Чернильные орешки

Момотоси стоял рядом, его взгляд был полон ожидания, как будто он знал, что происходит, но молчал. Принц Насицубо, напротив, выглядел более настойчивым, как будто стремился проникнуть в самую суть Сано, его внутренние терзания.

– Четвертого числа пятой луны ваша матушка сообщила всем, что отправляется в храм Камо. Вероятно, в тот же день она забрала вас из дворца в своем экипаже, так как женские экипажи не досматривают ни при въезде, ни при выезде. По словам настоятельницы храма, императрица не приходила в храм Камо в тот день.

Слова увязали в воздухе, как мухи в паутине. Сано зажмурился. Сильный порыв ветра пронесся сквозь лес, и мир вокруг начал меняться. Деревья потянулись к небу, их корни задрожали, и воздух наполнился звуками, словно сам лес начал говорить.

– Ваше Высочество?

От его голоса с резким криком вспорхнули с веток птицы и их крики зазвучали отовсюду. Из пустоты было соткано серое небо, горная местность Отаги и люди в траурных одеждах, сопровождавшие повозку с гробом, накрытую полстиной.

Сано охватило чувство, что окружающая обстановка ему знакома. Знакома эта горная местность, эти черные оголенные деревья, мимо которых везли подпрыгивающую повозку с гробом. И даже эти мелкие капли переохлажденного тумана, осевшие по ее краям… Он потянулся и, откинув полстину, оцепенел от ужаса. Лицо его матери, обрамленное черными волосами, бледным мутным овалом белело в гробу. Провалившийся нос напомнил о сильном разложении ее трупа, пока и тяжелый запах гнили не ударил в нос.

Зажав рот, Сано выгнулся навстречу непреодолимому протесту всего его тела.

Это что, сон, порожденный болезненными воспоминаниями?

Теперь Сано не только искал ответы на вопросы, но и боролся с чем-то, что искажало его разум и подвергало видениям. Призраки прошлого возвращались. Воспоминания об утраченной семье, потерянной любви, об ужасах, которые он старался забыть, заполняли разум, а чья-то темная энергия, казалось, подгоняла их.

В следующее мгновение его прошила боль и беспорядочная дрожь охватила все тело. Он лежал, вжавшись в землю, и от боли не мог вздохнуть. Из его тела, изрезанного контурами печати, разрушающей ци, безостановочно шла кровь. Она же наполняла его рот и уши.

Он проваливался в неясные образы и гремящие звуки, словно кто-то перелистывал страницы его разума. Гул магических фраз перекрикивался друг с другом. Его тело поддавалось чужой воле, каждая мышца терпко напрягалась, а боль держала его между жизнью и смертью. Все, что оставалось, это поддаться зову печати, впитывая ее силу и жестокость. Нестерпимая боль почти погасила его разум.

Но Сано все еще помнил, что был в лесу с принцем Насицубо и Момотоси. Значит, там был кто-то еще…

«Ты никогда не покинешь это место», – во мгле раздался шепот. Сано мог бы поклясться, что слышал смех – тихий, холодный, как ветер, вырывающийся из могил.

Перепутанные воспоминания, образы, терзающие его душу, создавали ловушку, из которой не было выхода.

Видения, порожденные чьей-то злой волей, продолжались. Этот кто-то, лишенный человечности, питался его страхом, заполняя пустоты между воспоминаниями. Сано вскоре осознал, что не существует ни побега, ни спасения, единственное, что ему осталось – это биться с собственными демонами в бесконечном сражении за свою душу.

Пар шел из раскрытого рта, стылый ветер обхватывал тело, но не он стал причиной мерзкой дрожи, а слезы, потекшие из глаз. Какие-то люди выносили иссушенный до состояния скелета труп его матери. Сано рвался к ней, кто-то хватал его поперек талии и оттаскивал обратно. Сердце билось в тяжелом ритме. Он рвался и лягался, тем не менее чьи-то руки крепко держали его.

«Во всем виноват ты!» – выкрик Сано в адрес брата прорезал горную местность Отаги, где безо всякого предупреждения полыхнуло пламя и поглотило гроб с останками матери. Черные клочья дыма расползлись и обложили небо.

Тьма и ненависть жили в его душе все эти годы, которые он прожил в самоуничижении, боясь заглянуть страху в лицо и признать, что, несмотря на обвинения в адрес брата, именно Сано стал причиной трагической смерти своей матери.

