Бар «Сломанный компас»

Я сделала шаг ближе. Осторожно. Как будто могла спугнуть.

– Роман… ты не обязан делать всё один.

Он посмотрел на меня так, будто впервые услышал это в жизни.

– Я всегда делаю всё один.

– Ну, может, пора это изменить.

Молчание. Только наше дыхание.

И в этот момент духовка пискнула, объявляя, что мир спасён. Или хотя бы пирог.

– Садись. – сказала я, поставив перед ним тарелку с моим пирогом.

– Ты уверена, что он съедобный? – Роман усмехнулся, но уже с вилкой в руке.

– Слушай, если после него ты потеряешь сознание – я точно скажу, что это из-за стресса. Не из-за моего кулинарного таланта.

Он откусил. Прожевал. Молча. Я напряглась.

– Ну?

Он кивнул, будто удивлён.

– Он… охрененно вкусный.

– Конечно, блин! Я целое утро билась с тестом. – Я уселась напротив и потянулась к чайнику. – Чай?

– Угу. Без сахара.

– Ты скучный.

– Ты дерзкая.

– И это прекрасно уравновешивает нас. – подмигнула я.

Он хмыкнул. Слегка улыбнулся. И, чёрт, это было опаснее, чем когда он злится.

Мы ели в тишине. Но не в неловкой. А в той самой – домашней. Когда слова не нужны. Когда просто хорошо.

– Лив тебя полюбила. – вдруг сказал он, не глядя на меня.

– Ага. Она крутая. И, кстати, я сказала ей, что ругаться можно только после восемнадцати. Так что будь готов, что она начнёт морально воспитывать и тебя.

Он фыркнул.

– Это будет новый опыт.

– Ты же понимаешь, да? – Я посмотрела на него. – Ты ей пример. Даже если тебе кажется, что ты ломаешься внутри, она этого не видит. Она видит только тебя. Сильного. Надёжного. С пирогом.

Он долго молчал. Потом встал. Подошёл к раковине. Поставил кружку.

И повернулся ко мне.

– Ты пугаешь меня, Лея.

– Чем?

– Тем, что ты здесь. Не в смысле в доме. А в моем мире. – Он пожал плечами. – Слишком быстро. Слишком.

– Я просто пеку пироги, помнишь? – шепнула я, вставая ближе.

Он посмотрел на меня. Внимательно. Будто запоминал.

– Спасибо, что выслушала.

– Всегда. – И прежде чем я успела сказать ещё что-то, он уже был у двери.

– До завтра, – бросил он, не оборачиваясь.

– Роман?

Он замер.

– Да?

– Ты всё-таки скушал весь мой пирог. Это уже уровень доверия, знаешь ли.

Он усмехнулся.

– Или уровень голода. Хорошего дня, Лея.

И всё. Ушёл. А я стояла, смотрела на закрытую дверь… и впервые за долгое время не чувствовала себя одинокой.

Дверь за ним захлопнулась, и всё стихло.

Ни шагов. Ни звуков с улицы. Только я и остатки чая в кружке.

И странное чувство… не пустоты.

А опасности.

Той самой, сладкой и липкой, которая начинается с чего-то простого. Как пирог. Как взгляд. Как имя, которое ты начинаешь мысленно повторять слишком часто.

Роман

Не делай этого, Лея.

Я села на диван, поджав под себя ноги. На секунду – просто секунду – позволила себе расслабиться.

И тут…

ТЕЛЕФОН.

Вибрация. Громкая. Как выстрел.

Экран мигнул:

Мама.

Я вздохнула.

Проигнорировала.

Он мигнул снова.

Голосовое.

Я не хотела слушать.

Но нажав – уже не могла оторваться.

– Ты, блядь, совсем с ума сошла? Уехала в какую-то дыру, бросила нормального мужика! Лея, да кто тебя вообще теперь возьмёт?

– Ты позор семьи! Люди спрашивают, где ты, а мне что говорить, а?

– А то, что ты мне не отвечаешь – это вообще нормально?

– Посмотри на себя. Кто ты без него?

Щелчок.

Я смотрела в никуда. И чувствовала, как всё внутри меня снова затягивает ледяной тенью.

Мурашки побежали по коже.

Кто я без него?

Я.

Я, которая сбежала.

Я, которая зажимала синий след под глазом, чтобы не видно было на утреннем совещании.

Я, которая плакала в душе, чтобы он не услышал.

—Ты сама его доводишь, Лея. Он не такой. Он просто… вспыльчивый.

Ты бы не злила – не бил бы.

Мужикам нужно терпение. Ты просто слишком острая.

Голоса, слова, шепотки – всё в голове.

Я встала. Пошла в ванную.

Посмотрела на себя в зеркало.

Усталая. В тени ночника – почти призрак.

Но…

На шее – кулон бабушки.

