Бар «Сломанный компас»

***

Когда я сказала Мэг «да, конечно, до вечера», я имела в виду «да, конечно, постараюсь не облажаться и не уронить поднос кому-нибудь на голову».

А вот я уже на крыльце бара, в чёрной майке, с собранными волосами и лёгкой дрожью в коленках. Нервы? Возможно. Или просто… Роман внутри.

Он всегда внутри.

Я зашла и почти сразу увидела его. За стойкой. В тёмной футболке, со злым прищуром и руками, от которых у нормальных женщин отказывают колени.

Ну не виновата я, что в этом городе даже бары начинаются с “мрачно-сексуального”.

– Ты опоздала на минуту, – бросил он, не поднимая глаз.

– Это моя внутренняя революция. Против системы.

– Бар работает по графику, не по твоим философским срывам.

Ох, как же он бесит.

И как же чертовски приятно слушать, как он бесится.

Мэг уже машет мне из угла, делая «иди-спасай» глазами – у неё заказ застрял, два парня из автомастерской что-то спорят на счёт виски, и кто-то уже написал новое признание на «стене желаний» маркером прямо поверх чужого.

Обычный вечер в Хейвенридже.

Я подхватываю поднос и вливаюсь.

Бар – шумный, живой, полон лиц, большинство из которых я впервые вижу, но каждое из них – с историей. А некоторые из них будут ещё не раз на моих страницах.

Мэг подбегает ко мне, уже вытирая руки о фартук:

– Погнали, подруга. Сегодня твой третий официальный барный вечер. И, может, если повезёт – Роман наконец-то назовёт тебя не «новенькая», а, скажем, «ты».

Я бросаю взгляд в его сторону. Он краем глаза смотрит, как я наливаю пиво.

И, клянусь, в этом взгляде – чуть больше, чем просто раздражение.

– Эй, новенькая, ты у нас с характером или просто красивая? – раздался голос от одного из столов.

Я повернулась и увидела компанию из трёх парней, один из которых уже жевал свою соломинку, как будто это продление его личности.

– А ты всегда берёшь у женщин интервью перед тем, как оставить им ноль чаевых?

– Ну ты острая, – хмыкнул он.

– Нет. Я просто голодная. И устала от идиотов. Кто заказал двойной бурбон?

Мэг просвистела где-то рядом:

– Девочка, ты мне нравишься всё больше.

Я уверенно двинулась к стойке, откуда уже нёсся басовитый голос Романа:

– Если кто-то ещё будет флиртовать с персоналом, пойдут нахуй.

Он даже не посмотрел на них. Просто сказал это вслух, как закон.

И весь бар слегка стих. На пару секунд.

Я подошла за напитками, и мы с Романом на мгновение остались наедине. Он наливал бурбон, и я вдруг поняла, что стою слишком близко. Настолько, что слышу, как у него под майкой двигаются мышцы. Или мне это уже мерещится.

– Ты же понимаешь, что они просто шутят? – сказала я, чтобы разрядить.

– Это не шутки, если кто-то считает, что ты – просто развлечение.

Я моргнула.

– Ты же даже моего имени не знаешь.

– Лея.

– И что, уже успел составить мнение?

– Ты не выглядишь как та, кто здесь останется.

– А ты выглядишь как тот, кто будет жалеть, если я всё-таки останусь.

Он замер. Не на долго – доли секунды. Но я это заметила.

А потом просто отдал мне поднос с напитками.

Без слов.

И я ушла обратно к столам, чувствуя, как меня прожигает его взгляд.

Бар постепенно выдыхался.

Где-то играла музыка с телефона, кто-то уже пил воду вместо текилы, и даже самые громкие перестали ржать на весь зал. Закрытие.

Я скинула фартук и плюхнулась рядом с Мэг на барный стул. Та жевала жвачку с видом профессионального наблюдателя.

– Ну, как твой вечер, милашка?

