Таблетка от ревности

– Или ты забыл, что сказал мне пятнадцать лет назад? – продолжаю я, мой голос едва слышен, но каждое слово отточено как лезвие.

Воспоминание пронзает меня, как раскаленный прут. Его слова, сказанные с непринужденной жестокостью самовлюбленного идиота, разрушили что-то важное внутри меня – способность доверять, отдаваться чувствам без оглядки, верить в любовь.

Тайлер смотрит на меня, и в его глазах – целая гамма эмоций: сожаление, тоска, злость. Его зрачки расширяются, поглощая карамельный цвет радужки, и на мгновение я вижу в них отражение той боли, которую сама носила в себе годами – сырую, пульсирующую, незаживающую. Он судорожно втягивает воздух, его пальцы на столе сжимаются в кулак.

– Я был идиотом, – произносит он наконец, голос звучит надломленно, с хрипотцой. – Незрелым засранцем, который не понимал, что перед ним.

В его признании столько искренности, что моё сердце на секунду сбивается с ритма. Где-то в глубине души просыпается та девочка, которая верила в вечную любовь и писала его имя на полях тетрадей. Но я научилась закрывать эту часть себя на семь замков.

– А сейчас типа понял? – я наклоняюсь к нему через стол, так близко, что чувствую терпкий аромат его одеколона – цитрусовые ноты, кедр и что-то неуловимо мужское.

Официанты скользят между столиками, где-то звенят бокалы, смеются люди, но мы с Тайлером словно заключены в невидимый пузырь, где существуем только мы и наше болезненное прошлое.

– Послушай, Тайлер, – я понижаю голос до интимного шепота, от которого его взгляд фокусируется на моих губах. – Ты мог иметь меня тогда, когда я была наивной дурочкой, готовой любить тебя бескорыстно. Я готова была на всё ради тебя.

Каждое слово – как маленький нож, который я вонзаю в наше общее прошлое, вскрывая гнойники старых обид.

– Сейчас цена выросла, – продолжаю я, постукивая ногтем по скатерти в такт своим словам. – Я научилась ценить себя.

Под столом моё колено случайно задевает его ногу, и я не торопюсь отодвинуться, проверяя его реакцию. Тайлер тоже не отстраняется, наоборот – почти незаметно подается вперед, усиливая контакт. Волна жара прокатывается от точки соприкосновения, и я ненавижу себя за то, как моё тело предаёт разум.

– Продавая себя? – его глаза сужаются, в них вспыхивает что-то опасное. Желваки играют на его скулах от сдерживаемых эмоций.

– Обменивая своё время на адекватную компенсацию, – поправляю я, выпрямляя спину и расправляя плечи. Шелковое платье скользит по коже при этом движении, напоминая о своей дороговизне. – Экономика проста – даю то, чего хотят мужчины, беру то, что хочу я. Никакого самообмана насчет "большой любви".

Я произношу последние слова с намеренной горечью, и вижу, как что-то меняется в его взгляде – будто захлопывается дверь, а затем снова приоткрывается, но уже с другой стороны.

Тайлер прищуривается, его скулы каменеют. Он смотрит на меня так пристально, словно пытается заглянуть за маску, которую я так тщательно выстраивала все эти годы. В полумраке ресторана тени подчеркивают резкие черты его лица.

– Ты же не такая, Николь, – говорит он тихо, но с такой уверенностью, что у меня перехватывает дыхание. – Я помню тебя другой. Девушку, которая верила в людей.

В его словах столько уверенности, что мне становится страшно. Страшно от того, что он всё еще видит во мне ту, кем я перестала быть давно – или думала, что перестала.

– Той девочки больше нет, – отрезаю я. Прочищаю горло и добавляю с намеренной жестокостью: – Ты приложил руку к её уничтожению.

Я оглядываюсь на выход, где где-то за дверями в черном "Бентли" ждет Брайан – предсказуемый, безопасный, не имеющий власти над моим сердцем. Затем возвращаю взгляд к Тайлеру, чьи глаза темнеют от едва сдерживаемых эмоций.

Выбор, который я должна сделать, кажется простым. Но почему тогда мое сердце бьется так, словно пытается вырваться из клетки ребер?

– Спасибо, что избавил меня от скучного окончания вечера с Брайаном, но мне пора, – говорю я с фальшивой легкостью.

Хватаю свой бокал и допиваю шампанское одним глотком. Пузырьки обжигают горло, но это хороший ожог – он помогает сосредоточиться, вернуть контроль. Я аккуратно ставлю пустой бокал на стол и поднимаюсь, расправляя складки платья.

