Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие

– В Москве?

Андрей кивнул, и я с облегчением выдохнула, даже засмеялась, ухватившись за спасительное: «Рядом! Господи! Станет невмоготу, можно увидеться!». И вновь всхлипнула.

– Андрей, почему вдруг?

Он медленно покачал головой.

– Я давно решил. Не говорил, потому что… ты и папа…

– Ясно. – Я прижала его к себе.

Амур тихонько скулил, переживая вместе со мной.

КАТЯ

Из комнаты Андрея назад в кабинет я бежала. Плюхнувшись на диван, выдохнула:

– Уфф, согрелась. В комнате Андрея холодно, как на улице. Окно открыто, батарея отключена.

Катя, видимо, только что отёрла слёзы – ресницы слиплись, в носу хлюпает. Я решила не принуждать её расспросами, надеясь, что она сама расскажет о причине слёз. Но она заговорила совсем о другом:

– Мама, помнишь, ты говорила о десяти правилах жизни? Ты можешь их назвать?

– Конечно, Катюша. – Я взяла в руки телефон и нашла в заметках нужную запись:

Правила счастливой жизни.

*Принимай себя такой, какая ты есть. Только так ты имеешь возможность стать лучше. Борьба с собой всегда поражение.

*Уважай потребности своего тела, не насилуй его, учись договариваться.

*Используй сознание при взаимодействии с миром, чтобы не пропустить Красоту.

*Живи Сейчас. Оставь Прошлое в прошлом и не захламляй мозги переживаниями о Будущем, иначе рискуешь потерять Жизнь.

*Будь благодарна каждому событию и каждому человеку, посетившему твою жизнь. Плохое учит, хорошее приносит радость.

*Будь полезна. Добровольное служение наполняет жизнь смыслом и увеличивает её продолжительность.

*Будь экологичной в отношениях. Эмоциональное насилие люди узнают и без тебя.

*Мечтай, чтобы знать, зачем живёшь.

*Живи на позитивном поле, тогда жизнь станет легче.

*Любую беду рассматривай с позиции любви. Оставь отчаяние неудачникам.

Подала телефон Кате. Она с минуту изучала текст и спросила:

– Можно я перешлю их к себе?

– Почту за честь, Катюша.

Катя проделала в телефоне необходимые манипуляции и вернула телефон мне.

– Спасибо.

– Что случилось, Котёнок? – мягко спросила я.

Катя опустила голову и промолчала.

– Ну хорошо, не хочешь говорить, не говори. У меня есть ещё вопрос. Что ты думаешь делать с Ваней? Родитель не может не выделять время на ребёнка…

– Мама! – Катя подняла на меня измученные глаза. – Папа меня уже отругал за Ваню. Я забыла, что Насти нет. Весь день не работала, а завтра праздник… работы накопилось…

– Катюша, сегодняшний вечер только иллюстрация. Ваня…

Я остановилась, потому что из непросохших глаз Кати вновь полились слёзы. Она хлюпнула носом и горестно пожаловалась:

– Мама, папа сказал, если я через неделю не предоставлю ему план воспитания Вани на ближайший год, он усыновит Ваню!

«Усыновит?!», – едва сдержала я вопль удивления. Протянула руку и привлекла дочь к себе.

– Мамочка! Папа никогда со мной так не разговаривал! Помоги мне! Только ты его сможешь остановить! Ты не знаешь, каким жёстким может быть папа!

Я всё ещё не могла поверить в угрозу Серёжи. Абсолютно нереальным было и то, что Серёжа мог быть столь суровым с любимой дочерью.

– Папа сказал, что у меня перед глазами пример прекрасной матери, а я ухитрилась ничему не научиться… сказал, если я столь бестолкова, что не знаю, как воспитывать ребёнка, нужно было тупо повторять то, что делаешь ты с малыми! Мамочка…

– Чччи… детка.

– …папа сказал, что я такая же ленивая мать, как Даша! Мамочка, я… мамочка… – захлебнулась она слезами, – я… я люблю Ваню!

