Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие

«Благодарю, Стефан, благодарю за любовь ко мне. Благодарю за участие в моей жизни. Я не умею передать, как бесконечно ты мне дорог».

Расколотая матрица Стефана обрела цельность, и я открыла глаза. Сашка уже покидала колени Стефана, деловито уведомив:

– Пойду к папе.

Я проследила за её перемещением и тоже мысленно поблагодарила: «Сашка, спасибо за помощь!»

В это время Маша выкатила из кухни сервировочный столик с супницей на нём и окликнула меня:

– Маленькая, разливай рассольник! Сегодня все без обеда, может, кто жидкое на ужин захочет?

– Пойдём ужинать, Стефан, – позвала я и, поднимаясь, потянула его из кресла.

Семья очнулась от наваждения, зашумела, задвигала стульями, рассаживаясь вокруг накрытого стола. Маша оказалась права, «жидкое» захотели все, кроме Вани и меня.

Первую тарелку я налила Серёже и только следующую Максу. Домочадцы переглянулись между собой, пряча улыбки. Я открыто посмеивалась их радости, наливала рассольник и подавала им в руки. Как всегда, глядя в глаза, желала приятного аппетита, и вдруг обнаружила, что вижу в глазах домочадцев то, в чём они вряд ли признаются. Савелий, например, мне улыбнулся, но был недоволен и даже раздражён. Я не разобралась в нюансах, но ему почему-то не по нраву пришлось наше с Серёжей примирение. Марго сердилась, но, кажется, не на меня, а Женя, забирая у меня тарелку, как и Савелий, мне улыбнулась, но думала обо мне нехорошо.

«Что же это, я теперь не должна смотреть в глаза людям? – растерялась я. – Но Сашка смотрит в глаза. Может, она умеет не видеть, когда не надо видеть?»

– Что ты? – склонился ко мне Серёжа. – О чём задумалась?

Взглянув на него, я коротко хохотнула. Хохоток получился нервным.

– Серёжа, я стала… господи, страшно сказать, но… я стала ясновидящей!

Ничуть не удивившись глупости моих слов, он внимательнее всмотрелся в моё лицо.

– Почему ты испугалась? Ты видишь будущее?

– Я что, могу ещё и будущее видеть? – вытаращилась я на него. – Не-ет, не пугай, будущее я, к счастью, не вижу! – и, потянувшись к его уху, прошептала: – Серёжка, я вижу, что люди думают… нет, не думают, а чувствуют! Я вижу, что люди чувствуют в тот момент, когда я на них смотрю! – я захихикала. – От меня теперь ничего не скроешь, представляешь? Серёжка, страшно-то как! Сашка с Андреем как с этим живут? А?

– Ч-ч-чи, Девочка, успокойся! – он обнял меня. – Разберёшься со временем и научишься управлять своими новыми способностями. Что тебе положить? Рыбу будешь?

Глубоко вдохнув, я медленно выпустила из лёгких воздух.

– Буду. Ты прав, надо успокоиться!

Не чувствуя вкуса, я начала есть, одновременно проверяя состояние Андрэ и Стефана.

Андрэ быстро набирался сил, ему помогала Саша – не глядя на деда, она направляла на него поток любви. А Стефан ещё не понимал своего нового состояния и с удивлением, и даже робостью, знакомился с самим собой. Я ему ободряюще улыбнулась.

– Серёжа, а ты? – я снова взглянула на Серёжу.

– Что я?

– Ты тоже видишь?

– Вижу, но не анализирую, примерно так же, как чужой разговор – слышишь, а в смысл не вникаешь.

– А что ты видел, когда я со Стефаном работала?

– Я не смотрел Стефана, я видел тебя.

– И что ты видел?

Пожав плечом, он стал перечислять:

– Вначале ужас, сочувствие… потом вреде отвращение мелькнуло… – он лукаво блеснул глазами, – но больше меня заинтересовала смесь смущения и удовольствия. Тебе нравится, что Стефан тебя хочет?

