в истинном обличии.

– У меня, может, и нет столько денег, сколько у вас, но это не делает меня хуже, – бормочет Кристен, поднимая голову.

На ее рубашке пятно, волосы чуть слиплись из-за напитка и яичной массы, местами в них осталась скорлупа, которую девушка не убрала, и у нее уже покраснела щека после удара, но она стоит так, словно ничего не произошло. На ее лице играет легкая улыбка, когда она начинает говорить о подруге, о том, что дружба – это нечто большее, чем они трое способны понять. В ее голосе воодушевление и вера. Это вызывает восхищение. Однако от ее следующих слов Пурит становится стыдно.

– И я буду в этой школе, потому что Вики хочет, чтобы я была здесь.

Конечно, все из-за нее. Виктория чувствует себя настоящей сволочью в этот момент, отчетливо осознавая, что поступает вовсе не по-дружески. Врет о многих вещах в своей жизни, часто уходит, оставляя Кристен одну, угрожает ее сестре. И сейчас стоит, не вмешиваясь, чтобы услышать, что скажут девушки. Да уж, отличная подруга, столько времени наблюдала, как унижают Кристен, еще бы попкорн прихватила для полного комплекта. Хотела узнать, что дальше будет? Молодец, подождала бы еще немного – может быть, они бы ее избили ногами или позвали парней, чтобы… Нет, об этом лучше не думать. Виктория токсичная. Не отношением, а своим существованием. Она отравляет своей подруге жизнь, но это еще одна вещь, которую той знать не следует.

– И что здесь происходит? – интересуется Виктория, заходя в кабинет и привлекая внимание присутствующих. – Вы себя бессмертными почувствовали?

Девушки напряженно переглядываются, явно испугавшись ее появления. Она подходит к ним, останавливается в нескольких шагах и складывает руки на груди. Как ей хотелось убить их в этот момент.

– А мы тут с Темо поболтать решили, – нервно врет Мередит. Она старается выглядеть непринужденно, но руки ее подрагивают. – Дружеская беседа.

– О, то есть это теперь так называется? – вскидывает бровь Пурит, сдерживая злость, она трет переносицу. – Хорошо.

Она подходит ближе и хватает обидчицу за волосы, чуть оттягивая назад.

– Давай поболтаем, – шипит Виктория, намеренно причиняя боль.

У нее было острое желание ударить ее о стену, несколько раз, за каждое слово, сказанное в адрес Кристен, но, к сожалению, этого нельзя было делать. Отец будет крайне недоволен. Хоть он и сможет замять это дело, но зачем создавать лишние проблемы?

– Отпусти ее, – велит Алексис, пытаясь казаться уверенной, но Пурит слышит, как ее голос срывается. – Или у тебя будут неприятности.

– От тебя, что ли?

Виктория отталкивает девушку от себя, демонстративно вытирая руки, будто успела испачкаться, бросает взгляд на подругу, которая неловко мнется позади девушек, и с усмешкой протягивает:

– Дорогуша, ты, кажется, забыла, кто я. Мне не нужны деньги моего отца, чтобы превратить ваши жизни в ад, но я могу подумать над тем, чтобы ими воспользоваться.

Троица снова переглядывается, осознавая происходящее. Конечно, связываться с ней не то же самое, что унижать Кристен в пустом кабинете. Наверняка они уже мысленно представили «великолепные» перспективы, не только свои, но и родителей. Тем более пример с Бьен был довольно ярким и его еще иногда обсуждали. Никому не хотелось бы оказаться на их месте.

– Что ты хочешь? – вздыхает Алексис. В ее взгляде ярость пополам с обреченностью.

– Вы не особенные, нищенки, – с мстительной издевкой произносит Виктория, ощущая в этот момент превосходство над ними. Кто они по сравнению с ней? Повелительным тоном она добавляет: – Достаточно извиниться, удалить фотографии и дать деньги на новую рубашку.

– Мы не нищенки! – возмущается третья девушка, с короткими рыжими волосами. – И не обязаны покупать твоей болонке одежду.

– Ты будешь нищенкой, как и твоя родня, если сейчас же не закроешь рот, – говорит ей Пурит без прежнего самодовольства. Это обещание. Серьезное и вполне выполнимое. – И вы сделаете то, что я сказала. Вы испортили, и вы возместите ущерб. Иначе будете побираться по помойкам в поисках еды. Можешь проверить, способна ли я на это.

С явным недовольством они просят прощения. Они швыряют по сотне евро на новую рубашку. И после кивка Кристен Виктория милостиво разрешает им удалиться. Злые, но совершенно бессильные, они уходят, напоследок громко хлопнув дверью, даже не подозревая, как им повезло. Все могло закончиться куда печальнее для них, чем пустые слова, в искренность которых, кажется, не верила даже Темо. Только вот им самим, вероятно, казалось ужасно унизительным извиняться перед «собачкой». Как же. Им ведь по статусу не положено, да только кто их спрашивал? Пусть скажут спасибо и проваливают. Пурит как-нибудь потом придумает, как им отомстить, сейчас ей не до этого.

