Полная версия:
Паломничество с оруженосцем
– Как же он себе плот свяжет без топора? Он же топор не взял. Без топора в лесу смерть, – возразил сурово Геннадий.
– Значит, у него судьба такая – от судьбы не убежишь, – присоединился к разговору Валерик: – Погибоша, аки обри…
– Все надо идти: ночь уже… Фонарь есть? – Гена сделал движение, собираясь встать, но тут Андрей дотронулся до его рукава:
– Ты не меня случайно потерял?
Гена вытаращил на него глаза, словно не узнавая, деревянно улыбнулся, мотнул головой и крепко пожал ему руку.
– За спасение, – провозгласил тост Борисыч.
Вокруг поднялся визг и топот: все что-то кричали, вскакивали с мест, чокались за чудесное спасение.
– Погибоша, аки обри!.. – повторил несколько раз сдавленным голосом, всхлипывая, Валерик. Один Гена был невозмутим, опрокинул стопку и, не говоря ни слова, ушел в дом.
– Обиделся, наверно? – сказал Андрей.
– Да ну, спать пошел, – с трудом выговорил Валерий, – через полчаса вернется, можешь время засечь. Он – как метроном: туда-сюда ходит…
– Пожарник, экстремал: ему постоянно надо кого-то спасать… – сказал Володя. Неожиданно из машины грянула музыка – он прибавил громкость. Тут же вскочили, схватившись за руки, деваты – пошли танцевать.
– Он что, правда, пожарник? – крикнул Андрей Валере.
– Сначала матросом работал,– закричал тот в ответ, – выгнали за то, что штурвал спер. Сейчас в пожарники подался.
– Зачем ему штурвал?
– Спроси! Говорит, на стену хотел повесить. Эстет!
Борисыч с рюмкой пустился отплясывать канкан. Гуру весь перевернулся в кресле, чтобы видеть танцующих. Володя включил фары, и в их свете девушки начали раздеваться. Первой сбросила рубашку Матанга, за ней стянула футболку Сидхайка. Подняв вверх руки, они водили бедрами, едва не касаясь друг друга сосками. Володя выскочил из машины, снял майку и пристроился сбоку. Борисыч пустился в боевой танец: он скакал на полусогнутых по кругу. Володя тем временем втерся между танцовщицами, взял за талию Сидхайку. Андрей уткнулся в пиалу с супом.
– Ну-ка, оденьтесь! – пронзительно закричал Валерик. – Тут чужие, – может, ему не приятно… – Он с неожиданным проворством вскочил, натянул Сидхайке на голову футболку и отвел за стол. Володя, как ни в чем не бывало, обнял за талию Матангу и продолжал танцевать с ней. Она высвободилась и тоже оделась.
Борисыч бросился, петляя, к столу, схватил полную рюмку и провозгласил:
– За дживу и адживу! – Но никто не поддержал тост. Валерик не отпускал от себя Сидхайку, они о чем-то горячо спорили.
Из дома вышел Гена. Он сел напротив Андрея, налил себе водки – и в точности повторил всю "водочную церемонию". На этот раз ничего не сказал, закрыл глаза и застыл в анабиозе. Веселье пошло на убыль.
– Гена, иди спать, – толкнула его Матанга. Он встал, направился было к крыльцу, но вернулся, пожал Андрею руку и спросил:
– Как оно, все нормально? Хе-хе…
Володя выключил фары, двор освещал лишь догоравший костер. В черный, небольшой купол высыпали тысячи две звезд, и люди во дворе висели над ним вниз головами, как летучие мыши.
– В городе столько звезд не бывает, – сказал Валера. Все подняли глаза кверху. – Нет ничего удивительнее, чем звездное небо над головой… – проговорил задумчиво гуру.
– Как в планетарии, – сказал Борисыч.
