Не/смотря ни на что. Махонька и Гном

– У кого – как, – сдвинул плечом Андрей. – Надька Соловей танцует в стриптиз-клубе на Коминтерна. Зойка Бегункова замуж вышла за древнего шведа и свалила к нему в Гетеборг. Ваши любимицы Танька Кошкина и Любка Токарь уехали в Грецию телом торговать. Родакам насвистели, что их греки в танцевальную группу пригласили. Маринка Бешнова отправилась туда же. Работала на фабрике елочных игрушек, и пропала там без вести. У Варьки Ткачучки – двое детей и муж-алкаш, бьющий ее смертным боем. Мы с Игорехой ездили к нему, делали, козлу, внушение, но там – такой безнадежный случай, что проще убить, чем перевоспитать. Бэлка Кац и Наташка Горбатюк торгуют шмотьем на нашем рынке и нехило выпивают. Обе, кстати, педагогический уник закончили. О Ритке Копач и Жанке Беловой – ни слуху, ни духу. Сразу после школы уехали покорять столицу. Ритка даже поступила там в иняз, но что с ней случилось потом – покрыто мраком. Ее мама эту тему жестко игнорирует. А Алка Побережная умерла во время родов. Классная была девчонка. Говорят, в Проскуринском роддоме что-то напартачили. Ее муж на этой почве крышей поехал, взял нож и пошел айболитов резать. Одного сильно поранил, теперь сидит. Все хорошо только у Ирки Красовской. Удачно вышла замуж за какого-то богатого Буратино из Питера, родила сына, не работает, регулярно приезжает к старикам в Проскуринск на шикарной машинке. Нос свой укоротила, все веснушки вывела, выглядит сейчас, как кинозвезда. С Игорехой даже не поздоровалась, когда парковала свой Ford Scorpio рядом с его Volkswagen (ом). Сделала вид, что не узнала…

– Давайте, ребята, помянем всех наших, кто не дожил до сегодняшнего дня, – едва слышно произнесла Ольга, которая полученной информацией была просто убита. Она понимала, что времена нынче лихие, но то, что этот смерч зацепит своим черным крылом практически всех ее выпускников, переварить было трудно.

Выпили, не чокаясь, закусили, помолчали.

– А чем, ребята, занимаетесь вы? – поинтересовалась она после паузы. – Торгуете одеждой? Парни переглянулись и засмеялись.

– Нет, Ольга Петровна, мы не торгуем, мы – инкассаторы, – отправил Игорь в рот кусок блинчика с кабаньим мясом. – Мы пасем торговцев.

– Как это, пасете?

– Контролируем, помогаем решать проблемы, защищаем. Мы – их крыша. Не бесплатная, конечно.

Ольга обескуражено молчала.

Андрей решил внести ясность в ситуацию анекдотом.

– «Охранная фирма „Хари-крыша“ предлагает предпринимателям свои услуги. Пока по-доброму, по-хорошему предлагает», – засмеялся он.

Губы женщины задрожали.

– Мальчики, вы что, рэкетиры? – едва слышно произнесла она.

– Ну, зачем же так прямолинейно? – промокнул рот салфеткой Жирков. – По-иному в нынешней экономической ситуации никак нельзя. Государство самоустранилось от миссии регулирования товарно-денежных отношений, а свято место пусто не бывает. Не будем крышевать мы, это станут делать другие, возможно, более жесткие, люди.

– Мы никого не лупим, не убиваем, – кинулся на помощь другу Боголюбов. – Мы просто приезжаем и забираем конверты с деньгами. Бывает, иногда припугиваем. До крайности у нас еще ни разу не доходило, торгаши – люди грамотные: телевизор смотрят, газеты читают. Так что…

«Какое счастье, что Ванька еще малец, – подумала Ольга. – Пока он повзрослеет, даст бог, все устаканится».

– А родители ваши знают, чем вы занимаетесь? – осушила она свою рюмку с коньяком.

– Думаю, догадываются, – предположил Игорь, – но под кожу нам не лезут. Их сократили с работы, и мы – единственные кормильцы наших семей. А Андрюха еще брату младшему высшее образование оплачивает и бабку-пенсионерку содержит.

– О, господи! – выдохнула женщина, пряча под стол свои дрожащие руки. – Мальчики, берегите себя! И старайтесь не преступать черту, за которой начинается тьма, очень вас прошу.

