
Полная версия:
Мой друг Ангел Смерти
– Не отходи от меня, чтобы ни услышала и ни увидела, – от его дыхания пробежали приятные мурашки по шее, и я невольно прикрыла глаза.
Электрический разряд, гул тысячи голосов, слившихся в один низкий рокот, и краски улиц поползли вниз, как слёзы по стеклу.
Живое, хрупкое, смертное тепло в моих руках… Как маленькое колибри, бьющееся за жизнь, пульсирующее возле моей пустоты в груди. Трепыхает так, будто у меня снова есть сердце. Впервые за долгие века я ощутил прикосновение жизни без боли отторжения.
Человеческое тепло было приятным.
Я прижал её покрепче, не чтобы сделать больно, как делал всегда, а чтобы удержать.
– Закрой глаза, – его голос прорвался сквозь гул в голове, как острый клинок сквозь паутину, – Открывать будешь только по моему слову.
И я послушно зажмурилась. Мои пальцы вцепились в его руки.
Стало слишком темно. Я это заметила даже сквозь закрытые глаза. А потом нас окутало холодное фосфоресцирующее сияние. Запах мокрых луж города растворился в арктическом ветре, несущий аромат вечных льдов и далёких звёзд. Звуки исчезли, проглоченные звенящей тишиной бесконечности. Под ногами была пустота.
Я будто погружалась в сон и тонула в чёрных водах подледного океана, укрытая холодными мускулами огромного айсберга.
Глава 4. Яд в моих руках.
Ледяной воздух ворвался в лёгкие, острый, подобно осколкам стекла. Но я втянула его жадно. Давление исчезло. Моё тело стало как пёрышко – лёгким. Тот чудовищный груз под рёбрами, что сжимал сердце, гнул позвоночник, наполнял каждую клетку свинцовой усталостью – растворился.
Я стоял в этом ледяном царстве, в моей обители, держа хрупкий, дрожащий огонёк жизни в своих руках. Тени остались в мире людей. Здесь бескрайние ледяные поля, усыпанные алмазной пылью, сверкающей под сапфировым сиянием неба.
Девчонка дёрнула мою руку, её веки затрепетали, готовые открыться.
– Нет… не открывай, – его голос прозвучал совсем рядом с моим виском, – Пока не скажу.
Я снова почувствовала его сладкий аромат, смесь инея и полыни, и слегка улыбнулась. Его кожа под моими пальцами была обманчиво тёплой.
– Сейчас можно, – наконец он дал разрешение. Я уже сгорала от нетерпения.
Ледяное царство встретило меня молчаливым величием. Башни из чёрного льда вздымались к небу, где северное сияние плелось живыми шелками: изумрудными, сиреневыми, кроваво-алыми. Воздух звенел хрустальной чистотой, а под ногами искрился снег, словно растёртые алмазы.
– Красиво, – Рей выпустил меня из объятий, и я закружилась, ловя руками сияние неба и поднимая с земли алмазную пыль. Меня окутало мерцание мельчайших звёзд и почему-то захотелось кинуть их в Рея, совсем по-детски.
Она кружилась, и снег повиновался ей, поднимаясь по спирали вокруг хрупкой фигуры. Миллиарды светящихся кристаллов, будто звёзды, спустились танцевать. Её бледное лицо залилось румянцем, глаза сияли ярче этих звёзд, розовые губы были приоткрыты в смехе, который разбивал вечную тишину ледяного царства. Свечение её ауры было не ярким, но ровным, устойчивым.
А потом её взгляд упал на меня. Не на Ангела смерти, а на того, кто дал ей этот миг.
«Спасибо», – прошептали её губы беззвучно, но я прочёл.
Она легла на снег у моих ног, раскинув ноги и руки, запыхавшаяся, но глаза её всё ещё смеялись. Её тёмные волосы на снегу напомнили мне крылья ворона.
– Смотри, я тоже теперь ангел.
