Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие

По мере того, как я говорила, насмешливость из его взгляда ушла, чуть сузив глаза, он внимательно слушал каждое моё слово. Я продолжала:

– Обо мне. К презервативу в твоём кармане – я отношусь, как к нормальному явлению. Сейчас мне всё равно, есть у тебя женщины или нет. – Я замолчала, поморщилась, стукнула себя кулаком по коленке и, опустив голову, еле слышно прошептала: – Нет! Я вру… – преодолев жалость к себе, я вернулась к монотонному изложению, – мне не всё равно. Мне больно думать о тебе в связи с другими женщинами, но это не ад, это рана, которую можно заткнуть пластырем: «Ты не с ним, он здоровый мужчина, ему нужен секс». Если я вернусь к тебе, пластырь станет бесполезен, потому что «Он мне изменяет» – мой ад! Каждодневное знание, что ты с кем-то, быстро сделает из меня фурию, уничтожающую самое ценное, что есть между нами – наше уважительное отношение друг к другу. Серёжа, я ценю наше прошлое. Я безмерно благодарна тебе. Я люблю тебя. И я очень, очень тоскую. Я хочу обмануться. Сегодня я утонула в твоём взгляде, который вновь посулил мне счастье. Я вновь поддалась его очарованию. Прости, что не устояла. – Я передохнула. Набрала воздуха в грудь и на одном дыхании закончила: – О доверии. В основе любого союза – делового или любовного, лежит доверие. Доверие возникает в начале отношений, как дар, без каких-либо усилий с нашей стороны. Пока не нарушишь. Потом не обессудь, доверие ресурс не возобновляемый, конечный.

Опечаленная своими же словами, я развела руками и, взглянув ему в глаза, увидела весёлый хоровод искорок на радужке.

– Серёжа, не смейся…

Но он засмеялся, перебивая меня:

– Маленькая, мы нарушаем законы мироздания, нарушим и эту маленькую истину. Лида, я понял. Теперь я тебя понял. У меня есть контраргументы по каждому пункту твоих умозаключений, но это подождёт. Два часа прошли. Сделаем перерыв и, наконец, поедим.

Он пошёл к двери и нажал на кнопку. Вернулся к дивану и, опершись руками на его спинку, наклонился ко мне.

– Маленькая, я не отпущу тебя. Я придумаю форму отношений, в которых не будет индивидуального ада для тебя и не будет ада для меня, у нас будет совместный ад, но жить мы станем в раю.

Я рассмеялась сквозь слёзы.

– Ну что ты говоришь? Вот как тебе сопротивляться?

Он наклонился ниже и, коснувшись губами моих губ, прошептал:

– Не надо мне сопротивляться.

Губы его были нежны, язык ласков. Отдаваясь поцелую, я застонала. Он выпрямился, потянув меня за собой. Мы целовались, пока не раздался стук в дверь.

Оставив меня на диване, Сергей пошёл к двери и открыл её. В помещение вошли один за другим, двое юношей с разносами в руках. Оба поздоровались одинаковыми фразами: «Здравствуйте. Добрый вечер», но вразнобой, голос одного из них оказался тонким, девчоночьим. Внешне девушку отличали только ямочки на щеках, да быстрые, стреляющие из-под ресниц, любопытные глаза. Всё остальное – фигура, одежда, причёска, точь-в-точь, как у напарника. Официанты расставили на столе наш ужин, пожелали приятного аппетита и выскользнули за дверь. Выходя, девушка ещё раз окинула меня блестящими глазами.

Я подошла к столу и подивилась выбору блюд:

– В этом ресторане узнают о вкусовых пристрастиях клиента по внешнему виду? Или у них есть кулинарное досье на каждого жителя города?

– Садись. – Сергей отодвинул для меня стул. – Я ещё из офиса сделал заказ, надеюсь, тебе понравится.

– Когда же ты успел? И меня настиг в ресторане, я ведь не говорила, где у меня встреча, и заказ заранее сделал, будто знал, что встреча моя не заладится.