– Я знаю, Катя. Чччи… успокойся…

Первое своё слово Ваня сказал поздно, в возрасте двух с половиной лет, но буквально в считанные недели от отдельных слов он перешёл к связным предложениям. Поскольку с мальчиком с рождения говорили только по-русски, я поинтересовалась, не пора ли начать учить языки, на что Катя отрезала: «Не пора! Зачем торопиться? Зачем у ребёнка беззаботное детство отнимать?» Я понадеялась, что, будучи рассерженной по какой-то, уже и не припомню, причине, Катя всего лишь поддалась желанию обвинить меня за насыщенное всевозможными занятиями своё детство, а, перестав сердиться, одумается и начнёт заниматься с сыном. Но этого не случилось. Памятуя о её страхах, что Ваня вырастет «пустым», я лезла с вопросами и советами: «Детка, ребёнок сам не разовьётся, интересы ребёнка нужно развивать… Катюша, почему Ваня растёт на руках деда? Почему, кроме как книжку с дедом читать, у Вани нет никаких других занятий?» Понимания я не встретила, и Ваня так и остался брошенным на руки деда Андрэ.

– Завтра я начну разговаривать с Ванькой по-английски, – немного успокоившись, начала строить планы Катя, – деда попрошу, папу… трёх языков для начала хватит…

– Нет, детка, не ты. Мать должна разговаривать с ребёнком на родном языке. Язык – культурный код нации, хочешь, чтобы Ваня сознавал себя русским, ты должна говорить с ним по-русски. Проси папу и Макса, деда я уже предупредила.

Катя кивнула и продолжала:

– Надо посмотреть, как Ваня рисует…

– Посмотри. – Я поднялась, нашла в шкафу папку с рисунками Вани и подала ей.

– Я тебе платье намочила, – заметила она, забирая у меня папку. Просмотрела листы с обычными детскими каракулями и разочарованно протянула: – Даа… талантов у Ваньки нет.

– Макс считает, что у Вани хороший слух, – не согласилась я, и Катя смутилась. – У Вани пытливый ум. Он наблюдателен и помимо детских задаёт совсем недетские вопросы. У Стефана, например, недавно спросил: зачем людям разного цвета глаза? Заметь, не почему разного цвета глаза, а зачем они разные. А на прошлой неделе дед сетовал, что приходится использовать интернет, чтобы отвечать на вопросы Вани.

– А мне Ваня не задаёт вопросов, – прошептала Катя.

– Возможно, потому что ты на них не отвечаешь?

Катя мучительно покраснела и признала:

– Папа прав, я плохая мать. – Она резко поднялась с дивана и бросила: – Пойду умоюсь. – Достигнув двери, оглянулась. – Мама, помнишь, мы говорили о счастье? Самое большое моё счастье в Ваньке. Я стану хорошей матерью, мама, я обещаю! – Катя уже шагнула за порог и вновь оглянулась. – Я только сегодня поняла, что ты для меня сделала, какими бесценными дарами одарила.

Катя выскользнула за дверь, а я сидела и думала о том, что самое бездумное отношение у человека ко времени. Ни секунды не задумываясь, человек тратит время на что угодно, зачастую на пустое, но времени на собственное дитя не находит.

ВАНЯ

Для Вани утро выдалось непонятным и травмирующим.

Спускаясь с Катей по лестнице к завтраку, Ваня обрадовался, увидев за столом обоих дедов и меня, заторопился, натянул, а потом бросил Катину руку и подбежал ко мне.

– Доброе утро, Лида!

– Доброе утро, Ваня! Как ты спал, милый?

– Хорошо, Лида! А у меня сегодня дел много, мне деда вчера сказал! Мы будем огонь жечь.

– Огонь вы будете разводить, Ваня.

– Да, разводить. – Из моих объятий Ваня потянулся ручками к Андрэ. – Деда, доброе утро! Ты сегодня здоровый?

– Bongour, petite-fille. Je vais trés bien.