Ангел… Мои губы расплылись в намёке на улыбку. Умирающий ангел… Под куполом вечности демон дремал, скованный внезапным морозом.
– Она умрёт, как всё, к чему прикасается время. Ты знаешь это как никто другой. Умрёт раньше, чем ты успеешь привыкнуть к ней, – за спиной я почувствовал тяжелый взгляд той, кто всегда наблюдал – жнец.
А я почти поверил, что в этом замёрзшем краю реальности нас никто не найдёт.
Тень пряталась на чёрной башне, неслышимая и невидимая для девчонки. Её плащ сливался с тьмой позади неё.
– В девчонке спит Древний демон, – мысленный шёпот вонзался в моё сознание, подобно ледяной игле, – Его надо выжечь пока он не проснулся, вместе с ней. Без риска.
Я смотрел на девчонку, беззаботно купающуюся в снегу, но понимал, что на этом наши беззаботные деньки подошли к концу, раз в дело вмешалась Эсфир. Да, я её узнал по одному лишь силуэту, по её манере начинать диалог с ментального шёпота, по её настрою сразу готовиться к худшему концу.
Эсфир не прощает, и от неё не уйти… Но я всё же попытаюсь.
– Нет, – я также ответил ментально, но с железным звучанием.
– Ты так привязался к смертной? – Насмешка или ревность?
– Нет. Приказ Владыки Вечности. Ей нужно прожить три месяца. У меня с ним уговор.
– Владыка не ведает, что пожирает её изнутри!
– Сомнительно. Он знает всё. Всегда. И к тому же… Червь заморожен.
– А ты глуп, – она всё ещё издевается надо мной. Ничего не изменилось.
Она вышла на свет – и свет будто сжался от её появления. Чёрные крылья, сложенные за спиной, не просто напоминали накидку, они были живым оружием, тяжёлыми складками, ниспадающими до самого пола, с острыми шиповыми сочленениями на плечах, будто скелет неведомой твари. В облегающем, как вторая кожа, длинном чёрном бархатном платье с глубоким декольте, открывающим холодную фарфоровую кожу, на которой не было ни единой прожилки – идеальная мертвенная гладь. Усмехнулся. Она как всегда выбирает откровенные эффектные наряды. Не удивлён. И как всегда, в своей обсидиановой маске, отполированной до зеркального состояния с золотыми прожилками, чтобы умирающий мог видеть своё искажённое отражение – последний миг, застывший в полированном камне. Золотые прожилки мерцали, как застывшие слёзы. Единственное, что было видно на её лице – синюшные губы и эта вечно несходящая ухмылка. Её когти были уже обнажены, переливаясь тусклым металлическим блеском холодной стали.
– В ней Древний пожиратель! Ты знаешь Закон, Рейн! Любой сосуд Бездны – уничтожить! Даже если она… твой питомец, – заголосил с другой стороны голос ползучей твари. Неужели я слышу в голосе тень усмешки?
Девчонка резко вскочила с ледяного наста. Снежная пыль ещё висела в воздухе вокруг неё мерцающим ореолом, когда она завертела головой. Глаза – слишком широкие, слишком яркие – скакали по пустоте, цепляясь за невидимое. Потом рывок – полуслепое подползание, будто ноги не слушались её, а мир вдруг накренился.
– Ты… слышишь? – Её голос треснул, пальцы вцепились в мою ладонь.
Конечно, она теперь слышит их. Я и забыл, на миг. Я не ответил ей, а развернулся назад, откуда исходил голос.
– Ни капли не сомневался, что ты вскоре появишься, прихвостень Эсфир, – сказал громко, вслух, не видел больше смысла тратить силы на ментальную связь.
