banner banner banner
Осколки разбитой кружки
Осколки разбитой кружки
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Осколки разбитой кружки

скачать книгу бесплатно


Однако уже сидя на лекции, к которой не присушивался из-за своего насморка, кашля и гудящей головы, Аран в очередной раз бесцельно водил глазами по рядам аудитории, подперев голову рукой, и вгляделся в Артура Гарда. Он левой рукой что-то конспектировал своей серебристой дорогой ручкой, при этом в пальцах другой руки прокручивал пластмассовую ручку Арана. Аран даже сел прямее и чуть придвинулся, чтобы убедиться, что ему это не кажется. Но действительно, правой рукой он бездумно проворачивал вокруг своих пальцев так отлично знакомую Арану ручку.

– Это мир сейчас сходит с ума или я схожу? – нахмурившись, ошеломленно прошептал он.

– Вот-вот, – отозвалась сидящая рядом Лора, вслушивающаяся в лекцию профессора. – Я ни слова не понимаю, что он говорит.

– Кто что говорит? – с любопытством склонилась к ним Бейб.

Весь остаток дня Аран наталкивался на подчеркнуто пренебрежительное отношение Артура Гарда во время перерывов в коридорах, на обеденном перерыве или в аудиториях в ожиданиях начала лекций. Если Аран был особо невнимателен, он неосмотрительно направлялся к выходу из аудитории, не глядя по сторонам, и тогда Гард будто специально отталкивал его в дверях, задевая своим плечом, высокомерно подняв подбородок. В кафетерии во время обеда стоило Гарду заметить Арана, как он вставал, чтобы пересесть к нему спиной. Аран про себя подумал, что Гард уже может даже не стараться показать свою неприязнь новыми способами: он и без того уже все понял. Однако Гард будто считал недостаточными все предыдущие попытки уязвить его самолюбие и пользовался любой новой возможностью продемонстрировать Арану свое превосходство. Но несмотря на все это, Аран не мог заставить себя ответить на грубость Гарда, все же подозревая за собой некую благодарность и признательность за то, что тот вывел его из эмоционального ступора посреди ночи в дождь, и больше за то, что оставил это между ними двумя, не насмехаясь над его маленькой личной драмой и не давая поводов для насмешек его приятелям.

После работы он намеревался зайти в бар повидаться с Кристин и просто отвлечь себя от дурных мыслей, но под вечер ему стало действительно плохо, и он отправился домой спать. А наутро он понял, что ему стало только хуже. Хрипота и боль в горле вперемешку с тяжелой головой, сильным насморком и общей усталостью убивали все желание подниматься с постели. И лишь мысль о том, что завтра будет суббота, его маленький личный шалом, помогла ему пересилить желание пропустить лекции и рабочий день.

Утренний моцион был испорчен предучебной лекцией Нэта Гоббинса у ворот университета, который рассказывал курящему Арану, что Новак был выдвинут на номинацию «Человек года» и наверняка в будущем займет пост главы городского верховного суда. Аран больше не мог выносить этот бред про то, что ему следует присматриваться и прислушиваться во всем к профессору, потому что именно такой человек являет собой идеал адвоката. Бросив недокуренную сигарету, он с раздражением направился в ворота, нечаянно столкнувшись в спешке с внезапно появившимся Гардом, который злобно процедил сквозь зубы:

– Кажется, я уже просил тебя не попадаться на моем пути!

И он больно ткнул ладонью в его грудь, но при этом Аран почувствовал, что он что-то ею прижимает. Непроизвольно Аран поднял руки к своей груди, и Гард наконец отпустил от него свою ладонь, оставляя в его руках пачку таблеток от простуды. Аран застыл в воротах как вкопанный, всматриваясь в новую упаковку лекарства, перечитывая название на несколько раз, чтобы убедиться, что он видит то, что видит на самом деле. А когда он поднял глаза на Гарда, того уже не было в поле зрения. Он не собирался говорить спасибо или как-то реагировать вообще. Но он хотел посмотреть на самого Гарда, чтобы понять, что у него на уме. На лекциях и в перерыве его сокурсник, казалось, вел себя со всеми резче, чем обычно, пребывал в мрачном настроении и сторонился всех друзей, предпочитая в одиночестве хмуро смотреть в окно, скрестив руки на груди. По его виду, по его покрасневшим и слегка блестящим глазам можно было догадаться, что он всю ночь не спал. Во время обеда Гард злобно вперился взглядом в нетронутую еду в тарелке и совершенно не слушал Лейлу, которая без умолку, не замечая его странного угнетенного состояния, рассказывала какую-то занимательную для нее историю.

