скачать книгу бесплатно
Днями позже, идя по улице, Саша услышал:
– Эй, Санек!
Он оглянулся. Инкин отец сидел за столиком в палисаднике перед домом своего приятеля, всем известного под именем Игорез. Временами ему удавалось склонить Павла «посидеть». Они покупали пива, и все шло по одному раз и навсегда заведенному порядку: Игорез быстро хмелел, начинал задирать соседок и приставать к проходящим мимо женщинам. Павел молча подливал себе и криво ухмылялся над выходками друга. Они являли собой примечательный контраст: сухой, высокий, молчаливый Павел и низенький с круглым нависающим брюшком балагур Игорез.
– Санек! – Павел присвистнул и махнул рукой, – поди сюда.
Саша терпеть не мог, когда орали через улицу, но подошел к распахнутым настежь воротам. Павел поднялся из-за стола и нетвердой походкой двинулся навстречу. Подошел, вытянул сигарету, предложил:
– Будешь?
Саша покачал головой, Павел прикурил, сделал неопределенный жест рукой, дохнул пивными парами и дымом:
– Че не заходишь-то?
Саша молчал. «Так бы и дал ему в морду». Поднял глаза и встретил трезвый и тоскливый взгляд.
– А, – заметил Павел и затянулся. – Давай, сынок, если за дело-то.
Вышел Игорез с очередной запотевшей банкой:
– Здорово, Санек!
Саша не ответил. Игорез удивился, поставил банку на стол.
– А ты знаешь, Санек, что не здороваться со старшими нехорошо? Ну, как она жизнь-то?
«Просто убил бы», – подумал Саша и снова посмотрел на Павла. Игорез перехватил взгляд:
– Ах ты, щенок!
По-прежнему не отзываясь, Саша плюнул Павлу под ноги и пошел прочь. Игорез дернулся следом, но Павел остановил его:
– Ну, и куда ты, дурак старый?
– Совсем оборзели. Щенок!
– Сиди, – Павел толкнул Игореза на лавку. – За своими щенками смотри!
Саша шел, не видя дороги, и кровь бешено стучала в висках. А Лысый не врал. Удивительно, что никому еще не растрепал. В то, что его угроза сработает, Саша не особенно верил. Но что сказано, то сказано. Назад не вернешь.
Как неожиданно, быстро и сильно он оказался вовлеченным в дела посторонних, в сущности, людей! Такого раньше никогда не бывало. И не сказать, чтобы это ему нравилось.
15
А лето катилось дальше. Пошла клубника, бабушка наварила варенья. Две недели ушло у Веры на побелку дома изнутри и снаружи. Они с Таней перетаскивали с места на место скарб, звенели гулкие стены, пахло свежестью. Таня мыла полы от известковых разводов, и известь разъедала пальцы. И как только люди работают в этих перчатках?
Вечерами они жарили картошку, ужинали втроем. Вера изредка улыбалась, но больше помалкивала. Танечка рассказывала смешные истории, заразительно смеялась. Любовь думала: «Вот шемела». История с несостоявшимся походом в театр была забыта.
Еще неделя – и Вера докрасила оконные переплеты и ставни и уселась пить с матерью чай. Тани не было. Помолчали немного, и Вера рассказала о том мужчине из соседнего города, что увез ее после свадьбы. Рассказ получился коротким и грустным.
– И после вы не виделись?
Вера покачала головой. Любовь вздохнула.
– Верочка, – она заглянула в глаза дочери, – но ты не девка, с толку-то себя сбивать…
– Нет, – Вера сплела длинные пальцы с въевшимися остатками краски на суставах. Косточки на миг побелели, руки дрогнули, на глаза навернулись слезы.
Мать вздохнула, поднялась, положила руку на голову дочери, провела по волосам, помолчала и отошла. Она переставляла кастрюли, и в сердце ее была боль. Днями раньше она собиралась что-то сказать Вере, но что же именно? Никак не вспомнить…
– Мама, как Танечка?
– А ничего, – преувеличенно бодро отозвалась Любовь, – такой кавалер у нее…
Они посидели еще немного, и Вера засобиралась к себе.
– Мама, я послезавтра приду.
– Приходи, смородину соберем. Давай, моя хорошая, засветло.
Вера переоделась, протерла босоножки. Вышла за калитку. Навстречу шагала Танечка, а тот парень глядел ей вслед.