Он проявился из воздуха, отделившись от тёмной глыбы льда. Тощий и вытянутый, с крыльями – паутиной, сквозь которые просвечивал снег. Длинные, костлявые пальцы сжимали каменный выступ, его чёрные когти впивались в лёд, оставляя трещины, из которых сочился дым. Одежда, сотканное из лоскутьев тьмы, обвивало его тело, местами проступали иссушенные бледные рёбра, изголодавшей сущности. Со скелетоподобным лицом человека и алыми мерцающими глазами, слово горящие угли на адском пепелище. И эти глаза буравили девчонку.
– Сила Жнеца вплелась в её умирающую плоть, – его голос густым дёгтем просочился в сознание, – Ты поделился слишком многим, Рейн. Этот клубок нитей… Ты сам его связал. И он задушит вас обоих.
– Я как-нибудь переживу, – недовольно хмыкнул и бросил взгляд на девчонку, со страхом прижавшуюся к моей руке, обхватившей её целиком. В её ауре действительно пульсировали теперь два цвета – тусклое, угасающее золото её собственной души и холодное, неумолимое серебро моей силы жнеца.
– Смотри, она уже почти как мы. Это опасно для неё, – он прошипел и перетёк незаметно и быстро, перемахнул с глыбы на снег, – Давай, Рейн, решайся уже.
Рей придвинулся ближе ко мне. Я почувствовала от него тепло, словно в нём загорался тусклый огонёк. Его крылья частично сомкнулись вокруг нас. Он взял меня за талию и прижал к своей груди. Его плечи напряглись, готовые принять удар гадюки. И этот демон подплывал к нам незаметно, резко, переливаясь как тягучая расплавленная смола. Я отвернулась, боясь смотреть, и прижалась лицом к широкой груди Рея.
Его костяные крылья бросили веер ледяных игл в нас. Я парировал взмахом, и иглы воткнулись спустя миг в лёд, образовав клетку.
– Червь проснётся! И он сожрёт не только её! А весь наш мир! Ты предатель, Рейн! – он кинул ещё пару игл, они проткнули моё крыло и чуть поцарапали щеку девчонки. Алая горячая капля упала мне на грудь.
Я попытался уйти в другой мир, но чёрные когти впились в мои плечи и швырнули нас обратно на лёд. Лёд треснул под нами с громким хрустом, как зеркало готовое рассыпаться. Я успел скрутиться вокруг девчонки, приняв удар на себя.
– Беги, Рейн, беги! – яростно звучал голос шавки, – И покажи, как далеко пал жнец, ухватившийся за юбку смертной!
Я отпустил девчонку, встал спиной к ней, чувствуя, как ледяной ветер бьёт в лицо. Эсфир постаралась испортить погоду. Мельком взглянул на ледяную гору, где неподвижно наблюдала она. А её Тёмный жнец, тощий, как голодный пёс, сгорбленный на четвереньках, уже подползал к нам. Его длинные костлявые пальцы с когтями царапали лёд, оставляя за собой трещины, из которых сочился дым. Он и сам стал одним густым непроглядным чёрным пламенем.
Рея отшвырнуло одной рукой в сторону нечто похожее на разъярённого адского пса, на четвереньках он подполз ко мне. Я попыталась бежать. Но ноги схватила невидимая плеть. И я упала на колючий лёд. Холодные кристаллы глубоко впились в мои руки. Алые капли замерзали на шипах, как крошечные рубины.
Тёмная скелетообразная фигура склонилась надо мной.
– Перестань бороться, дитя. – его шёпот, как сладкий яд, обвил мой разум, – Отдай мне боль. Отдай – и больше не будет страха, и не будет боли.
Его длинные чёрные пальцы потянулись к моему лицу.
Вдруг щелчок рвущейся плоти. Визг и рычание. И пёс, будто пронзённый острой плетью разломился пополам, потёк как смола и растворился в воздухе.
Тяжёлое дыхание Рея, его глаза, горящие синим пламенем, и лёд медленно стягивающий трещины под его ногами. Я подняла голову, мои руки всё ещё жгло, но ледяные шипы растаяли.