– Я решил, что нам надо поговорить.

Усадив меня, Сергей направился на своё место.

– Знаешь, Серёжа, ты рассовал такое количество шпионов вокруг меня, что иногда мне кажется, они и мысли мои слышат. – Я придвинула к себе блюдо с куском чего-то золотистого в центре тарелки и маленьким стожком кудрявой петрушки над ним. – Это курица?

– Кролик. – Сергей усмехнулся. – Шпионов на тебя не напасёшься, не успеешь внедрить, как ты тотчас перевербуешь бедолагу. Я сделал три звонка, прежде чем узнал, что встречаешься ты с Мишкой.

Я с брезгливостью вспомнила кусочек петрушки на зубе Рудика, подумала: «Хватит с меня на сегодня петрушки», – и переложила зелень на сервировочную тарелку.

– Кто тот смельчак, что посмел не подчиниться тебе, и кто тот недостойный, что сдал меня? – спросила я и положила в рот кусочек нежнейшей крольчатины, фаршированной маслинами и благоухающей тонким, едва уловимым, горьковатым ароматом тимьяна. – Ммм, как вкусно! Серёжа, чудесный выбор, спасибо! И почему так пренебрежительно – «Мишка», о вполне респектабельном бизнесмене?

Паузы за столом были длинными, Сергей ел с той же скоростью, что и я – голодный, он довольно быстро расправлялся с большим куском баранины, запечённым на вертеле. Мясо сочилось соком и манило коричневато-красной корочкой.

– Сей респектабельный господин давно уже навязывается в партнёры. В моё отсутствие он и на Макса выходил. Савелий накопал на Мишку нелестное досье, и Макс умело ушёл от контакта.

– А я-то ему зачем?

– Компромат, думаю.

У меня пропал аппетит, Сергей спокойно продолжал есть, почувствовав, что пауза затянулась, поднял на меня глаза.

– Что ты?

– Он что, хотел «купить» меня? Это глупо. Все суммы проходят через счета, это легко проверить.

Сергей покачал головой, и взгляд его блеснул холодом.

– Думаю, всё проще и паскуднее. Ты за одним столом с пьяным мужиком, с бокалом напитка в руке, смеёшься, он обнимает, близко приближается к лицу, кто-то невидимый снимает. Мишка, думаю, узнал о нашем разладе и использовал первого попавшегося под руку мужика, скорее всего, тот и знать не знает, кто ты.

Я тупо про себя согласилась: «Верно, не знает. Мужик мне шубку предлагал».

Сергей положил приборы, вероятно, готовясь к серьёзному разговору, и откинулся спиной на спинку стула.

– Лида, Павел даже не счёл нужным поинтересоваться, кто твой визави.

Я молча вернулась к еде.

Вопрос безопасности стал горячей темой уже давно. Сергей к нему неизменно возвращается, я неизменно отказываюсь от обсуждения. Столь же давно он поставил вопрос о замене Павла на профессионала. Я категорично заявила, что никого другого не потерплю, а Павел при моей скромной деятельности самое то, к тому же, родной человек рядом, и на том стою. Больше всего Сергея беспокоит моя возросшая публичность.

– Павел превратно понимает суть своей деятельности – вместо того, чтобы работать над внешней угрозой, он оберегает тебя от меня. Контроль за твоими передвижениями, Павел считает проявлением ревности с моей стороны.

Я равнодушно жевала пирог с грибами – грибочки, предварительно обжаренные в сливочном масле с лучком, плавали внутри пирожка в ароматном соке. Вкусно, но удовольствие от еды пропало. Откусив следующий кусок, я капнула соком на платье. Сок сразу впитался в ткань, я потёрла пятнышко пальцем и подумала: «Вот и выброшу! И сапоги чечёточные заодно!», и спросила:

– Ты следишь за мной?

– Это необходимость, Лида.

– Мобильник отслеживаешь?