Делаю шаг в сторону выхода, но Тайлер оказывается быстрее. Он встаёт одним стремительным движением и хватает меня за руку чуть выше запястья – не грубо, но настойчиво. Его пальцы обжигают кожу, посылая волны тепла по всему телу.

– Я не отступлю, Николь, – его голос низкий, с тем решительным тембром. – И не позволю тебе быть с ним или с кем-то подобным.

Несколько любопытных взглядов уже обращены в нашу сторону. Я чувствую, как краска заливает шею, поднимаясь к щекам.

– Отпусти, – мой голос ледяной, но внутри всё горит. – Ты потерял право указывать мне, с кем быть, ещё в школе. Я не твоя собственность.

Выделяю последнее слово, вкладывая в него всю накопленную обиду. Воздух между нами сгущается, становясь почти осязаемым. За соседним столиком женщина что-то шепчет своему спутнику, косясь на нас.

Тайлер не отпускает мою руку, но его хватка смягчается, превращаясь почти в ласку. Он проводит большим пальцем по моему запястью, по тому месту, где бешено бьётся пульс, и этот интимный жест вышибает воздух из лёгких.

Его глаза темнеют, в них плещется что-то опасно притягательное. Голос становится глубже, интимнее.

– Дай мне шанс. Один настоящий шанс.

В этот момент мир вокруг словно замирает. Я слышу только стук собственного сердца и его дыхание. Его взгляд – открытый, уязвимый – обжигает меня. Я вижу в его глазах то, что он не может высказать словами: сожаление, желание, надежду. И что-то еще, глубокое и настоящее, от чего внутри разливается опасное тепло.

Что-то в его взгляде заставляет меня замереть. Забытое чувство поднимается изнутри – сладкое, тёплое, бесконечно знакомое. Оно растекается по венам, пробирается к сердцу, размягчает те части меня, которые я так старательно делала неприступными. На мгновение я позволяю себе представить: что, если он действительно изменился? Что, если мы могли бы начать сначала?

Но затем накатывают воспоминания: я, рыдающая в подушку ночь за ночью; я, собирающая себя по частям.

Быстро подавляю это предательское тепло, затаптываю искру надежды, как окурок.

– Позвони мне, когда будешь готов платить по моим расценкам, – говорю я с холодной улыбкой. Резко выдергиваю руку из его хватки и направляюсь к выходу, высоко подняв подбородок.

Каждый шаг даётся с трудом. Спиной чувствую его взгляд – он прожигает насквозь, словно лазер, оставляя невидимые ожоги. Не оборачиваться, только не оборачиваться.

Метрдотель услужливо открывает передо мной дверь, ночной воздух обдаёт лицо прохладой. Делаю глубокий вдох, позволяя прохладе остудить пылающие щеки.

В "Бентли" ждет Брайан – с его деньгами, предсказуемостью и отсутствием каких-либо претензий на мою душу. Безопасный выбор, рациональный выбор.

Но выйдя на улицу, я не сразу направляюсь к машине Брайана. Мои ноги словно приросли к тротуару. Я стою, обхватив себя руками, и смотрю на суетящийся город – огни рекламы отражаются в лужах после недавнего дождя, проезжающие машины наполняют воздух шумом и выхлопными газами.

Внутри что-то дрожит и ломается – словно трещина проходит по толще льда, сковывавшего мое сердце все эти годы. Незваные слезы жгут глаза, и я зло смахиваю их тыльной стороной ладони. Пятнадцать лет. Пятнадцать чертовых лет я выстраивала эти стены вокруг своего сердца. Неужели достаточно одной встречи, одного взгляда, чтобы они начали рушиться?

Что бы я ни говорила себе, лед треснул, и то, что было заморожено внутри так долго, начинает оттаивать – медленно, болезненно, неудержимо.

Глава 5

Тайлер

Застыв посреди ресторана, я пытаюсь переварить то, что только что услышал. Ее слова звучат в голове: "Позвони мне, когда будешь готов платить по моим расценкам." Каждый слог – как нож между ребер. Николь превратила свои слова в оружие, и она знала, куда бить.

Сжимаю и разжимаю кулаки, пытаясь загнать бушующую смесь гнева и боли обратно в клетку. Мир сузился до дверного проема, через который она только что вышла, унося с собой часть моей души.

"Платить по расценкам." Неужели она действительно считает, что всё в этой жизни можно измерить деньгами? Неужели из той искренней девчонки, выросла эта холодная женщина с глазами торговки?

Я не верю. Не могу поверить. В последние секунды, когда наши взгляды встретились, я увидел там что-то… Ту Николь, которую помнил.