– Рей, – сорвалось с её алых губ, измазанных кровью с ладоней. И во мне будто проснулась ярость.
– Спустись и поговори со мной с глазу на глаз! Эсфир! Не посылай больше свою собачку разбираться с грязным делом!
Но Эсфир даже не удостоила меня ответом. Её холодный взгляд скользнул по мне, как лезвие по горлу, оставляя лишь обещания боли. А потом она просто растворилась.
Рей подхватил меня – его руки теперь не обжигали холодом, тепло растекалось по его коже и перетекало в мою. Мир взорвался чёрно-серебряными всполохами, цвета смешались, как краски под кистью безумного художника. На мгновение я увидела лица – тысячи, миллионы, мелькнувшие в вихре. А потом – жёсткий удар реальности.
Мы материализовались в моём городе. Но что-то было не так. Воздух звенел, а тени слишком резко падали, будто мир вокруг нас не дорисовали. Я шагнула вперёд – неуклюже, словно ноги забыли, как ходить. И столкнулась с ним.
Самокатчик.
Молодой, в наушниках, с пустым взглядом, устремлённый куда-то вдаль. Он нёсся на красный свет, даже не замедляясь. Мои пальцы чиркнули по его плечу, случайно, едва коснувшись. Но что-то зацепили. Что-то золотистое и большое. Оно упало об асфальт и рассыпалось золотой пылью, унесённая ветром.
Тело упало уже после. Пустое. Серое. А самокат с глухим стуком врезался в куст шиповника, и тот, будто живой, сжался вокруг него. Колёса продолжали вращаться, будто не понимая, что хозяина больше нет. И румяные лепестки, сорванные ударом, закружились в воздухе, словно брызги крови.
Я застыла, глядя на свои пальцы.
– Что… Что я сделала?
– Ну, – сухо заметил Рей, наблюдая, как куст медленно поглощает металлический скелет самоката, – Теперь на одного лихого ездока стало меньше.
Я всё ещё была в шоке от случайного убийства.
– Это… он теперь там навсегда?
Рей хмыкнул, поправляя свою потрёпанную мантию, как нечто ценное и нещадно помятое мной.
– О, нет. Через пару дней дворники его вытащат, почешутся и назовут «вандалами» тех, кто его туда запихнул. А… – на лице мелькнула тень смущения, – Или ты про душу парня? – Он щелкнул пальцами, и последние золотые искры над асфальтом погасли, – Теперь всё чисто, – натянуто улыбнулся и прищурился, – Думаю, это спишут как «случайную смерть».
– А что насчёт меня? – я разжала ладонь, где ещё тлела золотая искра – последний осколок чужой души.
Рей замолчал. Его ухмылка исчезла, а глаза сузились, следя за тем, как искра пульсирует в моей руке, будто пытаясь вырваться.
– Это проблема… – он потянулся, но не стал забирать её, а потом похлопал мне по плечу, – Твоя проблема, – довольно добавил он и пошёл вдоль дороги по тротуару.
Совсем рядом с ним проносились машины на высокой скорости, но он нисколько не обращал на это внимание.
– Наша, Рей, – я поплелась за ним, – Ты же должен меня охранять.
– Я что-то уже устал, – лениво потянулся он и продолжил идти вперёд.
– Рей, – я плелась за ним как побитая маленькая собачка, приставшая к нему на улице, – Рей! Да подожди ты…
Глава 5. Во тьме
Тени сгущались не спеша, как чёрный туман. Звуки стали гаснуть первыми. Сначала гул машин превратился в подводное бормотание, шаги прохожих в лёгкое летнее шуршание листвы на деревьях. Собственное дыхание затихло, будто я оглохла в один миг. В один миг все звуки потонули в густом тумане. Свет улицы покидал пространство вокруг меня, словно испуганное животное. Прохожие обходили это место широкой дугой, их силуэты мелькали на периферии, размытые и безликие, будто тени, отброшенные уходящим солнцем.