Он не ответил. Вздохнув, я положила недоеденный кусок пирога на тарелку и попросила:

– Не трогай Павла, Серёжа. Он, Стефан, Андрэ, Маша с Василичем – первые члены нашей семьи. Я и Эльзу хочу вернуть домой. Что она одна в этой своей Германии? Давида нет.

– Я звонил на днях. Отшучивается, говорит, что пора в дом престарелых документы оформлять. А Павла я…

Я поморщилась.

– Не надо, Серёжа. Я домой вернусь. Команда в Фонде подобралась профессиональная, люди всё исключительно ответственные и в контроле не нуждаются. Выделю один рабочий день на офис – утро понедельника и вторую половину дня четверга. Андрэ, вижу, хандрит. Как Сашка в школу пошла, он резко сдал.

Неожиданность моего заявления заставила Сергея закрыть тему безопасности, и он вернулся к еде. Взяв кусок пирога, спросил:

– Пирог вкусный?

– Очень!

– А ты почему не ешь?

Я пожала плечом.

– Сыта.

Он надкусил пирог, пожевал и дал волю эмоциям – заискрился глазами.

– Я рад, Лидка! Очень! Даже не знаю, как реагировать! Хочешь, танец на руках спляшу?

Я рассмеялась и отрицательно покачала головой.

– Не только графу, всем в доме радостнее станет! И детям с мамой будет лучше! Ванькой займёшься!

Вскоре нам принесли десерт и чай, девушка-официант, по-прежнему пряча за ресницами глаза, протянула мне глянцевый журнал и спросила:

– Можно автограф?

Удивившись просьбе, я взглянула на журнал, на девушку.

– Я? Вы уверенны?

Она кивнула и подала авторучку. Я взяла журнал, не зная где расписываться, открыла титульный лист. Девушка наклонилась и подсказала:

– Вот тут, я заложила салфеткой.

Она сама раскрыла журнал на нужной странице. На меня смотрела я, с улыбкой на всю страницу, в мужской шляпе набекрень, озорно подмигивающая глазом. Я пролистнула страницу, на другой стороне опять я – прямая противоположность первой, с ярким макияжем и гладко зачёсанными назад волосами, спокойно и серьёзно смотревшая прямо в камеру. Я пролистнула назад и спросила:

– Как вас зовут?

– Василиса.

В верхнем правом углу страницы я написала: «Василисе на память о встрече», и расписалась. Девушка поблагодарила и заявила:

– А вы в жизни ещё красивее. – Забирая журнал, ещё раз поблагодарила: – Спасибо.

– И вам спасибо.

Официанты ушли, а я в ожидании шторма робко взглянула на Серёжу. Он лукаво улыбался.

– Пользуешься популярностью? – спросил с усмешкой. – Уже и на улице узнают!

– На улице, к счастью, не узнают.

– Приятно?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Не поняла ещё. Неожиданно.

– Лида, твоя популярность может обернуться большой проблемой.

Я кивнула и буркнула:

– Знаю.

Поскольку шторм не случился, ко мне вернулся аппетит, и я вонзила ложку в шарик мороженого. Мой любимый сливочный пломбир был смешан с кусочками чёрного шоколада и грецкого ореха.

– Ммм, – замычала я от удовольствия, – Серёжка, я тебя люблю!

Он молчал и ласково улыбался, глядя, как я расправляюсь с десертом.

– Договаривать в машине будем? – поинтересовалась я, отодвинув пустую креманку. – Я имею в виду твои контраргументы.

Он покачал головой.

– Приглашаю тебя на свидание, там и договорим. – И вспомнил: – Подожди! Раз ты решила оставить офис, то завтра ты свободна? Я приглашаю тебя побродить по Москве, как бродили раньше, помнишь?

Его взгляд просил, умолял о согласии. Я растерялась.

– Серёжа, дети ждали, что я их из школы заберу, а теперь, выходит, я и на ночь их не поцелую?

– Лида, дети только рады будут, что мы вместе, – мягко парировал он.

