Таблетка от ревности

Я сажусь на свой мотоцикл, надеваю шлем и выезжаю на улицу. Как только выруливаю на трассу, открываю газ на полную. Скорость, ветер, рев мотора – лучший способ выпустить пар. Город превращается в размытые огни, и я позволяю адреналину вытеснить злость.

Через полчаса такой гонки с самим собой я наконец успокаиваюсь и возвращаюсь домой. Ставлю мотоцикл на подземной парковые и поднимаюсь в квартиру.

Руки сами тянутся к телефону. Нужно услышать ее голос, пусть даже на минуту. Объяснить, что завтра я тоже не смогу встретиться. Нажимаю на вызов, не давая себе времени передумать.

Она отвечает после третьего гудка.

– Тайлер? – ее голос срывается на моём имени, словно она… плачет?

– Ника? Что случилось? Ты плачешь? – я сразу напрягаюсь, все мои защитные барьеры рушатся.

– Нет… то есть, да, – она шмыгает носом. – Извини, просто день выдался ужасный.

– Рассказывай, – я сажусь на диван, забыв о своей усталости.

– Это Луна, моя кошка, – ее голос срывается. – Она… она проглотила какую-то игрушку, и ей нужна срочная операция. Ветеринар сказал, что без нее она может… может умереть.

Я слышу, как она пытается сдержать рыдания, и мое сердце сжимается.

– Луна – это самое дорогое, что у меня есть, – продолжает она. – Мы с ней уже шесть лет вместе, она была со мной в самые тяжелые моменты.

– Я понимаю, – говорю я мягко. – Сколько стоит операция?

– Пять тысяч долларов, – отвечает она тихо. – У меня есть страховка, но она покрывает только половину.

Слова Криса мгновенно вспыхивают в голове: "когда она попросит денег под каким-нибудь слезливым предлогом…" Я отгоняю эту мысль. Не может быть, чтобы она придумала такое.

– Я могу помочь, Ника, – говорю я без колебаний. – Дай мне номер счета, и я переведу деньги.

– Что? Нет, Тайлер, я не могу, – она звучит искренне шокированной. – Мы едва знаем друг друга, я не могу взять у тебя столько денег.

– Мы знаем друг друга со школы, и я просто хочу помочь, – делаю паузу, подбирая слова. – Пожалуйста, позволь мне. Я в состоянии это сделать, для меня это не проблема.

– Тайлер… – она замолкает, и я слышу, как она глубоко вздыхает. – Я не знаю, что сказать.

– Скажи номер счета, – настаиваю я. – И поторопись, если операция срочная.

Несколько секунд молчания, а затем она диктует реквизиты. Я быстро делаю перевод через мобильное приложение.

– Готово, – говорю я, нажав на кнопку отправки. – Деньги должны прийти в течение нескольких минут.

– Я не знаю, как тебя благодарить, – ее голос звучит искренне взволнованно. – Я верну, обещаю. Может не сразу, но каждый цент.

– Не беспокойся об этом, – я качаю головой. – Просто позаботься о Луне. И… держи меня в курсе, хорошо?

– Конечно, – отвечает она. – И… спасибо. Ты не представляешь, что это для меня значит.

Мы прощаемся, и я кладу трубку, чувствуя странную смесь эмоций. С одной стороны, я рад, что смог помочь. С другой… слова Криса все же не дают покоя. Но почему она отказывалась? Если бы ей нужны были только деньги, разве стала бы она сопротивляться?

Я снова беру телефон и смотрю на нашу переписку. Никаких намеков на деньги до сегодняшнего вечера. Никаких попыток манипулировать или использовать нашу школьную связь.

Нет, думаю я, откладывая телефон. Крис ошибается. Некоторые люди просто… настоящие. И, кажется, Николь именно такая.

Ложусь спать, думая о завтрашней поездке в Чикаго. И о том, смогу ли я увидеть Нику до отъезда. Пусть даже на полчаса.