– Один флиртующий придурок, три неадекватных заказа, один мужик, который подмигнул мне и забыл, зачем пришёл, и хозяин, который смотрит так, будто я должна взорваться. Вроде норм.

Мэг фыркнула.

– Добро пожаловать в “Wolf’s Den”.

– Он всегда такой? – спросила я, кивая в сторону Романа, который сейчас что-то мыл за стойкой, будто пытался стереть с поверхности следы апокалипсиса.

– Ага. Немногословный, угрюмый, с руками, от которых хочется написать роман, и дочкой, ради которой он сожрёт любого, кто только подумает плохо.

– У него… дочка…кто её мама? Не видела его жену в баре.

– А ты не знала? – Мэг вскинула брови. – Шестилетняя ракета по имени Лив без матери. Бывшая бросила их, когда девчонке едва год был. Оставила с запиской и исчезла. С тех пор он ещё злее стал.

Я переваривала информацию, пока она кивнула на мой живот:

– У тебя живот дёрнулся. Значит, заинтересована.

– Да ничего у меня не дёрнулось. Просто… не ожидала.

– Хей, не ведись. Первый год каждый новенький здесь думает, что сможет его расколоть.

– А потом?

– А потом понимают, что Роман – это как кофе без сахара. Горький, но вызывает зависимость.

Мы обе засмеялись.

И в этот момент я почувствовала на себе взгляд.

Я обернулась.

Он снова смотрел. Но не как в начале смены. А как будто… как будто что-то понял. Или вспомнил.

Но тут же отвернулся.

– Мэг…

– Ага?

– Я думаю, я не уеду отсюда.

– Ну что ж, новенькая, держись. Хейвенридж умеет цеплять. По бокалу вина?

Глава 5: Всё сложно, если ты – я

Лея

Я только-только налила себе первую кружку кофе, когда в дверь постучали.

Три раза.

Уверенно.

Как будто за порогом не утро, а срочное дерьмо случилось.

Открываю.

– Привет, Лея, – сказала Лив, и мимо меня прошмыгнула в дом, будто родилась с ключом от него.

Она села за стол и посмотрела на меня так, как смотрят щенки в приюте.

– У папы утро “не еби мне мозги”. А я хочу какао.

Я зависла.

– Эм… ты… это… так обычно общаешься?

Лив пожала плечами и подперла щёку рукой.

– Когда он злой – да. Я просто повторяю.

Я поставила кружку на стол и присела напротив.

– Слушай, Лив. Скажу тебе важную вещь.

– Только не занудничай.

– Нет-нет. Просто. Не матерись.

– Почему?

– Потому что… звучит так, будто ты пережила три развода и служила на флоте.

Она захихикала.

– А если я буду говорить тихо?

– Только после восемнадцати. До этого – максимум “чёрт”.

– Ну блин.

– Вот, видишь! Уже лучше.

Я встала, достала хлеб, сварила какао, и пока всё это делала, Лив болтала.

О школе, про училку с усами, про то, как она «случайно» толкнула мальчика, который обозвал её тупой.

Я улыбалась, поддакивала, и чувствовала, как в этом доме впервые становится… уютно.

Но потом она замолчала.

И вдруг спросила:

– А у тебя есть мама?

Я вздохнула.

– Есть. Но… с ней мы не особо болтаем.

– Папа не любит, когда я спрашиваю про маму.

– А ты хочешь спросить?

– Немного. Но потом всё равно грустно.

– Тогда можно просто… не спешить. И говорить, когда не грустно.

Она кивнула, и в её глазах появилось то, чего я не ожидала.

Доверие.

Мы доели завтрак, и я уже почти забыла, что не планировала сегодня быть чьей-то импровизированной мамой, когда за дверью прозвучал стук. Тяжёлый. Чёткий. И знакомый.

Я открыла.

На пороге стоял Роман. Мрачный, как гроза.

– Ты уводишь мою дочь, не говоря ни слова? Серьёзно?