– О! – я в ужасе уставилась на него, а потом шёпотом поинтересовалась: – Серёжа, как же мы жить будем? У каждого человека есть потребность в личном пространстве, где чужое присутствие нежелательно, а мы теперь лишены убежища и внутри себя! – я помолчала, поражённая открывающейся перспективой, и вновь захихикала. – Серёжка, тотальный самоконтроль очень скоро сделает из нас психов! Семейка психов – хорошенькая перспектива! Хотя, погоди, и самоконтроль теперь бессмыслен, по крайней мере внешний. Что толку демонстрировать выдержку, если кому-то всё равно видно, что ты злишься? О Господи! Серёжа, малые с детства видят нас во всех подробностях, всё наше враньё!

– Но тем не менее они нас любят.

– Они – Чистые Души! Думают про нас: и что с них взять, запутавшихся в тенётах Эго?

– Лидка, я всегда знал, что ты лицемерка! – рассмеялся Сергей. – Увидев сегодня моё истинное я, ты перестала меня любить?

– Я – нет! А ты?

– Я люблю твои слабости. Я их и раньше видел.

– Да? Тогда… тогда поцелуй меня, чтобы я успокоилась!

Я думала, он поцелует меня в висок или в ухо, но поцелуй случился самым настоящим и продолжительным. Василич вскоре громко крякнул и, выждав ещё немного, спросил:

– Так это, Сергей Михалыч, горько, что ли?

Но Серёжа прерывать поцелуй не торопился, и только нацеловавшись вволю, прерывающимся от сбитого дыхания голосом ответил:

– Сладко, Василич, так сладко, что не оторвёшься! Ты-то позабыл, видать, сладость женского ротика, Машу что, уже и не целуешь?

– А он с коровами нацелуется так, что уже и не до Маши! Ты послушай его, Сергей Михалыч, он же только о коровах и говорит! Видать, и ночует с ними! – ответил за Василича Володя.

Все засмеялись, а Володя бросил взгляд на Ольгу, но та переглядывалась с Павлом и не заметила ни взгляда его, ни шутки.

Перед десертом я пришла на кухню заваривать чай. Маша, склонившись к духовке, критично вглядывалась в её нутро, а увидев меня, отпустила дверцу и махнула рукой:

– Завтра будем мыть! Сегодня с обеда утварь не вымыли и сейчас не будем! Завтра с Олей с утра пораньше генералку на кухне сделаем, и печку вымоем, и кастрюли перемоем. Раю в помощь позову, может, и Женька поможет, – она попятилась и опустилась на стул. – Я, вишь, и к чаю сегодня ничего не испекла. И что в ум не пришло? Максим Сергеич когда с малыми в дом прибежал, сказал, что с тобой и Сергей Михалычем всё в порядке, я могла бы испечь чего-нибудь, успела бы… Ох, Маленькая, и что промеж вас произошло, что Сергей Михалыч так заболел? Он крепкий, а тут… Испугалась я! Стефан пришёл белее волос своих, не сел, упал на диван. Я спрашиваю: «Что там? Как Сергей Михалыч?» Он только глазами вращает и молчит. Ну, я и подумала, что всё… – Маша заплакала, – хорошо, Оля побегла к домику узнать… о-о-ох, батюшки-светы!

Я подошла и молча обняла её.

– Ничё! – похлопала она меня по руке. – Ничё, Маленькая, главное, что все живы! И граф, вишь, помирал совсем, а ты пришла, посидела с ним пять минут, он и ожил. Ещё лучше прежнего стал! Главное, Маленькая, что ты и Сергей Михалыч помирились. Теперь опять всё хорошо будет. Слышала, граф Андрэ Максим Сергеичу говорил, ты офис свой бросила?

– Бросила, Маша.

– Вот и хорошо! Дом без тебя пустой. И детям хорошо с тобой будет, и нам всем. Ваняткой сама займись, а то он всё с дедом, всё книжки, вишь, читают. Твои-то дети в эту пору на языках разных уже разговаривали, посуду мыли, Василичу помогали, да много, что уже умели.