– А знаешь, это – Венера? – с вдохновением воскликнул Валерик, держа за руку Сидхайку. – Вон смотри, видишь на западе самую яркую звездочку? У меня и труба на чердаке есть: я же раньше астрологией занимался …
– Тантрической? – спросил Андрей.
– Да… Индус смотрел мои гороскопы и сказал: ты гуру для гуру, махатма…
– Махатма всея Сибири и Дальнего Востока, – поддакнула Сидхайка.
– Покажи, где лечь, а то я что-то устал, – попросил Андрей, вставая из-за стола.
Матанга пошла в дом, чтобы постелить Андрею. "Нет, – думал он, следуя за ней, – все течет, но ничего не меняется. Завтра же – домой". Положили его в каком-то закуте, где стоял один топчан и стул. Андрей тут же заснул, как только голова коснулась подушки.
Ему снилось, будто он стоит перед строем, генерал вручает медаль, но никак не может сообразить, куда ее приколоть, потому что на Андрее нет одежды, он совершенно голый. Вдруг солдаты в строю задвигались, и генерал начал сердиться и кричать на них. "Нет, ее здесь!" – разобрал последнюю гневную фразу Андрей – но сперва кто-то включил яркий свет на плацу… Он приоткрыл глаз и увидел спину Валерика, руку на выключателе – тут же все погасло. Андрей колебался: вернуться ли ему в дурацкий сон или проснуться окончательно? Нет, решил он, сейчас все равно что-нибудь другое приснится. Однако в коридоре быстро заскрипели половицы, потом кого-то начали допрашивать, и подследственный что-то бурчал в ответ, а женский голос вставлял свои замечания.
– Ты совсем от водки отупел! – раздался визгливый вскрик Валерика. – Куда они пошли, спрашиваю!
Андрей, натянул штаны и выглянул за дверь. Посреди прихожей стоял Валера, перед ним Борисыч в трусах, который почесывал покрывшуюся мурашками русалку. Он как-то тупо и сердито таращил глаза на гуру и встряхивал головой, силясь понять, что тому нужно. Из спальни в ночной рубашке выглядывала Матанга.
Валера был уже в брезентовой куртке, в руке он держал фонарь.
– Давай быстрей – пойдем твоего друга искать! – закричал он кому-то, возившемуся на кухне. Оттуда, застегивая на ходу шорты, появился заспанный Геннадий. Валерик включил-выключил несколько раз фонарь, и они вышли в сени.
Андрей вернулся в постель и повторил про себя: "Завтра же, завтра же домой!" В тишине за окном было слышно каждое слово: вот они пошли за дом, потом вернулись, постояли, решая, куда теперь идти. Направились к воротам, звякнула калитка, и все стихло.
Через какое-то время Андрея опять разбудили громкие голоса во дворе: один, мужской, выяснял что-то на повышенных тонах, другой, женский, пытался оправдываться, – но он не стал просыпаться: уплыл в распахнувшееся перед ним залитое радостным светом пространство.
Утром он никак не мог вспомнить сон, что оставил ощущение только что пережитого счастья. "Тот дурацкий, с генералом, помню, а этот – хоть убей! – не могу…" – досадовал он на себя, лежа в постели. В доме было тихо, он решил подождать, когда кто-нибудь встанет, но не дождался, встал первым и вышел во двор. Там он увидел только свою машину, "девятки" не было.
По дороге в уборную Андрей вдруг услышал хлопанье крыльев и получил шлепок ниже спины, будто карлик подпрыгнул и ударил сразу двумя ногами. Он оглянулся: это был петух, нахохлившись, как шар, он наскакивал на него, пытался еще клюнуть и нанести удар шпорами. Андрей отшвырнул его ногой, поспешил запереться в деревянной будке.
Вернувшись в дом, он заглянул на кухню: Гена тоже исчез, на полу лежал свернутый матрац. Андрей поставил на плиту чайник и сел к столу.