Он вспоминал моменты, когда мать ласково прижимала его к себе, как смешливо объясняла мир вокруг. Те воспоминания были единственным светлым углом его внутреннего сознания, единственной искоркой, которая поддерживала его существование. Но теперь, окруженный дымом осуждения и тяжестью вины, он чувствовал, что и эти воспоминания начинают тускнеть.

Тьма росла внутри него, как неконтролируемый огонь. После смерти матери отец был безутешен. Вина перекладывалась с одного на другого; обвинения, срывающиеся с губ отца, были как острые кинжалы, пронзающие его сердце. Вся столица замолчала, даже ветер, казалось, прекратил свой холодный плач, наблюдая за этой трагедией.

Проходили годы, дни становились неделями, затем месяцами, но Сано оставался заложником той самой ночи. Он отвергал всех, пытаясь заглушить боль, поселившуюся в его душе. Отец, изолировавшийся в своей печали, лишь усугублял свое положение, наполняя дом атмосферой безысходности и болевыми криками ночных кошмаров, где все повторялось вновь и вновь.

Видения продолжались. Кто-то делал с ним это намеренно, и только врожденная гордость не позволила Сано молить о пощаде. Он попытался сосредоточиться и, несмотря на страх ошибиться, отразить заклинание неведомого противника.

Давление и вибрации, лишенные телесной оболочки, оглушили его. Он слышал беспрерывный стук каменного молотка о что-то металлическое и чей-то надрывистый крик, словно с кого-то снимали кожу. Чуть погодя, он осознал, что крик исходит из него, а в него самого вживую вбивают гвозди. Его исступленный крик, угнетая духовную и ментальную энергию, заволок все пространство. Новый приступ боли, пронзив голову, перекрыл и звуки, и воздух.

В этот момент он начал терять ощущение реальности. Разум пытался справиться с невероятной болью, ударяя его сознание волнами отчаяния и безысходности. Оголенные нервы стонали от каждого прикосновения.

Внутренний мир начал распадаться. Он видел странные образы, не успевающие оформиться полностью. Они плясали перед его взором, как тени на стенах. Проблески воспоминаний о счастливых моментах жизни пытались пробиться сквозь мрак, как световые полосы сквозь узкие щели ситоми. Но боль, эта всепоглощающая и всепроникающая агония, глушила все образы и мысли, кроме одной – как выжить.

Тем временем реальность вокруг него начала изменяться. Боль исчезала, уступая место странному, тошнотворному чувству пустоты. Он внезапно понял, что находится не в физическом мире. Его тело, разрываемое и издевательски используемое как инструмент пытки, было всего лишь проекцией. Он чувствовал себя чужаком в собственном разуме, теряющим контроль, как будто кто-то или что-то пыталось поглотить его сущность.

Со всей оставшейся силой воли он начал сопротивляться, уверенно восстанавливая свою связь с явью. Сано распахнул глаза от оглушительного крика, смутно осознавая себя лежащим на земле, в лесу. Дрожащими руками он плотно зажал уши. Из ушей и рта, который раскрылся в отчаянном вопле, шла кровь. Он осознал, что кричал сам. Вовсе не в видениях, а на самом деле.

Но что произошло?

Над ним сидел Момотоси. Для облегчения ощущений он направил энергию Ки в ладони и приложил их к телу Сано, воздействуя на биологически активные точки.

– Где наследный принц? – из него вырвался осиплый голос, словно он только пробудился ото сна.

– Тут.

Проследив за поворотом головы Момотоси, он увидел принца Насицубо, который устало привалился к дереву.

Темные подтеки в уголках его губ и подбородке свидетельствовали о том, что именно принц пострадал при «отражении». Сано хватило сил лишь для того, чтобы с ужасом взглянуть на принца. В следующее мгновение Сано начал задыхаться от сгустков крови, поднявшихся со дна желудка.

– Даже сомнительные чувства, поступки, идеи, обман угрожают чистоте духовных сил, а ваши практики ее совершенно искажают и уродуют! – вскинулся от волнения Сано.

Принц усмехнулся и слизал кровь с уголков губ.

– Зачем же тогда вы – человек, обеспокоенный, чистотой своих жизненных сил, исказили их?

– Если вы потеряли свои воспоминания, то откуда вам это известно?

– Зато вы их не утратили, и мы имели неудовольствие в них присутствовать.

