Primavera

Он говорит размеренно, но в его голосе заметно разочарование. В ней. Будто все его надежды и мечты о будущем неожиданно рухнули.

– Но отец…

– Мы с тобой уже беседовали на тему твоей подружки. Ты попросила, и я уступил, пошел на поводу твоей прихоти. Все-таки все мы были молодыми, считая, что дружбу и любовь можно совместить с бизнесом. Однако ты продолжаешь меня позорить и ведешь себя как несдержанная пигалица. Я говорил тебе, что ей не место в этой школе, и я предупреждал, видит Бог, что я пытался вразумить тебя не один раз, но ты на редкость упряма, а мне надоело решать твои проблемы. Поэтому я принял решение, исходя из сложившейся ситуации: твоя подружка перейдет учиться в другую школу. Может, без нее ты наконец повзрослеешь.

Виктория сидела ошеломленная услышанным. Она чувствовала ярость, но в то же время понимала, что отец сказал ей правду. Она не справлялась, не могла помочь Кристен, не контролировала свои эмоции. Голоса кричали в ее голове: «Он прав, ты хреновая подруга и такая же ужасная дочь. Ты позор семьи Пурит, поступи правильно, хоть раз в жизни». Но что она будет делать без нее? Снова эти фальшивые улыбки и куча лицемеров вокруг? Одиночество в толпе? Жить без искреннего смеха, не танцевать на улице вдвоем, не есть всякую дешевую дрянь? Отказаться от всего, к чему успела привыкнуть? Это справедливо? Почему она должна лишиться того, с кем ей комфортно? Почему она должна отказаться от той, кто делает ее счастливой, и остаться одной? «Потому что ты делаешь только хуже», – звучит противный голос в голове. И она делает выбор.

– Ты прав. – Виктория прикусывает губу, тихо произнося такие горькие слова. – Это было ошибкой, отец. Ей будет лучше в другой школе. Но у меня есть условие.

– Какое? – с любопытством спрашивает он, наклоняясь вперед. Она редко соглашается с ним, чаще всего споря или устраивая истерики, чтобы добиться своего.

– Я хочу, чтобы у нее было будущее, – говорит девушка. Она уже разрушила настоящее. – Оплати ей учебу в хорошем колледже. Взамен я перестану с ней общаться, вычеркну из своей жизни, будто ее никогда не существовало, и стану наследницей, которой ты мог бы гордиться. Обещаю.

– Ты не вправе просить у меня чего-то подобного, Виктория. Не после всех твоих ошибок, чудом сохранивших нам репутацию. Но если это действительно навсегда избавит нас от нее, от малейшего упоминания о ней, то я готов открыть на ее имя счет с определенной суммой, – задумчиво потирая подбородок, протягивает мужчина. Он складывает руки на груди и продолжает, конечно выставляя свои условия: – Однако мне недостаточно одного твоего обещания. Ты откажешься от нее публично. Признаешь, что все это был подростковый максимализм, мои агенты подготовят соответствующую речь, найдешь новую компанию, подходящую твоему статусу, и скажешь, что Темо никогда не была твоей подругой. Убедишь окружающих, что она ничего для тебя не значит.

– Но это неправда! – возмущается девушка. Кристен всегда имела для нее значение, с того момента, как они встретились, а за столько лет она стала кем-то особенным. Как он смеет требовать от нее такое?

– Мы заключаем сделку, и это мои условия. Тебе давно пора понять, что в жизни не все так просто. Иногда нужно чем-то жертвовать, и да, Виктория, врать. К тому же ей это пойдет на пользу. Так ты убережешь ее от лишнего внимания и опасности. Не забывай, что кто-нибудь может воспользоваться твоей привязанностью и добраться до тебя через нее.

Отец встает, поправляет пиджак и направляется к выходу. Он выглядит довольным беседой. Он останавливается у самой двери, поворачивается к ней и добавляет:

– Однажды ты скажешь мне спасибо. Вики, поверь, я люблю тебя, но эта дружба погубила бы вас обеих. Можете видеться чаще, пока есть время. После экзаменов ты попрощаешься с ней и дашь интервью.