– Хорошо, Маша, займусь.

– Ну, ты не стой возле меня, – она опять похлопала меня по руке, – чай-то заваривай! Успокоилась я, с тобой и лекарств никаких не надо! А я сейчас варенье разное достану, рахат-лукум твой любимый, конфет положу. А завтра торт испеку. Сергей Михалыч предупредил, завтра гости будут. Ты-то какой торт хочешь?

Я пожала плечом, но Маше мой ответ и не был нужен.

– Я твой любимый сделаю, с безе, орехи свежие ЭНБЭ наколет. Максим Сергеич с безе тоже любит, – узаконив выбор любовью главы семьи к безе, Маша задумалась и, услышав мой смешок, рассмеялась сама и махнула рукой со словами: – Оба они, и Сергей Михалыч, и Максим Сергеич торты не едят!

Я расхохоталась, а она ворчливо прибавила:

– Теперь к обоим приноравливаться надо. Два главы-то теперь у нас! Ну заваривай чай-то, пошла я.

Я составляла чайники в раковину, когда на пороге появился Паша.

– Маленькая, давай я сам ошпарю.

– Давай, Паша.

Только он взялся за чайник с кипятком, на кухню вбежала Ольга. К груди она прижимала три банки с вареньем. Павел окинул её потеплевшим взглядом, она зарозовела, спрятала глаза за ресницами и принялась хлопотать: вытерла банки, вскрыла их, потом потянулась, достала из шкафа вазочки для варенья и, впотай бросая взгляды на Павла, начала их одну за другой наполнять.

«Неужели у них отношения? – подумала я и сама себя окоротила: – Да нет, опять придумываю! Слишком уж большая разница в годах. Ольге двадцать семь, а Павлу… Павлу пятьдесят четыре… Ну так и знают они друг друга почти восемь лет!»

Ольга убежала, унося на стол варенье, и вернулась, катя перед собой сервировочный столик.

– Лидия Ивановна, давайте я заварники возьму! Заварили же уже?

– Да, Оля, – я посторонилась, – спасибо!

Я смотрела, как она переставляет чайники на столик. Маленькие ручки мелькали умело и сноровисто, без суеты. Взглянув на лицо девушки, – глаза полуприкрыты, на губах блуждает мягкая бессознательная улыбка – я окончательно уверилась: «У них отношения! Она светится, как светятся только любящие и счастливые взаимностью женщины. Ах!.. Она беременна! – нечаянно обнаружив тайну, я смутилась и заспешила к двери, оставляя влюблённых одних и ликуя про себя: – Счастье-то какое! Счастье! Пашка – отец!»

Серёжа и Андрэ попивали вино, уединившись в диванной зоне, видимо, распивали ту самую заветную бутылочку. Сашка сидела на коленях у отца, а на коленях графа уже засыпал Ваня. «А где у нас мама Катя? – спросила я у себя и осмотрелась, дочери в гостиной не было. – Настя уехала – ребёнок бесхозный!» – ворчливо подумала я и направилась за внуком.

– Вот, детка, пьём с твоим мужем игристое 1907 года урожая! – блестя глазами, встретил меня Андрэ. Щёки его слегка порозовели от вина. – Но должен отметить, вино негодное! Хоть и из царского заказа!

– Так это вы твой новогодний подарок распиваете?

– Да, детка, я загадал, что открою бутылочку тогда, когда вы с Сергеем помиритесь.

– А почему негодное?

– Думаю, в погребке царя морского была не та атмосфера! Теперь вот пьём! – он отсалютовал мне бокалом и провозгласил: – Пью за ваш союз, детка! Будь счастлива!

– Спасибо, Андрей! – я наклонилась, поцеловала его и обратилась к внуку: – Ваня, пора спать. Ты сам пойдёшь, или взять тебя на ручки?

– Я сам, Лида, – пробормотал малыш и сонно, вяло завозился.

