Паломничество с оруженосцем

"Перекусить" расположились на слабеющем уже солнцепеке, разостлав одеяло. Потом Борисыч мечтательно закурил и проговорил:

– Я, наверно, чего-то недопонимаю… В природе вроде бы все друг друга поедают – и все равно тут душой отдыхаешь. А в городе никто никого не ест – ну, может, и едят, но не так явно, – а чувствуешь себя гораздо хреновее. Почему так?

– Не знаю, – ответил Андрей, посасывая соломинку. – Наверное, потому что-о…

– Почему – что?

– Потому что… тут хоть и царит жестокость, но нет лицемерия, фальши – все открыто. – Он не сводил глаз с замка на другом берегу.

– То есть получается: человек стал хуже по сравнению с дикой природой?

– Конечно. А для чего же еще он был создан? Чтобы, как можно, глубже погрузить мир во зло. Однако вопреки божественному замыслу всегда появлялись люди, которые не хотели увеличивать страдания и других отговаривали. Их поэтому и называют гениями, то есть даймониями, духами. Собственно, они уже перестали быть людьми и приобрели новую сверхчеловеческую природу. Правда, им приходилось говорить, что бог добр и что злые поступают против его воли, иначе бы их не послушали, – а может быть, они сами в это верили. Но их становилось все больше и больше, несмотря на то, что их жгли, распинали… Слушай, за нами кто-то наблюдает из замка: окуляры сейчас блеснули на башне… – Андрей приподнялся, опершись на руку.

Борисыч, как лежал, так весь переворотился и подскочил:

– Где?..

Андрей указал на выступавшую ближе всех башню. Там действительно на мгновение что-то сверкнуло и пропало. Или им привиделось, что сверкнуло…

– Может, зеркало или еще что-нибудь…

– Ты спугнул.

– Да ну, кому мы нужны?

– Кому?.. Ты сам знаешь Кому.

– Так это, ты думаешь?.. – Борисыч замер и, как завороженный, глядел на замок. Только шуршание ветра в кронах да шелест камыша нарушали тишину. И вдруг он засуетился, не зная за что хвататься. – Ну так, поехали скорей, чего еще ждать!

– Я что-то не пойму, – спрашивал Саня уже в машине, – если Он есть в тебе и во мне, зачем ему еще являться в материальном обличии?

– Для концентрации вокруг себя той энергии, которая ослабла в нас, чтобы нанести по нам упреждающий удар. – Андрей произнес это с каким-то ожесточением, глаза его сузились и заблестели.

"Эге, – подумал Борисыч. – Нет, таких мы еще не видали".

Они ехали с полчаса, пока не выбрались из леса. Их взорам сразу открылась полуразрушенная водонапорная башня, с похабными рисунками, и другое озеро, на этот раз справа от дороги. Весь берег здесь был изрыт копытами. Поднялись на взгорок и увидели деревню в одну улицу. Халдеевка расположилась в вырубленном в тайге прямоугольнике, со всех сторон ее обступал сосняк. Следуя объяснениям гуру, проехали в другой конец и остановились у последнего дома.

Дом стоял на отшибе, и там, где должен был заканчиваться огород, снова поднимался бор. Андрей хотел толкнуть калитку, но во время заметил, что она просто прислонена изнутри к штакетнику. Гнилой забор напоминал беззубую расческу. Под нижним, словно обгрызенным венцом домового сруба выстроились аккуратные горки ржавой трухи разной высоты – работа древоточцев.

– Может, тут никто не живет, – предположил Борисыч.

– Да вон вроде белье сушится. – Андрей указал на пару раздутых, как паруса, рубашек в огороде. Он отодвинул калитку, и они прошли внутрь. Посреди двора валялось дырявое корыто, на крыльце веник и чуни. Само крыльцо было сильно перекошено, не хватало двух или трех досок, на их месте зияли огромные щели. От большинства построек сохранились только покривившиеся каркасы, очевидно, они были разобраны на дрова.

Андрей постучал в окно и остался ждать внизу у крыльца. Где-то в глубине дома что-то слабо стукнуло, и снова настала тишина. Потом осторожно скрипнула какая-то дверь, и вновь все стихло. Борисыч показал на выпавший сучок в дощатой стене рядом с дверью: в отверстие на них глядел чей-то глаз. Глаз сразу скрылся.

– Алексей Зернов здесь живет? – спросил громко Андрей.