– Да не волнуйтесь вы так! – погладил ее по плечу Жирков. – Все у нас будет хорошо. Вы же знаете, мы с Андрюхой умные, хитрые, находчивые и дипломатичные. Расскажите нам лучше, как вы оказались в Уралграде, где работаете, как живете?

– У меня, ребята, сын слепой. Таким родился. Чтобы он мог посещать школу-интернат для незрячих и не отрываться от меня, пришлось обменять нашу проскуринскую трешку на уралградскую двушку. Квартира – рядом с работой, я – библиотекарь в школе-интернате. Работа неплохая, просто… нам деньги перестали платить. Да вы и сами знаете, сейчас со всеми бюджетниками такая ситуация.

– А где ваш муж?

– Муж? Объелся груш. Пропал куда-то. У него давно – другая семья.

– И как вы выживаете?

– Вяжу на продажу свитера, шарфы, платья… У меня есть вязальная машина.

Какое-то время парни молчали.

– А вы могли бы копировать фасоны и узоры пуловеров, которые наши челноки из загранки таскают? – осенило вдруг Игоря.

– В этом нет ничего сложного, – пожала плечами Котельникова.

– И что вам для этого нужно?

– Пряжа и образцы свитеров, которые нужно скопировать. Только зачем это делать? Полстраны и так ходят, как инкубаторские. Нужно менять цвета, узоры и надписи, делать изящные женские варианты…

– Вот и договорились! – хлопнул в ладоши Жирков. – Как только я решу вопрос с сырьем, поставим на поток новые модели джемперов. Места в нашем павильоне вполне хватит. Это будет наш ответ жутким турецким «Boys (ам)», «Сapuchon (ам)» и «Antarctic (ам)».

8

Несмотря на напряженную обстановку в стране, Ваня чувствовал себя в своем музыкально-школьном мире вполне уютно. Их класс был очень дружным, преподаватели чуткими, обстановка в интернате – семейно-доброжелательной. Интернатские воспитанники были приучены делиться друг с другом, помогать, сопереживать, стоять горой за своего товарища.

Особые отношения у него сложились с Машей Подгородецкой, одноклассницей, чья мама уехала на заработки в Грецию. Девочка очень по ней скучала, иногда тихонько плакала. Папа из их семьи ушел, когда ей было два года, помогал через пень-колоду.

Видя, с какой нежностью сын относится к девочке, Ольга стала приглашать ее к ним домой на выходные. Ребята вместе делали уроки, слушали музыку, ездили с Ольгой на аттракционы гастролирующего в городе чешского «Луна-парка», на лекции о знаменитых музыкантах в «Филармонию», во Дворец культуры на литературные вечера, где артисты читали вслух биографии известных писателей и их произведения.

В интернате ребята тоже не расставались – сидели вместе в классе и столовой, ходили, взявшись за руки, помогали друг другу. Девочка не была тотально слепой. Светоощущение и способность видеть контуры предметов у нее были сохранены, но вне здания интерната Маша все равно передвигалась с тростью.

У нее никак не получалось на физкультуре прыгнуть через «коня». Ваня рассчитал количество ее шагов до снаряда и, в итоге, все получилось, а наработанная таким образом мышечная память потом очень помогала девочке в других ситуациях.

Ольга Петровна очень жалела Машу, пострадавшую из-за халатности медиков. Родилась она зрячей, но раньше срока. Кроху подключили аппарату ЭВЛ, и чрезмерный объем кислорода привел к отслоению сетчатки. Как доктора могли не знать, что за недоношенными детьми нужен особый уход – темные повязки на глазах и поддержание определенного уровня кислорода в кювезе? Для родителей Маши это осталось загадкой. После постановки диагноза – ретинопатия недоношенных новорожденных пятой степени с кровоизлиянием в глаза – была проведена лазерная коагуляция, которая оказалась неэффективной. Спустя несколько месяцев Подгородецкие узнали, что эффективные операции по ретинопатии такой стадии проводят только в Ленинграде. Дождавшись квоты, они повезли Машу в город на Неве.

В клинике девочке была проведена операция, но время было упущено – зрительные нервы были уже частично атрофированы. «Радуйтесь, что ваш ребенок видит свет, различает черное и белое, улавливает общие очертания предметов, – сказали родителям офтальмологи. – Обычно при пятой стадии человек вообще ничего не видит». С тем Подгородецкие и вернулись домой. Они пытались судиться с роддомом, но из этого ничего не вышло. «Досадная случайность, – развел руками судья. – Не повезло. Такое иногда бывает».