Ваня озадаченно посмотрел на деда – глаза деда улыбались, голос был ласков, а говорил он что-то непонятное. Не высказав вслух удивления, Ваня попятился и, обойдя мой стул, подошёл здороваться к Серёже.

– Деда, доброе утро! Я сил набрался! Мы когда огонь будем ж… разводить?

– Good morning, Ivan. – Серёжа подхватил Ваню на руки. – First, the son will cut the meat.

Глаза у Вани округлились, вместо того, чтобы прильнуть к Серёже, он упёрся ладошками ему в грудь. Серёжа растерялся, не зная, то ли прижать к себе испуганного малыша, то ли отпустить.

– Ваня, – позвала я.

Малыш оглянулся и посмотрел полными слёз глазами.

– Не пугайся, мальчик, иди ко мне, я всё объясню.

Беря Ваню на руки, я с укором взглянула на Катю. Она жалко пролепетала:

– Я не успела сказать…

Я принялась рассказывать внуку, что, начиная с сегодняшнего дня, он отправляется в увлекательное путешествие в царство Лингвистики, где будет встречаться и знакомиться с разными словами, начнёт дружить с ними, а оба деда и Максим будут помогать ему в этом путешествии. Ваня прервал:

– Я не хочу линвистики, Лида.

– Почему, Ваня?

– Не хочу!

Я поднялась из-за стола и вместе с ним направилась в диванную зону гостиной. Мальчик крепко держался за мою шею. Катя за спиной что-то лепетала в своё оправдание, видимо, обращаясь к Серёже. Серёжа молчал.

– Чем ты напуган, Ваня? – спросила я, усаживаясь на диван. – Скажи мне, я не понимаю.

– Я подумал, со мной не хотят говорить. Я не хочу языков.

– Не хочешь, значит, так и будет. И без языков жить можно. Будешь, как я.

– Как ты?

– Как я. Я, Ваня, кроме русского не знаю другого языка. Потому мне, как калеке, всегда требуется помощь.

– Какая помощь?

– Помощь переводчиков.

Дальше было ещё хуже.

У мангала к Серёже присоединился Эдвард. Сыновья Эдварда – старший Роман и того же возраста, что и Ваня, Борис находились тут же и с отцом разговаривали по-английски. Поддерживая их обучение, Серёжа тоже общался с ними по-английски. И Ваня оказался в одиночестве. Пересиливая обиду, мальчик настойчиво обращался к деду, дед отвечал ему, но в общей беседе принять участие Ваня не мог. Дошло до того, что быстроумный и быстрословный Борис осмеял Ваню. Ваня сжал кулачки, из последних сил сдерживая слезы. От конфуза его спас Роман, сурово одёрнувший младшего брата. Получив выговор и увидев недовольный взгляд отца, Борис извинился перед Ваней и предложил помощь:

– Ваня, смотри, the fire, – мальчик указал пальчиком на горевшее полено, – огонь значит, или flame tongue – язычок пламени, или ещё bonfire, – он широко развёл ручками, – костёр, значит. Ты меня спрашивай, я тебе помогу.

Беззвучно шевеля губами, Ваня повторял незнакомые слова. А Катя глотала слёзы, издалека страдая за сына.

– Лида!

– Ну вот. – Я накрыла крышкой казан и оглянулась к бежавшему внуку. – Что, Ваня? Засекай, Паша, время – сорок пять минут, и будем есть плов!

– Лида! – Ваня с разбега уткнулся в мои ноги. – Тебя деда Серёжа зовёт! Шашлык пробовать!

– Уже приготовили? Ну пойдем, будем снимать пробу!

Ухватив меня за руку, Ваня забегал немного вперёд, чтобы заглянуть мне в лицо, и делился своими достижениями:

– Лида, а я уже много слов выучил! И по-немецки, и по-английски. Это Максим по-немецки со мной разговаривает, а деда по-английски, но деда и так, и так может. И Максим тоже. А Борис по-немецки не может! Но, если он попросит, я помогу ему! Лида, – Ваня в восхищении округлил глаза, – а мама знает пять языков! – Он растопырил передо мной пальчики. – Пять!