– Его нет, – проговорил, откашлявшись, сонный голос. – Что передать?

– Когда он будет?

– Не знаю: уехал, ничего не сказал.

– А вы кто?

– Я его брат, – отвечал из-за дощатой стены все тот же голос.

– У него нет брата, – недоуменно пожал плечами Андрей.

– Я – двоюродный, – ответили за стеной. – Так в чем дело?

– Ну, передайте ему, что приезжал Андрей Зубов, хотел с ним повидаться…

В сенях послышался какой-то шорох, звякнул крючок и, соскочив с порога, отворилась просевшая дверь. Из нее, сильно согнувшись, вышагнул с отмашкой немалого роста "человек брадатый и лохматый". На нем был брезентовый оверкот, который он держал запахнутым на груди. Под оверкотом, очевидно, не было ничего, как и на журавлиных, безволосых ногах, длинные пальцы которых он загибал кверху. Человек склонил большую голову на бок и недоверчиво посмотрел подслеповатыми глазами на Борисыча. Поймал ногой одну, потом вторую чуню и, наступая в шахматном порядке на заскрипевшие, прогибающиеся ступеньки, спустился с крыльца.

– Ну, здравствуй, – протянул он Борисычу руку.– Тебя не узнать…

– Он – Андрей, – показал Борисыч на Андрея. Человек выпучил маленькие глаза на майора и протянул руку ему.

– А что, теперь в армии с косами ходят? – спросил он. Кисть у него была длинная, сухая.

– В нашей с Сашей ходят. – Андрей представил Борисыча и спросил: – Ты от кого прячешься?

– От энергонадзора: у меня там … ну, химия, в общем… – сказал Алексей, запахиваясь в оверкот поглубже.

– Неужели и до вас доезжают? – спросил Андрей.

– Доезжают… Ну, пойдемте в дом, только наступайте на те же ступеньки, что я. – Он стал подниматься, показывая куда ставить ногу: – На эту не вставайте, а с этой сразу сюда… Это специально для надзора ― капканы, – объяснил хозяин.

─ Ловухи! ─ отозвался сзади весело Борисыч.

Они прошли темные сени и оказались в комнате с русской печью. Здесь царил беспорядок, который, по всей видимости, должен был остановить прорвавшихся через крыльцо контролеров. В доме пахло плесенью, гнилыми тряпками.

– У нас ремонт, поэтому такой разгром, – продолжал Алексей извиняться и в то же время прятать какие-то вещи в перевернутую постель. – Я сейчас… – Он ушел в другую комнату.

Это была обычная пятистенка. Пока хозяин одевался, они смогли осмотреться. В ногах кушетки установлен на табуретке старый черно-белый телевизор. Он шипел и показывал мутный негатив. Перед диваном – кухонный стол с неубранной посудой, объедками и шелухой от семечек. По столу, словно среди сюрреалистического ландшафта, бродили мухи. В углу в изголовье кровати возвышался книжный шкаф, наполовину заполненный какими-то папками, школьными учебниками, "философским наследием", а наполовину книгами по строительству и ремеслам: "Как построить сельский дом", "Баня своими руками", "Бочарное искусство" и т.п. Все устроено было, по-видимому, так, чтобы легко доставать с дивана: и книги, и стол находились на расстоянии вытянутой руки. Вот только до телевизора не дотянуться. В другом углу стояла газовая плита с баллоном, у входной двери рукомойник, вокруг которого весь пол уже сгнил. Под ним переполненное ведро с белесыми помоями.

– Я тут холостякую – бардак развел… – сказал Алексей, выходя к гостям. – Что ж вы не садитесь? – садитесь куда-нибудь.

Однако сесть было некуда: на табуретках лежала одежда и книги. Хозяин сгреб все в кучу и кинул на холодильник, но промахнулся, и половина посыпалась на пол. Движения у него были размашистыми, с перехлестом. Во время ходьбы он словно подгребал под себя руками и выбрасывал вперед ноги. Не было ни одного косяка, стула, который бы он не сшиб по дороге. Наконец он нашел очки, и стулья стали падать реже. Он тут же принялся наводить порядок: застлал одеялом кровать, сгреб грязную посуду в таз (при этом разбил стакан), поставил на электрическую плитку кастрюльку с водой.

Борисыч достал из сумки банку тушенки и две бутылки водки.

– Это бы не к чему… – проговорил манихей, почесывая задумчиво спину.