Зловеще тихий голос принца, злорадство, мерцавшее в его холодных и жестких глазах, навели Сано на мысль. Все зажглось в голове и детали сложились одна к другой.

– Верно, император узнал о вашей темной магии и запретил вам использовать ее, поскольку она поглощает духовные силы окружающих. И тогда вы решили отравить его?

– Если вы расследуете его смерть, то начните с дамы Нисё, – внезапно посоветовал принц. – И по одному иглу отыщите три остальных.

Неясным шумом, который они услышали, были звуки ломающихся веток в лесу и невнятный шепот. Затем темная фигура отделилась из мрака. Мужчина, одетый в лохмотья, заставил их ощутить испуг. Все замерли и боялись пошевелиться.

– Господин, – мужчина, не придавая значения месту и обстоятельствам встречи, решительно направился к Сано.

Сано медленно моргал и не понимал происходящего.

– Не откажите в просьбе посмотреть, что у меня на спине, – тот повернулся и сбросил с себя платье. – Уж очень она болит…

Присутствие чего-то, выступающего на спине мужчины, выдавали тысячи влажных глаз, отражавшие лунный свет. От увиденного Сано долго не мог вздохнуть. Момотоси, казалось, тоже был оглушен увиденным. Скованные дрожью омерзения, оба не могли и пошевелиться.

Глаза на спине мужчины, словно живые, смотрели в разные стороны, охватывая все вокруг. Каждый немой взгляд, полный страха и боли, словно тянул их на дно бездны. Важные подробности их жизни вдруг стали незначительными перед этим изуродованным существом.

Сано почувствовал, как холод пробегает по его спине. Внезапно он и Момотоси стали частью этого кошмара, частью той самой скверны, о которой шептались.

Вокруг слышался только шум их сбивчивых дыханий и ночные звуки леса, но во тьме, даже природа казалась угнетенной. Глаза на спине мужчины пульсировали, будто каждый миг ожидали ответа.

Привычный мир Сано пошатнулся еще сильнее. Так человек осмысливает что-то новое.

Сдавленный шепот мужчины ослабил их первый ступор:

– Ну что там? Сколь неприглядна для вас такая красота?

Охваченный приступом зуда, Момотоси резко одернул руку от шеи. Как ни старался, казалось, он не мог отделаться от ощущений, что глаза лезут по его собственному телу тоже. Зуд понемногу поражал все его тело: руки, лицо, спина, шея. Глядя на него, Сано вспоминал об императоре. Говорили, что прежде, чем он отек, как утопленник, а руки и ноги приобрели синеватый оттенок, он не мог найти себе места, одержимый зудом всего тела. И хоть на его теле так и не выступили глаза, не стала ли причиной тому скверна «Множества глаз»?

Сано отвлекся от своих мыслей, когда принц неожиданно вскочил и побежал, петляя между деревьями и углубляясь в лесную темную чащу. Сано был решительно настроен не позволить принцу уйти. Собрав все свои силы, Сано сдвинул почву и отбросил принца назад.

Глава 5.

Верхние этажи сыскного ведомства, отпущенные под покои служащих, разделялись на небольшие помещения. Стоя на галерее, опоясанной решетчатой перегородкой, Сано обратил взор на сад, сверкающий от росы. Воздух свежий и чистый заставил очиститься его сердце и разум.

Ведомство Темных и Светлых начал возобновило обряд изгнания злобного духа из дворца Живописных видов. Сквозь поднятые створки ситоми снова поднимались клубы дыма.

Сано подумал о печальной судьбе дамы Нисё.

«Концентрация демонических сил здесь вовсе не чувствуется», – на ум пришли слова наследного принца.

«Если та бедняжка погибла от заражения множества глаз, значит она подверглась нападению сластолюбивых демонов».

Слова эти, которым Сано не придал значения, продолжали медленно втекать в его голову.

«Такими демонами становятся те, кто при жизни был сластолюбцем, и утопился в воде сам или по чьей-то злой воле. Демоны-сластолюбцы не действуют в одиночку, они нападают всей гурьбой и могут поселиться в живом теле, выступая одними только глазами. Зная это, можно предполагать, что эти демоны водятся только в водных пучинах. Побочный эффект такого чудовищного подселения в том, что оскверненный теряет всякий стыд, постоянно стремясь показать людям свои «глаза».