Спустя полтора года отец Маши ушел из семьи «к женщине со здоровым ребенком». Мама девочки тяжело переживала разрыв с мужем, много плакала, не спала ночами. Думала, как им с дочкой выживать… Если бы не бабушка, снабжавшая дочь с внучкой молоком, маслом, сметаной, яйцами, мясом, им бы пришлось совсем туго.

Но с развалом страны это «туго» Подгородецких все-таки настигло. Бабуля совсем разболелась, и следить за немалым домашним хозяйством уже не могла. Проектный институт, в котором работала мама Маши, закрылся, и женщине пришлось искать работу за рубежом. Вскоре она оформила дочку в интернат и уехала в Грецию горбатиться на виноградной плантации.

В день рождения Маши Ольга испекла для нее торт, накрыла праздничный стол и подарила ей трикотажный брючный костюм собственного изготовления. Очень красивый, нежно-голубой, с изображением Белоснежки на джемпере. Ваня был просто счастлив. Он давно хотел сделать подруге ответный подарок. Дело в том, что на его день рождения Подгородецкая преподнесла ему говорящие часы-будильник, присланные мамой из Греции. Говорили они по-английски, но это не было проблемой – язык у них преподавала очень требовательная, влюбленная в свой предмет учительница. Она много времени уделяла каждому ученику, добиваясь от него идеального произношения и умения мгновенно, не задумываясь, вступить в осмысленный диалог на чужом языке. Благодаря ей, все девять учеников их класса, регулярно слушавшие с ее подачи, учебные кассеты с английскими песнями, сказками и рассказами, могли свободно общаться со своими англоязычными ровесниками.

Ольга была рада, что у сына есть подружка, хорошая умненькая девочка, готовая его выслушать, оказать помощь, разделить с ним радость от побед на его выступлениях. «Должен же сын учиться коммуницировать с противоположным полом, – рассуждала она. – Время пролетит быстро, и лет в восемнадцать-двадцать Ванька уже будет уметь строить отношения с девушками.»

Сама Ольга о своей личной жизни даже не задумывалась. Вся ее «личная жизнь» – это нуждающийся в материнской помощи сын. Какому мужику нужна женщина с ребенком-инвалидом? На то, что какой-то чужой дядя будет любить ее незрячего Ваньку, как родного, она не рассчитывала. «Жизнь показывает, что такие дети не нужны даже родным отцам, а уж чужим-то и подавно, – с горечью говорила она по телефону матери, советовавшей ей найти, наконец, приличного мужчину „не для шашней, а для материальной, моральной и физической поддержки“. – Привести в дом абы кого, пусть даже и мужчину с деньгами, чтобы он обижал Ивана – это верх легкомыслия. Обойдемся без чужаков».

И обходились. Мужчиной в доме был Ваня. Он и сумки с продуктами помогал Ольге тащить из магазина, и мусор выносил без напоминания, и уборку в доме делал. Очень любил готовить. Лучше всего ему удавались блины, жареная картошка и овощные салаты. Приготовление пищи для Ивана не было обузой. Оно приносило парню удовольствие. Ваня никогда не торопился, тщательно подготавливал рабочее место, раскладывая посуду и необходимые продукты в удобном для него порядке. Затем включал классическую музыку и под нее приступал к «творческому процессу», как он сам называл готовку.

Овощи чистил под струей воды желобковой овощечисткой, положив в раковину дуршлаг для кожуры. Со сковородой тоже управлялся без особого труда: наливал туда масло и «просматривал» руками его распределение. Начинал Иван свои кулинарные опыты с яичницы и варки пельменей. Потом перешел к более сложным блюдам – пюре и супам. Готовность определял по запаху. Закипела ли вода – по булькающему звуку.

Не все и не всегда парню удавалось. Бывали недосолы и пересолы. Порой, пригорали блины или переваривались пельмени. Иногда убегало молоко из манной каши, но Иван не расстраивался. «Неудачи бывают в любом деле, – говорил он себе. – Главное – набить руку, не боги горшки обжигают».

Ольга никогда не критиковала сына за кулинарные ошибки. Всегда хвалила его за инициативу и настойчивость в достижении цели. Она гордилась тем, что Ваня умеет себя обслужить и, даже в ее отсутствие, не остается голодным. Однажды она попала в больницу, и когда выписалась, дома ее ждал обед из трех блюд, готовить который сына научили на уроках домоводства.