Я только начала открывать рот, но Лив уже закричала из кухни:

– Я сама пришла! Она сделала мне какао! И запретила материться!

Тишина.

Роман посмотрел на меня.

Я подняла бровь.

– Похоже, я всё же наношу положительное влияние. Хотите – обсудим за второй кружкой?

Он медленно выдохнул.

– Собирайся, Лив. Нам пора.

Она подошла ко мне, взяла тост в салфетке и прошептала:

– Прости. Он просто с утра… ну, ты поняла.

– Да поняла, малышка.

Роман на секунду задержался у двери.

– Спасибо… за завтрак.

Я пожала плечами.

– В следующий раз будет овсянка. Она ещё хуже, чем я.

Он скривился.

Ушёл.

А я стояла в прихожей с кружкой кофе, который уже остыл, и странным ощущением в груди.

Что-то начинало меняться.

И, чёрт подери, я не знала – к лучшему ли.

Я даже не успела допить кофе, как спустя пятнадцать минут в дверь влетела буря.

Не постучала.

Не позвонила.

Просто влетела.

В виде Романа. Опять. У них что в семье так принято?

– У тебя ебаный хрен знает какой час, и ты всё ещё не в курсе, что ребёнка не уводят без предупреждения?

– Ребёнок – не кошелёк, чтобы его “уводили”. Она сама пришла. На своих ногах. – Я резко поставила кружку в раковину.

– Ты могла мне сказать. Написать. Позвонить, блядь!

– А ты мог бы хоть раз не сорваться на дочь и не выгнать её за столом! Знаешь, что она сказала? Что у тебя утро “не еби мне мозги”!

– Не твоё дело, как у нас устроено.

– Как у вас? Ты вообще слышишь себя? Она – не твой солдат, Роман. Не обязанная выполнять команды. Она материться в 6 лет!

Он подошёл ближе. Очень близко.

– Ты ни черта не знаешь о нас. О ней. Обо мне.

– Ага, зато я вижу, как она к тебе боится лишний раз подойти. Как уходит, понурившись, как будто извиняется за то, что вообще проснулась.

Он на секунду замер. И я увидела в его глазах что-то опасное. Не злость – боль. Ту, что прячется под гневом, как гной под повязкой.

– Уходи. – Тихо. Жёстко. – Не лезь. Это не твоя жизнь. Не твоя семья.

– А вот хрен тебе. Может, пока и не моя. Но я уже ближе к ней, чем ты за всё утро.

Он молчал.

Мы стояли друг напротив друга, как две стихии: его гнев и моя злость.

И в этой тишине я вдруг сказала:

– Может, в следующий раз не взрывайся на неё, как будто она виновата, что осталась с тобой. Потому что ей уже некуда больше идти.

Он дёрнулся, как будто я ударила.

– Осторожней, Лея. Ты играешь с тем, чего не понимаешь.

– А ты слишком долго прячешься за этим.

– За чем?

– За грубостью. За “я такой, потому что жизнь побила”. Но новости, Роман – ты не один, кому досталось.

Я прошла мимо него и открыла дверь.

– Пожалуйста. Уходи. Пока я не сказала чего-то, о чём точно пожалею.

Он смотрел на меня пару секунд. Потом резко развернулся и вышел. Не хлопнул дверью – просто ушёл.

А я осталась стоять. И впервые за всё время в этом городе почувствовала, что меня трясёт.

Потому что он был не просто зол.

Он был сломан.

И я – тупая, сочувствующая идиотка – хотела его починить.

***

Я только успела закрыть за ним дверь, как в окно кухни постучали.

Ну как сказать. Прошло уже 3 часа.

Стучали два раза.

Медленно.

По-хозяйски.

Я выглянула – там стояла Грета, с корзинкой в руках и лицом, на котором было написано: я всё видела, детка.

– Открывай, – крикнула она. – У меня пирог. А у тебя драма.

– Он орёт громче, чем мой старый муж, когда ему на яйца чай пролили, – прокомментировала она, как только села за стол.