– Но мы не…

– Вот ночью и решим! – воскликнул он, не давая мне договорить.

Я встала и направилась к вешалке за пальто. Сергей подоспел следом, забрал у меня пальто и, взяв за подбородок, приподнял моё лицо к себе.

– Лидка…

– Серёжа, ты используешь запрещённые приёмы.

Не соглашаясь, он покачал головой, всё ниже наклоняясь к моему рту.

Конечно же, я приняла приглашение, и Сергей привёз меня в квартиру на Юго-Западе. Квартиру он так и не продал, я как-то спросила, давно, ещё до разлуки:

– Зачем она тебе? Стоит пустая, пылью зарастает, скучает по жильцам.

Сергей пожал плечами.

– Оттуда я тебя в ЗАГС забирал. Там наша первая спальня.

Я рассмеялась.

– Милый, ты сентиментален.

Назавтра я заказала несколько комплектов красного постельного белья. Отправила Женю сделать в квартире уборку, и с тех пор, раз в месяц Женя наведывается смахнуть пыль и проветрить пустующее жилище.

Кровать вновь поразила меня размерами. Серёжа любит кровати высокие и просторные, но эта была, как минимум, на треть больше той, что стояла в спальне в усадьбе.

Сергей раздвинул шторы, открывая взгляду город в ночных огнях. Оставаясь там же, у окна, снял пиджак, бросил его в кресло и начал расстегивать пуговицы сорочки. Взгляд его потемнел. В нём уже кипело желание. Я помедлила и, повернувшись спиной, начала снимать платье через голову. Он в тот же миг оказался рядом, ладони обхватили талию, потом одна скользнула по животу вниз, другая по спине вверх, к застёжке бюстгальтера. Я вынырнула из горловины платья, освободила руки из рукавов и бросила платье на пол. Он хрипло прошептал:

– Моя… моя Девочка…

А дальше палящее пламя желания поглотило меня целиком – отключив рассудок, уничтожив обиды и опасения. Я отдавалась и брала, возносясь на вершину экстаза и обрушиваясь оттуда с потоком нежности и благодарности, и Сергей вновь звал к исступлению…

После, крутя феном над головой, я поймала выражение своего лица в зеркале и усмехнулась – припухшие губы бессмысленно улыбались, глаза томно мерцали. «Сытая… о, нет, даже определение давать не хочу! Сейчас я счастлива. – Я наклонила голову, перекинула волосы вперёд и направила струю фена на затылок. – Почему «сейчас»? Неужели я пожалею о возобновлении отношений? Неет. Я счастлива!»

Серёжа стоял у самого окна и смотрел на город. Затаив дыхание, я любовалась на мускулистые загорелые плечи, на торс, сужающийся к контрастирующим с ним трогательно белым бёдрам и ягодицам. Даже тела наши говорили о том, что мы не вместе! В последние восемь лет мы бывали на пляже только в купальниках.

– Иди сюда, – не поворачиваясь, позвал Серёжа.

Я обошла покрывало с кровати, горбом валяющееся на полу. Подошла и, обхватив его торс руками, прижалась к спине грудью.

– Лидка, я счастлив! А ты?

Я покивала, целуя его спину. Разомкнув мои руки, он повернулся, растрепал только что завязанный узел волос и покачал головой:

– Так не бывает. Лида, ты, в самом деле, стала ещё красивее.

Я засмеялась и пошутила:

– Вот ещё разок рожу и совсем раскрасавлюсь!

Сергей не улыбнулся, в глазах промелькнуло что-то непонятное, но хорошее, он хотел что-то сказать и передумал. Я возмутилась:

– Серёжка, что?

– Поговорим о контраргументах?

– Ты ведь другое хотел сказать! – Вновь не добившись ответа, я спросила: – Есть ещё что-то, в чём ты не признался? – И вдруг я испугалась своего вопроса и нервно хохотнула.

Он с улыбкой подтвердил:

– Мне есть, в чём каяться.