В доме пахнет пирогом.

И чашка ещё тёплая.

И в сердце – голос Романа.

Ты пугаешь меня, Лея.

Я коснулась шеи. Улыбнулась. Чуть. Совсем чуть-чуть.

Я тоже себя пугаю.

Но больше – не позволю никому затащить меня обратно в ад.

Добро пожаловать в Хейвенридж, девочка.

Здесь всё начинается заново.

***

Я лежала на диване, закутавшись в плед. Темнота обволакивала, как болотная вода – снаружи тихо, но внутри шумело.

И тут – щёлк.

Не в комнате. В голове.

Как будто кто-то… выдрал память с полки.

– “Ты опять выложила это фото?” – он стоял в дверях спальни.

Я даже не успела ответить. Телефон вырвали из рук, и в следующую секунду он уже бился о стену.

– “На кой хрен ты выставляешь себя на показ, Лея?! Хочешь, чтобы на тебя пялились?!”

Я тогда сказала:

– “Это просто фотка с кофе, Дэн. Я даже не накрашена.”

– “Значит, тебе мало меня? Тебе нужны лайки?!”

Щёлк.

Следующая вспышка – кухня.

Я в пижаме.

Он – в ярости.

Кружка летит в стену.

Осколки в волосах.

И шипение:

– “Я ж тебя люблю, дурочка.”

– “Ты ж моя девочка. Просто не зли меня.”

– “Будь послушной.”

Другой день.

Я в ванной. Закрытая дверь. Задыхаясь от слёз.

– “Если уйдёшь – никто не примет тебя. Всем плевать. Только я один тебя терплю.”

Я тогда подумала:

Может, он прав?

Но потом бабушка…

Письма. Звонки.

Тот день, когда она прислала фото старого дома с подписью: “Беги, девочка. Я всё оставила тебе.”

И я собрала сумку.

Вернулась в настоящее.

Я сидела на том же диване.

С тем же страхом.

Но уже в другом доме.

В другой жизни.

И – чёрт возьми – с другим мужчиной, которого я сама себе боюсь доверить.

Не потому что он страшный.

А потому что добрый.

А добро – оно… пугает.

Потому что когда долго живёшь в аду, рай кажется ловушкой.

Глава 7: Те, кто остаются

Лея

Я проснулась от запаха кофе… которого, сука, не было.

Просто воздух решил поиздеваться и притвориться нормальной жизнью.

Я лежала пару минут, уставившись в потолок. Сердце колотилось будто я опять сбежала. Хотя вроде бы уже всё – приехала, осталась, почти прижилась. А всё равно внутри как будто дёргает провод.

Я медленно поднялась, натянула худи бабушки (оно пахло ею – лавандой и старым деревом), прошлась босиком на кухню и заварила что-то кофеобразное. Хотела добавить ваниль, но оказалось, что я её вылила на себя пару дней назад в момент духовного очищения – и всё.

Пока варилось, я заглянула в ящик которую нашла Грета – привычка уже. И вот там лежало письмо.

Ещё одно. Почерк бабушки.

Я присела на крыльцо и, поджав под себя ноги, разорвала конверт.

“Леечка. Если ты это читаешь – значит, ты осталась.

Глупая девочка с добрым сердцем и такой тяжёлой душой. Я знаю тебя, даже если ты себе не признаёшься.

В этом городе у тебя будет своё ‘всегда’.

Счастье – это не громко. Оно дышит рядом. Тихо. Но всегда – рядом.”

Я не плакала. Я вообще-то давно не плачу. Просто… глаза пересохли от вчерашней пыли, ага.

Я провела пальцами по строчке “дышит рядом” и на секунду услышала в голове голос. Бабушкин. Тот, что всегда знал, когда я врала себе, и когда нужно было просто обнять, а не лезть с вопросами.

Письмо лежало на коленях, а я смотрела вперёд – на улицу, на соседские дома, на раннее солнце, разливающееся по крышам, как мед.

И тогда я увидела его.

Он стоял у своей машины, в чёрной футболке, с поднятыми вверх рукавами – просто чертовски несправедливо хорошо выглядя с утра. Как будто он не человек, а рекламный постер “Секс и кофе – с утра пораньше”.

И, конечно, именно в этот момент он поднял взгляд. И, да, наши взгляды встретились.

Я сделала единственно логичное – глоток кофе, кивок в стиле “ага, я не пялюсь на тебя уже полторы минуты”, и ушла в дом. С достоинством. Почти.

***

Я просто зашла в пекарню купить корицу, честно. Но конечно, как только захожу, вижу его – в углу, с нахмуренным взглядом и рукой на плече дочери.

– Не нравится тебе ваниль? – спрашивал он у малышки. – Может, возьмём кекс с черникой?

– Я хочу тайный вкус недели! – упрямо дёрнула плечом она. – Все в школе пробовали, кроме меня!