– За знакомство… Чтоб разговор завязался, – сказал Борисыч и тут же распорядился, чтобы предупредить все возражения: – Ну-ка, убери пока в холодильник. – Он уже чувствовал себя как дома. Сейчас и Андрей подумал, что водка не помешает: разговор не клеился, как если бы стал виден скрытый механизм беседы, который скрипел и застревал, и все внутренне морщились из-за этого скрипа. Алексей время от времени замирал в нерешительности, словно не совсем понимал, что он, вообще, тут делает.

Хозяин убрал водку в холодильник и достал оттуда соленые грибы и капусту. Потом высыпал рис в кастрюльку и стал там помешивать.

– Как у вас тут с грибами? – спросил Борисыч.

– Нормально… – сказал Алексей и прибавил, чтобы смягчить ответ: – Жена в город уехала, а то бы грибные места показала.

– А давайте по соточке – чтобы рис варился, – предложил Борисыч. Тут же сам извлек из холодильника водку и налил в приготовленные мензурки с делениями. – Ты смотри, – восхитился он. – Так даже удобне́е: сразу видно, кому сколько налито.

И они выпили «за встречу».

Тотчас же стало просторнее и светлее. Алексей вывалил в рис тушенку, сказал, что будет плов. Андрей почувствовал, как расширяется мир, как он наполняет его собой и даже начинает любить. И до чего было приятно хрустеть огурцом после обжегшей внутренности огненной горечи, наполнявшей его беспричинным ликованием, как и он ― мир.

– Сначала человек пьет молоко матери, а потом – водку, – проговорил после второй Алексей. – Это изрек один философ, – правда, ничего путнего он больше не родил…

– Ты же университет закончил. Я помню: в школе на олимпиадах первые места занимал… – начал издалека Андрей. – Как ты с твоей головой в этой дыре оказался?

– А город – не дыра? или Москва – не дыра? – с раздражением, скорее, на остатки собственной скованности отвечал Алексей. – Париж, Нью-Йорк, – все это большие дыры. Я бы еще дальше, на Алтай, уехал, если бы деньги были.

– Почему на Алтай? – спросил Борисыч.

– Там природа другая – горы… Так что лучше жить в маленькой дыре, чем в большой.

– Я тоже так считаю, – сказал Борисыч, цепляя на вилку целый груздь. – В деревне совсем другим человеком становишься, правда, Алексей?

– Нет, все-таки университет не за тем заканчивают, чтобы потом в глуши себя похоронить, – продолжал Андрей вызывать хозяина на откровение.

– Я даже больше скажу: диссертацию пишут не для… в общем, не для этого, – начал с подъемом Алексей, но вдруг осекся, очевидно, передумал развивать тему. – В городе у меня бессонница, голова болит – задыхаюсь там…

– А ты диссертацию написал? – удивился Борисыч, жуя скомканный пук лука. Он сидел с прямой спиной и повел себя немного чопорно, услышав, что Алексей бывший диссертант.

– Был грех, когда еще преподавал в универе, – сказал тот. Он навалился на стол локтями и походил сейчас на большую нахохлившуюся цаплю, поправлявшую очки.

– Какой предмет вел, если не секрет? – спросил Борисыч.

– Самый бессмысленный – философию.

– Что так? разочаровался? – проявил живой интерес Андрей.

– Да нет, как раз наоборот – в том-то и беда. Ученый должен относиться к своей дисциплине, как жрец к священной корове. Хоть она и священное животное, но можно иногда пинка дать, когда никто не видит. А я не мог: слишком всерьез все было.

– И какой ты философии придерживаешься? – снова спросил Андрей.

– Никакой уже. Смотрю просто на жизнь и жду, что будет дальше. И даже не жду, потому что все и так известно…

Разговор не получался: не хотел манихей вот так с наскока раскрываться, почти физически ощущалось его сопротивление говорить о чем-то серьезном. Андрей решил не припирать к стене: глядишь, сам разоткровенничается – а так еще дальше уйдет в себя. Он помнил эту черту школьного друга. Борисыч пустился в расспросы о возможностях бутылочного бизнеса "в здешних местах".

– Навряд ли что-то здесь соберете… А пойдемте на крыльцо, возьмем с собой водку, закусь. Погоды стоят отменные – что в избе париться? – предложил Алексей, и они, прихватив бутылку, рюмки, тарелки, вышли на крыльцо. Там расселись на ступеньках в порядке, который указал манихей.