Только около одиннадцати послышалось какое-то шевеление, скрипнула одна из дверей, оттуда завернутая в простыню стремительно прошла в ванную нечесаная Сидхайка. Через четверть часа она, умытая, но все еще заспанная, с припухлостями под глазами, в юбке и футболке, появилась на кухне, конфузливо поздоровалась и предложила чаю. Он поблагодарил, сказал, что уже пил.
– Махатма еще не вставал? – спросил Андрей.
– Ой, боюсь, он сегодня не встанет… – Она быстро обернулась и снова отвернулась к раковине. – У него головка бо-бо. – И опять обернулась-отвернулась.
Вслед за Сидхайкой поднялась Матанга, не сказав ни слова, она ушла наводить порядок во дворе.
– Никто не водится со мной, – проговорила Сидхайка, как бы ища сочувствия.
– Я вожусь. А человеческие имена у вас есть? – спросил Андрей.
– Я Марина, она Света.
– Петух у вас злой – он что, на самом деле индийский?
– Нам его соседка отдала: драчливый… Ой, что это я секреты выдаю!
– А индус был?
– Индус был.
Несмотря на прогноз, Валера все-таки встал и, с трудом переставляя ноги, добрался до кресла.
– Тебе бы похмелиться сейчас, – сказал сочувственно Андрей.
– Нет, всё: я не пью. Вот чаю… – пролепетал страдалец, однако съел пиалу вчерашнего супа, выпил стопку водки и пошел спать дальше.
Дверь в спальню была приоткрыта, Андрей, проходя мимо, увидел, что Валера лежит на спине и глядит в потолок. На стуле рядом с кроватью виднелись бутылка минералки, початая пачка нитроглицерина и томик Кастанеды (Андрей уже видел у него вчера). Он постучал: можно? Тот кивнул и даже оживился.
– Ты обещал книги показать. – Он остановился у книжного шкафа, в изножии широкой кровати. Достал Чжуан-цзы.
– Как же хреново… – неожиданно простонал Валерик, Андрей обернулся.
– Что хреново? – спросил он.
– Да все. У тебя так бывает с похмелья: лежишь – и повеситься хочется?.. – продолжал гуру, глядя на Андрея какими-то вытянутыми кверху, странными глазами. – Такая тоска наваливается – пошел бы удавился…
– Бывало раньше…
– Лежишь, как раздавленное животное – а тоска, нечеловеческая, первобытная… И это может продолжаться и день и два, а кажется: пяти минут не выдержишь – сейчас пойдешь удавишься. Только лень вставать веревку привязывать…
Косые глаза выражали, скорее, удивление, и противоречили тому отчаянию, которое прозвучало в голосе гуру.
– Я потому и пить бросил, что удовольствие как-то быстро стало пролетать, а похмелье наоборот тянется до бесконечности, – сказал Андрей.
– Это возрастное, я думаю, потому что раньше так не было, – задумчиво проговорил Валера и перевернулся на бок. – И главное, она и потом является ни с того ни с сего. Кажется, и не пьешь – вдруг, бац, вот она! Вцепится и не отпускает – только не плоть терзает, а дух…
– А это не помогает? – Андрей постучал по другой книжке, которую снял с полки.
– Йога?
– Ну йога, философия ─ вообще…
– Как не помогает – этим только и спасаюсь! Они затем и придуманы, чтобы прятаться в них от тоски. Но это все… как бы сказать?.. Заменители, суррогаты жизни – не то, что должно быть.
– Не то, что хотелось, чтоб было? – поправил Андрей.
– Ну да… – согласился, не вникая, Валерик. – Как-то все быстро закончилось, не успел пожить: все готовился, приуготовлялся – и вдруг: херак – и конец! А как все начиналось, сколько обещаний, самоупоения, какие сны и бессонные ночи, сколько энергии сожжено даром, а в итоге похмельная тоска и – брахман! Ты вот сохранился, это сразу чувствуется: от тебя свежестью веет. Это потому что был как бы законсервирован в армии…
– Я уже лет шесть как не в армии – хотя, можно сказать, был законсервирован, – усмехнулся Андрей.