– У тебя был муж? – спросила я, пока резала пирог.

– Семь. И два любовника. Не отвлекайся.

Я поставила ей чашку чая.

– Так ты подслушивала?

– Девочка, это Хейвенридж. Тут даже деревья подслушивают. А у твоего милого “ах-ах-ветеран-одиночка” голос как у льва с мегафоном.

Я выдохнула. Села напротив.

– Он…

– Сломанный? – она подняла бровь. – Да, как IKEA-шка без инструкции. Но ты не обязана его чинить, Лея.

– А кто тогда? Там же девочка…

– Там девочка, которая увидела в тебе что-то, чего давно не получала. Заботу. Ласку. И тост с клубничным вареньем.

– Я не планировала всё это.

– Никто не планирует привязанности, милая. Они просто берут и случаются.

Я смотрела на неё, на её чуть кривую улыбку, на рубашку с заплаткой, на ожерелье с подвеской в виде кофейной чашки.

– Ты и правда ведьма?

– Пирогом умею лечить. Печеньем вызываю признания. А вчера Бартон с заправки рассказал мне, где прячет свою заначку от жены. Я – национальное достояние.

Я рассмеялась.

– Грета…

– Ммм?

– А Роман всегда был таким?

Она вздохнула.

– Нет. Раньше он был ещё хуже. Только потом на войне его подрихтовали. А потом женщина бросила ребёнка у него под дверью. И с тех пор он как будто не живёт, а просто выживает.

Тишина.

Мы жевали пирог.

С клубникой. Приторно-сладкий, как будто специально, чтобы компенсировать горечь этой главы. Интересно, а автор плачет? Или у неё тоже есть пирог?

– А ты, Лея? Ты точно собиралась сюда только на денёк?

Я глянула в окно.

Дом Романа. Тот самый.

Занавеска на втором этаже качнулась.

Будто он тоже смотрел.

– Нет. Похоже, я уже давно знала, что останусь.

Грета кивнула.

– Тогда привыкай. К пирогам, к сплетням, к людям, которые лезут в душу.

– Уже.

– И к мужчинам, которые слишком мрачные, чтобы признать, что они чувствуют.

Мы чокнулись чайными кружками.

И вдруг мне стало легче.

Чуть-чуть.

***

– Леееей, давай быстрее! Эти шоты сами себя не сделают! – Мэг накинулась на меня с подносом, полным лаймов и соли.

– Иду, госпожа хаоса! – крикнула я в ответ, ловко выдавливая сок в шейкер.

Сбоку Майло уже раскидывал стопки. Кэсс набирала лед в ведро. Кто-то из зала заказал «Пьяного единорога» – наш фирменный шот, от которого потом все либо поют, либо рыдают.

– Лея, – Крис наклоняется ко мне. – Ты выглядишь как человек, у которого был секс.

– Я выгляжу как человек, у которого был ор в лицо и пирог с бабушкой. Почти то же самое.

– Секс с пирогом? – Мэг подпрыгнула рядом. – Я в этом городе три года, и такого не пробовала.

Мы все рассмеялись, а потом Майло вставил:

– Ага, зато ты пробовала того байкера из соседнего города. Он же рычал, как микроволновка.

– ТЫ ОБ ЭТОМ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ЗНАТЬ! – Мэг кинула в него кусок лайма, который он поймал зубами. Бля, этот бар реально цирк.

Шейкер дрожал в моих руках. Классика: две текилы, один гренадин, лайм, соль, и побольше сплетен.

– Ну давай, – протянула Кэсс. – Колись. Что за буря была у тебя сегодня утром? Грета пришла с выражением «кто тронет мою девочку – тот труп».

– Просто… – я закусила губу. – Роман решил, что я «увела» его дочь.

– Ох ты ж, блядь. – Мэг присвистнула. – Он тебя не пришиб?

– Почти. Но потом я его послала.