С музыкальной школой у парня все тоже было в порядке. Учителя к незрячему ученику относились с неизменным пониманием и сочувствием, ведь нотного брайля у них не было. Все произведения, которые нужно было Ивану выучить, педагог по фортепиано записывал на диктофон. Сначала – игру каждой руки отдельно, а затем, еще раз, – исполнение двумя руками. Сначала они разбирали часть произведения на уроке. Педагог играл нотный текст каждой руки, парень его повторял. Потом, дома, прослушав запись, он без труда мог вспомнить все, что они проходили, соединяя двумя руками обе части прослушанного.

Ваня блестяще играл серьезные произведения великих композиторов, участвовал во многих музыкальных конкурсах, где занимал призовые места. Исполнилась и его давняя мечта – сыграть вместе с оркестром.

В интернате же наступили сложные времена. Возник острый дефицит учебной литературы со шрифтом Брайля. Учебники Ольге Петровне приходилось заказывать из других городов и долго ждать их прихода. В результате многие педагоги были вынуждены менять программу в соответствии с имеющимися по Брайлю книгами.

Иван при этом не потерял интерес ни к истории, ни к географии, ни к литературе. Четверка у него была лишь по математике, остальные – пятерки.

Ольга, видящая, как размагнитись другие дети в отношении учебы, радовалась тому, что Ваня не замечает происходящего в стране бардака. В первую очередь, отсутствия образовательной перспективы и нормального трудоустройства. Все, кроме него, уже поняли, что сносно жить в условиях разрухи, смогут лишь коммерсанты, челноки, мешочники. Что не время сейчас для людей искусства. Что в условиях выживания не нужны никому ни артисты, ни художники, ни музыканты. Поняли все, кроме Ивана, продолжавшего твердить, что он станет знаменитым певцом, и отец, который о нем совсем забыл, еще будет гордиться тем, что носит с ним одну фамилию.

Спустя полгода деньги бюджетникам все-таки стали выплачивать, но с таким опозданием, что за них уже мало что можно было купить – такая была инфляция. Если бы не халтурка со свитерами, связанными Ольгой по заказу ее бывших учеников, им пришлось бы совсем туго. Женщина в который раз поблагодарила Провидение, направившее ее на работу в интернат. Последний не только стал их кормильцем в прямом смысле этого слова, но и позволял Ольге отлучаться по делам ее мелкого бизнеса. Она знала, что ее коллеги-воспитатели всегда присмотрят за сыном, накормят его и вовремя уложат спать.

Правда, ей было невдомек, что Ванька по ночам не спит, а читает своего любимого Конана Дойла. Свет ему для этого был не нужен – он прятал под одеяло книгу с брайлевским шрифтом и, водя пальцами по наколотым дырочкам, читал ребятам увлекательные «ужастики»: «Кожаную воронку», «Коричневую руку», «Случай с леди Сэннокс», «Перстень Тота»… Читал почти шепотом, но таким жутким голосом, что мальчишки едва не описывались от страха. Да и ему самому потом снились всякие ужасы.

Но парню ему приснился совсем иной сон: молодой незрячий музыкант, аккомпанируя себе на гитаре и губной гармошке, пел:

Переведи меня через майдан, Где плачет женщина, – я был когда-то с нею. Теперь пройду и даже не узнаю. Переведи меня через майдан.

«К чему бы этот сон?» – с опаской подумал Иван. – В прошлый раз мне снился «Майдан», перед тем как мама сообщила, что папа с нами развелся и уже вряд ли приедет в гости. Неужели снова случится что-то плохое? Надо будет рассказать об этом Маше. Она, как никто другой, умеет меня успокоить».

Но Маша его не успокоила. За завтраком она была тихой и грустной, все время вздыхала и время от времени всхлипывала. Почувствовав настроение девочки, Ваня не стал к ней лезть со своими опасениями.

– Что происходит, Машута? – поинтересовался он, так и не дождавшись, что та сама поведает ему о своих неприятностях.

– Уезжаю я, Ванька, – громко всхлипнула девочка. – Навсегда…

– Куда? – выдохнул тот, чувствуя, как сильно забилось его сердце.

– В Грецию. Мама вышла замуж за старого толстого грека. Она говорит, что он сказочно богат – у него собственные мандариновая и виноградная плантации. Что это – очень хорошая и теплая страна, там рядом – море, много солнца и витаминов…

– Какой это город?