Аран бросил наблюдать за своим неофициальным врагом и предпочел принять лекарства прямо там, за обедом. О чем уже позже, на работе, пожалел, почувствовав, как погружается в сонное состояние после таблеток, что, собственно, скоро прошло, и потому завершить свой путанный день Аран предпочел не дома, а в баре. К его ужасу в заведении было столько народу, что не протолкнуться. Он и забыл, что по пятницам все засиживаются допоздна в любых открытых допоздна заведениях. Он нашел себе местечко у стойки и помахал Яну, тут же поискав глазами Кристин, которая бегала по всему залу с полным тарелок подносом. Аран вытащил пачку лекарства, чтобы принять по указанию в инструкции вторую таблетку.

– О, искатель счастья! Привет! – выкрикнула ему на ухо пробегающая Кристин.

– Привет! Ничего себе у вас тут.

Ян уже протягивал ему пиво, как она выхватила из рук лекарства, чтобы прочесть название.

– Ты что простыл? Ты болеешь?

– Ну не подходи и не заразишься, – ответил полушутя Аран, забирая таблетки из ее рук.

– Не, не, не, так не пойдет! – она отпустила пачку, но выхватила из его руки пиво. – С лекарствами пить алкоголь запрещается.

– Ты чего? – возмутился Аран, но не настолько, чтобы подумать, что он серьезен. Похоже, он верил, что скоро все же получит свое пиво назад. Но девушка не сдалась и вернула полный стакан Яну:

– Ему нельзя алкоголь. Он лекарство принимает. И он болеет, так что не разговаривай с ним.

– Кристин! Ты чего! – уже громче высказался Аран. – Я же такой же посетитель, как и другие! Никто ведь в барах не спрашивает, пьют ли лекарства их посетители!

– Вот тогда и иди в другие бары, а у нас гробить себе здоровье мы не позволим. Ян, посмотри мне в глаза, – она показала двумя пальцами с него на себя. – Я слежу. Сделай ему чая.

– Какого еще чая!

Однако Арана никто, похоже, не собирался слушать.

– Сегодня все хотят мне испортить день или как?

Ян протянул какому-то человеку бутылку пива и повернулся к Арану:

– А ты не задумывался, что тебе его портят ради твоего же благополучия? Люди о тебе заботятся, парень.

Аран открыл рот, но промолчал, снова взглянув на таблетки. В очередной раз ему стало стыдно, но при этом впервые в жизни приятно. Когда перед ним со стуком поставили чашку чая, он задумался о том, почему так по-разному реагировал на заботу разных людей. Малознакомые люди влезали в его жизнь, помогая в пустяках, но при этом Аран чувствовал, будто они спасают его от какой-то страшной гибели. В то время как помощь его близких в важных вопросах, которые он, по мнению родных, был не в состоянии решить сам, он воспринимал как одолжение, за которое обязан расплатиться рано или поздно.

Он подпер рукой щеку, полуразвалившись за стойкой в обнимку с кружкой, и принялся наблюдать за людьми. Так много разных лиц, столько характеров – наверняка, у всех у них есть свои проблемы и неурядицы дома, возможно, и они тоже пытаются временно сбежать от своей реалии здесь, в этом баре, или наоборот проявить всю свою веселость и врожденное умение наслаждаться жизнью, выбирая джаз-бар как точку соприкосновения с ценными людьми, и Арану впервые стало слегка любопытно, чем они все живут.

– Это Билли Холлидей! – прокричала ему Кристин, пробегая мимо. – Песня «Лучше уходи». Вон она, с краю на стене!

И умчалась снова, прихватив пепельницы и салфетки.

Аран посмотрел на фотографии на стене и увидел изображение афро-американской певицы с цветком в волосах и в белом платье с огромным бантом на груди. Она чем-то отдаленно напоминала ему мексиканку или испанку. Ее глаза были черными и немного прищуренными, а выразительные скулы и нос с легкой горбинкой добавляли в ее облик латино-американские черты. Он не понимал ничего в ее голосе: возможно, редкий и даже красивый, но Арану он казался чуть фальшивым и тоскливым. Будто певица нарочно пела, чуть не попадая в ноту, но как раз из-за этой сложности в вокале было так трудно повторить мелодию. Аран не понимал джаз, такой разный и многослойный, но интуитивно чувствовал, что это музыка качества.