Виктория снимает свою клетчатую рубашку, накинутую поверх черной футболки, и с натянутой улыбкой протягивает ее подруге. Не будет же она ходить в нынешней, испорченной одежде? Тем более это меньшее, что Пурит может для нее сделать. Все это произошло по ее вине. Виктория не способна всегда быть рядом, чтобы защитить Темо, но и без нее никак. Почему все так сложно? Отчего эти трое ни с того ни с сего напали на Кристен? Из зависти? У них есть все, о чем только можно мечтать. Зачем им придираться к Темо? К светлой, доброй девушке, которая никогда никого не трогает. Самоутверждение? В этом случае они бы унизили ее прилюдно. Раньше ведь такого не случалось. Что поменялось теперь? Ответ приходит внезапно: Бьен.

Виктория мысленно хлопает себя по лбу. И как она сразу не догадалась? Беатрис в последнее время вела себя тихо, не цеплялась к Кристен, не ухмылялась. Пурит решила, что это от пережитого на балу, но что, если она не была огорчена? Это ведь Бьен, которая легко притворялась и всегда была на шаг впереди; такой человек не мог не предвидеть подобный исход, а значит, все было спланировано. И кто был с Кристен? Ее чертова сестра. Где одна стерва, там и вторая. Беатрис не стала трогать Темо, потому что знала, что это непременно сделает кто-то другой. А она-то, дура, гадала, зачем ей нужно было устраивать это представление. Затем, чтобы Виктория возгордилась и в итоге снова оказалась на втором месте.

Все, чего хотелось сейчас, это спокойствия. Надо брать себя в руки. Она Виктория Пурит. Самая популярная девчонка в школе. Признанная публично, абсолютно всеми, и это она вторая? Глупости какие лезут в голову. Распустила нюни, как десятилетняя размазня. Что с того, что она не распознала план Беатрис? Кто знает, может, эта сука вообще ведьма с даром предвидения. Она бы не удивилась, узнав, что Бьен проводит ритуалы и приносит в жертву девственниц и младенцев. В конце концов, главное, что Виктория вообще догадалась, что же до остального, то разве она не способна взять свою жизнь под контроль? Отец не так ее воспитывал. Если она не может справиться с мелкими жизненными неурядицами и выдержать испытания, то как собирается руководить целой корпорацией? Ну нет. Пуриты не сдаются.

Виктория поправляет футболку, засовывает руки в карманы джинсов и уверенно улыбается подруге в ее клетчатой рубашке, которая висит на ней, как на вешалке. Они выходят из кабинета, и Пурит мысленно убеждает себя: «Все хорошо, все наладится. У меня все получится. Пока ты жив, все возможно».

Им с Кристен пришлось задержаться в школе. Они убрали скорлупу и отмыли большую часть ее волос. Только после этого они попрощались и разошлись по домам. Им пришлось потратить минимум полтора часа на то, чтобы привести Темо в порядок. Какое счастье, что эта троица принесла яйца, а не клей или, не дай бог, кислоту. С таких идиоток сталось бы.

Виктория входит в особняк, вздыхает, закрывает за собой дверь и поднимается в свою комнату. Она надеется побыть в одиночестве, послушать музыку и поразмыслить о происходящем. Может, она поступает неправильно? Или ей, наоборот, стоит расслабиться и жить сегодняшнем днем? Жаль, никто не в силах ей помочь. Никто не даст ей совет, как лучше поступить. Порой тяжело держать все внутри себя, не имея возможности дать эмоциям выход, а голоса в голове все кричат. Они преследуют, словно беспризорное привидение, и нашептывают: «Это твоя вина, твоя, ничья больше, это все из-за тебя. Ты приносишь несчастья. Ты разрушаешь все, к чему притрагиваешься. Ты токсичная эгоистка». Что она делает со своей жизнью? Да, и заслужила ли она свободу, не приложив усилий? В этом мире нужно добиваться всего, покоя в том числе.

Девушка так погрузилась в свои размышления, что не сразу заметила появление отца. Он вежливо постукивал по уже открытой двери, тем самым пытаясь привлечь ее внимание. Удивительная учтивость с его стороны. Либо все хорошо, либо очень плохо, если он столь сдержан.

– Виктория, – здоровается он, поправляя серый твидовый пиджак. – До меня дошли сведения о сегодняшнем инциденте.

– Я все урегулировала, – недовольно бурчит она. Не хватало еще, чтобы отец ее отчитывал. – Этого больше не повторится.

– Повторится. Я предупреждал тебя, что от этой девчонки будут проблемы. – Мужчина хмурится, двумя пальцами трет переносицу и явно сдерживает злость. – Когда конфликты были с Бьен, я закрывал глаза, но теперь что? Сразу трое. Это в твоем понимании контроль? Ты не справляешься.

– Отец, я обсудила все…

– Ты запугала их, – перебивает он, не желая слушать. – Ты даже не попыталась с ними договориться. Не попыталась выстроить диалог. Я тебя этому не учил.

– Это не так! – возмущается девушка. В конце концов, как она должна была поступить? Выразить им благодарность? Предложить им всем выпить кофе в знак дружбы? – Лишь заставила их извиниться.

– Виктория, никто не будет воспринимать всерьез человека, который не ведет переговоры, а сразу переходит к оскорблениям, рукоприкладству и угрозам. Разве я никогда не объяснял тебе этого?