Асфальт ожил. Сначала он стал тёплым и податливым под ногами, потом – вязким, как расплавленная смола. Первая волна паники ударила в грудь, когда чёрная жижа коснулась лодыжек. Она не просто липла, она цеплялась как тысячи микроскопических щупалец, поднимаясь всё выше, обволакивая обжигающей плёнкой каждый сантиметр моего тела, проникая под платье.
Удушье нарастало волнами. Горло сжала невидимая рука. Воздух загустел до консистенции дёгтя, каждый вдох требовал усилий, будто грудная клетка раздвигала пласты свинца. На языке встал привкус смеси гари, ржавчины и мокрого песка. Тьма вливалась в слуховые проходы тяжелыми каплями, заглушая мир, оставляя только звук собственного сердцебиения, будто отчаянные удары молота о землю сквозь толщу воды. Ноздри заполнила масса с запахом разлагающихся водорослей и канализации. Чёрная плёнка просачивалась между зубов, обволакивая язык, нёбо, гортань. Кожа горела, будто облитая кислотой. Под ногами забилась липкая субстанция, словно живая грязь искала путь к костям.
– Ре… – хрип вырвался пузырями сквозь чёрную жижу, грудь сдавило, последний воздух вырвался из лёгких.
Но он всё же услышал меня. Наши глаза встретились сквозь липкую пелену. Его глаза были шире обычного, с безумием ужаса, которое я никогда не видела на его лице. Он уже мчался, рассекая тьму, будто плыл против течения в смоле. Моя рука вырвалась из трясины на миг – обожжённая и дымящаяся. Пальцы Рея тянулись к моим и… едва успели коснуться.
Холодные ледяные пальцы Рея…
Мои пальцы как раскалённая кочерга обожгла его обледенелую ладонь. Но он не отдёрнул руку, а схватился только сильнее. Но было уже поздно, я таяла в вязкой смоле, как восковая куколка в растопленной печи. Чёрная слизь обвила моё запястье и отдёрнула руку Рея. Улицы сомкнулись как челюсти, и город исчез.
Мир стал чёрным, тяжёлым и беззвучным…
***
Пришла в себя от жуткой вони – смесь канализации, дешёвого спирта и запёкшейся крови. Воздух висел тяжёлыми каплями на ресницах. Я лежала на липком полу, а надо мной склонились фонари-черепа, в их глазницах горели свечи, капая расплавленным парафином на моё платье.
Подняла голову и опёрлась на локти, осматривая помещение, куда меня притащила тьма. Стены были покрыты жировой плёнкой, при свете свечей даже непонятно было какого они цвета – грязного. Напоминало дешёвый бар.
Посетители сидели за столиками с руками, вросшими в столы, дерево обвило запястья как кандалы. И только заметила, что глазницы у них были пустыми, вместо зрачков в них копошились рыжие тараканы и белые черви. Все они пили мутную жидкость из железных кружек, прильнув головой к столу.
– Долговое вино, – уточнил долговязый тип, увидев, что я всматриваюсь в их напиток.
Я уселась, поджав под себя ноги, и выпрямила спину, приготовившись к диалогу. Он стоял предо мной, сгорбленный, укрытый чёрной простынёй, которая больше походила на кусок ночи, вырванной когтями. Ткань шевелилась сама по себе, местами сползая, обнажая части прогнившего тела. Он определённо не человек. Были ли здесь вообще люди?
– Видишь его? – его костяные пальцы держали в ладони небольшое зеркало, повёрнутое гематитовой ручкой ко мне, он протянул мне его аккуратно, как хирург передаёт скальпель.
Я взяла зеркало и ахнула, всмотревшись в него, отклонилась назад, чтоб рассмотреть целиком. Зеркало было как рентген, только сине-красные волны пульсировали будто живые, а контуры костей светились ядовито-белым. Мой скелет был опутан чем-то чужим, инородным. Он как удавка обвил каждую кость. Тёмно-синий, извивающийся и пульсирующий, будто перекачивал что-то из меня.