***

Чикаго встречает меня проливным дождем и холодным ветром. Три дня конференции сливаются в один бесконечный поток рукопожатий, визиток и разговоров о привлечении инвестиций. Я улыбаюсь, обсуждаю стратегии, подписываю контракты, но мысли постоянно возвращаются к Николь.

В первый вечер я получаю от нее короткое сообщение: "Операция прошла успешно. Луна ещё слабая, но врачи говорят, что все будет хорошо. Спасибо тебе огромное!"

Я отвечаю, что рад это слышать и прошу прислать фотографию Луны, но в ответ получаю лишь: "Сейчас не могу, она на стационаре. Обязательно пришлю, когда заберу домой!"

На следующий день я снова пишу ей, предлагаю встретиться после моего возвращения, но ответа не получаю. Может быть, занята работой или переживает за кошку.

К третьему дню моего отсутствия я начинаю волноваться. Мои сообщения остаются без ответа, звонки переводятся на голосовую почту. Холодок неприятного предчувствия скользит по позвоночнику, но я гоню от себя подозрения. Возможно, у нее просто сложная неделя.

Возвращаюсь в родной город поздно вечером. В аэропорту меня встречает водитель компании.

Первое, что я делаю, войдя в квартиру, – звоню Николь. Снова голосовая почта. Я отправляю еще одно сообщение:

"Привет! Я вернулся. Очень хочу тебя увидеть. Как Луна? Дай знать, когда будешь свободна."

Утром мой телефон все еще молчит. Я просматриваю нашу переписку – последнее сообщение от нее пришло три дня назад. Слова Криса начинают звучать в голове все отчетливее: "Когда она попросит у тебя денег под каким-нибудь слезливым предлогом…"

Нет. Я отказываюсь верить в это. Николь не такая. Должно быть какое-то разумное объяснение. Возможно, потеряла телефон или у нее серьезные проблемы.

В офисе меня встречает Крис с довольной ухмылкой.

– Ну что, как там твоя школьная любовь? Встретились после твоего возвращения?

Я отворачиваюсь, не желая показывать свои сомнения.

– Пока нет, она не отвечает. У нее кошка заболела, срочная операция потребовалась.

Крис поднимает брови.

– Кошка? Серьезно? – он качает головой. – И дай угадаю – операция стоила несколько тысяч долларов?

Я молчу, и это молчание для него красноречивее любых слов.

– Черт, Тайлер, – он вздыхает. – Я же предупреждал тебя.

– Ничего ты не знаешь, – огрызаюсь я. – У нас все хорошо.

– Да? Тогда почему она тебе не отвечает?

Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть беззаботным:

– Наверное, занята. В клинике с кошкой.

Крис смотрит на меня с сочувствием, и этот взгляд я ненавижу больше всего.

– Ладно, – говорит он наконец. – Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Он уходит, оставляя меня наедине с моими сомнениями. Я пытаюсь сосредоточиться на работе, но не могу. В обеденный перерыв проверяю соцсети Николь – последний пост был неделю назад, фотография заката над городом. Никаких упоминаний о больной кошке.

Внезапно я вспоминаю, что у меня есть доступ к базе данных одной крупной службы доставки – наша компания инвестировала в нее в прошлом году. Несколько минут поиска, и я нахожу адрес Николь. Западная часть города, новый район со высокой ценой аренды.

Сижу, глядя на адрес, и борюсь с собой. Я не должен этого делать. Это вторжение в частную жизнь. Но что, если с ней что-то случилось? Что, если ей нужна помощь?

К шести вечера я сдаюсь. Сажусь на мотоцикл и еду по указанному адресу. Современный жилой комплекс из стекла и бетона возвышается передо мной – один из тех новых проектов, что массово застраивают городские окраины. Я паркуюсь напротив и смотрю на окна. Девятый этаж, квартира 947. Свет горит.