– ПРЯМ ПОСЛАЛА?

– Ну как бы… словами. Но да, послала. Слова были очень убедительные.

Все трое на секунду зависли.

– Я. Тебя. Обожаю. – Кэсс хлопнула меня по плечу. – Это надо отпраздновать.

– Я за! – Мэг уже доставала шоты. – За то, что ты дала отпор главному Грампи Мэну этого города!

Майло только фыркнул:

– Уверен, он в душе рад, что ты на него наорала.

– Почему?

– Потому что он любит сильных. Он сам весь из грубых кирпичей, его нужно либо разбивать, либо забирать в тёплую ванну.

– Ты так сказал, будто это романтический рецепт.

– Потому что это и есть романтика, девочки, – Мэг взмахнула шейкером. – Немного боли, немного грязи, и кто-то, кто целует тебя, пока ты кусаешься.

Мы замерли на секунду.

Потом заржали.

– За Романа. – сказала я, поднимая шот. – Чтобы в следующий раз не орал.

– За тебя. Чтобы продолжала сносить ему крышу.

– За нас. Потому что мы – бар, где даже шоты знают, что ты чувствовала.

Мы чокнулись. Выпили. И продолжили работать, как будто не было ни ссоры, ни боли.

Потому что в этом баре, между столиками, бутылками и жизнями – мы были своей маленькой family.

Я откинула голову назад, пытаясь отдышаться после пятого подноса заказов. Зал гудел, музыка – громче обычного, вечер пятницы был неумолим. Но мне нравилось. Даже когда устала – это было по-настоящему. Настоящая жизнь. Настоящие люди.

Кэсс смеялась с каким-то парнем у стойки, Мэг жарила кого-то взглядом у колонок, а я… я пыталась оттереть вино с платья. Один из пьяных клиентов разлил бокал, целясь в губы, но попал в меня.

– Эй, куколка, – донёсся голос у уха. Противный, тянущийся, как жвачка под партой. – У тебя ручки мягкие или я себе придумал?

Я обернулась.

Парень был из тех, кто думает, что пятый шот даёт право на всё. Красная футболка, дыхание, будто он ел бензин и запивал пивом.

– Придумал.

– А может, ты хочешь проверить мои руки?

– А может, ты хочешь облизать швабру в туалете?

Он рассмеялся. Точнее, попытался. И положил руку мне на талию.

Я отступила.

Он шагнул ближе.

И тогда —

Грохот.

Бар замер.

Рука с плеча исчезла.

Парень – тоже. Он уже прижимался спиной к стене, в нескольких сантиметрах от разбитого стула. Перед ним стоял Роман.

Без куртки. В чёрной футболке. С глазами, в которых было небо перед бурей.

– Ты что, блядь, не слышал? – тихо, но с таким напряжением, что воздух между нами стал тяжелее.

– Я… я просто…

– Ты к ней притронулся.

– Я ж…

– Повтори. Только попробуй.

Парень замолчал. Все вокруг – тоже. Только музыка всё ещё играла, как будто не замечая, что в центре зала – вулкан.

Я стояла, не двигаясь. Не потому что боялась. А потому что в этот момент поняла – Роман не просто мрачный. Он яростный. Он как волк, который не воет, а рвёт.

И я была его триггером.

– ВЫМЕТАЙСЯ. – сказал он.

Парень пошёл к выходу, оступаясь, не глядя ни на кого.

Роман посмотрел на меня. Его грудь вздымалась, руки были сжаты. Он сдерживался.

– Ты в порядке? – спросил он, хрипло.

– Да. Спасибо. – Я кивнула, не совсем понимая, что говорить. Грудь сжала странная смесь – страха, уважения и… чего-то другого.

– Скажи, если он ещё раз появится. Я разберусь. – И он пошёл к выходу, не дожидаясь ответа.

Тишина ещё держалась секунду. А потом Мэг прошептала:

– Девочка… ты вляпалась в проблемы с большой буквы Х.