– Жизнь, – словно услышав мои мысли, хрипло озвучил мой подгнивший собеседник.
Жизнь? Голова червя вросла в моё сердце, а хвост терялся где-то в тазу. Разглядывая червя в зеркале, мой взгляд перескочил на собственные кости. На них были золотом выгравированы знаки, не буквы, что-то нечитаемое мною.
– Язык древнего мира, – его голос прозвучал слишком близко, казалось в сантиметре от моего лица, я отшатнулась от него как ошпаренная. Как он это делает? Он слышит мои мысли? Пора бы привыкнуть к этому.
Вгляделась в его лицо. Форма вытянутая, словно череп растянули за подбородок и виски, пытаясь выжать из него последние капли разума. Кожа жёлтая, полупрозрачная, как старая калька, испещрённая тёмно-синими письменами. Не татуировки. Тот же древний язык?
Он пригнулся ко мне будто тоже изучал моё лицо, или сканировал внутренности как рентген. Его глазницы были слишком большими для глаз, будто наспех вставлены на время, чтобы только взглянуть на меня. С серыми роговицами затянутые белой плёнкой, словно позаимствовал их у слепого. Нашёл у кого брать, ухмыльнулась я, но виду не показала. Он наверняка почувствовал, что его лицо пугает меня, и отстранился, оголяя дёсны с остатками жёлтых зубов. Оставляя после себя тошнотворный запах сладковатой гнили.
– Нравится паразит в твоём теле? – его голос прополз по моей спине, словно тёрка, поднимая кожу, – Мы можем убрать его, если ты позволишь, – добавил шёпотом, скрипя как змея.
Пергаментный склонился предо мной с театральным изяществом, протянув мне свою наполовину разложившуюся руку с костяными пальцами, обтянутые тонкой кожей, изящно изогнув их, будто предлагая не только поддержку, но и временное перемирие. Я улыбнулась ровно настолько, чтобы не оскорбить его мертвецкое достоинство, но помощь не приняла. Поднялась сама, ощущая, как воск и пыль осыпаются с моего платья хрустальными слезами.
Он не обиделся. Такие, я думаю, уже не обижаются на отказы. Терпеливые. Он просто убрал руку, и она бесшумно растворилась в складках его истлевшей ткани. Долговязый улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, и кивнул головой к столику в углу.
Ничего особенного. Обычный стол из тёмного дерева. Но прикасаться к нему не хотелось. Не хотелось, чтобы он заковал меня в свои кандалы, чтобы потом сидеть за ним всю жизнь, пить жижу с глазами, как и другие участники нашего молчаливого собрания.
Покосилась на стол и аккуратно присела на деревянную скамью с высокими спинками как на царском троне. Краешком глаза мне показалось, что подол его одежды потянулся к моей лодыжке, и я невольно выровнялась на скамье, собрав ноги вместе. Пергаментный покосился на свой подол, как на живое существо, и подол ушёл обратно к нему, как послушная собачонка, потом глазами он быстро пробежался по моему лицу.
Ужасные глаза. Лучше б они уже выпали и больше никогда не смотрели на меня.
– Вы… Демон? – неуверенно сорвалось с моих губ.
Он снова ощерил свои десна, я потупила взгляд в сторону.
– Заключим сделку, – продолжил он не обращая внимания на мой вопрос, казалось слова давались ему с трудом, поэтому может он был немногословен. А может мой язык ему сложен в произношении? На каком языке говорят демоны?
Я не хотела этого знать. Мне не хотелось заключать сделку с дьяволом. Кто бы он ни был, вид у него был недружелюбным. И лампы здесь были тусклыми, вернее свечи в черепах. Смогу ли я прочесть мелкий шрифт его договора при таком освещении?