Грустная улыбка не предвещала ничего хорошего. Сердце моё сжалось, в груди похолодело. Я тоскливо посмотрела на светящийся неоном город за его спиной и подумала: «Дура! Какая же ты дура! Зачем же ты согласилась на это свидание?»

Он поднял меня на руки и перенёс на кровать. Надеясь укрыться от неприятностей, я спрятала лицо в тепле его шеи. Спокойным и ровным голосом Сергей произнёс:

– Я не люблю тебя.

Я не сразу поняла смысл сказанного, а когда поняла, оттолкнулась от Сергея и, не получив свободы, забилась в его руках.

– Чччи… выслушай меня, Девочка, – уговаривал он, одновременно усмиряя меня руками, – тише, Маленькая, чччи… – и спеленав объятием, прижался щекой к моей голове.

Я всхлипнула. Покачивая, словно баюкая, он тем же ровным голосом продолжал:

– Лида, моя детская любовь была искренней, но потом… Ты правильно сказала, главным в моём чувстве стала неудача – я был оскорблён твоим равнодушием и хотел взять реванш, принимая своё желание за любовь. Потом я тебя забыл. Вспоминал в связи с какими-то событиями на краткий миг и вновь забывал. Когда мы встретились, я уже ничего не хотел. Вся моя жизнь – это проститутка раз в месяц, несколько друзей, с кем я встречался ещё реже, и рутина бизнеса. Я был мёртв, Лида, а мёртвые любить не могут. Ты появилась и взорвала мой мирок воспоминаниями. Я подумал: стоит узнать, что ты такое, кто ты, о ком я мечтал всю юность. Я понял, что живёшь ты небогато, решил, что после дам денег, и всё останутся довольны, и твой Костя в том числе.

Я вновь безуспешно дёрнулась из его рук и простонала:

– Ты жесток. Зачем?

– Чччи, Малышка, послушай меня. Первая ночь с тобой меня ошеломила. Я не ожидал, что во мне дремлет столько страсти. Податливость твоего тела, аромат волос, твоё желание возбуждали меня снова и снова, я не мог насытиться. Лида, ни одна женщина так меня не возбуждала. В тебе странным образом совмещаются целомудрие и вожделение. И я решил оставить тебя при себе.

Я перестала рваться из его рук. Униженная его беспощадной правдивостью, я даже не чувствовала возмущения. «Всё честно! – думала я. – Ты хотела любить и любила. Он хотел владеть и владел».

– Уже назавтра я увидел, как ты воздействуешь на мужчин – любой, на кого ты обратила внимание, подпадал под твоё очарование. Я не мог поверить, что соблазняя мужчин, ты сама не испытываешь влечения. Слепой от ревности, я не вдруг понял, что соблазнять – это твоё естественное состояние. Ты словно соткана из соблазна – поворот головы, взгляд, смех, то, как ты идёшь, ешь или потягиваешься, Лидка, даже то, как ты плачешь – всё в тебе соблазняет.