– Мама, ты уже уходишь? Ну, пока, – Таня подбежала, чмокнула в щеку. Вера обняла ее, парень отвернулся. Вера разомкнула руки, глянула Тане в лицо. И ничего не сказала.
Пошла на трамвай, кивая встречным соседям. Когда свернула со своей улицы, лицо ее стало усталым. Она ехала в вечернем полупустом вагоне, глядя в окно невидящим взглядом. Войдя в их с Танечкой квартиру, не зажигая света, прошла в комнату, прилегла, в чем была, на диван и тихо заплакала.
16
Теперь они часто проводили время вместе. Справившись с делами, Таня выходила на улицу. Если Саша был в гараже один, она заходила и они сидели на досках в его дворе, болтая о разном, а время летело так быстро, как никогда раньше. Когда Таня вспоминала, как он вернул ее Инке, улыбка всякий раз появлялась на ее лице. Чему она улыбалась, оставалось для него загадкой. Но не было ничего лучше этой улыбки.
Саша по-прежнему боялся, что «та история» выйдет наружу. Лысого он с тех пор не видел, а о том, что делает Ванька, вообще не думал. Когда Тани не было рядом, мысль о том, что она целовала другого, настигала его гораздо чаще, чем хотелось бы. И он искал и не находил никакого объяснения этому ее поступку, что было особенно мучительно. «Ненормальная», – думал он в такие минуты.
В хорошую погоду они ездили в разные места, куда бы Таня никогда не решилась сунуться одна. Саша чувствовал ее радость, и от этой радости ему становилось так хорошо, как никогда не бывало. У них не случалось разногласий, и оба принимали это как должное.
Изредка Таня убегала к Даше или Инке. Она их познакомила, но это знакомство не вызвало большого энтузиазма ни с той, ни с другой стороны. Инка в это лето была занята своим одноклассником Максом, который значился влюбленным в нее «с первого класса». Они ходили в кино и целовались. А однажды Инка по секрету сообщила Тане:
– Он сказал, что после школы мы поженимся…
Таня смотрела на подругу как зачарованная, не веря ушам. Ну и ну. Для абсолютного большинства пацанов Инка с детства была «своим парнем». Даже с Максом какие-то поцелуи было совершенно невозможно представить…
– А вы уже целовались? – Инка смотрела настойчиво-вопросительно.
– С кем? – растерялась Таня.
– Как с кем! Ну ты даешь!
– Нет! – выпалила Таня. – Конечно, нет.
– Ну-ну.
***
Вторую неделю стояла безветренная, без единого облачка в небе жара. Они выкатились в самое пекло и на обратном пути остановились передохнуть у подножия террикона. Все так же едко дымились розовые камни, темно-зеленая трава обступила ручей. Таня уселась в тени дерева, разулась, опустила ноги в прохладную воду, откинулась назад, опершись на руки. И снова Саша увидел, как ее локти выгнулись в противоположную природе сторону. Короткие выгоревшие на солнце брючки подтянулись вверх, обнажив худые, в комариных укусах лодыжки и случайный синяк повыше. Растянутая майка сползла на одну сторону, приоткрыв плечо. Наполовину выбившиеся из хвостика волосы намокли на висках.
Саша сел поодаль и стал смотреть в другую сторону.
«После школы мы поженимся», – вспомнила Таня Инкины слова и в очередной раз удивилась. О своей собственной взрослой жизни она думала в неопределенно-далеком будущем времени.
Она повернулась к Саше и вдруг спросила:
– Почему ты пошел в девятый класс?
Он глянул удивленно:
– Не знал, что мне нужно.
– А теперь знаешь?
– И теперь не знаю.
– Но что же ты… станешь делать? – Саша помедлил с ответом, и она нетерпеливо добавила: – Когда закончишь? – и вдруг поняла, что это будет прямо на следующее лето.
Он удивился логике вопроса, но улыбнулся и ответил:
– Там видно будет. Работать пойду. В армию пойду.
– В армию?
– Что тебя так удивляет?
Она смутилась, вынула ноги из воды, встала и босиком пошла вдоль ручья. Саша двинулся следом, прямо по каменистому дну. Прохладная вода приятно остудила ноги, смыла пыль со сланцев и они заблестели на солнце.