– Маленькая, оставь, я сам уложу Ваню, – сказал Серёжа. Ставя бокал на столик, он одновременно поцеловал Сашу в макушку, и она перебралась в соседнее кресло. – Ваня, иди ко мне, иди мой мальчик, – Серёжа поднялся и взял внука на руки. – Сейчас мы с тобой искупаемся и в кроватку, ушедший день обсудим, наметим планы на завтра.

– А как это, деда?

– Вначале ты мне расскажешь, что нового за день узнал, потом я тебе расскажу свои новости.

– Я расскажу, что я узнал? – с недоверием уточнил Ваня.

Они удалились, и я уведомила графа:

– Андрей, Ваня с завтрашнего дня начинает изучать языки.

Помедлив, видимо, поразмыслив над тем, как к этому отнесётся Катя, Андрэ согласно наклонил голову. Тем временем Сашка перебралась на колени к нему и спросила:

– Grand-père, pourquoi le vin est-il de la commande royale?

А я направилась к Даше, уныло и одиноко склонившейся над чашкой с чаем. За столом остались только она, да поодаль от неё Маша, Катерина и Семён обсуждали меню на завтра. Маша, безусловно, царствовала среди подопечных – выслушав предложение кого-то из них, корректировала его и выносила вердикт:

– Булки твои, Семён, никто есть не будет, хоть с изюмом они, хоть с повидлом. На десерт я торт испеку. А вот хлебы, Катерина правильно говорит, печь надо! Свежий – на стол, а из сегодняшнего сухарики к борщу насушим. Так что иди ставь квашню. Маленькая, – возвысила она голос, – Сергей Михалыч сказал, шашлыки завтра делать будет. Ясный день вроде обещают, может, и стол накроем на террасе?

– Хорошо, Маша, накроем на террасе. А баранины много?

– Три туши из хозяйства привезут. Грозились к шести утра поспеть. А ты почто спрашиваешь?

– Я могу плов сделать.

– Давай, Маленькая, плов! – подал голос Паша. – Давно ты для нас не готовила! Мы с Саввой помогать тебе будем.

– А я хотела рыбу в сметане запечь… – засомневалась Маша.

– И что тебя смущает? И плов приготовим, и шашлыки, и рыбу. Гостей много будет, – успокоила я и склонилась к Даше.

ДАША

– Даша.

Она вздрогнула и подняла голову.

– Маленькая… задумалась я.

Ухоженная, подтянутая, элегантно одетая Даша была по-прежнему хороша – красива зрелой и, на мой взгляд, ещё более манкой красотой.

– О чём? – я присела на соседний стул.

– Да вспомнила себя молодой. Думала, что всё-всё у меня будет хорошо да счастливо. А теперь вот сижу одна, постаревшая, никому не нужная. Сегодня страшно стало, если тебя не станет, мне тоже хоть в петлю, заклюют без тебя.

– Глупости говоришь, Даша! И клевать никто не будет, и защитить есть кому!

Одиночество Даши во многом было надуманным. После развода со Стефаном она замкнулась в себе и перестала общаться с домочадцами. Днём работала над воссозданием красоты своих клиенток, а вернувшись домой, вначале шла заниматься в тренажёрный зал, а вечером запиралась у себя в квартире и напивалась. Я делала попытки вернуть её в семью, убедить, что изгоем она стала лишь в результате собственного выбора, но добилась обратного – Даша допоздна стала задерживаться в своём салоне и иногда по целым неделям не заходила в дом.

– Хочешь, пойдём поговорим, – предложила я.

Поспешно отставив чашку с недопитым чаем, она поднялась.

– Пойдём в лекторий.

Опустив голову, чтобы не дай бог встретиться с кем-то взглядом, Даша устремилась к спасительной двери.

– Мама! – позвала меня Катя, появляясь из-за колонны, видимо, выйдя из кабинета.

– Даша, ты иди, – попросила я, – я сейчас подойду.

– Мама, когда ты со мной поговоришь?

– Катюша, я не знала, что ты нуждаешься в разговоре. Сейчас поговорю с Дашей, а потом с тобой, хорошо?