Он уходит, а Виктория слышит, как внутри нее что-то разбивается и с грохотом летит вниз, рассыпаясь на тысячи осколков. Она обнимает подушку и с удивлением обнаруживает, что по ее щекам стекают… нет, бегут слезы. Это был бескорыстный поступок, но почему ей так тяжело? Отец сдержит обещание, Кристен получит билет в светлое будущее, и ей будет лучше без Пурит в ее жизни. Но при одной лишь мысли о том, что через два месяца все закончится, у Виктории сжимается сердце. Наверное, впервые в своей жизни она думала не о себе, когда принимала решение, однако чувство гордости она не испытывала. Виктория знала, что поступила правильно, но она чувствовала невообразимую боль, словно в один момент часть ее жизни разрушилась. А голоса в голове перестали кричать.

Глава 14. Кларисса Роуз Бьен

Вы когда-нибудь задумывались, насколько цинично и лицемерно наше общество? Как оно судит каждого, но никогда не отвечает за себя? Как громко оно осуждает ваши взгляды, одежду, поступки, при этом совершенно ничего о вас не зная. Самое страшное, что людям этого достаточно. Хватит вашего имени. Вы можете быть самым прекрасным человеком на свете, и этого никто не узнает. Ведь как мишень для сплетен вы намного предпочтительнее.

Кому нужен ваш богатый внутренний мир? Вы серьезно рассчитывали на снисхождение, понимание и принятие? Большинство постарается осудить вас при первой возможности. Когда у вас все хорошо, они улыбнутся, столь дружелюбно и ярко, что вы не заметите подвоха. Они скажут, что нет лучше и достойнее человека, чем вы, но когда совершите ошибку, уверяю, все эти «добрые» личности непременно вспомнят все ваши оговорки или неловкие моменты, а некоторые еще и сочинят то, чего не было. Не дай боже вам когда-нибудь попасть в беду, потому что вы, имеющий приятелей, вмиг станете одиноким, а все вдруг окажутся ужасно занятыми, еще и вас эгоистом назовут, потому что «как вы посмели иметь проблемы», ведь вы не такой же, равный им человек, а робот. Запомните: вы достояние общественности, у вас нет ни выбора, ни собственного мнения, и никаких неприятностей у вас быть не должно. Вы обязаны быть со всеми милым и доброжелательным и всегда соглашаться, вот тогда, возможно, вас сочтут приемлемым.

Люди легко вешают ярлыки на других, так естественно, словно осуждать – это нормально, но если вы спросите меня, то это не так. И вам нужно следить за своей жизнью, позволив окружающим творить то, что они хотят. Над некоторыми общество довлеет даже больше.

Кларисса не имела друзей, никто не хотел общаться с той «странной семейкой», а если появлялись дети, которым было плевать на ее фамилию, то вскоре они узнавали о существовании Беатрис и о том, каким «чудесным» человеком она являлась. Все они ждали того момента, когда Клэр оступится и станет такой же. Они шепчутся за спиной, косятся на переменах, и на их губах блуждает усмешка. Им все равно, кем она является, они не ждут от нее ничего хорошего. У Клариссы плохая репутация по праву рождения, и никакое чудо не сможет изменить это в глазах людей. И если она совершит ошибку, то наверняка услышит: «Чего вы ожидали, она же Бьен». Бьен, будто фамилия – это приговор. Будто она не может быть хорошим человеком. Словно не личность с собственным характером, а копия своей семьи.

В отличие от Беатрис, ей хотелось дружить, смеяться вместе с ребятами, быть кем-то. Какое-то время она даже желала стать доброжелательной и самоотверженной, чтобы окружающие осознали, как ошибались на ее счет, но… это было бессмысленно. Никто не дал ей даже шанса. Во всех ее действиях и словах они искали скрытый смысл или подтекст. «Эгоистка», – говорили ей. Кларисса пыталась помогать людям, но в ответ получала пренебрежительное: «Ты делаешь это для себя, чтобы почувствовать себя лучше». И тогда она смирилась и бросила эти попытки.