Ты становилась моложе, вместе с упругостью твоей кожи росло внимание к тебе со стороны мужчин, и рос мой страх потерять тебя. Расслабился я, когда мы вернулись в Россию. Глупость, конечно, но я ждал: вот сейчас отпразднуем свадьбу, и всё! У меня появятся права на тебя. А ты убежала! – Сергей рассмеялся. – Бегство было совершенно беспричинным! Ох, Лида, как я был взбешён! Ты пренебрегла мною во второй раз! Ты не только мною пренебрегла, ты даже подарками моими пренебрегла! Я злился и тосковал. Днём болтался между строителей на участке. Ночи, только чтобы не оставаться одному, проводил по клубам. Как-то, успокаивая грустившую Красавицу, вслух поинтересовался: что в этой маленькой девчонке такого, что и она, лошадь, тоже скучает? Мои откровения случайно услышал Вася, мы поговорили, а в конце разговора Вася спросил: «Так это, Сергей Михалыч, ты для неё, для Маленькой, что ли, дом-то строишь? А ты не вместе с ней?» Я не нашёлся, что ответить, а он затылок свой почесал и обескуражено протянул: «Сам по себе, значит, ты». А на утро Маша, – Сергей опять засмеялся, – швырнула на стол тарелку с яичницей и заявила: «Я тебе, Сергей Михалыч, так скажу, уж не обессудь! Дурак ты, ей-богу, дурак, и лет тебе не мало, а ума нет, такую девку не удержал!» Они будто из анабиоза меня вывели. В тот же день Эльза в Германию засобиралась, но я уже знал, что мне делать. Я уже решил, что верну тебя. – Отклонив голову в сторону, он заглянул мне в лицо и прошептал: – Мокрые, печальные мои глазки. Прости, Малышка. Делаю больно, знаю, но прошу, выслушай до конца. – И, продолжая, вновь прижался щекой к моей макушке. – Я привык к абсолютно понятным отношениям: я оплачиваю жизнь и капризы женщины, она позволяет наслаждаться своим телом. Я и тебе хотел давать – дарил подарки, ждал твоей радости, ты брала, благодарила. Лида, я поздно понял, что тебе не подарки мои, а я сам был нужен. А мне нужна была ты. Доверчивая или насмешливая, податливая или строптивая, мне нужна была ты. Страсть, которую ты разбудила, могла утолить только ты, и я стал бояться своей зависимости.

В первый раз я почувствовал этот страх в Индии. Помнишь, я уехал по делам на материк. Заключил договор о сотрудничестве, и меня пригласили на ужин. В тот день у индусов был какой-то религиозный праздник, и я не стал отказываться. Ужин обслуживали девадаси. Красивые полуобнажённые девушки танцевали очень близко к столикам, протяни руку и любая из них будет рада помочь гостю расслабиться, а я тосковал по тебе.

– Ты был молчалив, когда приехал за мной в школу.

Серёжа усмехнулся.

– Если я скажу, что, увидев тебя, наполнился благоговением, ты поверишь? Я захватил кусочек твоего танца. Дверь в зал была приоткрыта, и я подсмотрел. Смотрел и думал, может, и правда, апсары иногда спускаются с небес, и ты одна из них?

Ты баловала меня, Девочка, баловала любовью, восхищением. Ты храбро защищала меня от нападок твоих доброжелателей. Ты заставила весь наш мир вращаться вокруг меня. Ты родила мне детей и при этом не утратила ни пылкости, ни обольстительности. Оказавшись в конфликте с Катей, ты ждала помощи от меня, а я требовал внимания к себе. Прости, Лида. Если можешь, прости. – Он сделал длинную паузу и добавил: – Сам я себе никогда не прощу. Как не прощу той боли, что причинил тебе. Я только сегодня понял, чего стоила тебе твоя выдержка.

Ты права, эти восемь лет я ждал, что время сделает своё дело, боль измены забудется, и ты вернёшься ко мне. Я, и в самом деле, не ставил цель разбираться в себе. Я всё о себе знаю. Те четыре года не прошли даром. Страх разоблачения, страх потерять тебя и детей разрушили меня. Если бы ты плакала и обвиняла, я исполнил бы роль сильного и уверенного в себе главы семейства, да, виноватого, но раскаявшегося и твёрдой рукой восстанавливающего прежний миропорядок. А ты не плакала и не обвиняла, ты отказалась от меня. Лида, я был готов валяться у тебя в ногах, слезливо упрашивая, нет, даже не о прощении, а о позволении оставаться поблизости. Но ты, моя Девочка, с таким достоинством держалась, что и меня уберегла от потери человеческого облика. Я понял, что мне надо бежать. Уехать, как можно дальше от тебя, чтобы в минуту слабости не броситься назад. Уехать, как можно дальше от цивилизации, чтобы не иметь возможности надоедать звонками. Чтобы отрезать пути назад, я сразу объявил об отъезде, передавал дела Максу и торопился, потому что боялся сорваться в отчаяние…

Серёжа надолго умолк, и я спросила:

– Почему ты выбрал Тибет?