– С Дашей… – губы Кати скривились и, понизив голос, она обиженно пробурчала: – Тебе кто угодно дороже меня! Я как из кабинета не выгляну, ты всё время с кем-то разговариваешь! Раньше я могла хотя бы ночью с тобой поговорить, а теперь и в спальню к тебе путь заказан! Пожалуйста, выдели и для меня время! – она порывисто прижалась ко мне и прошептала: – Я сегодня так испугалась!

– Знаю, детка! Мы сегодня обязательно поговорим, обещаю, – уходя от неё, я оглянулась и ещё раз заверила: – Вернусь и поговорим, я быстро, Котёнок.

Бывшая детская игровая комната снова стала лекторием, где снова проводились «Встречи трёх», а точнее «Встречи двух», потому что постоянными участниками встреч были только Саша и Андрей. Третий участник часто менялся – это мог быть Серёжа или Макс, могла быть Катя, иногда Андрэ и очень-очень редко я.

Даша примостилась на откуда-то взявшемся здесь маленьком стульчике Вани и, опираясь сложенными друг на друга руками на колени, смотрела на носки своих роскошных туфель. Я опустилась в ближайшее к ней кресло.

– Маленькая, почему меня никто не любит? – спросила она, не поднимая глаз. – И преуспела я, деньги хорошие зарабатываю, клиентки меня на части рвут, подарками задаривают, а не любят. И дома тоже.

– Сама, Даша, люби. Делясь любовью, любовью пополняешься. Дари добро и награды не жди. Ты, Даша, людям очень задолжала.

– Задолжала… – как эхо повторила она и, помолчав, призналась: – Стефана забыть не могу. Ты думаешь, мужчины мне внимания не оказывают, не замечают меня? И замечают, и на свидания приглашают. Да только мне никто не нужен! – она подняла на меня полные слёз глаза и с тоской прибавила: – Начать бы всё сначала… как вы с Сергей Михалычем!

– Мы не ставили в отношениях точку, Даша, ни я, ни Серёжа. Каждый из нас готов был продолжать отношения в любой доступной на данный момент форме. Вчера каждый из нас выдвинул другому условия, и это стало точкой. Но сегодня, к счастью, мы оба отказались от выдвинутых вчера условий.

– Да, а Стефан не отказался и точку поставил!

Я покачала головой, не соглашаясь с её обвинением, и тихо, со всей мягкостью, на какую была способна, вынесла приговор если и не её обидам, то её надеждам:

– Стефан мог полюбить тебя, но ты ему не позволила, Даша.

– Не позволила… – вновь как эхо повторила она. – О чём ты перед ужином с ним говорила?

– Старалась помочь избавиться от боли и чувства вины по отношению к его первой женщине.

Даша всхлипнула и, сильно-сильно зажмурившись, мотая головой из стороны в сторону, прошептала:

– Потеряла… Анюту, Стефана… сама потеряла!

– Нет, Даша! Почему же ты Анюту потеряла? Анюта любит тебя и ждёт, когда ты найдёшь в себе силы вернуться к ней и мальчикам! Ох Даша, если бы ты знала, как Анюта ждёт и надеется видеть тебя в роли бабушки! Только и надо, что выстроить отношения с Эдвардом. Но ведь и это несложно! Твой зять ценит семью и будет рад пополнить семью тёщей! Слышишь?

Она посмотрела на меня детски доверчивыми глазами с чуть растёкшейся тушью, и спросила:

– А ты поможешь мне?

Как всё это было знакомо! И эти мокрые глаза, и детски доверчивый взгляд, и вопрос-просьба о помощи.

– Даша, семья – это труд. Большой труд, но очень, очень благодарный! Я рада, что ты не шагнула за край, рада, что нашла в себе силы остановиться, значит, хватит сил и в семью вернуться, и жизнь заново выстроить.

– Не сама я… – она вновь всхлипнула, – не сама остановилась… пила я! Сашенька… Саша помогла!