– Ну, вот видишь, я же чувствую. – У Валеры глаз подкатился под верхнее веко, но потом вернулся на место. – А мы тут перепробовали и испытали все, что только можно было и нельзя, так ничего и не поняв…
– Ты же говоришь, что жить не начинал, – прервал его Андрей, он по-прежнему стоял с книгой в руке перед кроватью.
– А как бы и не начинал! – воскликнул тот. – Все промелькнуло, как сон, а что это было и зачем?.. И вот в итоге становится ясно, что истинный путь лежал под ногами: это – семья, любимая жена, дети. То есть то, о чем все знают, а мы поэтому знать не хотели, искали все путей необычайных!..
– Ну, семейная жизнь тоже не совсем то… – перебил Андрей, он подумал, что самое время задать свои вопросы: – Со мной с недавних пор стали твориться странные вещи… Вот стою я на берегу реки… Или иду по улице, и вдруг все вокруг представляется мне не таким, как есть на самом деле. Вижу все то же, но оно словно другим боком повернуто или вывернуто наизнанку: все то же – но другое…
– Это у тебя третий глаз открылся, – сказал Валерий с удовлетворением. – У индусов нормальное явление: у них у каждого второго третий глаз. Поэтому там никто не работает, лежат себе на улице; что упадет рядом, то съедят. А так, йоги могут, как черепахи, до трех лет не есть. – У него опять подкатились глаза.
– Ну, третий или четвертый, я не знаю, – продолжал Андрей, – но мне это не нравится. Все сразу становится лишним, ненастоящим, каким-то… уродливым…
– Как бы спадает пелена с глаз? – вставил Валера. – Все кажется пустым, ненужным… Это покров Майи.
– Какой покров?
– Майи – богиня древнеиндийская. Я не буду тебе всю мифологию пересказывать, – речь гуру становилась все более вялой. – Короче: реальный мир это – обманчивый покров, который она набрасывает на наше сознание. На самом деле его нет, он – иллюзия. Иногда этот покров приподнимается, и мы видим все пустым, лишенным смысла…
– Нет, смысл как раз есть, но какой-то нехороший. Словно это не люди, а насекомые… а насекомые наоборот кажутся людьми… Они как бы сравнялись, и между ними нет больше разницы. И словно все это… – теперь Андрей обвел вокруг рукой, – чья-то злая игра…
Валера зевнул и закрыл глаза, так он лежал довольно долго. Видно было, что он потерял интерес к разговору или неожиданно обессилел, "иссяк духовно". Затем открыл глаза и сказал:
– Ну да, все правильно… Я тебе потом одну книжку дам почитать, а сейчас вздремну, если не возражаешь.
Валера отвернулся к зашторенному окну, дав понять, что разговор окончен.
– А где Зернов живет? – спросил Андрей перед тем, как уйти.
– Я тебе потом по карте покажу, – сказал, не поворачиваясь, гуру.
Андрей взял книгу и тихо вышел, притворив за собой дверь. Он сел в своей каморке и попробовал читать, однако чтение давалось с трудом. И не из-за сложности текста или пустоты содержания, а из-за выталкивания его другими мыслями. "Надо домой подаваться", – снова подумал он. Но уехать, не попрощавшись с хозяином, было не вежливо, тот же спал и неизвестно, когда проснется, Андрей решил пойти погулять. На этот раз он выбрал маршрут, который советовал вчера Валера: через деревню и сразу к реке.
Там ничего примечательного он не увидел: заливные луга, пасущиеся на них лошади, черные лодки у берега.
Вернувшись с прогулки, он застал гуру под навесом с книгой в руках. Андрей объявил, что ему надо ехать.
– Остался бы еще, воздухом подышал, – сказал Валера и тут же закричал видневшимся в огороде Матанге и Борисычу: – Эй, идите попрощайтесь с человеком – он уезжает!