– Не знаю, почему-то решил, что буддизм мне поможет.

– Не помог?

– С ламой первая беседа закончилась ничем. Он выслушал, махнул рукой отстраняющим жестом и сказал: «Уходи. Дурак ты, слаб и умом, и сердцем. С похотью совладать не можешь. Не человек ты, получеловек». Он был прав. На тот момент я и самому себе не казался человеком.

В следующую встречу он был более многословен. Я попробую воспроизвести, что он сказал:

«Женщина твоя идёт трудным путём, хочет и тебя привести к свету.

Многие путём любви хотят пройти, не у всех силы и ума на то хватает. Большинство через духовную любовь хотят Бога обрести и отрицают в себе человека. Богом созданного человека называют греховным! Какая же это любовь к Богу, если отрицаешь его творение? Устремляясь к любви, делят её на правильную и неправильную. Духовную любовь восхваляют, физическую проклинают. А сами как на свет появились? Дураки!

Другие, наоборот, ищут свой путь через секс, похоть за любовь выдают. Об этих и сказать нечего.

Женщина твоя идёт путём слияния физической природы человека и божественной сути его. Единство в Боге, не разделение.

Никто не дошёл до цели. У твоей женщины получается. Телу она научилась возвращать молодость. Пока! Что будет завтра? Она накапливает в тебе энергию, в физическом соитии достигает единения ваших душ. А ты тратишь эту энергию на похоть. За много лет не понял разницы между сексом с нею и сексом с другими женщинами. Дурак!» Сказал, что я тебя недостоин. Я это и без него знал.

Мне стало неудобно под его рукой, и я завозилась в поисках лучшего положения.

– Что ты? – спросил Сергей и приподнял руку.

Устраиваясь по-новому, я буркнула:

– Он сам дурак!

Сергей рассмеялся.

– Почему?

– Почему он решил, что это я омолодила наши тела? Почему не ты? Не оба? Говорит о Единстве в Боге, а сам разделяет.

Сергей опять засмеялся и, покачав меня в объятиях, с нежностью произнёс:

– Сокровище моё. – И продолжал: – Выслушав его, я решил заняться поиском «божественной сути». – Сергей коротко хохотнул. – Не вышло из меня «просветлённого». Многочасовые сидения с устремлённым в одну точку взглядом и отсутствием мыслей в голове мне не дались, и я махнул рукой. Днём истязал себя упражнениями – в монастыре в это время тренировался настоящий боевой отряд из монахов, а ночью спал, как убитый. Потом бойцы куда-то исчезли, наступили несусветные холода, и я заперся в келье. Делал пробежки утром и вечером, а в остальное время – полное отсутствие контакта с человеком, животными, растениями, с солнцем, небом, звёздами, с чем ещё может общаться человек? В общем, отсекающие все звуки, четыре стены кельи и я сам.

– В темноте?

– Почему в темноте? Нет, у меня были свечи, я зажигал их в первое время, а потом перестал. – Он вновь хохотнул. – Когда в собеседниках только ты сам, освещение ни к чему. Я получил интересный опыт. В отсутствии внешних раздражителей органы чувств концентрируются на единственном доступном объекте – на собственном теле. Довольно скоро это наскучивает, сознание ищет объект для исследования, его нет, ты жуёшь и пережёвываешь прошлое… галлюцинируешь… Должен сказать, галлюцинации возникают вполне реальные и без использования каких-либо расширителей сознания – сосредоточишься на желании, в голове довольно легко возникает видеоряд, а следом и весь спектр чувственных ощущений. Однажды я вполне реально занимался с тобой сексом, – заглянув мне в лицо, Сергей лукаво блеснул глазами, – но не так, как когда-то на пляже, а вполне по обоюдному желанию. Девочка, ты была ооочень страстной, ты реализовала все мои фантазии, можно сказать, истощила меня.