«Сашка… Саша – Чистая Душа, прямой проводник Любви от Первоистока к людям. Чистая душа может исцелить и самого презренного из людей, потому лишь, что божественный исцеляющий свет любви не искажает личным осуждением, – думала я, терпеливо дожидаясь, пока Даша выплачется. Она ведь и поплакать в теперешнем своём мнимом одиночестве могла лишь наедине с собой. – Саша не на словах, Саша истинно принимает человека таким, какой он есть. А мы… мы, счастливо встретив Единственного среди сотен людей, самого лучшего среди человечества, непременно хотим его скорректировать, подогнать под собственные требования, а вернее – слабости, и делаем это столь бескомпромиссно, что и отношения, и жизнь можем довести до полного крушения, прежде чем прозреем и ужаснёмся своим деяниям. Я Серёжу чуть не потеряла. Когда-то я думала, что у любви нет антипода, но сегодня поняла, антипод есть, антипод любви – равнодушие. Тупое, бесчувственное равнодушие, способное довести до непоправимого выбора, то самое, что увидел Серёжа в моих глазах сегодня утром».

– Саша умеет любить, Даша, а нам приходится любви учиться. И учёба эта зачастую очень-очень болезненна, – вздохнув, сказала я и, отвлекая её от горестных сожалений, озадачила: – Даша, хочу тебя о помощи просить. Завтра в усадьбу съедутся гости, боюсь, не смогу дамам должного внимания уделить, так ты подменяй меня, развлеки их разговорами о модных новинках… ну да ты лучше меня знаешь, чем девочки интересуются!

– Хорошо, Маленькая, – со слабой улыбкой пообещала она, как всегда, ладошками отирая с лица слёзы. – Спасибо. Ты иди, тебя Катя ждёт. Я ещё посижу.

С навязанной ролью Даша справилась виртуозно – встречала гостью и буквально обволакивала вниманием, тонко раздаривая комплементы: то туалет похвалит, то украшения, а то цветущим видом гостьи восхитится. Вовлекая в дамский кружок, выбирала нужную тему: с кем-то о детях-внуках разговор поведёт, с кем-то новую диету или средство от морщин обсудит, а с кем-то и на ушко о чём-то тайном перешепнётся.

«Светское» поведение Даши очень не понравилось Маше:

– Барыня-то, бизнесменша, клиенток, поди, новых среди гостей ищет? Гордая! Как хозяйка себя ведёт, слышу, всё рассказывает что-то, поучает, а эти курицы и рты разинули!

– Маша! – было одёрнула я.

– Не машкай! – прикрикнула она и в сердцах бросила лопатку на противень.

– Маша, я сама Дашу попросила о помощи. И гостьи обласканы, и я свободна. Ты же знаешь, не могу я больше пяти минут о девичьем трепаться.

– От! Опять у неё Дашка хорошая! Забыла, как она тебя грязью поливала?

– Маша, пора прошлое оставить в прошлом.

– Отмывай чёрного кобеля добела! Жалей! Дашка когда про тебя со Стефаном брехала, ты ведь беременная была, одна, без Сергей Михалыча весь дом тянула! Она тебя пожалела? Нет! Я-то, дура, тоже ведь ей, бесстыжей, поверила!

– Даша заплатила очень дорогую цену…

– Угу, – покивала она. – Ты ещё Стефана уговори: пускай опять на ней женится! А меня за неё не проси! Не забуду я делов её пакостных! Дашка ноги тебе должна целовать, что ты её не выгнала и жить при себе оставила, не то спилась бы и под забором где-нибудь сдохла, а ты ещё и работу для неё выдумала! Ишь! Бизнес у ней свой! Она, бесстыжая, и спасибо тебе ни разу не сказала!

– А я надеялась, ты мне поможешь, – разочарованно произнесла я.

Маша умолкла, а спустя немного времени с подозрительным любопытством спросила:

– А ты чего хотела-то?

– Хочу Дашу в семью вернуть, а без тебя мне не справиться. И пить Даша бросила, и с людьми общаться научилась, да с одиночеством в одиночку не совладать. Вину она свою помнит, боится, что в семье попрекать будут.

Маша в сердцах сунула мне в руки блюдо с рыбой и крикнула:

– Неси!

