Бар «Сломанный компас»

– Я просто пришла… поболтать. Ну и так, между делом. Есть тут бар. За углом.

Хозяин – хмурый, но нормальный. Ему нужен человек за стойку.

Я вскинула бровь.

– Я тебе что, коктейльная ведьма?

– Ты мне – человек с пустым холодильником и смертельно скучным лицом.

Она отхлебнула кофе и скривилась.

– Господи, ты его жжёшь, что ли?

– Это не кофе. Это крик о помощи.

Грета рассмеялась и, не глядя на меня, добавила:

– Бар называется “Wolf’s Den”. Хозяина зовут Роман.

Мир чуть пошатнулся.

– Тёмные волосы, рубашка нараспашку, хмурится, как будто видит твои грехи?

Она фыркнула.

– Ага. Это он.

– О, отлично. Я сегодня с ним уже познакомилась. Он сказал «спасибо» с интонацией: “сдохни медленно”.

– Ну, значит, уже есть контакт, – пожала плечами она. – Попробуй сходить. Что ты теряешь?

Я вздохнула.

– Только остатки самооценки.

Она уже была на выходе, когда вдруг замерла.

Обернулась. Глянула на меня как-то по-другому.

– Твоя бабушка… она говорила, что ты сильнее, чем сама думаешь. И если кто и сможет дать отпор Роману – так это её внучка.

– Звучит, как «иди и вляпайся в неприятности».

– Ну. Хоть не скучно будет, – подмигнула она и исчезла за дверью.

***

Бар был очень в духе мужика, который, по ощущениям, сам из железа, шрама и непроговорённых эмоций.

Вывеска простая, но стильная. Изнутри – тёплый свет, запах дерева и алкоголя, разговоры, идущие вполголоса. Атмосфера уютной опасности. Типа: расслабься, но не до конца.

Я вдохнула поглубже, толкнула дверь и вошла.

Сначала меня никто не заметил. Только один мужчина у входа в VIP зону мельком посмотрел и продолжил тянуть пиво.

Я пошла вперёд, будто не чувствовала, как сердце грохочет в ушах. И вот он – за стойкой.

Роман.

Выглядел он так, будто мог одним взглядом свалить быка. Или меня. Что, скорее всего, было бы приятнее, чем вот это молчание.

– Я слышала, ты ищешь помощника, – выдала я первым делом.

Он поднял на меня глаза. Медленно. Ледяной взгляд.

Ни грамма удивления.

– И что?

– Я вхожу в топ-10 лучших людей, которые умеют наливать виски и выглядеть, как будто знают, что делают.

– А на деле?

– Ноль опыта. Но дохрена харизмы.

Он молчал.

Я решила добавить ещё каплю дерзости.

– Слушай, либо ты берёшь меня попробовать, либо я иду работать в пекарню, и через месяц тут все растолстеют. Хочешь взять это на себя?

Он усмехнулся. Чуть. Еле заметно.

– Хрен с тобой. Одна ночь. За стойкой. Если не облажаешься – поговорим. Если облажаешься – дверь там же, где вошла.

– Договорились.

– Фартук там, – кивнул в сторону задней комнаты. – И… не лезь к шотам. У них свой характер.

– Я люблю проблемные напитки.

Он снова усмехнулся. Боже, у этого мужчины была улыбка, как у дьявола в хорошем настроении.

Я зашла за стойку, нацепила фартук и огляделась.

Всё было… несложно. Почти. До момента, пока первый посетитель – какой-то лысоватый тип – не начал сыпать «солнышками» и «малышками», будто я тут ради чаевых и дешёвых намёков.

– Эй, детка, а ты тут новенькая, да? Сразу видно – тебя стоит попробовать.

Я улыбнулась, но без тени доброты.

– Ты меня с бургером не перепутал? Попробуй – и подавишься.

Он хотел что-то сказать, но не успел.

Роман уже стоял рядом. В молчании. Просто встал, посмотрел на него.

Тот сдулся моментально.

– У нас тут не меню с персоналом, – бросил Роман и вернулся к своему месту.

Но когда проходил мимо меня, пробормотал тихо:

– Неплохо.

Я стояла там, за стойкой, в фартуке, в городе, где никто меня не знал, рядом с мужчиной, от которого пахло грозой.

И почему-то впервые за долгое время я чувствовала, что дышу.

***

Дом ночью звучал по-другому.

Деревянные половицы шептались, стены будто вздыхали, а за окнами – только темнота и редкий крик совы, будто напоминание: ты теперь здесь, Лея, привыкай.

Я стояла на кухне босиком, с бокалом дешёвого вина, которое купила «на всякий случай».

Случай пришёл в виде эмоционального перекипания после вечера в баре.

Он был там. Рядом. Весь вечер.

Не то чтобы присматривал – скорее, чувствовал.

Он двигался, как хищник: тихо, точно, уверенно.

А когда разговаривал с клиентами – был холоден. Но не со мной.

Со мной он был… настороженно мягче.

Может, я себе навешиваю, конечно.

Может, я просто давно не встречала мужчину, от которого хотелось бы сбежать и залезть под его куртку одновременно.

Я села на подоконник, подтянула колени и уставилась в темноту.

Где-то там, напротив, жил он.

Мужчина с дочкой, с демонами в глазах и голосом, как будто его чаще используют для команд, чем для ласки.

А я – та самая девочка, которая снова строит себе сказку из осколков.

И вроде знаю, что делать этого нельзя, а всё равно…

Чёрт, мне даже снился он.

Только там он был ближе.

Он подходил, смотрел на меня, брал за подбородок и говорил: «Твоя проблема в том, что ты никогда не просишь. А я мог бы дать всё».

Я вздрогнула.

Не от холода. От себя.

От этой мысли.

Дом тихо скрипнул.

Я допила вино, выключила свет и пошла наверх.

И где-то в животе – ощущение, как будто этот город уже разбудил что-то во мне.

Что-то дикое, упрямое и, возможно, опасное.

***

– Улыбайся, Лея. Ты же не хочешь испортить клиенту настроение?

– Да, мистер Грин.

Мой начальник вечно пах табаком и дешёвым одеколоном, но при этом считал, что у него есть моральное право поправлять мою форму, трогать за плечо, если «подавлена», и вечно смотреть, как будто я блюдо дня.

А клиенты…

– Сладенькая, можно мне твой номер вместо чека?

– Официантка, вы всегда так медленно обслуживаете или только меня игнорируете?

– Лея, ты снова не предложила VIP-зал господину Хендерсону. Мы ж не хотим терять важных клиентов, верно?

– Нет, мэм. Не хотим.

Я улыбалась. Всегда.

Когда хотелось закричать, когда ноги гудели, когда бывший писал мне “ты всё равно никому не нужна”, а мама присылала голосовуху на 2 минуты о том, что я опять всё делаю не так.

Я глотала.

Улыбалась.

Наклонялась чуть ниже, чтобы не злить начальство.

Говорила «не переживайте, я всё исправлю», даже если они были неправы.

Потому что у меня не было выбора.

Сейчас я лежала в кровати в доме с трещинами на стенах и с мебелью, которую можно было считать антиквариатом.

Но я проснулась – впервые за долгое время – без будильника, без ощущения, что меня сейчас будут ломать и подчинять.

И да, я вчера уставилась в глаза мужчине, который мог раздавить взглядом.

Но не потому что хотел сломать – потому что он сам был сломан.

И я видела это.

И, может, именно поэтому меня к нему и тянуло.

Я стояла за стойкой, под фальшивой уверенностью и настоящей паникой.

Один раз уронила бокал, два раза перепутала заказ, трижды чуть не послала клиента, но… выжила.

И даже, кажется, не облажалась до точки невозврата.

Роман почти не говорил.

Он просто смотрел.

Из тени. Из угла.

Иногда кивал, если всё было норм. Иногда хмурился, и у меня внутри сразу всё сжималось.

Но ближе к полуночи… я начала кайфовать.

Мужик с гитарой запел у окна, кто-то смеялся, девушка рядом села на стойку и щёлкала пальцами под музыку.

А я наливала коктейли, шутила с парой девушек, ловила атмосферу.

И ловила взгляд.

Тот самый.

Тёмный, колючий, опасно-спокойный.

Роман смотрел, как будто не понимал, как чёрт возьми, я сюда попала.

И почему мне не страшно.

***

Она была чересчур.

Чересчур громкая.

Чересчур дерзкая.

Чересчур живая.

Роман не любил «чересчур».

Он любил порядок, тишину, понятные правила.

А она…

Она ворвалась за стойку, как ураган, вцепилась в шейкер, как будто родилась с ним в руках, и глянула на него, как будто знала все его слабые места.

Она была неуклюжей. Не знала, где что лежит. Пару раз чуть не сбила полку локтем.

Но она дышала этим местом, как будто уже принадлежала ему.

Роман стоял в тени, наблюдал.

Молча.

И впервые за долгое время в его голове не было хаоса.

Только одна чёткая мысль:

Если она останется – бар оживёт.

Если она уйдёт – опять будет пусто.

Он не хотел этого признать.

Но уже поздно.

Роман

Я не люблю, когда трогают мои вещи.

Тем более – когда лезут в бар.

Тем более – когда делают это с улыбкой до ушей, в цветастой майке и с голосом, который слишком звонкий для этого города.

Она вошла, как будто её звали.

Как будто не сомневалась, что справится.

Как будто знала, куда идёт.

Я видел таких.

Девочек из больших городов, с идеей начать «новую жизнь».

Большинство из них сливались после первой же смены, когда кто-то грубо бросал сдачу или хлопал по заднице.

Но не она.

Она злилась.

Огрызалась.

Ошибалась – но не сдавалась.

Я стоял в углу, пил чёрный кофе и наблюдал, как она – как будто на спор – вписывается в ритм бара.

Как будто всё это – её сцена.

Она не знала, где что лежит, но импровизировала.

Шутила с клиентами. Ловила кайф.

И при этом… смотрела на меня.

Я не привык, чтобы на меня так смотрели.

Не как на босса, не как на угрозу.

Как на мужчину.

Чёрт.

Меня это бесило.

Потому что мне не нужна та, что шумит даже в тишине.

Мне не нужна та, кто может проникнуть в мою рутину и встряхнуть её до основания.

Я живу по чёткому сценарию: дочь, работа, тишина.

Без сюрпризов. Без слабостей. Без новых лиц.

А она – вся из сюрпризов.

И я уже чувствую, как начинаю проигрывать.

Глава 3: Семья

Лея

Я просыпаюсь с ощущением, будто пропустила будильник, хотя, по факту… я его не ставила.

Солнце лупит сквозь щель в шторе прямо в глаз, а я валяюсь в кровати с простынёй, закрутившейся мне на шею, как будто хотела задушить за то, что я вчера съела бургер на ночь.

– Окей, – бормочу, отталкиваясь от матраса. – Новый день, новая я. Или хотя бы не такая мятая, как подушка.

На кухне – кофе в турке. Я, как бабка, делаю его по старинке, потому что кофемашина из соседней деревни ещё не доехала, да и… в этом есть что-то приятное. Бульканье, пар, аромат, будто я не в спешке, а в каком-то фильме, где героиня просыпается в городе, который изменит её жизнь.

Где-то смеётся сценарист.

Натягиваю джинсы, рубашку, хвост на макушке – прическа победителя. Спотыкаюсь у выхода, ловлю себя на перилах, вылетаю из дома… и вот тут он.

Стоит через дорогу.

С термосом, в наушниках, в чёрной футболке и серых спортивках, которые так сидят, что даже воздух рядом завистливо застыл.

Да. Это будет долгое утро.

– Доброе утро, – кидаю я, стараясь звучать непринуждённо, будто не пялилась на его руки последние пять секунд.

Он чуть кивает, вынимает один наушник.

– Бар открывается в пять.

Спасибо, Кэп. Вот уж не догадалась.

– Я просто… проверяю маршрут. Иду на разведку, – фыркаю, вскидываю брови. – Или ты теперь ставишь камеры и следишь, кто где ходит?

Он не улыбается. Но уголок губ дёрнулся. Или мне показалось.

– На кухне не блеванули вчера? Уже лучше, чем половина стажёров. Сегодня будет вся команда. Познакомится с сокамерниками не помогу.

И он поворачивается, уходит к себе в дом, а я стою, как идиотка, с полным ртом реплики, которую уже не успела ляпнуть.

– Да пошёл ты… обаятельный ты ублюдок, – шепчу я, разворачиваясь в сторону бара.

А ведь утро только началось.

Бар был симпатичнее, чем я ожидала когда Грета впервые заговорила о нём. Просторно, дерево, кирпич, светильники, будто свистнули из фильма про байкеров. И всё это – собственность мужчины, который даже кофе пьёт, как будто дерётся с жизнью.

– Ты новенькая? – раздаётся с порога голос, пропитанный сигаретами, сарказмом и вечным “мне всё пофиг”.

Кэсс.

Короткие тёмные волосы, пирсинг в носу, худи с принтом «I hate people».

Я сразу поняла: эта – в стае будет главной.

– Ага. Лея. Живая. Без аллергии на алкогольные пары. Пока.

– Супер. Только не вздумай улыбаться всем подряд. Один хрен, тут половина – женатые мудаки с ипотекой.

– Окей. Буду улыбаться только женатым без ипотеки, – парирую я, и вижу, как у неё дёргается уголок губ. Победа.

– Пойдём. Покажу, где что. И познакомлю с другими страдальцами.

Идём за стойку, где парень лет двадцати с наушниками наливает воду в стакан и смотрит в точку, будто в ней тайна вселенной.

– Это Майло. Не пугайся, он не глухой. Просто так делает вид, чтобы с ним не разговаривали.

Майло беззвучно машет мне рукой, не вытаскивая наушников. На его футболке надпись «Don’t talk. Ever.».

– Очарование. Сплошные соцнавыки, – шепчу я.

– А вот и Крис! – зовёт Кэсс.

Из кухни выходит парень с волосами, собранными в пучок, и в футболке, на которой нарисован бургер в слезах.

– Ты – Лея? О, наконец-то! А то я уже начал думать, что меня решили оставить без новой жертвы.

– Ты, прости, кто по профессии? Повар или маньяк?

– В идеале – оба.

Он подмигивает, протягивая мне одноразовые перчатки.

– Поможешь на кухне – станешь моей новой любимицей. Не поможешь – всё равно станешь. Я неразборчив.

– Игнорируй его, – фыркает Кэсс. – У него гормоны вечно играют, как у подростка в TikTok.

Я смеюсь. Честно смеюсь.

Я не думала, что в первый же день почувствую себя частью чего-то.

Но они… будто приняли меня. Без пафоса, без допросов. Просто – “Ты тут? Значит, ты с нами”.

Вечер. Бар оживает. Кто-то пьёт виски, кто-то орёт над пивом, кто-то делает вид, что не следит за мной из тени стойки.

(Привет, Роман.)

Он появился минут двадцать назад. Просто сел у бара, что-то сверял в блокноте, а взгляд периодически скользил в мою сторону.

Я делаю вид, что не замечаю. На самом деле – счёт идёт уже на сорок семь раз. Да, я считаю. Нет, не осуждай.

– Он на тебя смотрит, как на рекламу кофе в аду, – говорит Кэсс, кивая в сторону Романа.

– Уточни: кофе с привкусом “иди к чёрту”.

– Ага. Но с красивым стаканчиком.

Я фыркаю, вытирая стойку, и в этот момент дверь открывается – и влетает она.

Маленькая копия Романа, только в розовом худи и с рюкзаком в виде акулы.

Волосы собраны в кривые хвостики, взгляд острый, как нож. И уверенность, как будто она пришла командовать всей округой.

– Эм… Привет, – говорю я. – Ты, случайно, не потерялась?

– А ты – та, которая вчера ляпнула, что папа вечно хмурый как дед?

Я замираю.

– Ты что, шпион?

Она пожимает плечами.

– Я просто слушаю. Иногда. Когда папа говорит про странных девочек.

Я чувствую, как на меня сзади прожигает взгляд сам папа.

– Лив, – звучит голос Романа.

Чуть хриплый, чуть предупреждающий.

– Мы так разговариваем?

Лив оборачивается.

– Я принесла термос. Ты забыл.

Пауза.

– А она прикольная.

И тянет мне руку.

– Я – Лив. Меня сложно не любить.

– Лея. Я… не спорю.

Жму её ладонь, а в груди тепло. Неловко, непривычно… и приятно.

– Папа сказал, ты, наверное, не останешься. Все тут редко остаются. Особенно те, кто делает странное лицо, когда видит мышей.

Блядь. Мышь. Она про мышь в кладовке.

– А я – сюрприз, – отвечаю, подмигивая. – Я остаюсь.

Лив улыбается.

Роман смотрит молча. Долго. Будто пытается меня прочитать, как статью без заголовка.

И я… выдерживаю взгляд.

– Я могу сидеть тут? – спрашивает Лив, усаживаясь на высокий барный стул и качая ногами. – Папа говорит, что мне нельзя пить пиво, пока мне не исполнится восемнадцать. Или двадцать один. Он не уверен.

– Хороший у тебя папа, – хмыкаю, наливая ей сок. – Прям строгий?

– Только с другими. Со мной – просто упрямый. Как кофе без сахара. Типа полезно, но противно.

Я ржу. В голос.

Лив смотрит на меня абсолютно серьёзно.

– Ты странная, но весёлая. Мне можно приходить сюда ещё?

– Тебе сюда вообще нельзя, Лив, – говорит Роман, подойдя сзади, и кладёт руку на спинку её стула.

Она задирает голову:

– Пап, у тебя работа. У меня каникулы. А у Леи прикольные истории. Win-win.

Он хмурится. Смотрит на меня.

– Ты ей рассказывала истории?

– Только одну. Про то, как я упала лицом в соус. Это не криминал.

– Зато зрелищно, – вставляет Лив.

– Лея, – говорит Роман, низко и спокойно. – Не поощряй это. Она уже третий день строит план побега из школы, потому что “у взрослых жизнь интереснее”.

– Ну… ложью это не назовёшь.

Лив смотрит на меня с выражением «видишь, я же говорила».

Роман вздыхает.

– Идём. Ты обещала быть дома к семи.

– Я была, но ты не был. Вот я и пришла сюда.

– Это шантаж?

– Это логика, – парирует она.

Он смотрит на неё. Потом на меня. И в его глазах – что-то почти тёплое… и сразу же убрано.

– Хорошо. Только не мешай.

Он достаёт блокнот и отходит, но прежде чем совсем уйти, говорит уже тише:

– Она к тебе привяжется. А потом ты уедешь.

Я встречаю его взгляд.

– Я не уезжаю.

Он будто бы хочет что-то сказать… но просто кивает. И уходит в сторону кухни.

Лив садится, пьёт сок и шепчет:

– Он в шоке. Я вижу.

Пауза.

– Ты ему нравишься.

– С чего ты взяла?

– Он слушает тебя. А папа почти никого не слушает. Даже меня.

Я сглатываю. Потому что это прозвучало слишком серьёзно. Для ребёнка.

Но она снова улыбается и тянется ко мне.

– Можно я позову тебя как-нибудь по-смешному? Лея – скучно.

– А ты что предлагаешь?

– Лимонка.

– Почему?

– Маленькая, вроде милая, но взрывается. Особенно на папу.

Пиздец. Походу, это любовь.

***

Дом. Тишина.

Я снимаю кеды, швыряю сумку на стул и падаю на диван, глядя в потолок.

Я жива.

После дня с кучей заказов, недосыпом, ребёнком-торнадо, Кэсс и её перманентным сарказмом, Майло с его «антиразговорами» и Романом, который смотрит, как будто я – вопрос, на который он не хочет знать ответ…

Я жива. И даже, чёрт возьми, улыбаюсь.

На кухне скрипит пол. Дом старый, но уютный.

Не тот уют, что в глянцевом каталоге, а такой, где стены дышат воспоминаниями, где письма лежат в ящиках, и где сквозняки приносят запах лаванды и старого дерева.

Здесь была бабушка.

И она, кажется, знала, что я приеду.

Может, даже верила, что я останусь.

Смотрю на кружку с чаем. Мятный. Я не люблю мяту. Но она тут – как будто от неё.

Надо бы вымыть пол. Или починить дверь на веранду. Или…

Или просто посидеть в тишине.

Телефон гаснет в руке. На экране – ни одного сообщения от матери. Ни «как доехала», ни «живой ли твой план Б».

О, как удивительно. Моя мать снова в роли главной фанатки – только не моей.

Слышу стук дождя по стеклу. И думаю…

А если не уезжать?

Не из города. Не из этого странного, шумного, пахнущего алкоголем бара.

А из себя той, которая всегда жила в бегах. Которая ничего не заканчивала. Которая не верила, что может остаться.

А если, сука, остаться?

И позволить себе быть. Работать. Дружить. Смотреть в глаза дочке угрюмого бармена, у которой язык острее ножа, и которая впервые за долгое время сделала меня мягче.

И может, просто может – дать шанс тому взгляду, в котором столько войны, будто Роман до сих пор в окопе.

А вдруг… это не бой? А начало мира?

Я закрываю глаза.

Улыбка сама появляется. Тихая. Почти неощутимая.

Но она есть.

Глава 4: Точка невозврата

Лея

Утро было странно… тёплым.

Не потому что солнце – оно, как назло, лупило прямо в лицо сквозь щели в занавеске, – а потому что я проснулась без привычного ощущения, будто на мне висит тонна говна и чужих ожиданий.

Что-то было… легко. Тихо.

Я не привыкла к тишине, кстати. Обычно она пугала.

Но сегодня – нет. Сегодня она звучала, как передышка.

Я сбросила одеяло, натянула старую футболку и вышла на кухню.

Дом пах сыростью, временем и… пирогом?

Я дернулась к духовке – пусто. В голове сразу параноидальное:

Чёрт, я лунатик? Уже пеку во сне?

Оказалось, нет. Просто кто-то – с вкрадчивой жуткой вежливостью – сунул на подоконник накрытую фольгой тарелку с запиской:

«На случай, если ты не умеешь завтракать. Г. :)»

Я усмехнулась.

– Ну охуеть. Я в городе, где даже жратва здоровается.

Села на табуретку, уставившись на яблочный пирог, как будто он мне сейчас даст ответы на все вопросы жизни.

Ты реально остаёшься здесь, Лея?

Раньше я бы уже сидела в автобусе. Убегала от «слишком спокойно», «слишком близко», «слишком по-настоящему».

А сейчас…

Я кусаю пирог. Он – с корицей. Бабушка так делала. Наверное.

И впервые за долгое время не хочется никуда.

– Доброе утро, зайчонок! – Грета ввалилась в дом, как ураган на каблуках, с очередным пирогом и двумя термосами – один, очевидно, для меня.

– Как ты везде успеваешь? – буркнула я, принимая посылки, как будто она Дед Мороз, а я на 15 лет моложе и ещё верю в магию.

– Это Хейвенридж, детка, у нас на всё расписание. Ты просто ещё не знаешь. Ну, сейчас просвещу.

Она хлопнулась на кухонный стул, будто сидит тут сто лет, и начала перечислять:

– Значит так. Первое – «месячные тревоги».

Я поперхнулась.

– Простите, что?

– Один раз в месяц каждая из нас, кто из женщин, может просто… объявить пиздец. Все приносят шоколадки, латте, пледы, никто тебя не трогает. Можешь даже уйти с работы – если скажешь кодовое: «У меня красная дата.».

– …Это гениально.

– Ага. Дальше: если кто-то накосячил – не извиняется словами. У нас тут не Нью-Йорк. Тут несут «пирог перемирия». Прямо на порог.

Я фыркнула.

– То есть, извинения тут едят?

– Чаще с корицей, – подмигнула она. – Ты, кстати, уже в паре шагов от статуса «своя». Так что подстраивайся.

Я наливала себе кофе, слушая её, как будто это выпуск «Добро пожаловать в ад с уютом ».

– У каждого тут есть «свой день в баре». Типа тематический вечер. Роман тебе потом расскажет. Только не давай ему выбирать за тебя – он любит всё чёрное и депрессивное.

Я усмехнулась.

– Есть ещё «стена желаний» в баре. Там пишут всякую фигню. Кто-то мечты, кто-то пьяные признания. Иногда это одно и то же.

– Это звучит… удивительно.

– Это звучит как мы, детка.

Она сделала глоток и добавила:

– И, да. Есть ещё «тайный вкус недели» в пекарне на углу. Узнать можно только одним способом.

Я подняла бровь.

– Каким?

– Поцеловать кого-то кто там находиться.

– О, прекрасно. Отличный способ отравиться.

– Или влюбиться, – хмыкнула она.

Магазинчик у главной улицы выглядел как Pinterest-мечта – деревянная вывеска, крошечные окна с занавесками, запах корицы и кофе, будто кто-то накурил уютом.

Я зашла туда просто купить зубную пасту. Вышла с планами на вечер, новым другом и странным чувством, будто меня кто-то «пристроил» в этот город без моего согласия.

– Ты новенькая, да? – раздалось откуда-то из-за полки с мылом, которое выглядело вкуснее, чем всё, что я ела на прошлой неделе.

Я обернулась и увидела её.

Высокая, в потертом худи, с пирсингом в брови и самым ленивым взглядом на свете.

– Я Мэг. Я тут всё знаю. Спрашивай.

– Зубная паста?

– У второй полки. Но тебе нужнее, кажется, вино и водостойкая тушь.

Я прыснула.

– Ну ты и диагност.

– Добро пожаловать в Хейвенридж, солнышко. У нас тут либо дружат, либо спят друг с другом. Иногда одновременно. У тебя уже есть план?

– Пока просто не вылететь отсюда на следующий автобус.

– Грета тебя уже обработала?

– Всей инструкцией. С подробностями.

– О, она тебя приняла. Тогда точно останешься.

Мэг опирается на стойку, смотрит на меня внимательно.

– Слушай, тебе, похоже, нужен способ не сойти с ума в нашем дурдоме. Угадай, кто сегодня работает в баре и может устроить тебе официальное погружение в местную психотерапию через алкоголь?

– Либо ты, либо та зубная паста.

– Ну вот. Встретимся у Романа. После восьми. Не опаздывай – я не люблю быть одной с его мрачной рожей.