Не/смотря ни на что. Махонька и Гном

Не/смотря ни на что. Махонька и Гном

Татьяна Владимировна Окоменюк

© Татьяна Владимировна Окоменюк, 2025

ISBN 978-5-0065-9892-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не/смотря ни на что

«Переведи меня через Майдан,Через родное торжище людское,Туда, где пчелы в гречневом покое,Переведи меня через майдан»,

– безостановочно вертелась в голове Ивана песня, впервые услышанная им еще в раннем детстве. Тогда ему было лет пять или шесть. Они прогуливались с мамой по Арбату, приехав из далекого уральского Проскуринска в Институт микрохирургии глаза. На следующий день у них был прием у мирового офтальмологического светила Вячеслава Федотова. А пока они просто вдыхали весенний воздух столицы, наслаждались звуками ее разноязыкого гомона, ели мороженое, слушали игру уличных музыкантов: скрипачей, флейтистов, саксофонистов.

И тут его слух вычленил нечто особенное: кто-то потрясающе пел песню «Майдан», аккомпанируя себе на гитаре и губной гармошке. Он буквально кожей уловил тот драйв, с которым музыкант исполнял это, совсем не детское, малопонятное ему произведение. Впрочем, смысл этой песни был для него совсем не важен, его заворожили голос исполнителя и удивительная мелодия, льющаяся из-под его рук.

– Мам, кто это так чудесно поет? – поинтересовался мальчик.

– Слепой музыкант, Ванюша, – ответила та.

– Такой же, как в книжечке, которую ты мне читала?

– Нет, сыночка, Петя Попельский был пианистом, а этот парень играет на гитаре и губной гармошке.

– А как он выглядит?

– Невысокий, худенький, кудрявый, лет восемнадцати-двадцати. В круглых солнцезащитных очках. У него в руках – старенькая потертая гитара, на шее – специальный держатель для губной гармошки. Рядом с ним сидит его верный друг – рыжий пес-поводырь породы лабрадор. Он охраняет трость своего хозяина и его зеленый брезентовый рюкзак.

– А я смогу играть и петь так же, как он?

– Конечно, сможешь. Ты – талантливый и упрямый, обладаешь завидной памятью и исключительным слухом. Главное, сынок, чтобы нам помогли в клинике. Люди говорят, что Федотов творит настоящие чудеса…

В тот раз чуда не случилось. «Современная офтальмология пока не располагает методиками лечения врожденной атрофии зрительного нерва, – развел руками академик. – Хирургическое вмешательство может исправить только механические нарушения. В вашем же случае, восстановить зрение совершенно невозможно».

Перед отъездом домой они снова сидели в открытой кафешке на главном «гульбаре» москвичей, ели так понравившееся им ванильное мороженое с шоколадной крошкой и снова внимали «Майдану» в исполнении вчерашнего музыканта.

Ваня слышал, что мама плачет, тихо, почти беззвучно.

– Не плачь, мамулечка, я и без глазиков стану известным музыкантом, вот увидишь, – погладил он родительницу по мелко дрожащей руке. – Давай не будем больше ездить по Айболитам, а то после беседы с ними ты всегда сильно расстраиваешься.

– Давай! – согласилась она, но после строчки: «Мой сын поет сегодня на майдане» заплакала с новой силой.

С тех пор, накануне каждого негативного события в жизни Ивана Котельникова, подсознание включало ему «Майдан». Иногда со словами, иногда – просто музыку Сергея Никитина, и он уже знал: его ждет очередное серьезное испытание.

1

О том, что их сын родился слепым, Котельниковы узнали не сразу. До трех месяцев по характеру реакций и поведению он мало чем отличался от зрячих младенцев. Потом Ольга с Олегом стали замечать, что наследник малоподвижен, замкнут и как бы «погружен в себя». Ваня не реагировал на движение, игрушки, других детей, не улыбался родителям, не пытался садиться и переворачиваться со спинки на животик.

Педиатр озабоченно покачал головой и дал испуганной Ольге направление к офтальмологу. Последний, помявшись, изрек:

– Боюсь ошибиться, но, по всем признакам, у ребенка – атрофия зрительных нервов. Это заболевание возникает при нарушении работы нервных волокон, передающих в мозг картинку. Причиной подобного диагноза может быть родовая травма. Советую вам проконсультироваться в областном центре микрохирургии глаза, там диагностическая аппаратура куда лучше нашей.

Котельниковы не просто растерялись, они были раздавлены предварительным диагнозом и очень надеялись на то, что он окажется ошибочным. Увы, областные эскулапы подтвердили предположение своего проскуринского коллеги. Тогда-то Олег с Ольгой впервые услышали страшное в своей безнадеге слово «тотальник».

– Смиритесь, дорогие родители! – сочувственно произнес седой профессор. – Атрофия зрительного нерва пока не лечится, но ученые работают над возможностью его трансплантации. Я верю в то, что рано или поздно у них это получится. А пока уделяйте все свое внимание физическому, психическому, музыкальному и интеллектуальному развитию малыша, который остро нуждается в ваших любви и внимании.