– Приезжай еще, – поднялся он, чтобы проводить Андрея, – летом здесь хорошо, а грибов-ягод – хоть косилкой коси!
– Приезжайте еще, – сказала Сидхайка, выглядывая из окна кухни. Матанга надергала ему "в город" незрелой редиски и петрушки. Борисыч молча пожал руку и пошел открывать ворота.
Андрей посигналил на прощание в твердой уверенности, что никогда больше сюда не вернется и вряд ли кого-нибудь из них еще встретит. Оглянулся, но увидел только Борисыча, закрывавшего ворота.
Сразу стало легко и свободно, как бывает всегда, когда уезжаешь из какого-либо места, словно освобождаешься от него (от этого места), от того, что связывало тебя с ним, от людей этого места и от установившихся отношений. Впереди была прямая деревенская улица, она звала и затягивала в стремительно сокращающуюся перспективу. Андрей нажал на газ, "молния" словно почувствовала его настроение – загудела, но быстрее не поехала. Он выскочил на шоссе: снова начали поворачиваться по сторонам одетые свежей зеленью леса и перелески, поднявшиеся озими и траурные пашни, болота и черные избы.
Не доезжая до районного центра, Андрей увидел у обочины вишневый джип. Что-то насторожило его: и стоял он криво, и задняя дверь была распахнута, закрывая ему проезд. Он сбавил скорость. В джипе что-то происходило, какая-то возня. Вдруг на дорогу из открытой двери, пятясь задом, выскочила девушка в брюках ─ он узнал недавнюю пассажирку. За ней наполовину вывалился коротко остриженный коренастый субъект в тенниске, весь розово-красный, включая белки глаз. Он держал девушку за волосы и тянул назад в машину, а та лупила его сумочкой по голове. Андрей начал притормаживать. Верх брала девушка, она вырвалась и уже сама тащила коротышку из машины, ее противник слабел и сползал на асфальт. Но тут с водительского сиденья поднялся остриженный верзила в спортивном костюме. Он обошел джип, ударил девушку ногой в живот с разворотом. Она отлетела на середину дороги, а верзила стал запихивать своего друга в салон. Андрей остановился у обочины, вышел из машины.
– Тебе чего, патлатый?.. – спросил рослый каратист. Однако Андрей не успел ответить: мозг затопила ярость, на глаза опустился мрак. Следующее, что он видел, это задранные вверх ноги скатившегося в канаву великана. Предшествующее мгновение всегда, ускользало от его внимания.
Андрей помог подняться девушке: на брюках у нее висел вырванный клок, кофточка была в пыли, сама она тяжело дышала. Коротышка тоже попытался выйти из машины, но Андрей затолкнул его обратно и захлопнул дверцу.
– Что случилось? – спросил Андрей у девушки, помогая ей отряхнуться.
– Всё, блядь, брюкам пиздец, – сказала она, дыша еще радостью боя, и пытаясь приставить клок на место. – Новые брюки изорвал, сволочь!– закричала дико коротышке. Тот из окна выставил средний палец.
– Что все-таки произошло? – повторил вопрос Андрей.
– Не хотят платить – пассажжжиры… – последнее слово она выговорила с особым презрением. —Ты смотри, козел, что с брюками сделал! —закричала она пронзительно, и опять из машины показался палец.
– Сколько они тебе должны? – спросил Андрей.
– Стольник несчастный зажали! – крикнула девушка, чтобы и коротышка слышал. – Стольник – такса за минет!
Андрей подошел к задней двери джипа, открыл ее, взял коротышку за горло – из пунцового тот стал багровым, – достал из кармашка на груди рулончик, перетянутый резинкой. Вытащил несколько бумажек, остальное вернул владельцу.
– Платить надо за удовольствие, – сказал ему назидательно Андрей.
– Какое удовольствие!.. – возмутился тот, еле ворочая пьяным языком. – Она меня укусила.