Мы становимся привычными к отношению других. От безразличия и непринятия еще никто не добрел, напротив, душа таких черствела, а сами они либо становились жадными до внимания, либо, наоборот, закрывались, не желая контактировать с обществом, которое выбросило их, как ненужный мусор, будто они никогда ничего не значили. В любом из этих и иных вариантов человек принимает реалии и считает подобное нормой. Живет с навязанными комплексами и по созданному сценарию, существует с травмами и отклонениями. Ничто не разрушает нас лучше, чем люди.

Кларисса начала заботиться о себе. У нее получалось скрывать свои эмоции, мириться с совестью и думать лишь о личной выгоде. Единственный человек, который заговорил с ней, несмотря на то что имел полное основание не доверять, – это Кристен Темо. Глупое, наивное создание, но за столько лет лишь она не осудила ее, не оскорбила ее из-за Беатрис, а осталась рядом с ней на балу и общалась так, будто это было нечто естественное. Клариссе даже немного жаль, что пришлось ее подставить. Она этого не заслуживала, но все мы люди, и, как известно, все мы лицемеры.

От наказания Клариссу эта предусмотрительность не спасла, однако все могло быть гораздо хуже, если бы она не повесила вину на Кристен. Отец нагрузил ее работой по самый край: перепроверить данные в отчетах, чтобы указанные цифры сошлись. У нее практически не осталось времени на себя, поскольку результаты проверки должны были быть готовы в срок, и она сидела до самой ночи, пока Беатрис сладко спала в своей постели, смотря десятый сон. Во всяком случае, отец не оскорбил ее, не ударил и даже не лишил карманных денег, как это обычно бывало. Он просто загрузил ее работой, так что она не успевала думать о происходящем вокруг и в итоге выпала из жизни на целую неделю.

Когда Клэр вернулась в школу, то заметила всеобщее оживление. Практически каждый восхвалял Пурит. Она поднялась на недостижимую до этого вершину популярности, и почти все подходили к ней поболтать, хвастались знакомством с ней и клялись, что они скоро станут друзьями. Она стала местной знаменитостью, то ли из-за того, что была выбрана столь нестандартным способом, то ли оттого, что они сами за нее проголосовали и теперь демонстрировали восхищение, которого ранее не наблюдалось.

Но насколько все почитали Пурит, настолько же презирали и смеялись над Бьен, в большей степени над Беатрис. Некоторые были достаточно смелыми, чтобы говорить ей об этом в лицо. Удивительно, что та только поднимала голову, рассеяно разглядывала человека, а потом лениво усмехалась, редко давая ответ. Она витала в каких-то своих мыслях. Беатрис была задумчивой, часто машинально прикусывала губу или наматывала локон на палец, сидела возле окна в полной тишине, не обращая ни на что внимание. И это пугало. Кларисса подозревала, что она замыслила нечто недоброе и вскоре отомстит Виктории и ее подруге.

Они с Беатрис идут по коридору. Некоторые имеют наглость провожать их насмешливыми взглядами. Молчаливое осуждение. С чего бы ни начинался разговор, он всегда сводился к балу. Каково было удивление Клариссы, когда, завернув в пустую, как казалось, часть школы, они заметили одиноко стоящую Темо, слушающую музыку в наушниках.

В последнее время Пурит ни на шаг не отходила от своей подруги – после инцидента, устроенного тремя девчонками. Более того, по слухам, она попросила Маркоса поболтать с парнями, чтобы те даже не дышали в сторону Кристен. Ее опасения были здравыми, поскольку далеко не все считали, что эта девчонка не стоит их внимания, напротив, имелись ублюдки, которым нравилась идея, что они могут безнаказанно поиздеваться над той, кто не способен дать им отпор. Неизвестно, что именно сделал Северочез, однако он явно перестарался, поскольку мужское население восприняло фразу «не дышать в ее сторону» буквально. Они шарахались от Кристен, словно та была заразной, и лишний раз не поднимали на нее глаз. Вот только оставались девушки, которые молчали лишь в присутствии самой Виктории, а стоило ей хоть на секунду отойти, то сразу же смотрели презрительно и шептали гадости; а уж если им дать больше времени… Пурит старалась держаться поближе к подруге, чем крайне раздражала некоторых учащихся, оттого желание достать Темо увеличивалось в геометрической прогрессии. Неужели Виктория расслабилась? Прошла всего неделя, не может же она быть настолько беспечной? Или ее терпения хватило лишь на семь дней? Тогда остается посочувствовать бедной девочке, которую точно кто-нибудь убьет в этой школе. Кларисса прекрасно понимала, к чему могут привести агрессия окружающих и их неумение останавливаться вовремя.