Таня оглянулась и увидела, как он идет против течения. Она захотела ступить в воду, но остановилась. Там, где она стояла, берег ручья приподнимался, слегка нависая над водой. Саша поравнялся с ней, и она смотрела на него сверху. Ей хотелось спуститься, но она не решалась соскочить. Протянула руки, чтобы он помог ей сойти, но он легко подхватил ее и держал над водой, не думая отпускать. Она выгнула спину, Саша засмеялся. Таня нахмурила брови.
– Ты как моя двоюродная сестра.
– И ты ее тоже вот так вот держал?!
– Да.
Таня отвела взгляд, обхватила руками его шею и осторожно спросила:
– Сколько сестре лет?
– Тогда пять было, – он смеялся.
Таня расцепила руки и снова выгнула спину, но он не отпускал, потому что вдруг почувствовал кое-что. И никак нельзя было, чтобы она заметила это. Он понес ее вверх по ручью. Она обняла его рукой за шею, глядя на его лицо вблизи и чувствуя его запах. Над верхней губой и на подбородке пробивалась щетина, а шея была влажной от пота. Таня отвела глаза, глянула вниз и махнула ногой.
– Поставь меня туда.
Он неловко опустил ее в воду.
Она сделала несколько шагов, но камни оказались такими острыми…
– Ой! – Таня покачнулась, и он взял ее за руку. Она вышла на траву.
– Постой, – Саша снял сланцы и шлепнул ей под ноги. Она нерешительно просунула пальцы и засмеялась:
– Моя мама говорит, что нельзя войти в одну реку дважды. Ты случайно не знаешь, что это значит?
– Нет.
– И я не знаю, – она ступила в ручей снова, но сланцы были так велики, что все норовили соскользнуть и всплыть. Она смеялась, и Саша снова взял ее за руку:
– Пошли обратно.
Они дошли до ее сандалий. Обулись и поехали домой. Он крутил педали и думал, какой сегодня замечательный день. Потом они расстались, договорившись встретиться назавтра.
17
Дома бухтел телевизор, отец лежал на диване, мать возилась в кухне.
– Есть будешь?
– Да.
Она села напротив и смотрела, как Саша ест. Хотела спросить про Ваньку, но вдруг тихо заметила:
– Ты счастлив, сынок.
Саша удивленно поднял глаза.
– Ты просто светишься весь.
Он промолчал. Она встала и вышла.
«А средний твой, Нина, – чистое золото», – говаривали соседки. Она лишь отмахивалась, не сглазить бы. Но знала, что Саша – лучшее, что у нее есть. Хотя и про другие милости судьбы старалась не забывать. Вот дом, например, что достался им в наследство от мужниной бездетной тетки пятнадцать лет назад. Или свекровь, которая любила ее, сироту, как родную дочь… Да и сам алкоголик-муж, что навсегда вошел в дурной кураж, переехав сюда из общежития, ведь что правда, то правда – никогда не поднимал на нее руки.
А она что – она ничего. Справлялась потихоньку. Главное – добыть еды, дотащить и приготовить. Столько еды нужно четырем мужикам! Потом огород еще. И вечное чувство вины за неустроенный дом.
Она жила на фоне нескончаемых взрывов бешенства мужа, как иные живут у моря, денно и нощно слыша его прибой. И еще была тайная страсть, которая надежно держала ее на плаву, – работа.
Нина пришла на завод девочкой, имея восемь классов образования. Однообразный труд, раннее замужество и трое детей не давали понять, что за удовольствие можно найти в этих ежедневных восьми часах от звонка до звонка. Но в тот год, как Ванька пошел в школу, ее свекровь как-то сказала ей с глазу на глаз: «Шла бы ты, Ниночка, учиться…» Нина удивилась. Невозможно было представить, чтобы та сказала это ее мужу. Чтобы вообще возможно было ему такое сказать…
После долгих раздумий она подала документы в техникум на заочное. В учении неожиданно открылось большое удовольствие, какого она не знала в школе. Примерно в это же время муж уволился с их завода и устроился работать сдельно, вполне сносно обеспечивая семью. Нина не скупилась на выражение благодарности, шибко не распространялась о своих занятиях и была даже рада, когда муж задерживался допоздна.
Теперь, когда она приходила на работу… С чем это сравнишь? Решались проблемы, рассасывались заторы, все начинало крутиться. Заглянув за границы конвейерного однообразия, она обнаружила стройность и красоту технологии. И поняла, что ей удалось узнать кое-что, но осталось еще больше! И это наполняло ее тайной радостью.