– Так машину тряхнуло, – возразила девушка. – Надо было на дорогу твоему другу смотреть, а не назад.
– В общем, за брюки и… за все, – сказал Андрей, отдавая девушке деньги. – Поехали, я подвезу. Тебе куда?
– В город.
Она села вперед, вытряхнула из туфлей песок и захлопнула дверь. Сначала они ехали молча. Девушка достала платок с зеркальцем и принялась стирать размазанную краску с лица, нашла в сумочке помаду (сама сумка и содержимое – все какое-то жалкое, копеечное; там же лежала бутылка с водой и салфетки), повернулась к свету, накрасила губы. Затем занялась коленом: разглядывала через дыру ссадину, слюнявила палец, растирая кровь и грязь. Но по ней было видно, что, несмотря на потери, она довольна исходом боя.
– Обработай одеколоном. Есть одеколон или духи? – посоветовал Андрей.
Она нашла маленький флакончик и, перевернув на палец, смазала колено, запахло приторными духами. Вынула из сумки пачку сигарет, предложила Андрею – он отрицательно качнул головой, – щелкнула несколько раз зажигалкой, клацнула сумочкой. Они въехали в райцентр, миновали шашлычную и на выезде Андрей спросил:
– А подруга где твоя?
– Дома осталась – корррова! – процедила сквозь зубы девушка. Наклонилась вперед, пытаясь приколоть вырванный лоскут к штанине булавками.
– Почему – корова?– пожал плечами Андрей.
– А что, не корова, что ли?
– Корова… – согласился он и больше не отвлекал ее от ремонта брюк.
Снова – березовые перелески, снова – болота и пашни, и однообразию этому нет конца. Скучна сибирская низменность, видимо, не хватило у природы красок для этих просторов. Правда, иногда вдруг высветит солнце глубь леса – словно заглянет в темный собор сквозь изумрудные и золотые витражи. Но и озарит не все, останутся загадочные клубки тьмы в самой чаще. Кажется, вот-вот и откроется за этим картина еще удивительнее, а может быть, даже какая-то тайна, и все сразу разъяснится, а если и не все – то многое… Но промелькнуло, и нет ничего – глядишь, ищешь по сторонам хотя бы намек на это мгновенное откровение. Однако все уже затянулось серым покровом скуки, на мозг снова наползает непроглядная пелена.
– Хорошо мы их наказали, – сказала девушка, она закончила возиться со штаниной и снова достала сигарету. – Я же деньги у него забрала – думаешь, что он меня не пускал. И ты еще несколько сотен вытащил. Давай поделим, если хочешь…
– Это-то и плохо – что хорошо: вон они, – прервал ее Андрей. Он уж минут пять наблюдал в зеркале заднего вида за красной машиной, но пока она была далеко, у него не было уверенности, что это джип. Однако красная точка с бликом на лобовом стекле росла и скоро превратилась в вишневый "паджеро", сверкающий дугами, "кенгурятником" и галогенами на крыше. С пассажирского сиденья злорадно скалился коротышка, верзила, с распухшим носом и синяком под глазом, закусил яростно губу.
– Они не бандиты случайно? – спросил Андрей, то и дело поглядывая в боковое зеркало.
– Да какие бандиты! Может, когда-то и были бандитами, а сейчас лес продают – или покупают? Денег полные карманы, а стольник зажали – пассажжжиры, блин!..
– Ну-ка, остановимся, посмотрим, что они будут делать. – Андрей начал притормаживать, но увидел, что джип не снижает скорость. – Черт!.. – нажал он на газ, однако было поздно…
– Упрись ногами! – успел крикнуть он девушке. Джип ударил их в заднее крыло – голова чуть не оторвалась от шеи. Их развернуло, и они уже ехали прямо в заросли боярышника по ту сторону от дороги, будто плыли вниз, плавно разворачиваясь… Резкий, сотрясающий толчок, – они стукнулись друг о друга, врезались головами в крышу; все подпрыгнуло, перевернулось. Раздался хруст стекла и скрежет металла. У Андрея застряла нога, тут же ее прожгла острая боль. Машина замерла вверх колесами, и сразу заглохла, только шипел пробитый радиатор.