– Это не город… Какая-то провинция с труднопроизносимым названием.

– Когда ты уезжаешь? – совершенно чужим голосом прошелестел Иван.

– По… послезавтра, – задохнулась Маша в слезах.

Руки мальчика мелко задрожали. Он обнял подружку за плечи.

– Не забывай меня, пиши мне чаще. Ладно? Я закончу консерваторию, стану известным музыкантом, приеду в Грецию и заберу тебя обратно в Россию. Мы с тобой обязательно поженимся, заведем детей и будем жить долго и счастливо.

Девочка утвердительно затрясла головой. Больше ничего она сказать не успела.

– Подгородецкая, за тобой мама пришла! – раздался из глубины коридора голос дежурного воспитателя. Маша поцеловала Ивана в щеку и, всхлипывая, пошла на голос педагога. Ваня же, как вкопанный, продолжал стоять у подоконника. Затем побежал вдруг в актовый зал, сел за фортепиано и стал играть Сонату №9 Скрябина. Играл громко, самозабвенно, выплескивая наружу все свои боль, отчаяние, разочарование, глубину неутолимой печали. Услышав из библиотеки звуки пьесы, имеющей прозвище «Черная месса», Ольга Петровна вскочила на ноги и понеслась в актовый зал. Она поняла, что с сыном случилось что-то ужасное.

Узнав мать по походке и запаху, заплаканный Ванька бросил играть и едва слышно произнес:

– Мам, Машу увезли… В Грецию… Навсегда… Как мне жить дальше?

– Один мудрый человек сказал однажды: «Господи, дай мне силы принять то, что я не могу изменить. Дай мужество изменить то, что в моих силах, и дай мудрость отличить одно от другого», – обняла она мальчика. – Пока что, мы не можем изменить ход событий. Стало быть, должны их принять. Пойдем ко мне, попьем чаю с пряниками.

9

Наступил 2000-й год. Назвать его спокойным было трудно. Страна не успевала оправляться от потрясений: то жилой дом взорвется в Хабаровске, погребя под руинами его жителей, то произойдет серия терактов с использованием заминированных грузовиков – следствие Второй чеченской войны. То соберет свою кровавую жатву взрыв в московском метро, то потерпит катастрофу в Баренцевом море атомная подводная лодка «Курск», то загорится Останкинская телебашня… «Что вы хотите – високосный год, – разводил народ руками. – Видно, сильно мы нагрешили. Спасибо, что Боженька не послал нам землетрясение или второй Чернобыль!» Иван в это время учился в выпускном классе и собирался поступать на вокальное отделение Уралградской консерватории. А куда же еще? Вокал был главным увлечением Котельникова. Пение расслабляло его, помогало на время забыть обо всех неприятностях и поверить в лучшее. А причин для уныния у молодого человека хватало, это – страх не поступить в консерваторию, отсутствие вестей от Маши, которую он никак не мог забыть, но, в первую очередь, – стремительно ухудшающееся здоровье матери, которая трижды за последний год лежала в кардиологии.

Оно и понятно: Ольга Петровна много работала. Днем – библиотекарем, ночью – дежурным воспитателем. А что было делать? На оплату специализированных товаров (приборов, грифелей для письма по Брайлю, специальной бумаги, техники с говорящими функциями) средств не хватало. Цены на них были заоблачными. Опять же, перед поступлением в музыкальный вуз нужно было нанять двух репетиторов. Одного – по вокалу, работающего там же, в консерватории. Другого – по информатике, который помог бы Ивану в совершенстве овладеть компьютером. Да и сам этот компьютер нужно было непременно купить, ведь она, Ольга, уже не сможет, как в школьные годы, по три-четыре часа перед сном читать сыну учебники – по ночам ей нужно работать.

Вскоре репетитор по вокалу был найден. Им оказалась преподаватель консерватории Майя Владимировна Сивцова, многому научившая Ивана и давшая ему хорошую вокальную базу. Она уделяла много внимания дыханию ученика, близкому и свободному звуку, следила за отсутствием горлового призвука. Сивцова была очень требовательной, не делая поблажек ни на пол, ни на возраст, ни на состояние здоровья. Педагог постоянно организовывала классические вечера, на которых Котельников вместе с другими ее учениками отрабатывал свое мастерство. «Береги голос, чтобы в нем не появилась хрипотца, – внушала она парню. – Скоро закончится мутационный период, и ты сможешь овладеть академическим звуком. Тебе ведь в консерватории придется заниматься не эстрадным, а академическим вокалом». И Ваня стал с нетерпением ждать этого момента.