– Шесть, Ваня!

– Шесть? Мама сказала: английский, немецкий, французский, – Ваня остановился, загибая пальчики на руке, – ещё итальянский и… – Шевеля губами, Ваня ещё раз пересчитал языки по пальчикам и вспомнил: – Арабский, вот! А по-арабскому, мама сказала, её Стефан учил!

– Верно, арабскому языку маму учил Стефан.

– Арабскому. А ещё какой язык мама знает?

– Ещё русский язык, Ваня. Родной! Родной язык надо знать особенно хорошо! – Я присела, развернула мальчика к себе и спросила: – Ты перестал бояться?

Он кивнул.

– Лида, деда и Максим со мной понятно разговаривают. А ещё мне Андрей помогает. Лида, Андрей маленький, но он больше мамы языков знает.

– И Саша знает много языков. Это потому, что они сразу учились говорить на всех языках, которые известны в семье.

– А Максим знает древнюю латынь, он сказал. Лида, а что это древняя латынь?

– Язык науки. Сотни лет языком науки была латынь, а ещё раньше, до латыни, языком науки был арабский язык.

– А сейчас?

– А сейчас язык науки – английский. Подожди, Ваня, не беги, выслушай меня. Я хочу сказать, что горжусь и восхищаюсь тобой!

Ваня помолчал немного и спросил:

– Почему, Лида?

– Потому, что ты сделал правильный выбор – ты выбрал учиться, а знать – это лучше, чем не знать. Ещё потому, что ты мужественно вёл себя. Я видела, как тебе было обидно, когда ты оказался вне общения, но ты сдержался и преодолел обиду. И самое главное, что меня восхищает, это то, что ты готов оказать помощь, когда твоя помощь потребуется.

– А Борис надо мной больше не смеётся. Лида, он такой же, как я, а уже на лошадке катается.

– Ты тоже скоро сядешь на лошадку.

– Я знаю, мне деда сказал. Он сказал, меня сам учить будет. Пойдём! – Ваня вновь ухватил меня за руку и потянул за собой, торопясь туда, где интересно. – Ты говорила, что после обеда мы пойдём работать, а куда мы пойдём?

– Мы пойдём в оранжерею. Заведём тебе личную грядку, и ты сам будешь выращивать растения.

– Зачем, Лида?

– За тем, чтобы уметь это делать, за тем, чтобы вырасти умелым человеком.

– А мама умелый человек?

– Конечно!

– И Максим?

– И Максим.

– Лида, мой папа Эдвард?

Вот так, без всякого перехода. Я охнула, упала перед ним на коленки и прижала к себе.

– Что ты, Ванька? Почему ты решил?

– Эдвард говорит на меня сынок. И на руки всё время берёт, а ещё целует.

Я заглянула в глаза мальчика. Взгляд его серых глаз был серьёзен и безмятежен.

– Нет, Ваня, Эдвард тебе не отец. Ваня, это серьёзный и длинный разговор. Мы поговорим после, хорошо?

Он кивнул и, отвернувшись от меня, крикнул:

– Деда, вот Лида! Я её привёл…

– Серёжа, ты, правда, способен лишить Катьку материнства? – спросила я, подняв к нему голову.

Падая сверху, лунный свет освещал выпуклости его лица, но глазницы под нахмуренными бровями оставались озерцами тайны.

– Нажаловалась?

– Поверила и испугалась.

– Не знаю, Лида! Когда говорил, думал, что это единственный выход для Ивана.

Я покачала головой.

– Для Вани это беда. Ваня любит Катю.

– Знаю. Расскажи, что ты Ивану сказала про отца?

– Не я. Катя рассказала. Она с нами в оранжерею пошла, сама и в земле с Ваней возилась, сама и в ошибке своей повинилась, солгала, что отец Вани не знает о нём, потому что она рассталась с ним задолго до Ваниного рождения. Прощение просила.

– А Иван что?