Со всех сторон в салон лезли переломанные ветки, одна вонзилась Андрею в плечо. Пахло содранной корой, кровью, каким-то ржавым паром, видимо, вода из радиатора залила горячий мотор. Они, скрючившись, лежали на крыше внутри салона и смотрели друг на друга: Андрей между спинками сидений, а попутчица дальше, ее отбросило назад.
– Хорошо, крыша крепкая, – сказал Андрей, весь в мелких порезах от осколков лобового стекла.
– У кого? – спросила девушка, держась за голову.
– У машины…
– У нее, блин, крепче не бывает! – сказала она весело.
– Ты как?
– Нормально, целая вроде, – ответила девушка.
– Тогда вылезай и беги в лес. У меня нога сломана.
– А ты?
– Отобьемся, – поморщился от боли Андрей.
Он помог ей выползти в окно, и она, спотыкаясь, побежала к лесу.
Бандиты появились не сразу. В джипе при ударе сработали подушки безопасности, поэтому оба походили от талька на мукомолов: один с бейсбольной битой, другой с железным прутом. Андрей, морщась от боли, поглубже втиснулся между ветками и закрылся отвалившимся сиденьем.
В заднюю дверь заглянул маленький.
– Ну, как оно? – золотозубо ощерился он, стараясь разглядеть среди веток и вещей Андрея.
– А ты как думаешь? – спросил он.
– Я думаю, что хуево! – сказал коротышка, оба бандита заржали. Маленький дернул за ручку, пытаясь открыть дверь, но ее заклинило. Большой с силой ткнул несколько раз битой в Андрея – попал в сиденье. Кусты мешали им подойти ближе.
– Что это вы, ребята, все белые как мучные черви? – сказал Андрей.
– Сейчас красный будешь! – пообещал верзила, и снова нанес битой серию колющих ударов. Андрей поймал ее за толстый конец и стал тянуть к себе. Коротышка бросился помогать товарищу, однако Андрей перетянул обоих. Тогда маленький попробовал достать Андрея прутом, неожиданно прут сорвался и попал верзиле по зубам.
– Ты что, сука! – завопил тот и отпустил биту. – В шары долбишься!
– Я не хотел, Славентий, честное слово!
Андрей видел только бегающие ноги верзилы и неподвижные коротышки.
– Ты чего скачешь, как пидор подстреленный? – крикнул майор из машины.
– Отдай биту, – нагнулся верзила, разбитый рот он прикрывал рукой.
– Вы бы, ребята, ехали отсюда, пока друг дружку не покалечили, – посоветовал ему Андрей.
– Отдай, а то хуже будет.
– На, возьми. – Андрей протянул биту, но тот не поверил: побоялся лезть за ней в салон.
– Может, запалим? – предложил коротышка.
– Проститутка нас знает. Хрен с ней, с битой, – поехали. Живи, мудак! – крикнул Славентий, – видимо, они боялись, что кто-нибудь увидит их с дороги, поэтому торопились. Коротышка врезал на прощание по двери прутом, затем разбил оставшиеся стекла. Андрей услышал, как загудел джип, звук дизеля стал таять в вечерней тишине.
Через какое-то время по дороге проехала легковая машина, за ней – грузовик, потом еще что-то, а девушка все не возвращалась. Он попробовал нажать битой на сигнал, но тот безмолвствовал. Тогда привязал ее вместо шины к ноге и сантиметр за сантиметром начал выкарабкиваться через окно. И вот, когда вылез уже по пояс, услышал шаги по траве.
Девушка подошла и встала на четвереньки.
– Что, уехали? – спросила она вполголоса.