Если бы Нисё выказывала такое поведение, то об этом стало известно во дворце. Если Нисё пала жертвой демонов-сластолюбцев, в последние дни своей жизни она должна была искупаться в каком-нибудь водоеме, оскверненном демонами-сластолюбцами. Если во дворце и существовал такой водоем, то об этом стало известно и его бы осушили.

Гвардеец из личного подразделения склонился, передавая письмо, и, кажется, на мгновение замер в ожидании, как будто знал о важности содержимого. Развернув сверток, пропитанный нежно-древесным ароматом курений, Сано погрузился в отрывок, написанный четким почерком канцлера. Внутренний голос шептал, что слова могут изменить ход истории, и накал страстей в его груди усиливался с каждым прочитанным предложением.

«Я обязуюсь довести до сведения, что, то письмо, обнаруженное в покоях наследного принца, представляет собой грубую подделку», – писалось в письме.

Сано нахмурил брови, обдумывая, какие обстоятельства могли привести к созданию такого зловещего обмана. Ведь, если это правда, то неясные интриги внутри дворца скрывали угрозу не только для принца, но и для всего императорского двора.

Канцлер призывал к осторожности, советуя сохранить это знание в тайне до тех пор, пока не будут собраны достаточные доказательства.

На небе, начинающем светлеть, луна еще сохранила свои бледные очертания. Клочья тумана, выползая из-за гор, почивших в темноте, поднимались вверх. Туман еще не рассеялся, когда раздался мрачный и зловещий тембр гонг, разрушивший безмолвие утра. А вместе с ним объявили об охоте:

«Сегодня нашей чести быть свидетелями охоты на лису! Всем достойным сановникам предоставляется возможность принять участие в этом великом событии и удостоиться королевских даров!».

За приземистым столиком с тушечницей и свитками пергамента сидел наследный принц и зевал, в попытке вытянуть сонные мысли.

Канцлер, излучая величие, сидел на златотканых подушках и спрашивал у наследного принца сутры. Он начинал зачитывать сутру, а принц должен был ее закончить, и страшно гневался, что тот не помнит ни одной.

Лицо его было покрыто сетью тонких морщин. В глазах, цвета плавленой янтари, читался горький опыт жизни при дворе, полном интриг и амбиций.

Облачение Мотоцунэ состояло из множества слоев, выполненных из дорогих тканей с изысканной вышивкой. Его белые, как снег, волосы, собранные в традиционный японский узел, были спрятаны под канмури, где прикрепленная шелковая лента ниспадала на спину. Устойчивый запах сандалового дерева неизменно сопровождал канцлера.

Из открытого пространства на сваях, которое поддерживали опорные столбы и крыша в китайском стиле, открывался вид на сад камней. Неотесанные валуны сада камней, окруженные глинобитным забором, казались результатом многовековых изменений природы, а не кропотливым творением человека вовсе, но на самом деле все здесь было подчинено определенным законам и правилам.

Наследный принц широко зевнул. Его взор затуманился, а губы чуть приподнялись в усмешке, когда он увидел Сано. Его фривольный, помахивающий жест рукой никак нельзя было причислить к изящным и благородным манерам всей небесной четы.

– Ранее вставание трем добродетелям равно, – похвалил Сано, поднимаясь по ступенькам канцелярии.

Принц потянулся, как если бы собирался вновь уснуть. Высокая прическа открывала его благородно вылепленный лоб, четкую линию скул и подбородка. Обшлага рукавов, расшитые серебряными нитями, подолы и шлейфы, сплетенные серебряным же шнуром, как снег в горах сверкали его одежды на солнце. И ничего, ни одна деталь не намекала на то, что наследный принц сведущ в демонизме.

– Что-то ваша добродетель не в полной мере отражается на вашем лице, – ответил принц.

Канцлер ударил внука по спине своей деревянной табличкой.

– Ай!

– Сядь ровно! Сосна не гнется во все стороны. Она возвышается среди леса, гордая и неподвижная.

– У нее нет мозгов, а у меня полно и они тянут меня вниз, – сказал принц, с трудом выпрямляясь.

Канцлер огрызнулся:

– В большом теле полно места мозгу затеряться.

– Если семечко есть, и на утесе вырастет вековая сосна, – посмеялся в ответ Юдзиро.

Канцлер сжал табличку и пристально взглянул на принца. Сано почувствовал, как эта словесная перепалка положительно сказывается на его настроении.