– Огурцы у тебя Леша, выдающие, – похвалил Саня. – Собственного посола?

– Жена солила. Овощи – мои священные животные, – сказал тот не без гордости.

Они полулежали на разостланном одеяле, опершись на ступеньки, и смотрели на чернеющие ели и сосны, на голубое, прозрачное небо над ними, подрумяненное гаснущим закатом.

– А массажер тут у вас продать можно? – спросил Борисыч. – Дорогой – Голландия.

Алексей надолго задумался, стараясь, по-видимому, ответить точнее.

– Не-ет… Тут ты его никому не продашь. Если еще километров тридцать проехать, дальше есть большая деревня. Там председатель богатый, – может, он купит. Но я вам туда ехать не советую.

– Почему?

– Место нехорошее. Болота… и вообще… – Алексей смотрел прямо перед собой, потом поправил очки и продолжал: – Фамилия у него Швачко. Устроилась эта Швачка не хуже лендлорда. У нас бывшие председатели такую власть взяли, какая помещикам не снилась. Все у них: зерно, корма, лес, техника. А этот – просто рабовладелец: крестьян на площади порет. Восстановил колхоз сталинского образца. Правда, раздал часть земли, но ввел подушное обложение и теперь со своими опричниками собирает подать. Раз в неделю каждый должен отработать барщину на его наделе. Говорят даже, учредил право первой ночи: если понравилась ему девушка, ведут сначала к нему, а потом под венец. Содержит у себя целый гарем: не можешь вернуть долг, отдай жену или дочь на месяц-два, в зависимости от размера долга, – якобы в работу…

– Стоп! Я что-то не пойму: мы в каком веке живем? – Андрей привстал даже.

– Ты что, веришь, будто есть какое-то время и что-то изменяется?

– Человек меняется – черти не меняются, – сказал категоричным тоном Борисыч.

– Ну и что, они не могут на него управу найти? – спросил Андрей, чтобы возобновить разговор о председателе.

Алексей внимательно посмотрел на Борисыча и потом ответил:

– Пытались – одних посадил, других запугал. Несколько человек пропали бесследно, и никто их не ищет ─ места глухие. У него в друзьях – прокурор района и начальник милиции. Сын женат на дочери главы районной администрации. А первый зам губернатора у него каждую зиму на охоте.

– Почему они его не повесят – я имею в виду крестьян – или на вилы не насадят?

– Его голыми руками не возьмешь. Он всю родню сюда перевез: братьёв, дядьёв с семьями. Создал из них что-то вроде дружины, вооружил якобы для охраны скота от воров. На самом же деле – себя и своих присных от крестьян, и вся эта свора кормится теперь за их счет. Построил что-то вроде крепости за деревней и живет там со своей челядью. Выходит оттуда только под охраной. Да и народ у нас смирный, лишь погалдеть мастера…

– Пусть тогда уйдут от него, – сказал Андрей.

– Чтобы уйти, уехать, нужны деньги, паспорта. Он же зарплату не платит, в город их торговать не пускает, товар из своей лавки под запись по дорогой цене им сбывает. Паспорта отнял – и вот сидит этот паук в своем углу, плетет паутину…

– Это не его замок около озера мы видели? – перебил вдруг Борисыч.

– Видали да? – поднял глаза Алексей. – Нет, у него попроще, я думаю. Куролесовка совсем в другой стороне. А этот несколько месяцев назад как из-под земли вырос. Только вы туда не попадете, и близко не подъедете: там охрана кругом – ротвейлеры, ризены. А чей он, даже деревенские не знают. Хотя народ у нас дошлый, обычно все выведают. Никто хозяина замка ни разу не видел. Говорят, только черный "мерин" из ворот выезжает и заезжает потом, но никто из него не выходит. Он там себе асфальт до самого шоссе проложил.

При упоминании о "мерседесе" Андрей с Борисычем переглянулись, но ничего не сказали.

– Это озеро у нас считается целебным… Пойду еще огурцов и грибков принесу, – сказал Алексей, поднимаясь. Наступил в тарелку и ушел в дом.

– Черный "мерин" – не наш ли знакомый? – спросил Борисыч, как только манихей скрылся за дверью.

– Мало ли черных "мерседесов". Потом, тот был не черный, а темно-зеленый, – сказал Андрей, вылавливая вилкой последний гриб из банки.

– Разбираются деревенские, где черный, а где зеленый! – возразил Борисыч.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.