– Договор не нужен, – снова начал он влезать в голову! – Нужно лишь твоё слово, – Он наклонил голову, снова рассматривая моё лицо, – Поверь мне, ты его не сможешь нарушить.
– Что я должна сделать взамен извлечения?
– Ничего, – мои брови взмыли вверх, он ощерился, и снова я вижу эти редкие жёлтые зубы, – Просто быть собой.
Не могу поверить своим ушам. В этом есть подвох. Всегда есть подвох. Нельзя заключать с ним сделку. Нужно всё взвесить. Что за червь внутри меня? Кем бы он ни был, он меня убивает. Если он останется во мне – я умру. Очень скоро. Когда?
Два месяца?
Я тяжело выдохнула. А демон спокойно смотрел на мои мысленные метания и ждал. Терпеливый. Он конечно знает, что у меня выхода нет.
– А что, если я соглашусь? – неуверенно сказала, и тут же захотелось забрать слова обратно.
– Мы вынем червя – источника твоей болезни, – проскрежетал его голос.
– Я буду жить долго и счастливо, а потом ты заберёшь мою душу? И я буду здесь сидеть в кандалах? Так же они сюда попали! – Я резко встала, и тень вокруг меня содрогнулась и потянулась ко мне, угрожая молчаливо присесть и успокоиться. Я чувствовала, что с этим демоном мне нельзя так разговаривать, мне нельзя даже было смотреть на него, но он лишь слегка махнул рукой, и тень рассеялась по углам.
А я тихо присела.
– У тебя всегда есть выбор, – его голос был спокоен, казалось, моё детское поведение его ничуть не волновало, – Убить червя или… то, что он скрывает.
Он улыбнулся, и только теперь я поняла, что это не улыбка, а просто неудачный надрез на лице. И всё это время он просто открывал рот.
Его глаза выкатились чуть сильнее, будто пытались разглядеть что-то у меня за спиной.
Я прижалась к стулу, подальше от него. Мне не хотелось иметь с ним дело. Но когда я посмотрела вниз, то увидела, что мои руки немели, а в груди что-то свернулось в тугой узел. Это червь? Он боится его?
А Долговязый снова открыл рот, и снова эта обманчивая улыбка.
Мне не хватало воздуха. Всё вокруг давило. Я снова пробежалась глазами по залу. Бармен – старик со слепыми, стоявший за стойкой, и тихо наливающий мутную жижу с глазами в железные кружки из огромной бочки. Он то и дело поглядывал на нас. Как он вообще видит? На его стойке лежали обгорелые крысиные скелеты огромной кучей на большой тарелке, как закуска. Пир для тех, у кого нет желудка. Мертвецы, сидящие за столиками, вдруг повернули свои головы на меня, уставившись своими чёрными глазницами.
Пергаментный дал знак, и бармен поднёс нам две металлические чаши.
– Пойми, дитя, твой червь – паразит, он съедает силу, что дано было раскрыться уже давно. За начало, – он поднял бокал, в этот раз кажется он действительно улыбнулся.
– Что это? – неуверенно произнесла и взяла чашу в руку, какая-то тёмная вода в бокале.
– Испей до дна, – указательным пальцем он дотронулся до основания моей чаши и помог выпить эту воду.
Я поставила чашу на стол и тут же пожалела о содеянном. Нельзя ничего пить с незнакомцами. Даже под принуждением.
Меня кинуло в жар, и кожа засветилась бледным узором, как трещины на фарфоре. Сознание терялось, и я обмякла на скамейке.
«Что это?! Останови их, или мы сгорим!»
Я не сразу поняла, кто со мной разговаривает. Внутренний голос? Не всё ли равно. Как я могу это остановить? Что-то зашевелилось внутри. Червь?
– Механизм запущен. Червь вскоре умрёт и откроется портал. Жаль расставаться, Элинор, – он снова показал свои десна с остатками зубов. Откуда он знает моё имя?