Он вроде даже запомнил лицо Билли «как-ее-там», точно запомнив ее имя, которое звучало почему-то больше мужским, и перевел заинтересованный взгляд на соседнее фото. На рамке внизу было написано «Элла Фитцджеральд». Аран наморщился и снова вернулся к фото Билли Холлидей. Те же позы в дуэте с микрофоном, те же закрытые в отстраненности от всего окружающего глаза и наоборот открытые рты с беззвучным пением, та же темная кожа. Аран фыркнул и повернулся к Яну:

– Это бесполезно. Я не отличаю их, вон тех двух! – он махнул в неопределенном направлении. – Как я могу их запомнить?

Ян рассмеялся, тут же насыпая черпаком лед в низкий стакан:

– Я тоже так думал, когда только начал тут работать. Но со временем запоминается. Начинаешь вникать, вслушиваться и всматриваться. Со временем учишь. Здесь хорошая музыка.

– Да, – не так убежденно кивнул Аран, – слышал уже, что здесь она как-то особенно хороша.

Он снова выпил чая, теперь уже внимательнее вслушиваясь в песню, которую, правда, было плохо слышно из-за гула голосов. Вскоре она сменилась другой композицией и совершенно другим голосом, но Кристи рядом не было, чтобы дать ему имя новой исполнительницы. Она вместе с еще одной официанткой не выбиралась из зала, успевая лишь перебегать из кухни к столикам и обратно.

Арану некуда было спешить. Он допил чай, удивляясь, что Гард, его неофициальный противник в споре за гордость и самолюбие, и Кристин, его неофициальный личный психолог, не сговариваясь, сумели убедить его выпить то, что он никогда не любил, и уронил голову на руки, сидя за стойкой бара со второй чашкой чая и с закрытыми глазами слушая музыку и громкие голоса. Он получал удовольствие от своей отчужденности и, пребывая посреди всех этих людей, шумных, веселых, толкающихся у барной стойки, когда они подходили, чтобы заказать себе очередную выпивку, он не чувствовал себя одиноким, пусть и не частью этой радостной суматохи в том числе. Ему было уютно и хорошо: примостившись у стойки со своим чаем быть просто наблюдателем.

Он не собирался целенаправленно дожидаться Кристин, когда она освободится и сможет поговорить с ним, однако и уходить ему было некуда, потому он, сам того не заметив, просто досидел практически до самого закрытия.

– Уф, я все на сегодня, – выдохнула Кристи, в изнеможении падая на стул рядом. – Что у тебя тут, чай? Дай глоток сделать.

Она дотянулась до чашки Арана, не дожидаясь разрешения, и жадно сделала насколько глотков.

– Я же простужен! – укоризненно выпалил он и покачал головой. – Вот заболеешь, сама будешь виновата.

– Ну и ладно, может хоть тогда выходные возьму, – махнула она рукой и с улыбкой повернулась к нему. – Давно не виделись.

– Да. Давно, – с легкой ответной улыбкой кивнул он, смотря на нее сбоку, подперев кулаком голову.

– Есть что рассказать? – не дождалась она от него ни слова.

Аран лишь неоднозначно пожал плечами.

– Должно быть, решал свои вопросы прошлого? – предположила она вместо него.

– Должно быть, – отстраненно кивнул он.

– Решил?

– Нет.

– Нет?

– Восстал день восьмилетней давности. Те же лица, тот же тон, те же обвинения. В общем…

Аран вздохнул и постарался обобщенно описать свой визит к родителям.

– Я все испортил, – завершил он свой непродолжительный монолог. – Все.

– Не вини себя, – успокоила его девушка после недолгого раздумья. – Разумный человек должен осознавать все зависящие от него вещи и, самое главное, вещи, от него не зависящие. Ты сделал все, что мог, пришел попросить прощения. Понимаешь, Аран, всю важность этого поступка? Ты исправил свою ошибку. Но дело в том, что у каждого человека есть выбор. И не тебе судить, что выбрали твои родители. Это дело – в прошлом, все участники случая с кружкой сделали каждый свой выбор и поступили так, потому что посчитали это наиболее верным. И теперь тебе действительно нужно постараться все забыть. Займи себя чем-нибудь. Но только тем, что нравится тебе.

– Мне ничего не нравится.

– Так не бывает. Будь серьезнее. Подумай, чем бы тебе хотелось заняться? Из того, что доступно прямо сейчас. А то как скажешь: «Виндсерфинг!» или «Яхтенный спорт!».