Поднимаюсь на лифте, ощущая странную тяжесть в груди. Мышцы шеи напрягаются. Когда я подхожу к нужной двери, то слышу странные звуки. Сначала мне кажется, что это плачет ребенок, но потом я понимаю – это стоны. Женские стоны.

Я замираю, чувствуя, как кровь отливает от лица. Может, я ошибся адресом? Но нет, на двери четко видны цифры 947.

Мой палец нажимает на звонок прежде, чем я успеваю передумать. Звуки мгновенно прекращаются. Тишина. Я жду минуту, затем звоню еще раз. И еще. Начинаю стучать кулаком в дверь.

– Николь! – кричу я. – Я знаю, что ты там! Открой дверь!

Проходит, кажется, вечность, прежде чем я слышу шаги. Дверь медленно открывается, и я вижу Николь. Ее волосы растрепаны, лицо раскрасневшееся, на ней только короткий кружевной халатик.

– Тайлер? – она выглядит искренне удивленной. – Что ты тут делаешь? Как ты узнал, где я живу?

Прежде чем я успеваю ответить, позади нее возникает фигура мужчины. Высокий, широкоплечий, лет сорока, с аккуратной бородкой. Он заправляет рубашку в брюки и смотрит на меня с легким раздражением.

– Я, пожалуй, пойду, – говорит он, обращаясь к Николь, и проходит мимо меня, слегка задев плечом.

Я смотрю ему вслед, чувствуя, как внутри поднимается волна ярости.

– А это что за хер? – спрашиваю я, поворачиваясь к Николь.

Она скрещивает руки на груди, будто пытаясь защититься.

– Тайлер, это просто мой друг, – она смотрит мне прямо в глаза. – Как ты нашел мой адрес?

– Друг? – я делаю шаг к ней. – А если я сейчас спущусь и сломаю челюсть твоему "другу"?

– Зачем? – она отступает назад. – Успокойся.

Я прохожу в квартиру, не дожидаясь приглашения. Небольшая гостиная с минимумом мебели. Никаких кошачьих мисок, лотков или игрушек.

– Где кошка, Ника? – спрашиваю я, чувствуя, как горечь разливается во рту.

– Тайлер… – она опускает глаза.

Я не даю ей закончить и иду дальше, открывая двери одну за другой. Кухня, ванная, и наконец спальня. Разворошенная постель. И на полу, рядом с кроватью – использованный презерватив.

Меня накрывает волной ярости такой силы, что на секунду темнеет в глазах.

– Где Луна? – спрашиваю я, вернувшись в гостиную, где стоит побледневшая Николь. – Где чертова кошка?

– Она в ветклинике, – отвечает Николь, но голос ее дрожит.

– Да? В клинике? – я подхожу ближе. – А может ты тогда покажешь мне оплату счета за операцию?

– Я платила наличными, – говорит она тихо.

– Хватит врать! – я не узнаю свой голос.

Мой кулак врезается в стену рядом с ее головой. Гипсокартон проминается, оставляя вмятину. Николь вздрагивает и прижимается к стене.

– Я верну тебе деньги, – быстро говорит она, и в ее глазах я вижу страх. – Верну, только отстань.

Отступаю на шаг, чувствуя, как ярость медленно сменяется тупой болью. Какой же я идиот.

– Значит, никакой кошки нет, – говорю я. – И никакой операции.

Она качает головой, глядя в пол.

– Нет, – говорит она тихо.

– А тот мужик? – я киваю в сторону двери. – Кто?

– Тайлер, это всё не то, что ты думаешь, – она делает шаг ко мне. – Да, я соврала про операцию. Мне нужны были деньги на аренду. Меня чуть не выселили. Я собиралась все вернуть, клянусь.

– А сообщения? – я чувствую, как горло сжимается. – Почему ты перестала отвечать?

– Мне было стыдно, – она впервые поднимает взгляд. – Я не знала, что сказать.

– Правду, – говорю я. – Можно было сказать правду. Я бы помог.