– Хорошим человеком растёт у нас внук, Серёжа. Они на пирамиде, которую Василич придумал, укроп сеяли. Ваня на табуреточке стоял, Катя подле него на коленках. Так Ваня прижал голову Кати к грудке и, пока Катька плакала, ладошкой её по голове гладил. Серёжа, у Кати всё наладится, ей только помочь надо.

– Посмотрим. Раньше надо было воспитанием заниматься, видел, чем взрослее, тем требовательнее становится, а я восхищался, думал, хорошо, когда у девочки характер сильный. Поздно разглядел, что не характер это вовсе, а желание подчинить себе.

– Катя поняла это про себя ещё, когда беременной была.

– И что?

– Работает.

– Я боюсь, что перед нами ещё одна проблема встанет. Ты видишь, что с Эдвардом происходит?

– Вижу. Время идёт, и его тоска по Катьке растёт. Анюта опять беременна, опять мальчик. Говорит, будет рожать до тех пор, пока не родит девочку. Эдвард соглашается, он детей любит.

– Любит. Вопрос, от какой женщины больше? Ивана с рук не спускал, целует, сыном называет. И Катю… взглядом в неё уткнётся и будто намертво прикипает, Борис его зовёт, а он не слышит, глаз от Кати отвести не может.

«Катя мучительно ищет себя. А когда найдёт, тогда случится беда, – тоскливо подумала я, -потому что, познав себя, Катька разглядит и Эдварда. И что тогда будет? А будут осколки от нескольких жизней. Неет, Катя разбивать семью не станет. И будет страдать? Оох! И так не так, и эдак не так. И помочь, ничем не поможешь!»

– Маленькая… дай ротик.

Я потянулась к нему. Он поцеловал нежным длинным поцелуем и вздохнул.

– Соскучился. Давно молчишь. О чём думаешь?

– Вспоминаю последние события. Осмысливаю. А ты?

– А я перестраиваю бизнес. Теперь знаю, что нужно делать. Павла, вот посоветуй, куда определить. Беспокоится – денег, говорит, не скопил, а тут ребёнок родится, надо успеть хотя бы на образование сыну заработать.

– Что так? Его самого не оставили, и сына его не оставят.

Серёжа покачал головой.

– Правильно Павел мыслит, отец сам должен позаботиться о будущем своих детей.

– Ох и балда! – ахнув, усовестилась я. – Думала с обретением крыльев и ума прибавится, ан нет, самой, однако, умнеть придётся.

Серёжа тихонько рассмеялся.

– У Паши дар договариваться. Он легко завязывает знакомства, легко получает скидки, преференции, умеет найти нужную информацию.

– Согласен. Так и решим – попробуем его в роли коммерческого директора.

ПАША

– Маленькая, не помешаю? – спросил Паша и постучал по открытой двери кухни суставом пальца.

– Нет, Паша. Чаю выпьешь?

– Нальёшь, выпью. К тебе сегодня очередь, не пробьёшься.

Он сел к столу, и я подала ему чашку с чаем. Пить чай Паша не стал, молчал и крутил чашку на блюдце, пока не разлил. Я поторопила:

– Паша, ну говори уже!

– Ты из офиса ушла?

– Да.

– А я?

– А что ты, Паша? Что для тебя меняется?

– Ольга беременна.

– Я знаю, милый. Сегодня увидела, выказать радость только не посмела. – Я протянула руку через стол, растрепала его чуть поредевшую шевелюру, потом погладила по щетинистой щеке. – Я рада, Паша, даже не знаю, как и сказать, как рада. Когда свадьба?

– Не хочет Оля свадьбу, просто распишемся и всё.

– Неет… что ты? Семья обидится. Пусть не шумная свадьба, но праздничный обед вы не можете отменить.

– Буду разговаривать. Мы в понедельник поедем заявление в ЗАГС подавать.

Я покачала головой.

– Совсем я от дома отбилась, как могла не заметить ваших отношений? С меня свадебное путешествие!

– Да не хочет Оля ничего!