Аран усмехнулся. И задумался. Первое, что пришло ему на ум после путешествий – которые пришли в ту же секунду, как он только задался этим вопросом – была музыка.

– Хм, а знаешь, есть одно. Я хочу разбираться в музыке. Хочу понять, что это вообще такое, какие стили бывают, какие исполнители, как инструменты называются. А то я все трубы – саксофоны там всякие и дудочки и что еще бывает – называю все просто трубами. Или твои друзья, музыканты: они, когда друг с другом говорят, это как иностранный язык для меня, а они друг друга понимают. Я тоже хочу говорить на их языке.

– О, Аран! – выпучила она глаза и по какой-то важной причине схватила его за предплечье. – Это же потрясающе! Я тебе столько всего расскажу! О! Придумала! Пошли со мной!

Она потащила его через весь зал в комнату для персонала рядом со сценой, на ходу бегло проговаривая:

– Я тебе не могу давать пластинки на дом, но ты можешь приходить сюда в любое время и слушать музыку тут. У нас, в нашем баре, самая богатейшая коллекция пластинок и дисков, а еще столько всего есть! И я уже не говорю про нас с Яном, мы тебе столько рассказать можем! А еще ребята приходят сюда, если ты будешь успевать до девяти вечера сюда заскакивать, то можешь им вопросы задавать про музыку! А еще ты можешь попробовать сыграть что-нибудь! А вдруг получится? А еще…!

Аран настороженно посматривал на нее сбоку, опасаясь ее внезапного энтузиазма и при этом пытаясь сдержать улыбку. Она провела его внутрь комнаты и включила свет:

– Ну вот, та-да!

Аран изумленно огляделся, чувствуя, что его рот невольно открывается. Небольшая комната была заставлена стеллажами с пластинками, дисками, фолиантами и книгами потоньше, несколькими проигрывателями пластинок, одним граммофоном с настоящей изогнутой в виде раковины трубой, музыкальным центром, а в углу стояли музыкальные инструменты ребят, которые они оставляли здесь на хранение.

– Ты шутишь? – ошеломленно выдавил из себя шокированный Аран, медленно поворачивая голову по периметру. – Я даже с чего начать не знаю…

– А мы тебе поможем! – с еще большим энтузиазмом, если это возможно, воскликнула Кристин. – А начать нужно с того, с чего начинали мы сами с Яном. Владелец бара просто помешан на музыке, он разбирается абсолютно во всех ее стилях и сам играет на нескольких инструментах. И он требует от нас, чтобы мы тоже знали основы. Для этого он в общем-то и организовал эту библиотеку. Вот, смотри, – она стянула с полки темно-красный фолиант с черными надписями на торце и бережно положила ее на стол. – Это полная энциклопедия музыки. Вся ее история, все ее яркие периоды и события, разные группы и отдельные, индивидуальные исполнители – все! Здесь ты получишь представление о музыке в целом. В других книгах можно уже искать по стилям. Прочел в этой книге стиль рок-н-ролл, лезешь потом вот сюда, – она вытащила еще одну энциклопедию с большими словами «Рок-Н-Ролл навсегда!», – и читаешь, что интересно. А потом идешь вот сюда, к дискам или пластинкам и смотришь раздел рок-н-ролла. Все просто. Кажется сложным, но все просто. А можешь начать с обратного. Ставишь себе первую попавшуюся пластинку, если нравится – читаешь про исполнителя и про его стиль. Ян так учился, поэтому он знает только то, что ему нравится. А если пластинка была для него так себе, он до книг так и не доходил, как правило.

Аран все еще был прикован к тому месту, к которому прирос на входе. Его голова шла кругом, но при этом все его нутро заполнялось новым чувством – предвкушением.

– Ну вот как-то так, – повернулась к нему лицом Кристин и развела руки в стороны. – Теперь можешь завязывать с барной стойкой и приходить сразу сюда и учиться музыке! Только делай музыку тише, когда будешь слушать ее, чтобы не перебивать ту, которая в зале играет. А вообще лучше прислушивайся как раз к той, которую я буду ставить. Мне кажется, тут где-то наушники были, но, по-моему, их кто-то стащил. Давно их не видела.

Аран уже не смотрел вокруг себя, он был прикован взглядом к девушке:

– Ты знаешь, какое ты удивительное создание?

– М, ты говорил уже, – она восприняла это как должное и кивнула.

Он улыбнулся шире, но потом добавил уже серьезнее:

– Правда, спасибо тебе. Я правда очень благодарен.