Чуть позже решился вопрос и с компьютерным гуру. За это дело взялся интернатский преподаватель парня – молодой и задорный Игорь Васильевич Кудрин, который дополнительно занимался с Иваном три раза в неделю. Вскоре у Котельникова появился и собственный компьютер, который Ольге Петровне за символическую цену продал ее бывший ученик Игорь Жирков. Тот самый, который пару лет назад занимался рэкетом и продавал на базаре связанные ею «псевдобойсовские» свитера. Теперь он был совладельцем фирмы «Юзер», которая торговала привезенными из-за границы портативными компьютерами.

Ваня был несказанно рад приобретению. Он понимал, что это – возможность подняться на новый уровень, расширить кругозор, найти друзей по интересам. Теперь в любой момент он мог «побывать» на экскурсиях в разных городах, послушать новости, музыку, свои любимые мюзиклы и оперы «Фаринелли-кастрат», «Эвита», «Богема», «Турандот», «Королева фей».

Да и само общение с Кудриным доставляло ему удовольствие. Игорь Васильевич был самым молодым и самым юморным учителем в интернате. Когда он только начинал преподавать Ивану информатику и не знал, как объяснить незрячему человеку, что такое рабочий стол компьютера, он пальцем рисовал ему на спине прямоугольник и обозначал, где какие иконки находятся. Так у парня сформировался некий образ происходящего на экране. Плюс, конечно, компьютеры у них были «говорящими». Игорь Васильевич открыл на них ребятам «Блокнот» и разрешил тыкать на все кнопки. Ученики с удовольствием это делали, а вычислительная машина громко произносила буквы и цифры, написанные на нажимаемых кнопках. Так незрячие ученики и запомнили всю раскладку.

Сейчас Иван уже в совершенстве владел основными функциями своего ПК. И это в то время, когда 20% населения страны вообще не знали, что такое интернет, 37% о нем «что-то слышали» и только 4% им регулярно пользовались.

Казалось бы, с такими способностями, как у него, бояться провала при поступлении в вуз не стоило, но молодой человек боялся. Однажды он подслушал разговор матери и Майи Владимировны. Последняя говорила, что их ректор делает все возможное, чтобы пресечь поступление в консерваторию инвалидов I-ой группы, особенно незрячих. «Нет, он не жестокий, – вздыхала репетитор. – Просто со слепыми – много возни. Во-первых, им нужно увеличивать время для сдачи экзамена, ведь по Брайлю писать дольше, чем ручкой на бумаге. Во-вторых, такие студенты обычно рассчитывают на скидки, а многие преподаватели делать их не хотят. В-третьих, в вузе нет учебников со шрифтом Брайля, нет специального брайлевского принтера, на котором можно было бы распечатать билеты или вспомогательные материалы. В-четвертых, после лекций студентам нужно отправляться на индивидуальные занятия, которые проводятся в разных музыкальных школах города: в одних – вокал, в других – фортепиано, в-третьих – дирижирование. Вы представляете, что это такое для незрячего человека?

– Не волнуйтесь, Майя Владимировна, он справится, – уверенно ответила Ольга Петровна. – Я знаю своего сына.

Услышав это, Иван стал бояться еще больше, ведь он не мог не оправдать доверия матери, которая вложила в него столько сил, средств и здоровья. К тому же, парень просто не представлял себе, чем займется, если не поступит в консерваторию. Где будет работать? Не в Русиново же ехать, собирать медицинские пипетки?

Эти страхи испортили ему всю радость от успешно сданных выпускных экзаменов и получения аттестата зрелости, в котором были всего четыре четверки – по алгебре, геометрии, физике и химии. Правда, оценки в аттестате интересовали приемную комиссию в последнюю очередь. Главным было – пройти собеседование, не завалить сольфеджио, гармонию, фортепиано и самое важное – вокал.

Проблемы начались уже на собеседовании.

– И как вы себе это представляете, молодой человек? – раздраженно вздохнула пожилая дама с седыми букольками а-ля «мисс Марпл», рассматривая документы Котельникова. – Я вижу ваш аттестат, диплом о среднем музыкальном образовании, ваши награды, но также вижу и медицинскую справку. Вы же – инвалид I-ой группы!