– Правда в том, – она вздыхает, – что я не уверена, чего ты хочешь от меня. Мы встретились один раз, а ты сразу стал писать, звонить, теперь вот пришел без приглашения…

– А тот мужчина? – я не могу остановиться. – Кто он?

– Тебе правда нужно знать? – в ее глазах мелькает вызов. – Он мой любовник. Мы встречаемся уже несколько месяцев. Иногда он помогает мне деньгами.

Каждое ее слово – как удар под дых. Я отступаю к двери, чувствуя себя абсолютно опустошенным.

– Я всё понял, – говорю я, не глядя на нее. – Больше не связывайся со мной.

Выхожу, не оглядываясь, но успеваю услышать ее тихое:

– Прости.

На улице я глубоко вдыхаю вечерний воздух. В голове пусто. Крис был прав. Он был чертовски прав, а я… я был слеп, как подросток. Поверил в сказку про школьную любовь, размечтался о серьезных отношениях.

Сажусь на мотоцикл и завожу двигатель, но не спешу уезжать. Смотрю на окна ее квартиры. Свет все еще горит. О чем она думает сейчас? Жалеет ли о своей лжи? Или просто рассчитывает, как быстро сможет найти другого дурака?

Мотоцикл рычит под моими руками, и я наконец срываюсь с места. Мне нужно выпить. И желательно не одному.

Вечерний воздух холодит разбитые костяшки. Я бесцельно еду по вечернему городу, стараясь не думать, но мысли в голове не дают мне покоя. Перед глазами снова и снова всплывает лицо Николь, её кружевной халатик, смятая постель.

Останавливаюсь на красный свет и проверяю телефон. Никаких сообщений. Чего я ждал? Извинений? Объяснений? К черту всё это. Мне нужно выпить. Много выпить.

Сворачиваю на улицу, ведущую к "Лавине" – модному клубу в центре города. Сегодня именно это мне и нужно – шум, способный заглушить мысли.

В клубе душно и многолюдно даже для буднего вечера. Протискиваюсь к бару, заказываю двойной виски без льда. Выпиваю залпом и тут же прошу повторить. Бармен с пониманием кивает.

– Тяжёлый день? – спрашивает он, наливая мне второй стакан.

– Тяжёлая жизнь, – отвечаю я и отворачиваюсь, давая понять, что не настроен на разговоры.

После третьего стакана алкоголь начинает действовать. Внутреннее напряжение постепенно отпускает, музыка больше не режет слух, а кажется почти приятной. Я разворачиваюсь спиной к бару и окидываю взглядом танцпол. Люди двигаются под ритмичную музыку, счастливые, беззаботные. Какая-то девушка с рыжими волосами улыбается мне через зал. Может, стоит подойти?

Но тут мой взгляд цепляется за знакомую фигуру. В противоположном конце зала, в VIP-зоне, сидит тот самый мужик из квартиры Николь. Он с кем-то оживлённо беседует, потягивая напиток.

Мир сужается до одной точки. Я чувствую, как алкоголь смешивается с адреналином, создавая гремучую смесь в крови. Перед глазами вспыхивают картинки: использованный презерватив на полу, смятые простыни, Николь в этом чёртовом кружевном халатике. А теперь я ещё и слышу их стоны за дверью, вижу, как его руки скользят по её телу, как она прижимается к нему.

Моя Николь.

Мысль пробивает меня насквозь, горячая и иррациональная. Почему после всего, что произошло, я всё ещё считаю её своей? Почему меня так выворачивает от одной мысли, что к ней кто-то прикасается?

Я делаю шаг к VIP-зоне, потом ещё один. Охранник смотрит на меня с подозрением, но я показываю платиновую карту клуба – одно из преимуществ работы с крупными клиентами. Он неохотно пропускает меня.

Мужик всё ещё не заметил меня. Он смеётся, разговаривая с каким-то другим типом в костюме. Подхожу вплотную и хватаю его за воротник рубашки, резко разворачивая к себе.