Роман вздохнул, словно только что проиграл мировую войну. Я застыла возле стеллажа с круассанами, краем уха ловя разговор.

– Извините, – сказал он продавцу, – у неё аллергия на фундук и клубнику. Я просто хотел бы знать, входит ли что-то из этого в состав.

Женщина за прилавком – типичная жительница Хейвенриджа, вся в кружеве, с табличкой «Лили» – покачала головой с извиняющейся улыбкой.

– Правила, мистер Харпер. Я не могу назвать ингредиенты тайного вкуса. Только через поцелуй.

И тут Лили увидела меня.

– Лея! Ты же не пробовала ещё? Может, поможешь ему?

ЧТО?!

– Что… простите?

– Ну, это же для ребёнка! – Лили явно кайфовала от происходящего. – Маленькая сладость. Маленький поцелуй. И вы получите ответ.

Роман повернулся ко мне.

Медленно. Как будто его шея тоже протестует.

И наш взгляд встретился. Снова.

Как тогда утром.

Как на парковке.

Как будто между нами уже тысяча невысказанных слов и сто двадцать поцелуев, которых ещё не было.

– Нет. – выдохнула я. – Я… Я просто мимо шла. Корица, понимаете?

– Я ничего не прошу, – пробормотал он. – Но она хочет попробовать. А я не могу рисковать.

Я посмотрела на девочку. Упрямые губы. Складывающиеся в «пожалуйста».

Потом – на Лили. Она уже поставила пирожное на прилавок.

И вот мы стоим, в этой проклятой пекарне, перед толпой бабушек, которые уже вытащили телефоны.

– Только ради ребёнка. – пробормотала я. – И потому что мне правда интересно, что там внутри.

– Только ради ребёнка. – отозвался он, но угол его губ дрогнул.

И мы поцеловались.

Быстро. Легко. Но… разряд тока пробежал от губ до пят.

Лили захлопала в ладоши.

– Миндаль и маракуйя. – объявила она. – Безопасно!

Роман моргнул.

– Маракуйя?

– Идеально! – девочка счастливо обняла его.

А я стояла, красная как клубничный пирог, только что спасшая ребёнка, и одновременно совершившая акт публичной… не знаю чего.

Он посмотрел на меня.

– Спасибо. Правда.

– Угу. В следующий раз – твоя очередь спасать меня.

– Считай, что должен.

***

Бар был наполовину пуст – слишком рано, чтобы начинался вечер, но слишком поздно, чтобы не начался ад из шепчущихся бабок и ухмыляющихся мужиков. Я даже толком за бар не успела зайти, как Мэг (да, с чёртовой М) уже подскочила ко мне с глазами, как у белки на кофеине.

– Ну? – шепчет она, но, конечно, так, чтобы услышали все. – Так и будешь делать вид, что этого не было?

– Привет, Мэг. У меня тоже всё прекрасно, спасибо, что спросила.

– Лея, твоё лицо было на четырёх инста-сторис, а у одной бабки в Фейсбуке уже почти сто лайков на посте: «Вот и новые любовные тайны Хейвенриджа». Ты серьёзно думала, что это пройдёт мимо?

Я медленно надела фартук.

– Это был поцелуй ради пирожного. Не роман, не свадьба, не контракт на душу.

– Да-да, скажи это Роману, который после этого шёл весь такой… влюблённый. Я его такого видела только один раз – когда его дочка впервые сказала «папа».

Из кухни кто-то крикнул:

– Я ставлю пять баксов, что через неделю она уже будет жить у него!

– Десять – если к выходным они засосутся в подсобке! – подбросил Дилан, лениво протирая стаканы.

Я показала им всем средний палец.

– Пятьдесят, если она признается, что это был лучший поцелуй в её жизни! – подала голос Мэг, уже за барной стойкой, с коктейльной воронкой в руке и самой мерзкой ухмылкой на лице.

Я кинула в неё полотенце.

Промахнулась. К чёрту.

– Ой, не злись, Лея, – Крис подмигнул. – Мы просто гордимся. Ты первая, кто заставил Романа покраснеть не из-за злости.

– И последняя. – мрачно буркнула я, но сама уже почти улыбалась.

Проклятый город.

Проклятые бабки.

Проклятые губы этого чёртового мужчины.

***

Я протирала стойку, напевая себе под нос что-то от Taylor Swift, когда дверь со звоном распахнулась и в бар влетела Лив. Да-да, влетела. Как будто это не бар, а её личный детский клуб.

– Леее-я! – выкрикнула она, и я едва успела поставить бокал, чтобы не разбить его от неожиданности.

– О, привет, Лив. Школа уже закончилась?

Она закинула рюкзак на высокий стул, забралась на него с грацией белки, наевшейся сахара, и закинула ноги.