Пятнадцать лет – столько времени прошло с нашей последней встречи. Только мельком видел её на фотографиях в интернете, когда не мог удержаться от того, чтобы не вбить её имя в поисковик. За эти годы её образ не раз всплывал в памяти – тот искренний взгляд, способность видеть людей насквозь. И каждый раз закрадывалось чувство, что тогда была совершена ошибка. Возможно, роковая.

Я даже не пошел на важную встречу. Отменил всё, несмотря на недовольство клиента. Сел на мотоцикл и помчался через весь город, по пути проклиная каждый светофор.

Теперь стою здесь, как идиот, и не знаю, что делать дальше. Часть меня хочет броситься за ней, схватить за плечи, трясти до тех пор, пока не растает эта ледяная маска. Кричать, что она не может быть с таким, как Брайан – стареющим плейбоем, коллекционирующим красивых женщин. Что она заслуживает большего. Что я могу дать ей большее.

Нет. Так я только оттолкну ее сильнее. Я уже достаточно напортачил.

Хватаю пиджак из рук подбежавшего гардеробщика и выхожу на улицу, в прохладный вечерний воздух.

Моментально вижу – черного "Бентли" на парковке нет.

Кровь стучит в висках, в глазах темнеет. Значит, она все-таки уехала с ним.

Сжимаю зубы так сильно, что челюсть начинает болеть. Горячая волна ревности прокатывается по телу, выжигая все на своем пути. Представляю его руки на ее коже, его губы на ее шее – и хочется выть.

Через дорогу вижу свой монстр – хищный, черный, готовый сорваться с места в любую секунду. Он ждет меня, как верный друг. Как спасение.

Надеваю шлем, сажусь в седло. Двигатель оживает с яростным ревом, вибрация передается в тело, словно пытаясь вытрясти из меня все мысли и чувства.

У меня есть адрес Николь. Я мог бы поехать туда прямо сейчас. Ждать, когда она вернется. Если вернется одна. А если нет…

Нет. Так нельзя. Она права – я не имею права вмешиваться в ее жизнь. Не после всего, что было. Не после того, как я сам всё разрушил.

Откручиваю ручку газа, и мотоцикл выстреливает вперед, вливаясь в ночной трафик. Я не еду домой. Просто еду – куда глаза глядят, позволяя холодному ветру вымывать из головы образы Николь с другим. Прибавляю скорость на пустых ночных улицах, балансируя на грани закона и здравого смысла. Мчусь через туннель, и рев двигателя многократно усиливается, отражаясь от стен – как крик моей души, запертой в грудной клетке.

Проезжаю мимо парка, где когда-то, тысячу лет назад, мы с Николь впервые поцеловались. Пятнадцать лет прошло, а я помню каждую деталь – как дрожали ее ресницы, как неуверенно она положила руки мне на плечи, как пахли ее волосы чем-то сладким.

На перекрестке резко торможу перед красным светофором. Барабаню пальцами по рулю, глядя на ночной город.

Светофор мигает зеленым, и я срываюсь с места, вливаясь в поток машин, направляющихся к мосту. Выжимаю из мотоцикла максимальную скорость, позволенную в городе, наслаждаясь тем, как адреналин вытесняет боль. Проезжаю мост, выбираюсь на шоссе, где меньше камер и больше свободы.

Здесь, на пустой дороге, отпускаю себя полностью. Скорость становится лекарством, ветер – исповедником. Мчусь сквозь ночь, пытаясь перегнать собственные мысли. Пытаясь вырваться из замкнутого круга сожалений.

Три часа спустя, выжатый до капли, я наконец возвращаюсь в город. Паркую мотоцикл возле своего лофта, снимаю шлем, проводя рукой по взмокшим от напряжения волосам. На часах почти полночь, но сна ни в одном глазу.

Поднимаюсь к себе, бросаю ключи на столик в прихожей. В пустой квартире эхом отдаются мои шаги. Подхожу к окну, глядя на раскинувшийся внизу город.

Где-то там, среди этих огней, находится Николь. Думает ли обо мне хоть немного?

Я не знаю, как пробиться сквозь стену, которую она выстроила. Как доказать, что я больше не тот мальчишка, который разбил ей сердце. Что я выучил свой урок – самый горький урок в жизни.

Достаю телефон, нахожу ее номер. Палец зависает над кнопкой вызова. Слишком поздно звонить. Слишком рано для новых попыток.

Убираю телефон в карман.

Стены моей квартиры давят на меня. Мысли о Николь с этим напыщенным стариком жгут изнутри, превращая рациональность в пепел. Швыряю стакан в стену – разлетается вдребезги, но легче не становится. Следом летит настольная лампа, потом с грохотом опрокидываю журнальный столик. Звук разбитого стекла приносит секундное облегчение, но ярость не утихает.