Но проблема была в том, что Беатрис тоже заметила Кристен. «Господи, у нее рефлекс, что ли? Вижу Темо – привет, проблемы?» – взвыла внутри Кларисса. Сейчас начнется очередная разборка. Все было хорошо, пока Беатрис не обращала ни на кого внимания. Почему она внезапно очнулась, да еще именно в тот момент, когда эта девчонка в коридоре одна? Совпадение? Или очередной «гениальный» план? В любом случае это явная карма какая-то для нее самой, потому что еще одну неделю с кучей бумаг и отчетов она точно не переживет.

– Темо, – доброжелательным тоном поприветствовала Беатрис и приблизилась к ней. – Как твои дела?

– Все нормально, – пробормотала Кристен. Она вынула наушники и отключила музыку на экране смартфона. Она смотрит настороженно, явно не ожидая чего-то хорошего. – Тебе что-то нужно?

– Решила справиться о твоем здоровье, – дружелюбно ответила Беатрис и развела руками. – Слышала о том, что какие-то девушки тебя унижали. Сожалею.

«Сожалеет, как же. Скорее уж ей жаль, что она лично этого не видела, а фотки заставила удалить Пурит. Экая досада, должно быть, не увидеть Темо в яйцах и скорлупе», – мысленно съязвила Кларисса. Может, это и вовсе было спланировано? И нападение, и эта встреча? С этой чокнутой сталось бы устроить подобное.

– Спасибо, – неловко пробурчала Темо, явно чувствуя себя не в своей тарелке. – Это все?

– А где же наша Диана Де Пуатье?[25] Неужто оставила тебя одну? – спросила Беатрис с притворным сочувствием, в котором отчетливо слышались ехидные нотки. – Или у нее снова нет на тебя времени?

– Она скоро придет, – ответила Кристен. – Так что тебе лучше уйти.

Кларисса удивилась этой оговорке, которую, кажется, заметила только она одна. Она сказала «тебе», а не «вам». На краю сознания заворочалась потревоженная совесть, заворчав угрюмо: «А ты ее подставила», – и девушке стало немного стыдно от осознания, что она поступила подло. Она незаметно поежилась, но тут же успокоила себя: «Так было нужно». Она убеждала себя, что поступила правильно и что ей пришлось пожертвовать моралью. Совесть, тихо вздохнув, умерла внутри нее, оставив после себя лишь остатки сомнений.

– Уже спешит на помощь? – почти ласково поинтересовалась Беатрис, только глаза ее остались холодными, безразличными, словно и без души вовсе, – Да уж. В вашей команде ты явно Лоис Лейн[26], вечно вляпываешься в неприятности, а потом ждешь, когда Stupidgirl[27] спасет тебя. При всем при этом ты умудряешься болтать о свете своей души. Удобная вера. Тоже так хочу. Сперва пафосно уверять окружающих в надежде и чистых помыслах, а потом прятаться за чужую спину, не неся никакой ответственности.

– Это неправда! – воскликнула Кристен. – Я не отвечаю злом на зло исходя из понимания того, что это неправильно, а не из страха или нежелания держать ответ. Я не собираюсь опускаться до уровня тех, кто способен лишь оскорблять других.

– Опускаться, – на удивление безмятежно повторила Беатрис. Кларисса покосилась на нее с недоумением. Что в этом слове такого? Она уже хотела поинтересоваться, но не успела, поскольку та продолжила: – Каждый раз все твои проблемы решает Виктория. А кто ты без нее?