– Угу! Это ты весь мир объездил, а она где была? Пару раз на море съездила? Кто ещё знает?

Ухмыльнувшись, он отрицательно покачал головой.

– Что, я первая?! Ух ты! Подожди! – Я вскочила и побежала в кабинет, достала из сейфа золотой слиток и вернулась обратно. – На! – Сунула слиток ему в руку. – Это суюнши называется – подарок за радостную весть, казахский обычай.

Паша некоторое время растерянно смотрел на жёлтый прямоугольник с клеймом, потом протянул мне его обратно.

– Маленькая, я не…

– Бери! – прикрикнула я. – Нельзя отказываться! Давай мы с тобой чаем отпразднуем.

Я долила в чашки чаю, подняла свою, приглашая Пашу чокнуться. Он сунул слиток в карман и протянул свою чашку.

– Пашенька, будь счастлив! Любви и ласки тебе! Сынов и дочерей!

Мы чокнулись и отпили из чашек. Паша поставил чашку на блюдце, помолчал и спросил:

– Маленькая, ты, правда, без него бы не вернулась?

– Паша, я вернулась.

– Да… мы на УЗИ… я поздно узнал. Катя малых уже привезла из школы. Побежал к домику, а они там снаружи ругаются. Катя кричит: «Лучше бы разошлись, она всю жизнь папу мучает! Сама говорит, что любит, а сама…» Тут Саша, как закричит: «Замолчи! Что ты знаешь? Максим, скажи ей, пусть она замолчит!» – Саша всегда всем улыбается, а тут сердито и совсем по-взрослому одёрнула Катю. Катя вначале опешила, потом тоже рассердилась и хотела ответить Саше. Макс её голову прижал к себе и попросил Сашу: «Саша, говори».

«Папа умер бы в пятьдесят два года, и тебя, и Вани, и Макса, и меня с Андреем не было бы, если бы не мама. Маша умерла бы от крови в мозгу в тридцать семь, Василич бы после этого водку пить стал, его бы зимой мёртвого на улице нашли. Стефан бы с обрыва прыгнул. Паша, – в меня пальчиком ткнула, – в тюрьму бы попал, там в драке его бы ударили ножом и бросили, из него бы кровь вся вытекла. Про всех остальных тебе тоже рассказать?»

«А дед?» – это Катя спросила.

– Дед заплатил бы за… Максим, как называется, когда врачи убивают?

– Эвтаназия.

– Да. Он бы наркоманом стал на сильных уколах. Маминой любви на многих людей хватило, чтобы их жизни исправить.

А Катя ехидно так спрашивает: «Сашка, папа с мамой встретились, когда им по пятьдесят пять было. И папа был жив, как ты понимаешь!»

«Жив, – говорит Саша. – Мама в сорок девять лет взмолилась о своей половинке, любить захотела. Потому папа и не умер. Катя, я с тобой больше не хочу спорить. Я маме должна помочь». После этого села на ступеньку крылечка, ладошки друг против дружки поставила и уставилась в просвет между ними. Андрей к ней подсел, обнял её. А она ему говорит: «Ты деду помоги. Ему плохо сейчас, он чувствует, что маму теряет». Максим спрашивает: «Саша, а я могу как-то помочь?» «Да, – отвечает Саша. – Думай о маме и папе хорошо». Я тоже стал думать хорошо – о тебе получается, а о нём… А потом Саша заплакала и стала причитать: «Мама, мамочка, не уходи, остановись. Я прошу тебя, мамочка. Мамаааа…», – заплакала в голос, трясётся вся, всхлипывает, кулачками глазки растирает. Маленькая, у меня и сейчас сердце разрывается…

Растопырив ладонь, Павел старался остановить слёзы, вдавливая большой и указательный пальцы в глазницы, шмыгнул носом.

– Макс её на руки взял, а она вырывается, крутится в его руках. Он её прижимает к себе и спрашивает:

– Сашенька, Саша, не плачь, скажи, что случилось, что с мамой? Почему ты перестала помогать?