– Что у тебя с Николь? – спрашиваю я, удерживая его одной рукой.

На его лице появляется выражение шока.

– Эй, ты чего? – он пытается освободиться, но я держу крепко.

– Я спрашиваю, что у тебя с Никой? – повторяю я, чувствуя, как колотится сердце.

Его глаза сужаются, и на лице появляется усмешка. Наконец-то он понимает кто перед ним.

– Это ты долбился в дверь, пока мы трахались?

Эти слова бьют сильнее любого удара. Перед глазами темнеет, и я едва сдерживаюсь, чтобы не врезать ему прямо здесь.

– Пока я тебе не выбил зубы, чтобы ты не смог говорить, отвечай, – цежу я, притягивая его лицо ближе.

Он смотрит на меня с каким-то странным сочувствием.

– Чувак, ты чего так из-за какой-то шлюхи? – говорит он, и каждое слово, как нож по живому. – Она обычная содержанка. Плачу ей ежемесячно, плюс подарки, и захожу пару раз в неделю.

Что-то внутри меня обрывается. Ярость застилает глаза красной пеленой. Я отпускаю его воротник и вкладываю всю силу в правый хук.

– Это тебе за шлюху! – кричу я, когда мой кулак врезается в его челюсть.

Он отшатывается, но не падает. На губе выступает кровь. Вместо того чтобы отступить, он бросается на меня. Мы валимся на диван, опрокидывая столик с напитками. Мои кулаки находят его лицо снова и снова. Я почти не чувствую боли, когда он пытается отбиваться.

Краем глаза замечаю движение – это охрана клуба бежит к нам. Но я не останавливаюсь. Меня охватила дикая ярость, жажда стереть эту ухмылку с его лица навсегда.

Сильные руки подхватывают меня, оттаскивая от него. Я пытаюсь вырваться, но двое крепких охранников держат крепко.

– Успокойся! – кричит один из них. – Иначе вызовем копов!

Только сейчас я замечаю, что вся VIP-зона замерла, глядя на нас. Мой противник лежит на полу, прижимая руку к лицу. Кровь сочится между его пальцев.

– Мать твою, – стонет он. – Ты мне, кажется, нос сломал.

Я хочу сказать, что он заслужил и похуже, но охранники уже тащат нас обоих к выходу. Мужик не сопротивляется, только продолжает держаться за лицо и тихо материться.

– Вы оба – вон отсюда! – рявкает старший охранник, когда нас выталкивают на улицу. – И чтобы я вас больше здесь не видел!

Дверь за нами захлопывается. Мы остаёмся на тротуаре перед клубом – я и человек, которого я только что избил из-за Николь.

– Ты псих, – говорит он, доставая из кармана носовой платок и прикладывая к носу. – Она этого не стоит, поверь мне.

Дыхание всё ещё сбито, но ярость постепенно отступает, уступая место опустошению.

– Давно ты с ней… встречаешься? – спрашиваю я, сам удивляясь своему вопросу.

Он вздыхает, осторожно ощупывая нос.

– Месяцев пять. Я не единственный, знаешь ли.

Каждое его слово жжёт как кислота.

– Сколько их?

– Понятия не имею, – он пожимает плечами. – Я просто плачу за услуги и не лезу глубже. Тебе тоже советую.

Он достаёт телефон, вызывает такси и, не прощаясь, отходит в сторону.

Я остаюсь один на тротуаре. Разбитые костяшки начинают болеть. В кармане вибрирует телефон – сообщение от Криса: "Как ты? Перезвони, когда сможешь."

Смотрю на экран, не находя сил ответить. Как я? Я только что избил человека, потому что он спал с девушкой, которая, как выяснилось, спит со многими за деньги. С девушкой, которая соврала мне, использовала меня, а я всё равно продолжаю о ней думать.

Вызываю такси. Домой. Мне нужно в душ, а потом выпить что-нибудь покрепче, чтобы наконец уснуть без мыслей о Николь. Завтра новый день. Завтра я начну забывать её.

По крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить.

В такси прохладно и тихо. Водитель молчит, лишь иногда поглядывая на меня в зеркало заднего вида. Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу, наблюдая, как проносятся мимо ночные улицы города. В голове пульсирует, но не от боли – от мыслей, которые не дают покоя.

Когда водитель спрашивает адрес, я открываю рот, чтобы назвать свой, но вдруг слышу собственный голос:

– Салмонт стрит, 811.

Адрес Николь.

Водитель кивает, и машина меняет направление. Я не планировал этого. Даже не думал ехать к ней. Но теперь, произнеся эти слова, понимаю, что должен увидеть её. Должен посмотреть ей в глаза после всего, что узнал.

Пока такси петляет по ночным улицам, я пытаюсь собраться с мыслями. Что я скажу ей? Что хочу услышать? Слова извинений? Объяснения? Или, может быть, опровержения того, что сказал тот мужик? Но зачем ему лгать? И почему я отказываюсь верить очевидным фактам о Николь?

Такси останавливается возле её дома. Я расплачиваюсь, давая щедрые чаевые, словно извиняясь за свой вид, и выхожу на улицу. Ночной воздух пахнет дождём, хотя небо пока чистое. Я поднимаю голову к её окнам – свет горит, значит, она не спит.

В подъезде тихо и темно, только тусклый свет аварийных ламп освещает мой путь. Лифт поднимает меня на её этаж, и с каждым пройденным метром сердце бьётся всё быстрее. Что я тут делаю? Зачем я снова иду к ней? Ответа нет, но ноги сами несут меня к её двери.

Нажимаю на звонок, и мое сердце отбивает ритм ожидания в горле. Секунды растягиваются в вечность. Костяшки пальцев пульсируют болью, адреналин еще бурлит в венах. Наконец слышу приближающиеся шаги – легкие, неуверенные – и дверь открывается с тихим скрипом.

Николь замирает на пороге, одетая в просторную белую футболку, которая мягко обрисовывает изгибы тела, и домашние хлопковые шорты. Её лицо – как открытая книга скрытой боли: припухшие веки выдают недавние слезы, несколько непослушных прядей выбились из небрежного пучка волос цвета темного янтаря.

– Что случилось? – начинает она, но голос затихает, когда её взгляд скользит по моему лицу, разбитым рукам, пятнам крови на одежде. – Тайлер, господи… что с тобой?

В её расширившихся глазах мелькает калейдоскоп эмоций: удивление, тревога и что-то еще – то, что она пытается скрыть. Вижу, как её горло сжимается, когда она сглатывает.

Николь отступает в сторону, жестом приглашая войти. Теплые пальцы на мгновение касаются моего плеча – мимолетное, почти невесомое прикосновение, от которого по коже пробегают мурашки – и направляют на кухню. Запах ванили и корицы обволакивает меня, контрастируя с металлическим привкусом крови во рту.

– Садись, – говорит она, указывая на деревянный стул. Её голос звучит тверже, чем выглядит её дрожащая рука. – Нужно обработать твои раны.

Я опускаюсь на стул и наблюдаю, как она достает из шкафчика аптечку. Сейчас в каждом её движении читается сосредоточенность и забота. Нет того отточенного соблазнения, которое я видел раньше – только искренняя тревога и желание помочь. Эта простота делает её только красивее.

Николь опускается на колени рядом, её дыхание – теплое и прерывистое – касается моей кожи. Она смачивает марлю антисептиком, и комнату наполняет резкий медицинский запах.

– Может быть больно, – предупреждает она шепотом, и осторожно касается моих разбитых костяшек.

Острая боль прошивает руку, и я невольно напрягаюсь, стискивая зубы, чтобы не выдать болезненного шипения. Наши взгляды на секунду встречаются.