– Маша, если не вернуть Дашу в семью, она погибнет, а вернётся она только, если ты её приветишь!

Маша с размаху накрыла блюдо крышкой и подтолкнула меня к двери.

– Иди от греха! Подумаю я!..

Я улыбнулась и потянувшись, чмокнула Серёжу в подбородок.

– Что ты? – спросил он. – Чему улыбаешься?

– Думаю, какая хорошая у нас Маша, повезло нам с ней!

…Прежде чем идти на переговоры с Катей, я решила отправить малых спать.

Саши нигде не было видно, поэтому я направилась к Андрею. Он стоял подле Максима, положив руку ему на плечо, и слушал разговор старших: Макса, Савелия, Володи и Паши, крутя головкой на четыре стороны. Под мышкой он держал папку с рисунками. В последнее время Андрей увлёкся карандашным портретом. Домочадцы с удовольствием принимали его работы в дар и, заказав Стефану рамки, развешивали их у себя в квартирах.

– Сынка мой воин! – я ласково обняла его. – Спать пора. Завтра будет новый день и новые разговоры.

– Да, мама, я Сашу жду.

– А где Саша?

– Саша с Катей в кабинете.

– Ясно! Отправляйся, милый, к себе, Сашу я сейчас вызволю.

Подойдя к плотно закрытой двери кабинета, я постучала и целую вечность ждала, пока на мой стук откликнутся. Открыла дверь Катя, но тотчас, ни слова не говоря, повернулась спиной и пошла к своему креслу. Серьёзная и сосредоточенная Саша сидела против неё на диване, поджав под себя ножки.

– Саша, пора спать.

– Мамочка…

– Пора спать, детка. Андрей уже пошёл к себе.

Саша неохотно поднялась и глазами многозначительно указала на Катю.

– Всё хорошо, маленькая, – обняв её, успокоила я. – Я скоро приду поцеловать тебя.

Я села на её место.

– Слушаю, Котёнок, о чём ты хотела поговорить?

Катя молча рассматривала свои пальцы, пока не лязгнул замок двери за Сашей, потом порывисто переместилась ко мне на диван и уткнулась носом мне в шею.

– Спряталась? – я рассмеялась. – Теперь говори.

– Я сегодня довела до крика терпеливую Сашу. Сашка ни на кого никогда не кричала, а на меня накричала!

– Сегодня, детка, всем нелегко пришлось. О чём вы сейчас говорили?

– А о чём я ещё могла говорить? Просила прощения! Я сегодня чувствовала себя самой… самой бестолковой в семье! А ещё лишней. Все спасали папу, а я… мне кажется, я только мешала! Мама, почему ты никогда не рассчитываешь на меня? – бросилась она в атаку. – Ты всегда, с самого детства, полагалась на Макса, полагаешься на маленьких Сашу и Андрея и никогда на меня. Я что, не заслуживаю доверия?

– Обкрадываю тебя? – хохотнула я. – То совместным времяпровождением обделяю, то доверием.

Посопев мне в ухо некоторое время, Катя вынырнула из укрытия и сердито буркнула:

– Прости! Предлагаю разговор начистоту, без эмоций, по-деловому.

– Давай, – согласилась я и пригладила её вздыбившиеся от нырков туда-сюда волосы.

– Что со мной не так?

– Ну если коротко, то… опасно полагаться на того, кто и сам едва стоит на ногах, – ответила я.

– Поясни!

– Катюша, ты так увлекаешься собственными переживаниями, что, что бы с кем бы не случилось, вначале требуется оказать поддержку тебе. Проблема в том, что тот, кто падает, уже падает, и ему не нужна подножка, ему нужна поддержка.

– Ясно! – Катя помрачнела и поторопила: – Дальше.

– Вместо того чтобы разрешать ситуацию, ты ищешь виновных в случившемся. Суд уместен только после того, как спасли всех участников происшествия.

– Дальше.

– Катюша, это всё.

Она погрузилась в свои мысли, но, вспомнив обо мне, пробормотала: