Бар «Сломанный компас»

Тея Морейн

Бар "Сломанный компас"

Посвящается всем

тем, кто когда-нибудь говорил “всё, хватит, больше никаких отношений” – и через две недели влюблялся с оправданием “Ты вообще видела его руки?!”

“Я просто помогала ему за барной стойкой, а не влюблялась, алё.” – ну да, конечно. Потом расскажешь.

Кэсс- Официантка

Майло- Бармен

Крис- Повар

Мэг- Барменша

Дилан- Официант

Лайла- Повар

Грета- Соседка

И Тея ведь она терпела не только этих двоих,но и нас.

Foreword

Эта история родилась из случайной мысли: “А что, если она – свет, а он – тьма, но оба устали притворяться, что им не больно?”

Я не хотела писать идеальных людей. Хотела – настоящих. Тех, кто ошибается, говорит глупости, боится близости, но всё равно любит – упрямо, неловко, по-настоящему.

Хейвенридж – это не просто город. Это место, где можно начать заново. Где чужие становятся твоими. Где латте – с намёками, пироги – с чувствами, а желания пишутся на стенах.

Если тебе хочется залипнуть в уют, поржать, поплакать и влюбиться – ты пришёл по адресу.

Добро пожаловать в бар, где каждый стакан – история, а каждый герой – почти как ты.

С любовью и капелькой драмы,

Тея Морейн <3

Acknowledgments

Спасибо всем, кто держал меня за руку – даже мысленно – пока я писала эту историю.

Спасибо тем, кто верит в любовь после боли, в уют после шторма и в то, что даже самый угрюмый мужчина может быть мягким внутри (привет, Роман).

Моим читателям – вы не просто поддержка, вы моя found family.

Моим друзьям – за мемы, советы, “а что если она уйдёт, а он побежит?” и за то, что не дали сдаться.

И спасибо тому, кто когда-то сказал: “Напиши то, что хочешь прочитать сама.” – ты изменил всё.

И, конечно, спасибо чаю по утром который мама наливала мне в термос и упаковкам печенья которые покупал папа. Без вас это была бы просто книга о грустных людях и их очень тихих мыслях.

Prologue

Он снова уснул.

Тяжело, с короткими рывками, как всегда после того, как выкинул свою ярость на то, что под рукой. Сегодня это снова была я.

Губа пульсирует, скулы ноют. Спина горит в том месте, куда он врезал локтем, когда я пыталась оттолкнуть его. Не смогла. Не успела. Не посмела.

Я лежу на самом краю кровати, боясь даже вздохнуть слишком громко.

Он храпит. Беззвучная ярость клокочет внутри меня. Как он может спать? Как вообще может?

Я медленно поднимаюсь. Тело болит так, будто я упала с крыши, но это уже не имеет значения.

Под кроватью, в тайнике между досками, лежит мой билет.

Сложенная вчетверо бумажка с размазанным адресом и припиской от руки: “Дом бабушки. Не показывай маме. Люблю тебя. – Ба.”

Наследство. Старый дом в Хейвенридже.

Я украла этот клочок из документов матери ещё в семнадцать. Прятала, будто талисман. Мечту. Побег.

Сегодня – день.

Нет. Ночь. Самая чёрная, самая тихая. Самая нужная.

Я натягиваю джинсы, подбираю толстовку с пола и крадусь в коридор. Пульс гремит в ушах. Дыхание – как пламя в горле.

Он не должен проснуться. Он не должен даже знать, что я ушла.

Навсегда.

Ключи от старого форда лежат в вазе у двери. Я хватаю их и, не оборачиваясь, выскальзываю наружу.

Холод ночи встречает меня липким воздухом и полной луной.

Машина фыркает, как будто сомневается в моём решении.

Но я – нет.

Дорога пуста. Фары вырезают тьму, как нож по маслу.

Я еду. Не знаю точно, что меня ждёт в Хейвенридже. Только знаю одно: всё лучше, чем остаться.

Я больше не буду жить в его тени.

Я выбираю себя.

Глава 1: Местные

Лея

Мой чемодан, конечно же, решил, что ему здесь не место, и ебанулся прямо в лужу, как только я открыла багажник.

– Серьёзно?.. – простонала я и закрыла глаза. – Ну вот просто, блядь, идеально.

Дождь херачил так, будто небо хотело смыть с меня остатки достоинства. Волосы прилипли к лицу, кроссы промокли, зонт остался дома. Конечно.

Добро пожаловать в Havenridge, детка. Наслаждайся новым началом.

Я стояла посреди стоянки у какого-то бара с вывеской “Wolf’s Den”, где мне вроде бы должны были сдать комнату через какую-то дальнюю знакомую. Бар был закрыт. Свет не горел. И я уже слышала ехидный голос мамы в голове: “А я говорила – не сбегай, Лея, это инфантильно.”

– Ещё раз скажешь “инфантильно” – и я съеду жить в трейлер к крокодилам, – пробормотала я, волоча чемодан за пластиковую ручку, которая скрипела, как мои нервы.

И тут он.

Стоял у машины напротив, прислонившись к капоту, как будто сам чертовски знал, что выглядит так, будто только что вышел из сериала, где людей спасают, а потом трахают на фоне заката.

Темные волосы, чуть растрёпанные от дождя. Куртка кожаная. Борода. И взгляд. Такой, от которого тебе хочется одновременно спрятаться и узнать, как он целуется, когда всё рушится к хуям.

Он не подошёл. Даже не моргнул. Просто посмотрел – медленно, снизу вверх, – и пошёл дальше.

Словно я была просто пейзажем.

– Ну и пошёл ты нахуй, Тёмный Властелин из глубинки, – прошипела я, стирая с лица дождь и гордость. – Я не ради тебя сюда приехала. Наверное.

Смотрел словно я была просто частью фона. Мокрой, злой, уставшей частью.

– Угу, ясно. Вежливость тут в дефиците, – буркнула я себе под нос. – Или, может, в этом городе все так… угрюмо сексуальны?

Потрясающе. Ещё чуть-чуть – и я сама себе начну отвечать. Психоз в подарок за подписку на новую жизнь.

Комната была так себе.

Пахло лавандой и старостью, обои держались на честном слове, а кровать скрипела, как будто ей за сто лет.

Но, чёрт возьми, она была тёплая. А я была – мокрая, злая и в шаге от нервного тика.

Так что я вваливалась туда как в пятизвёздочный люкс и плюхнулась на кровать лицом вниз.

– Аллилуйя, – простонала я в подушку, – выжила. И, возможно, сломала себе копчик.

Пока ноутбук пытался словить вайфай, я достала телефон и набрала номер – тот самый, на клочке бумаги с пометкой “Грета. Соседка бабушки. Позвонить!”

Голос в трубке был неожиданно бодрый.

– Лея?

– Это я. Простите, что поздно. Завтра всё в силе?

– Конечно, дорогая. Дом ждёт тебя. Бетти бы так обрадовалась…

– Ммм… спасибо. Завтра буду. Утром?

– К десяти. И возьми зонт, если что – тут погода, как настроение старой ведьмы.

Я усмехнулась. Ещё одна местная со странным обаянием.

Повесила трубку. Посмотрела на потолок.

Тут всё было другим. Воздух, звуки, даже тишина.

Такой… густой. Почти как сироп. Тянется, давит, но не душит.

Я приехала всего на одну ночь. Просто переждать. Перевести дух. Утром – ключи, дом, новая глава.

И всё бы ничего, если бы голова не включилась ровно в тот момент, когда тело наконец расслабилось.

И не начала тихо нашёптывать:

“А что, если ты всё проебала?

А если здесь тоже всё пойдёт по пизде?

А если ты просто не умеешь быть счастливой?”

– Да пошла ты, тревожная сука во мне, – пробормотала я и натянула на голову подушку. – Утро вечера мудренее. Или хотя бы трезвее.

Комната была так себе, но с претензией.

Знаешь, как будто кто-то пытался сделать её уютной лет десять назад, а потом сдался.

Плед в цветочек, чайник, который явно прошёл войну, и картина с котами – те уставились на меня так, будто знали, что я сбежала.

Один особенно подозрительный – косоглазый, с мордой “я видел твою душу и она мне не понравилась”.

На тумбочке лежала открытка с надписью “Добро пожаловать!” – судя по стилю, писали её лет двадцать назад. Почерк был разухабистый, как у сумасшедшей библиотекарши.

Я включила ночник – он мигнул, как будто подумал, стоит ли светить, но всё-таки ожил.

В углу – кресло-качалка. Да, блядь, качалка.

И даже если оно не качалось само – я всё равно туда не смотрела. На всякий случай.

Из подоконника дуло. Стекло дрожало от ветра. А за окном кто-то прошёл. Или показалось. Конечно, показалось.

Кто тут ходит, кроме оленей и мужчин с тёмными глазами?

– Окей, Лея, – сказала я себе вслух, – не устраивай драму. Это просто старая комната. Просто ты одна. Просто впервые за долгое время… ты действительно одна.

Я скинула одежду прямо на пол, забралась обратно в эту подозрительно тёплую кровать и свернулась калачиком.

А потом…

Под кроватью что-то хрустнуло.

– …блядь.

Я заснула быстро. Слишком быстро.

Знаешь, как бывает, когда тело просто отрубается, а мозг остаётся включённым.

И сразу – темнота. Липкая. Плотная.

Дом.

Но не этот. Тот.

Коридоры длиннее, чем были. Окна чёрные. Пол скрипит под босыми ногами.

И я знаю – он где-то здесь.

– Я же говорил, не нужно так со мной разговаривать, – доносится голос. Его голос.

Но он будто идёт со всех сторон.

Я оборачиваюсь, и коридор тянется, тянется, тянется…

Вдруг – хлопает дверь.

И я стою перед зеркалом. В нём – я. Но чуть моложе. Без макияжа. Без света в глазах.

Мама за спиной. Волосы идеальны. Улыбка фальшивая.

– Лея, ты должна быть благодарна. У тебя хотя бы есть мужчина. Знаешь, сколько девушек одни живут?

– Он меня бил.

– Не драматизируй. Может, ты его спровоцировала?

Холод. Я пытаюсь закричать, но голос не выходит.

Сцена меняется. Я сижу на кухне. Руки дрожат, в чашке чай.

Он встаёт. Поворачивается медленно.

Тень от него падает на меня, как бетонная плита.

– Ты же без меня никто, Лея. Кому ты нахуй нужна, кроме меня?

И вдруг он становится выше. Выше. Его тень закрывает свет.

И я просыпаюсь.

Резко.

Сердце стучит где-то в горле. В груди – тяжесть, будто кто-то прижал.

В комнате темно. Тишина такая громкая, что звенит в ушах.

Я сажусь на кровати. Глотаю воздух.

И прошептала:

– Никому я больше не принадлежу. Ни тебе. Ни ей. Ни этим голосам. Только себе.

Я сижу.

Тёмная комната не такая уж и пугающая, когда ты сама внутри страшнее.

За окном завывает ветер – знакомый, будто он был рядом в ту самую ночь, когда я уезжала, молча запихивая жизнь в сумку.

Я дышу медленно. Так, как училась.

Вдох. Задержка. Выдох. Повтори.

Не потому что работает, а потому что других вариантов нет.

На тумбочке стоит стакан воды. Я беру его, руки дрожат, как будто я после катастрофы.

Пью. Глотаю медленно. Ощущаю, как вода холодит внутри.

Она настоящая.

Значит, я здесь. Уже не там.

Я ложусь обратно. Но не сплю.

Пусть ночь ещё идёт, пусть она меня доконает – я не боюсь.

Потому что впервые за долгое время я выбрала быть где-то ещё. Не с ним. Не с ней. Не в прошлом.

Возможно, этот город – просто очередной побег.

А может…

Может, это единственное место, где я смогу вспомнить, кто я вообще такая.

И где-то в этом полусне, между тенями и остывшей чашкой чая на подоконнике, я подумала:

“А вдруг… тут правда можно начать заново?”

Я проснулась с ощущением, будто подралась с подушкой – и проиграла.

Голова ватная, глаза резало от света, а во рту был вкус, как будто я ела пыль и запивала разочарованием.

Сквозь шторы пробивался солнечный луч. Я прищурилась.

– Ага. Угу. Отлично. Теперь и солнце против меня.

Я села, нашарила телефон. Восемь сорок. До встречи с Гретой чуть больше часа.

Выбралась из кровати, встала босиком на прохладный пол и на секунду залипла в зеркало.

Мятая футболка. Волосы – как будто у меня ночью было ток-шоу с ветром. Глаза припухшие.

– Идеальна, – хмыкнула я. – Бьюти-блогеры сейчас бы захлебнулись.

Быстрый душ, кофту поприличнее, хоть какие-то джинсы без дыр. Макияжа – ноль.

Плевать. Если бабушка оставила мне дом, то соседка и так знает, что я за хренотень. Пусть готовится.

Скрип старой лестницы. Пахло жареным беконом и кофе – кажется, хозяйка уже колдовала на кухне. Я кивнула ей на бегу, пообещала вернуться позже и выскользнула на улицу.

Ветер был прохладный, но приятный. Солнце подсвечивало город так, будто он хотел показаться лучше, чем есть.

Я прошла пару кварталов пешком. Дороги почти пустые. Пара машин, лай собаки, кто-то махнул мне рукой – блядь, тут реально все всех знают?

Перед домом Греты уже стояла машина. Невысокая женщина в пестром свитере и с белыми как снег волосами махала мне, как будто ждала сто лет.

– Лея?

– Да. А вы, наверное, Грета?

– Ох, девочка моя, ты похожа на свою бабушку. Только в глазах у тебя… буря. Пойдём. Я покажу тебе всё.

Я сделала глубокий вдох.

И пошла за ней.

Мы сели в её старенький внедорожник. Он завёлся с характерным рыком, будто сам не верил, что снова будет ехать.

– Значит, ты всё-таки приехала, – сказала она, нажимая на газ.

– Ага, внезапно, – я пожала плечами. – Сама не думала, что всё настолько… настоящим окажется.

– Твоя бабушка была странной женщиной. Говорила, что дом когда-нибудь всё равно найдёт свою хозяйку.

– И видимо, это я. Хозяйка с двумя чемоданами, кредиткой на издыхании и разбитым GPS.

Грета фыркнула.

– Ты прям как она. Умела отвечать быстро, но не всегда знала, когда заткнуться.

Я хмыкнула.

– Расскажите… какая она была?

– Суровая. Но справедливая. Не терпела глупых людей и дешёвый кофе. Любила тишину и радиоприёмник. А ещё держала при себе немного слишком много вина… и одну кошку, которая, я клянусь, умела смотреть с осуждением.

– Мне о ней почти ничего не рассказывали. Мама… не особо горела желанием.

– Твоя мать была… ну, скажем, не из тех, кто выбирает сложные пути. Она уехала отсюда быстро, громко и, как по мне, не особо оглядываясь.

Мы замолчали.

Ветер гнал пыль по дороге, вдоль которой стояли старые дома – каждый как будто шептал свои истории.

– А вы знали моего… ну, бывшего?

– Нет. Но я знаю, как ты выглядишь после него.

Я резко повернулась к ней.

– Что?

Грета не смотрела на меня. Только продолжала вести машину.

– Таких, как ты, я видела много. Они приезжают сюда, будто сбежали с фронта. Сначала прячутся. Потом оживают.

Она наконец глянула на меня.

– Просто позволь себе не бояться. Тут никто тебя не тронет.

Дом стоял на углу улицы, будто обиделся на остальной мир и отвернулся.

Старый, двухэтажный, облупленная краска, заросший палисадник. Но в окнах не было пустоты – в них была… история.

Я вышла из машины, подошла ближе. Шаг – и доска на крыльце жалобно скрипнула.

– Ну здравствуй, странное наследство, – пробормотала я, глядя на дверь.

– Ключ под камнем. Она всегда так делала, – кивнула Грета на декоративный валун у ступеней.

Подняв ключ, я медленно повернула его в замке. Щелчок. И воздух изменился.

Я открыла дверь.

И меня обдало запахом – старых книг, пыли, лаванды и… одиночества.

Комната была полутёмной, но солнечные полосы пробивались сквозь ставни.

Я сделала шаг внутрь.

– Осторожней, пол в гостиной провалился после последнего дождя, – сказала Грета.

– Прекрасно. Прямо как в жизни: везде, где я ступаю, трещит по швам.

Я обошла гостиную. Старый диван. Вязаный плед. Книжная полка, подпертая банкой из-под персиков.

На стене – фотография. Чёрно-белая. Женщина с острым взглядом. Бабушка. Стоит у этого же дома, но лет на сорок раньше. Смотрит в камеру так, будто готова сожрать весь мир.

– Она была той ещё ведьмой, – усмехнулась Грета, – но тебя бы она полюбила. Или хотя бы уважала.

– Это уже больше, чем я могу сказать о собственной матери.

Кухня. Всё, как будто застыло в моменте.

Скатерть на столе. Кружка. Сухой букет.

Я провела пальцами по шкафчику – на подушечках осталась пыль.

Даже пыль здесь была домашней.

– Смотри наверху. Там спальня. Всё остальное твоё на сегодня.

Я поднялась по лестнице. Она скрипела, как будто жаловалась на годы.

Спальня была… уютной в своей усталости. Кровать с высоким изголовьем, занавески, сшитые вручную, и старая шкатулка на подоконнике.

Я села на кровать.

И вдруг – облегчение. Тихое. Спокойное.

Может, оно и не вечное, но впервые за долгое время я не хотела убегать.

Я провела ладонью по изголовью кровати. Дерево гладкое, местами потёртое, как будто бабушка часто опиралась на него, сидя здесь, в тишине.

На тумбочке – пыльный фонарь и книга без обложки.

Я открыла ящик – пусто.

Но под кроватью что-то зашуршало.

Присела, заглянула. Картонная коробка, завёрнутая в бежевую ткань и стянутую старым кружевом. Достала, сдула пыль.

На крышке – выцветшая надпись: “Маргарет – для Лоры. Не открывать, пока не поймёшь, зачем.”

Лора – моя мать.

Я села на пол. Сердце стучало, как будто знало, что будет больно.

Открыла.

Внутри – письма. Десятки. Все подписаны бабушкиной рукой. Все адресованы моей матери.

И все… неотправленные. Конверты с марками, но нет штампа.

Я вытащила одно, разорвала край, достала аккуратно сложенный лист.

“Лора, ты не обязана любить меня. Но ты обязана помнить, кто ты и откуда. Прекрати убегать. Я не виню тебя за злость – я тоже когда-то была такой. Я молюсь, чтобы ты не сломала свою дочь тем, что когда-то сломало тебя.”

Горло сжалось. Я выдохнула.

Это не было обвинением. Это была боль, завёрнутая в заботу.

Я прочитала ещё одно. Потом ещё.

Письма были злыми. Мудрыми. Упрямыми. И в каждом – попытка достучаться. Не к матери. К человеку, который был до неё.

Я положила письма обратно. Закрыла коробку.

Не потому что мне хватило.

А потому что я наконец поняла – бабушка знала, что я сюда приеду. Не Лора. Я.

И она оставила мне то, чего никто не дал – правду.

– Переезд – это не просто вещи перевезти, – заявила Грета, когда я вернулась из спальни. – Надо с людьми знакомиться. Иначе город сожрёт тебя как батон без масла.

Я хотела съязвить, но промолчала. Вроде как она была права.

– Пойдём. Покажу тебе, кто тут живёт и где нормальный кофе.

Мы шли пешком – Грета бодро семенила рядом, размахивая рукой, как командир на утреннем построении.

– Вот миссис Кларк, печёт пироги, но продаёт, будто они из золота. Говорит, “секретный рецепт”, а я-то знаю – она просто кладёт туда больше масла и сплетен.

– Очаровательно, – хмыкнула я.

– Там Джо, местный автомеханик. Молчит, как могила, но если к нему зайдёшь – кофе нальёт, пожурит, как будто ты его дочь, и отремонтирует тебе не только машину, но и веру в человечество.

– Он холост? – спросила я с приподнятой бровью.

Грета хохотнула.

– Тебе оно не надо. Поверь. Он любит только карбюраторы и винил.

Мы обошли квартал. Маленький магазинчик, кофейня, библиотека, которая выглядела так, будто вот-вот рухнет под весом собственных книг.

А потом я увидела его.

Дом напротив. Тот самый. Окно второго этажа.

Мужчина стоял, прислонившись к раме, пил из кружки и смотрел вниз.

На меня.

Я застыла.

Он не улыбался. Но взгляд… тот же, что был в переулке. Суровый. Прямой. Как будто в нём не было ни капли случайности.

– Кто это? – спросила я негромко.

Грета заметила, куда я смотрю, и на её лице мелькнуло что-то вроде… задумчивости.

– А, это Роман. Хозяин бара на углу. Ветеран, одиночка, живёт с дочкой. Люди говорят, он не особо разговорчив, но если уже начал – хрен заткнёшь.

– И живёт прямо напротив?

– Видимо, судьба решила, что тебе надо быть на линии огня, детка.

Я снова посмотрела на него.

Он больше не смотрел.

Зашёл вглубь комнаты и исчез.

Но этого взгляда хватило, чтобы что-то внутри меня дрогнуло.

Не “ой, он такой красивый”.

А “чёрт, мне будет больно”.

Когда мы дошли до конца улицы, Грета притормозила у аптеки.

– Она хотела, чтобы именно ты сюда вернулась, – произнесла она вдруг, глядя куда-то в сторону.

Я нахмурилась.

– Кто? Бабушка?

– А кто ж ещё? – хмыкнула она, будто это было само собой разумеющимся.

– Она всегда говорила: “Эта девчонка – не такая, как её мать. У неё есть стержень. Даже если пока сама об этом не знает.”

Я отвела взгляд. Горло вдруг стало сухим.

– Она не особо участвовала в моей жизни.

– Участвовала больше, чем ты думаешь, – сказала Грета почти шёпотом. – Просто по-своему.

Она сунула мне в руку маленький пакетик с пирожками.

– Ешь. Тебе ещё знакомиться с соседями, а делать это голодной – преступление.

Мы остановились у лавочки напротив магазина, и Грета сунула мне в руки бумажный пакет с чем-то тёплым внутри. Пахло корицей и карамелью.

– У тебя те же глаза, что у неё, – сказала она вдруг.

Я подняла взгляд.

– У кого?

– У бабки твоей. Только боль в них другая, – она смотрела на меня прямо, без жалости.

– У Маргарет глаза были будто штурмовой режим включён – не приближайся, или сгоришь. А у тебя… будто ты и сама не против сгореть, если это хоть на секунду согреет кого-то рядом.

Я сглотнула.

– Спасибо, наверное?

– Это не комплимент, детка. Это предупреждение.

Грета резко встала, хлопнула по пакету.

– Ешь. И пойдём. Покажу тебе, где в этом городе делают кофе, от которого у тебя не только глаза откроются, но и душа попросит терапевта.

Глава 2: Пять шагов до хаоса

Лея

Я проснулась от собственного бубнежа. Сон растаял, как сахар в кофе – быстро и ни хрена не сладко.

Пахло пылью, деревом и лёгкой безысходностью. Точнее – новой жизнью.

Я завернулась в плед, как в доспехи, сползла на кухню и уставилась на абсолютно пустой холодильник. Он даже не гудел – просто молча осуждал.

– Хорошо, Лея. План такой: кофе, еда, не сойти с ума.

Я натянула кроссовки, которые видели слишком много городов, и вышла на улицу. По дороге до магазинчика – тот самый, про который Грета вчера махнула рукой и сказала: “там всё от соли до сплетен, бери аккуратно” – я едва не споткнулась об выцветшую куклу.

Плюшевая, с оторванной пуговицей-глазом.

– Ну и кому ты нужна, милая? – пробормотала я, поднимая её с асфальта.

– Это моя!

Передо мной стояла девочка лет пяти. Лохматая, с вечно сползающей повязкой на голове и щёчками, как у персика.

Смотрела исподлобья, как будто могла прописать по ноге, если трону не так.

– Окей, капитан, держи свою куклу, – я протянула её с лёгкой улыбкой. – Надеюсь, она не нападает по ночам.

Она хихикнула.

– Её зовут Кира. Она добрая. Только если злить – тогда… может укусить.

– Отлично, у нас с ней много общего.

И в этот момент над девочкой навис чей-то голос.

– Я же сказал – не убегай далеко.

Я подняла глаза.

Он.

Тот самый. Мужик из переулка. Ледяной взгляд, упрямая челюсть, рубашка нараспашку, как будто ему похрен на прогноз погоды и человеческие законы.

Мы встретились глазами.

И я клянусь – секунду назад он меня узнал. А потом… будто выключил это чувство.

– Пап, она нашла Киру! – девочка ткнула в меня пальцем, абсолютно довольная.

Пап.

Я – в ступоре.

Окей, он ещё и отец. Мужик из переулка, от которого веяло напряжением, как от оголённого провода, – и у него ребёнок.

Потрясающе. Просто зашибись.

Он кивнул коротко, взял девочку за руку и бросил через плечо:

– Спасибо.

Без эмоций. Как будто я дала сдачу, а не спасла мир.

Я осталась стоять, как героиня глупого ромкома, только вместо зонта – пакет с сухими хлопьями и чувство, что этот город собирается переписать меня до последней клетки ДНК.

Вечером я сидела на веранде, пила кофе, который приготовила так плохо, что он мог бы участвовать в преступлении против человечества, и пыталась вникнуть в интернет-поиск: “как найти работу в городе, где максимум вакансий – это доярка или продавец пирожков”.

Ответа, конечно, не было.

Зато появилась Грета.

– Прям как чувствую, когда ты на грани того, чтобы продать душу за зарплату, – сказала она, переступая порог с корзинкой, из которой пахло чем-то мучным и незаконно вкусным.

Я посмотрела на неё с лёгким подозрением.

– Если в этой корзинке резюме и костюм официантки, я сброшу тебя с лестницы.

– Боже, детка, ты что, думаешь, я похожа на человека, который заставляет?

Она положила корзинку на стол, села напротив и подлила себе кофе без спроса.