– Господин Гёбукё, – обратился канцлер. – Правда ли, что наследный принц вчера ночью снова пытался сбежать из дворца?

Сано и принц посмотрели друг на друга. Сано не знал, что ответить. Лгать бы он никогда не стал, но и подставлять принца перед строгим канцлером не входило в его планы.

– У меня развилась бессонница, – вонзился принц. – Я лишь собирался прогуляться по ночному саду, чтобы обрести душевное равновесие, но слуги ни на миг не оставляли меня в покое. В конце концов, мне пришлось от них сбежать. Но дворец я не покидал. Подтвердите, господин Гёбукё.

Канцлер и принц уставились на Сано с вопросительным выражением. Сано нашел в себе силы лишь с трудом кивнуть.

– Ночь, – тихо начал канцлер, – дарует успокоение, лишь шаги слуг отравляют тишину двора. Ночью мы теряем путь, потому не дозволено совершать ночные прогулки после часа свиньи. Если у тебя бессонница, попроси у лекаря снадобье или киноварь.

– Киноварь, – повторил принц и глаза его засверкали. – Какая хорошая идея.

«Что он задумал?» – озадачился Сано.

– Впредь, – продолжил Мотоцунэ, нахмурившись, – не смей сбегать. Твои тайные вылазки всех утомили. В последний раз ты вовсе пустился в странствия…

– Я думал, вы это одобряете, учитывая ваше бахвальство перед министрами.

– Служба народу – неотъемлемая часть твоей сущности. Если продолжишь так, тебя может не быть на месте, когда придет время решающих выборов, а народ будет ожидать от тебя мудрости.

– Как понять эти земли, кроме как через свои собственные ощущения? Каждый камень, каждая тропинка шепчут свои истории. Убранство камней не позволяет мне просто сидеть и слушать. Я должен быть частью этого мира.

– Если вы хотите быть частью этого мира, предлагаю вам присоединиться к охоте на лису, – предложил Сано.

Принц скривил лицо.

– Зачем мне эти утомительные занятия? У меня есть разные способы быть частью этого мира: я могу спать, могу высыпаться, могу спать много-много.

Мотоцунэ вздохнул, словно его внук был проклятием и благословением одновременно.

Туман еще окутывал освещенные восходом холмы, когда сановники в своих ярких одеждах, с луками и стрелами за спиной, начали облетать местность, стоя на небольших земляных платформах. Рядом с ними находились лучшие гончие псы, нюх которых был натренирован за множество охот.

Прошлую ночь Сано находился под влиянием демонических сил. Мог ли император, узнав о темных силах принца, распорядиться, чтобы тот прекратил свои практики либо остановит его ценой собственной жизни? Тогда наследный принц мог бы пойти на убийство… Могла ли императрица, узнав о том, кто виновен в смерти императора, организовать его похищение? Хм. Полная глупость.

В видениях, которые мучали Сано, он видел, как в него яростно вбивают гвозди. Но это были не его воспоминания, а, казалось бы, воспоминания наследного принца. Можно ли предположить, что наследный принц когда-то подвергся такой жестокой пытке? И можно ли представить, что кто-то смог бы выжить после этого? А куда же делись шрамы от гвоздей на теле принца?

Сано поднялся в воздух на круглой земляной платформе. Он понимал, что принц не мог использовать духовные силы для подобного перемещения, поэтому предложил ему присоединиться на его платформу.

– А это безопасно? – спросил принц, выражая сомнения. В его взгляде ясно читалось продолжение фразы: «…с вашим-то искажением».

– Ваши способности могут быть гораздо более опасными, – сказал Сано.

– Сегодня рассчитываю, что ты схватишь лису! – крикнул Мотоцунэ. Одетый в охотничьи одежды, он медленно и уверенно поднимался в воздух на своей платформе.

Принц Насицубо вскинул брови и с легким удивлением взглянул на канцлера. Его настроение, казалось, колебалось между размышлениями о собственных способностях и любезным предложением Сано лететь вместе. Он сделал едва заметный жест рукой, как бы приглашая Сано к дальнейшим действиям.

– Схватить лису? – переспросил принц, возвращая взгляд к Сано. – Что думаете насчет такой задачи, господин Гёбукё?

Сано кинул быстрый взгляд на канцлера, затем снова на принца. Он знал, что слова канцлера были не просто приказом, а скрытым намеком на что-то большее.