– Не могу яааа… пусти меня… мамочкааааа… зачем…

– Саша, скажи мне…

– Мама зеркалом закрылась, – это Андрей сказал. Во время всего разговора он, как сел, так и сидел на ступеньке. Маленькая, глаза у него были, как у старика усталые.

Макс закричал:

– Говори толком, каким зеркалом?

– Экраном. Саша энергию маме отправляет, а она отражается.

– А папу мама тоже закрыла?

– Папу? – Андрей помолчал немножко, потом говорит: – Нет, папу нет.

Макс Саше и говорит: «Сашенька, ты к папе обратись, скажи ему, что мама с ним уходит. Скажи, не может она остаться без него». Как только он начал говорить, Саша затихла, заторопилась с его рук, опять на ступеньку уселась, ладошки опять растопырила, всхлипывает, последние слёзки по щёчкам скатываются. Маленькая, не знаю, какая ты в детстве была, но Сашка на тебя похожа один в один!

Он опять шмыгнул носом, помолчал, давая себе время успокоиться.

– Минут через пять она ладошки убрала, Максу улыбнулась и говорит: «Спасибо, братик». Повернулась к Андрею, обняла его ручками: «И тебе, Андрей, спасибо! – Тут же охнула: – Деда!», и побежала маленькими ножками прочь. Андрей за ней. Максим догнал их, обоих на руки подхватил и бегом к дому припустил.

Я тихо спросила:

– Паша, а Катя что?

– Катя? А что Катя? Катя проплакала всё время, губы и руки свои искусала, чтобы в голос не реветь.

Я улыбнулась.

– Как я.

Паша покосился на меня, но говорить ничего не стал.

– Серёжа, у нас замечательные дети! – Я выпрямилась и сразу стала ближе к его лицу.

Он чуть повернул ко мне голову и блеснул глазами.

– Хочу ещё раз поблагодарить тебя – спасибо за таких умных и талантливых детей. Я счастлива, что они похожи на тебя!

– А я счастлив, что именно ты мать моих детей. – Я не видела, я услышала, что он улыбается. – И похожи наши дети на тебя. Саша, та и вовсе твоя копия. Я тебя увидел, тебе пятнадцать было… Сашке восемь… – Сергей помолчал, по-видимому, воскресая в памяти мой юный облик и сравнивая его с обликом Саши, и произнёс: – Саша ещё не сформировалась, но так же гибка, а уж улыбка, взгляд, смех в точности твои. Как и характер. А как она танцевала на своей маленькой Герде в вашем дуэте! Ты же дома почти не бывала, когда вы успели поставить танец?

Я пожала плечом.

– Успели. Герда очень музыкальна. Она, как и Плясунья, рождена не для бега, а для танца. А Сашка и бесстрашная, и неутомимая, и очень талантливая! – Я рассмеялась. – И упёрта, как мул. Стефан устоять перед её натиском не может, сердится…

Серёжа расхохотался, надавил щекой на мой лоб, понуждая запрокинуть к нему лицо и, приблизившись к губам, шёпотом повторил:

– Вся в мать! Оформится, что я с вами двумя буду делать? Как охранять?

Отдаваясь поцелуям, я укоризненно промычала:

– О! … Не придумывай!

Сегодня все его поцелуи были лёгкими и нежными… сдержанными, словно он утратил страсть.

– Боюсь я за тебя. Али сказал, о тебе в пустыне легенды складывают. Помнишь, ты нашла воду в песках? Арабы сложили песню о том времени, когда Богиня выпустит воду на поверхность, и пустыня зацветёт. Богиня – это ты, та, что не стареет и рожает нестареющих детей. Мужчину, которого Богиня избирает, она наделяет даром вечной молодости и успехом в делах.

– Уже и в успехе твоём я повинна! – возмутилась я и спросила: – Как Его Высочество?

– Бодр, смеется, говорит, поживёт еще! Операция прошла успешно. Мечтает встретиться с тобой. Хочет зимой в Сочи приехать, жалуется, язык стал забывать.