Она смотрела на него несколько секунд, чуть прищурившись, и пожала плечами:

– Ну, я ведь твой психолог. Диплом буду по тебе писать. Ты мой – первый сложный случай.

Аран рассмеялся:

– Годится.

– И знаешь, что еще? Я уже говорила это, кажется, но…, – она задумалась, подбирая слова и глядя куда-то вверх. – Тебе бы человека найти. С которым говорить можно. Я не имею в виду меня, твоего психолога, а друга. Понятно, конечно, что друзья по первому желанию или по заказу не появляются, но… ты ведь даже и не знакомишься ни с кем. Так они и не появятся.

– У меня есть друг, – особо не вдумываясь, возразил он. – Сим. Мы с ним…

– Ты про него говорил, – перебила она его. – Когда про кружку рассказывал.

– Да? Уже даже не помню.

– И что? Вы с ним говорите? О проблемах и переживаниях? О твоей семье?

Он затих и опустил голову, сжав губы.

– Нет.

– Ну вот. А я тебе толкую про такого…

– Но зато я говорю с Артуром Гардом, – опять не вдумываясь, ляпнул он.

– И кто такой Артур Гард?

– Кто такой…? Э-э, – теперь он задумался надолго. – Не знаю. Серьезно, я, оказывается, совсем его не знаю. Вообще-то мы с ним только раз говорили, в ту ночь, когда я от родителей ушел после неудачного разговора. Он увидел меня на улице и остановился.

– Хм, похоже, твой Артур Гард появился очень вовремя.

Аран скривился:

– Да не знаю. Правда. Он странный. То есть, я действительно это имею в виду: он странный.

– Странный говоришь? – Кристин принялась убирать книги на места. – Не хочется, конечно, напоминать кое-кому о странном желании увидеть меня при свете. Хотя, что это я, такое, должно быть, считается вполне нормальным.

Он рассмеялся:

– Разве психологу положено острить на тему нормальности пациента?

– Я объективна. А ты не задумывался, что, может, этому Артуру тоже одиноко как раз потому, что все его тоже, как и ты, считают странным? Может, ему тоже хочется говорить с людьми, а не с кем?

– Это его-то считают странным? Гард – самый последний, на кого косо посмотрят. Он наша местная звезда. Вообще, по-моему, его таким, каким видел я, больше никто не знает. Но я имел в виду, что иногда я понять не могу, мне кажется, что он меня просто ненавидит, но перебарывает себя, чтобы хотя бы здороваться. Хотя… он со мной даже и не здоровается. Да я и сам не знаю, ненавижу я его или нет ли… Но он точно меня выводит из себя своим высокомерием. И грубостью. И постоянным презрением. И…

– А я тебе про симпатии или ненависть ни слова не говорила. Всем нужны слабости. Знаешь, Аран, всем до единого на этой планете не хватает слов. Слишком мало стало настоящего общения. Люди теперь пользуются словами только ради облегчения своего существования: заказать пиццу, спросить дорогу или время и тому подобное. Серьезно, не сторонись своего ненавистного ангела-хранителя, ему наверняка тоже не с кем говорить. Если будет возможность – говори.

Аран теперь был серьезен. Он промолчал, но Кристин, похоже, и не ждала ответа.

– А сейчас пора домой спать! – подытожила она. – Завтра хоть и суббота, но она уже, между прочим, наступила!

Так у Аран впервые в жизни появилось «любимое занятие», если не брать в расчет футбол, которым он просто болел, будучи мальчишкой. Несколько раз в неделю он после работы появлялся в баре, но одиночеству с пивом за стойкой теперь он стал предпочитать компанию «хорошей музыки» в окружении раскрытых книг и разложенных по полу пластинок. В первые дни он лишь читал и прислушивался к музыке в зале. Время от времени в комнату заглядывала Кристин, чтобы кинуть отрывистое: «Это Энгельберт Хампердинг, «Тень твоей улыбки». Эстрада!» или «Фрэнк Синатра! «Когда мне было семнадцать»! Ух, обожаю его!» или что-нибудь подобное и снова скрывалась за дверью, будто ее и не было вовсе. А на день третий или четвертый ему стало настолько комфортно в этом музыкальном раю, где никогда до этого не бывал, что он стал с собой приносить бутерброды и лишь заказывать у Яна кофе. И, сидя или даже лежа прямо на полу, жуя бутерброды с кофе, он листал энциклопедии в поисках красочных картинок или интересных фотографий, слушал музыку часы напролет и чувствовал себя как дома. Даже лучше. Так он не чувствовал себя нигде.