– Мы обязательно справимся, Ваше Высочество, – уверенно сказал Сано. – Путь будет трудным, но совместными усилиями мы, несомненно, достигнем цели. Хотите отправляться немедля?

Принц, ощущая подступающее волнение, кивнул.

Сигнальные рога протрубили, ознаменовав начало охоты. Платформы сорвались с места и устремились в лес. Шум леса, треск веток и лай собак заглушили мысли Сано, но его сердце колотилось от нетерпения.

Они направились в рассветный лес, который становился все гуще. Ветер срывал одежду и обдувал лицо. Мимо проносились деревья, словно были двигающиеся.

– Господин Гёбукё, сколько всего сутр вы выучили за свою жизнь? – спросил принц.

– Их было много, Выше Высочество.

– И какая из сутр вам наиболее запомнилась?

Сано задумался, слушая, как порывы ветра приносят с собой отдаленный лай собак.

– Наиболее всего мне по душе сутра о метте. «И никому не следует обманывать другого, как презирать не следует нигде и никого…»

Он посмотрел на принца Насицубо, взгляд которого блуждал куда-то вдаль, возможно, просто наслаждаясь тенью леса.

– А почему вы спросили?

– Видите ли, с первыми лучами солнца мой сиятельный дедуля спрашивал у меня сутры, – начал принц. – Оказывается, раньше я знал их все наизусть. Не только их, но и известные произведения китайских классиков. Когда дедуля велел мне учить заново, то ему стало известно, что я еще и не помню знаков… Вам надо было видеть его лицо!

Наследный принц рассмеялся.

– Либо ваша память слишком избирательна, раз вы запомнили лишь то, как использовать демонические практики и даже забыли письменность, либо вы ничего и не забывали, – произнес Сано, концентрируясь на управлении. – Помимо этого, вы помните о проклятии этих земель, откуда-то и информация о демонах-сластолюбцах отыскалась в вашей памяти, но все остальное вы забыли напрочь. Разве так бывает?

Принц холодно усмехнулся, не отвечая сразу. Сано замер, не зная, что ожидать от этого опасного безмолвия. Тишину нарушил лишь одинокий крик птицы вдалеке, но даже этот звук усиливал напряжение, повисшее в воздухе.

– Вы правы, господин Гёбукё. Моя память слишком избирательна.

Сано не устроил ответ.

– И вчера вы сказали, чтобы я расследовал смерть дамы Нисё. Почему? Вы что-то знаете?

Заповедный лес разросся на территории дворца. Густая трава была мокрой от росы, и повсюду мерцал утренний свет. Гончие собаки, взбудораженные запахом добычи, с громким лаем проносились мимо, стоя на платформах вместе со своими хозяевами. В воздухе слышались рычание собак и окрики сановников.

Их опередил принц Хёбукё, лишив Юдзиро возможности ответить. Поравнявшись, Второй принц замедлил ход. Увидеть их вместе, на охоте, в этом странном контексте, казалось, потрясением для него.

– Что вы здесь делаете вместе? Это случайность или есть нечто, о чем мне стоит знать?

Глава сыскного ведомства и наследный принц обменялись быстрыми взглядами, прежде чем заговорить. Каждый из них пытался начать, но в конце концов, Сано взял на себя объяснение:

– Принц Хёбукё, ваша забота о нас трогает, но можете не беспокоиться. Мы вместе по моему настоянию, – начал он спокойно, стараясь взять ситуацию под контроль. – Не могли бы вы присоединиться к нашей команде? Ваши ресурсы и знания окажутся бесценными в охоте за лисой.

Слова его казались искренними, и принц Хёбукё, вслушиваясь в них, казалось, постепенно успокаивался. Однако сомнения все еще терзали его душу. Сано знал причину: двое принцев с детства ненавидели его.

– Ваши слова нашли отклик в моем сердце, господин Гёбукё, – произнес принц Хёбукё с легкой усмешкой, скрывающей его внутреннее беспокойство. Он учтиво склонил голову, но взгляд его оставался настороженным, будто собирая каждую мелочь, каждое движение этих двоих.

У него были резкие и угловатые черты лица, высокий лоб, обрамленный аккуратно уложенными волосами. Глубоко посаженные большие глаза – всегда настороженные и бдительные. Пухлые губы были напряжены, что придавало его лицу выражение постоянного недовольства и беспокойства.