Кэсс добавила:

– Но, мать твою, какие горячие проблемы.

И я, чёрт возьми, не могла с ними не согласиться.

Когда зал начал возвращаться к жизни, я быстро сняла фартук и пошла в подсобку. Мне нужно было всего пару минут. Просто вдохнуть. Просто переварить, что сейчас произошло.

Где-то позади снова заиграла музыка. Голоса. Смех. Жизнь пошла дальше. А у меня всё ещё в ушах било “Ты к ней притронулся”.

Я вытерла руки и вышла в коридор. Мэг подмигнула мне из-за стойки, а Крис шепнул, проходя мимо:

– Он всё это время глаз с тебя не сводил.

Я сделала вид, что не слышала. Телефон в руке мигал – сообщение от Греты.

“Ты в порядке, котёнок? У нас тут уже слухи пошли. Я за столиком 14. А если нужна та самая сковорода – у меня их три.”

Я невольно улыбнулась.

– Эй.

Я обернулась. Он.

Роман стоял в дверях черного входа. Свет бил ему в плечи, оставляя лицо в полутени.

Он выглядел… опасно спокойно.

– Ты идёшь домой пешком? – спросил он, и в голосе не было вопроса. Только констатация и глухая злость.

– Угу. Три улицы, не так уж и…

– Нет. Садись в машину.

– Роман…

– Лея. Не начинай. Уже ночь, ты одна, и ты только что едва не оказалась под чужими руками.

Я хотела что-то остроумное, дерзкое, но язык прилип к небу.

Он смотрел так, будто не простит себя, если я отвернусь.

– Хорошо. – выдохнула я. – Только не молчи всё время, ладно?

Он кивнул и повернулся к своей машине.

Внутри было темно. Тихо. Только старое радио иногда щёлкало, ловя обрывки музыки.

Он держал руль одной рукой. Вторая – на колене. Линия челюсти напряжена, как будто он сжимал зубы слишком долго.

– Ты часто так спасательничаешь? – спросила я, чтобы хоть как-то разрядить воздух.

– Когда вижу, как моих работников трогает пьяный придурок – да.

– Ты так за всех девушек злишься?

– Нет.

Пауза. Он смотрит на дорогу.

– Только за тебя.

Мурашки. Проклятые, нахальные мурашки.

Я опустила взгляд, потом, чтобы не поддаться тишине, ляпнула:

– Ты вообще умеешь улыбаться? Или ты родился сразу с этим выражением “я сейчас кому-то врежу”?

Он резко посмотрел на меня. И… уголок его губ дёрнулся.

– А ты всегда такая дерзкая?

– Только с теми, кто вызывает тревогу.

– Я?

Я пожала плечами.

– А кто же ещё?

Он ничего не ответил. Только довёз до дома, припарковался и выдохнул, наконец-то немного расслабившись.

– Я… спасибо. За всё.

– Просто… будь осторожнее. Этот город вроде тихий, но я знаю, что он может быть и другим.

– Хорошо, папа. – фыркнула я, открывая дверь.

Он ухмыльнулся. Настоящая. Улыбка. Романа.

– Спокойной ночи, Лея.

– Сладких снов, герой.

И я вышла, всё ещё ощущая на коже его взгляд, даже когда дверь захлопнулась.

Глава 6: Пирог перемирия

Лея

Утро началось с жужжания миксера и моего сдерживаемого мата.

– Твою ж… мать! – чуть не уронила миску, когда мука разлетелась по всей кухне. – Спокойно, Лея. Это всего лишь пирог. Просто… пирог. Чтобы не выглядеть полной дурой.

Грета вчера, подливая мне чай с мёдом и сочувствием, выдала:

“Если поссорилась – делай пирог перемирия. И неважно, кто прав. Пирог скажет за тебя всё.”