– Человек. Возможно, даже лучший, чем ты.

Со стороны Темо это было смело, но весьма опрометчиво. Сильно же ее довели, раз она не боится быть избитой.

– И ты, видимо, в это веришь, – сквозь смех выдавила из себя Беатрис. Видимо, ответ ее и впрямь развеселил, поскольку смех на сей раз был не наигранным. – Думай так дальше, дорогуша, но однажды ты столкнешься с правдой.

– Какой еще правдой? – возмутилась Кристен. – Что ты несешь вообще?

– Истину и просвещение, – проникновенно поделилась Беатрис и холодно добавила: – Твоя подруга не всегда рядом, чтобы защитить тебя. Смотри, чтобы не стало слишком поздно.

И тон ее был настолько ледяным, что Клэр ощутимо вздрогнула. Было что-то жуткое в ее словах, словно обещание какого-то маньяка.

– Она всегда приходит вовремя, – пожала плечами Темо, кажется не заметив, насколько пугающей была девушка напротив нее.

– Ты так думаешь? – усмехнулась Беатрис и, покачав головой, с улыбкой добавила: – Святая простота… Я могла бы убить тебя прямо в этом коридоре, знаешь? Впечатать в эти прелестные шкафчики и душить, пока твое лицо не посинеет и ты не начнешь задыхаться, судорожно хватаясь за утекающую из твоего тела жизнь, а я бы только наблюдала за твоей предсмертной агонией. Несколько минут. Никто бы не успел тебе помочь.

Все это время Кларисса стояла, не в силах пошевелиться, и наблюдала за происходящим. Беатрис говорила все это равнодушным тоном, с безумной, совершенно ненормальной улыбкой, неестественной и оттого еще более жуткой. Чувствовала ли она хоть что-то в этот момент? Кларисса знала, что Беатрис поехавшая, но чтобы настолько?! Угрожать убить в школьном коридоре, когда в любое время может явиться Пурит? У нее вообще существуют какие-либо границы дозволенного? Опасения? Или она мнит себя героиней книги, где автор отводит все проблемы? Психопатка. Отец серьезно собирается сделать ее главой компании? Да она же всех несогласных перестреляет или придушит, учитывая сказанное. Нормальные люди не говорят о чьей-то смерти с таким будничным безразличием, словно ведут разговор о погоде или обсуждают забавные новости. Нормальные люди не ходят с нарисованным оскалом, словно заимствованным у поехавшего маньяка. И нормальные люди уж точно не сообщают человеку о том, что могут его убить. Будет ли странно, если Кларисса воскликнет: «Я знала, что ты сумасшедшая! Уже много лет знала – и была права!»

– Твоя подруга так же смертна, как и ты, – ледяным тоном подметила Беатрис. – Тебе не место в этой школе, и однажды ты поблагодаришь меня за то, что я делаю, потому что я единственная, кто говорит тебе правду. Ты никчемна. У тебя есть только святая уверенность в том, что ты «выше» прочих, что ты такая вся чистая, непорочная и благородная. Знаешь, кто ты без своей подружки? Девчонка, считающая, что она ангел в стане дьявола. Как ты только молиться на себя не начала? Хотя, может, за тебя это делает Виктория? Кстати, можешь передать ей привет.

Темо кивает в ответ, отрешенно, будто находится совсем в другом мире. Она молчит и смотрит в пол, явно напуганная и шокированная тем, что ей наговорила эта психованная стерва. Кристен ничуть не похожа на ту девушку, с которой Кларисса танцевала на балу.

Клэр стало ее жаль, и внутри даже обеспокоенно шевельнулось сострадание, давно забытое и отвергнутое. Оно шептало: «Скажи ей что-нибудь, обними – посмотри, как ей плохо», – но собственный эгоизм снова одержал победу. Она благоразумно промолчала, ни на миллиметр не сдвинувшись с места. Зачем ей неприятности? Темо есть кому помочь.