– Держи руку ровнее, – тихо командует она, продолжая бережно очищать ранки. Её пальцы дрожат, но движения уверенные. – Раны поверхностные, но всё равно…

Только сейчас я замечаю разводы крови на своей черной футболке – влажные пятна, почти черные в приглушенном свете кухни. Не могу вспомнить, моя это кровь или его.

Николь поднимает глаза с золотыми крапинками у зрачков. В них читается страх.

– Ты избил его? – спрашивает она, не отводя взгляд.

Она знает. Безусловно, знает. Вероятно, он уже позвонил ей, расписал встречу с психом, который напал на него в клубе из-за неё.

– Больше он здесь не появится, – отвечаю я, не отрывая взгляда от её лица, наблюдая за каждой эмоцией, проходящей по нему.

Её руки замирают над моими, марля зависает в миллиметре от кожи. Удивление быстро сменяется осознанием, а затем переходит во вспышку гнева. Она отступает, словно я внезапно стал опасен.

– Ты что, лишил меня спонсора? – её голос повышается, в нём звенит неподдельное возмущение и что-то еще… страх? – Ты хоть представляешь, что ты наделал?

– Никаких больше спонсоров, – говорю я с уверенностью, которая рождается не в голове, а где-то глубоко внутри. – Ни этого, ни других.

Николь вспыхивает – щеки заливаются румянцем, глаза сужаются до блестящих щелок. Она скрещивает руки на груди – защитный барьер между нами.

– Да как ты смеешь? – почти кричит она, и голос срывается на последнем слове. – Кто ты такой, чтобы решать за меня? Это моя жизнь, Тайлер! – она делает рваный вдох. – Это мой заработок. Моя чертова жизнь!

Я смотрю на неё – такую яростную и одновременно такую хрупкую. В её гневе столько ран, сколько в моих руках – свежих порезов. И я понимаю, что драка в клубе была только началом настоящей битвы.

– Мы оба знаем, что речь не о заработке, – говорю я, поднимаясь со стула. Теперь я нависаю над ней, но физическое преимущество никак не помогает в этом противостоянии. – Ты же не нуждаешься.

– Ты ничего не знаешь о моей жизни. Ничего! – отрезает Николь, делая шаг назад, но не отступая эмоционально.

Я глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться. Боль в костяшках напоминает о сегодняшней вспышке, которую я не могу себе позволить повторить.

– Послушай, – говорю я, намеренно понижая голос, – я могу помочь. У меня есть связи. Могу устроить тебя в приличную компанию, где ты будешь зарабатывать достаточно, чтобы…

– Устроить меня? – Николь издает короткий, злой смешок. – Тебе нужна моя благодарность? Моё спасение? Это какой-то комплекс героя?

– Я просто хочу помочь тебе выбраться из этого, – настаиваю я, чувствуя, как закипает раздражение. – Ты не создана для… того, чем занимаешься.

Николь скрещивает руки на груди. Её глаза опасно поблескивают в полумраке кухни.

– А для чего я создана, Тайлер? Расскажи мне о моем предназначении. Я с интересом послушаю.

– Для чего угодно, – отвечаю я, делая шаг к ней. – Но не для того, чтобы продавать себя мужчинам, которые…

– Я не продаю себя! – её голос вибрирует от ярости. – Я не эскортница, если ты это пытаешься сказать.

– А кто ты тогда? – выплевываю я. – Как это называется, когда мужчина покупает тебе подарки, платит за квартиру, а ты…

– Это называется взаимовыгодные отношения, – отрезает она. – Договоренность между взрослыми людьми. Он помогает мне материально, я составляю ему компанию. И да, иногда между нами что-то происходит, но только если я этого хочу.

– Ты лжешь себе, – качаю я головой. – Называй это как хочешь – спонсорство, что угодно – суть не меняется.

Её глаза вспыхивают опасным блеском. Она подходит к раковине, резко открывает кран и с силой сжимает окровавленную марлю, словно это поможет смыть нашу общую боль.