Ну вот я и пеку. Потому что я не просто психанула вчера. Я, блин, взорвалась. С его дочкой где-то рядом. Прекрасный дебют, Лея, серьёзно. Ну простите что он не может наконец понять что его дочка сама приходила. Можно ещё в окно голой выбежать – и будет полный комплект.

Пирог стоял в духовке, а я вытирала руки о полотенце, когда услышала стук в дверь.

Я помедлила. Кто ко мне в такую рань?

Открыла.

И чуть не выронила полотенце.

Роман.

Стоит. Хмурый, красивый, в одной руке пакет. В другой – коробка из пекарни. Пахнет пирогом.

– Привет. – буркнул он, будто не проснулся ещё до конца.

Я моргнула.

– Это… пирог?

– Ага. Мирный.

– Ты пёк?

– Не. Тайный вкус недели от пекарни, но это считается. – Он пожал плечами. – Мне Грета вчера закинула в лицо, что я не умею мириться. А я, знаешь ли, умею.

Я ухмыльнулась, отступила назад.

– Заходи. Хотя бы посмотришь, как я страдаю с тестом. Я тоже, между прочим, пыталась быть человеком.

Он зашёл. Посмотрел на беспорядок. Поднял бровь.

– Это точно кухня, а не поле боя?

– Очень смешно, сержант. – пробурчала я, доставая свой почти-дожарившийся пирог. – Но, между прочим, я делала это с душой.

– Лейтенант.

– Прости что?

– Я Лейтенант. Лейтенант Харпер.

Он посмотрел на меня. Глаза мягче, чем вчера. Взгляд уже не режет, а греет.

– А то что делала с душой заметил. Спасибо.

И тишина между нами уже не давит. Она… уютная. С привкусом ванили и чего-то нового.

Я не заметила, как он оказался ближе. Совсем близко.

Мы стояли на фоне моей кухни, посреди муки, пирогов, и двух разбитых нервов.

Я повернулась, чтобы убрать со стола венчик, и краем глаза заметила, как он смотрит.

– Что? – спросила я, чуть нервно.

– У тебя мука… – он шагнул ближе, поднял руку и осторожно провёл пальцем по моей щеке. – Вот тут.

Я застыла.

И он тоже.

Палец на коже. Его глаза – прямо в мои. И всё. Весь шум, весь день – исчез.

– Спасибо… – выдохнула я, чувствуя, как щеки начинают поджариваться лучше, чем пирог в духовке.

Он отвёл взгляд, кашлянул, чуть отстранился. И вот тогда я рискнула.

– Слушай… А можно спросить?

– Уже страшно. – усмехнулся он, но всё равно кивнул.

– Вчера… когда Лив пропала из виду. Ты… не просто испугался. Ты сломался на секунду.

Он опустил взгляд. Сжал челюсть.

– Я не люблю говорить об этом.

– Я не прошу. Просто… если хочешь. Я тут. Не только для пирогов.

Он замолчал. А потом, внезапно, сел на табурет у окна. Взялся за чашку с кофе, которую я машинально поставила рядом.

– Мать Лив. – начал он. – Она ушла. Просто однажды утром… оставила её на пороге. С запиской. “Ты справишься. Ты всегда справлялся.” И всё.

Он не смотрел на меня. Только на кофе.

– Ей тогда было три месяца. А я только вернулся. С Афгана. Голова – к чертям, сердце – ещё хуже. А тут этот свёрток, который орёт и дышит. И который никто больше не хочет.

Моя грудь сжалась.

– С тех пор я… держу её так близко, как только могу. Даже когда злюсь, даже когда устаю. В войне мы не знали кто останется завтра, и кто нет. Я всё ещё боюсь, что однажды снова открою дверь – и её не будет. Как тех кого я когда называл родными. Или я не успею.

Он перевёл взгляд на меня. Впервые – открыто.

– Поэтому я вчера сорвался. Это не про бар. Не про пьяного идиота. Это про то, что ты – в этом городе только начинаешь жить. А я… я в нём живу слишком долго, чтобы не знать, что всё может поменяться за секунду.