Но Котельниковы не смирились. Они продолжали возить Ваню на различные обследования в надежде, что врачи найдут хоть какой-то вариант лечения. Но те не предложили ничего, кроме массажа и витаминной поддержки. И в Уралграде, и в Питере, и в Москве убитые горем родители слышали одно и то же: «Подобные патологии лечению не поддаются. Не тратьте понапрасну деньги, ждите прорыва в медицине».

Пассивно ждать супруги не захотели. Они лихорадочно искали выход, переориентировавшись на нетрадиционную медицину. На знахарей, травников и народных целителей у них ушли последние деньги. Этот факт сильно озадачил молодую семью. Растить и воспитывать ребенка с особыми потребностями на водительскую зарплату Олега было проблематично, особенно после того, как стало ясно: вернуться к учительской деятельности Ольге вряд ли удастся. Отныне ее профессия – выхаживание, воспитание и обучение сына-инвалида.

Осознав это, Котельниковы впали в отчаяние. Им было страшно представить себе, какая жизнь ждет их ребенка, лишенного возможности видеть красоту окружающего мира. Они не могли смириться с тем, что Ваня не будет ходить в обычный детский сад, не будет играть с мальчишками в футбол, плавать, кататься на велосипеде. Никогда не научится водить автомобиль, а будет медленно передвигаться вдоль улицы, прощупывая перед собой дорогу белой тростью. Супругов будто придавило бетонной плитой. Они то плакали, обнявшись, то проклинали свою судьбу, то днями молчали. Постоянное напряжение и непроходящий стресс привели молодых людей к психотерапевту.

– Примите произошедшее, как данность, – увещевал их молодой доктор в очках с толстыми стеклами. – Из всех инвалидных заболеваний слепота считается самой сложной в своих особенностях, поскольку отрицательно влияет на психическое, физическое и эмоциональное развитие ребенка. Именно от вас зависит, сможет ли ваш сын нормально развиваться, учиться и общаться с другими людьми. Воспринимайте Ваню как здорового ребенка. Подарите ему обычное детство, и помните: вам предстоит нелегкое испытание – адаптировать незрячего ребенка к нормальной жизни. Для этого нужны силы, спокойствие и безграничное терпение. Около сорока миллионов людей на Земле – полностью слепы. Их жизнь сильно отличается от жизни зрячих. Тем не менее, они учатся, работают, занимаются спортом, влюбляются, заводят детей. Слепота не мешает им наслаждаться жизнью и быть счастливыми.

«Легко сказать, да трудно сделать, – ворчал Олег по дороге домой. – Ты, как хочешь, а я к этому „психуятору“ больше не ходок. Лучше бы подсказал, где денег по-крупному заработать. Я уже голову сломал, у кого еще можно перехватить до зарплаты, чтобы рассчитаться с массажистами-колдунами-травниками. Мы всем должны. Придется моцик продать».

Через несколько месяцев финансовый вопрос встал перед Котельниковыми уже настолько остро, что впору было идти на паперть, и глава семьи решил отправиться на заработки. Двоюродный дядька позвал его в Архангельскую область, к себе, на горно-обогатительный комбинат. И не абы куда, а на разработку месторождений алмазов.

Ольга – в плач:

– Ты что, оставишь меня одну со слепым ребенком на руках? Я не справлюсь! Ты же знаешь: мама мне не помощница – ей не на кого оставить парализованного отца и домашнюю живность.

– Прекрати паниковать! Все ты справишься, – стукнул Олег кулаком по столу. – Там водителю карьерного самосвала платят вдвое больше, чем здесь. Вдвое! Кроме того, на комбинате широко распространены компенсации, надбавки и премии. А потом, я же буду приезжать: три месяца работы – один месяц отпуска. Как капитан дальнего плавания. Я больше нигде столько не заработаю, просто нигде!

Крыть Ольге было нечем. Им и раньше, без сына, при двух зарплатах, денег не особо хватало – съемная квартира, мебель и мотоцикл – в рассрочке, а уж теперь-то…

2

Олег улетел на вахту. Ольга осталась одна с восьмимесячным Ванюшкой. Ей было очень страшно, ведь если с сыном что-то случится, она даже не знает, к кому ей обратиться – не маме же в Белоруссию телеграмму давать. К тому же, Котельникова понятия не имела, как воспитывать незрячего ребенка. Шел 1983 год – в Проскуринске не было ни специализированных заведений по данному профилю, ни филиала Всероссийского общества слепых. Оставалось действовать методом проб и ошибок.

Ольга все время находилась рядом с сыном, не оставляя его ни на минуту. Спала с ним в одной постели, причем, всегда лицом к нему. Женщина панически боялась, что младенец перестанет дышать, неловко перевернется или скатится с кровати. По совету патронажной сестры она с самого начала не пеленала Ваню, оставляя его ручки свободными для того, чтобы он мог ими «изучать» окружающую его обстановку. Потом перестала пеленать и ножки. Вот и боялась, что однажды он переползет через барьер из подушек и ухнется на пол. Боялась она напрасно: попыток нарушить границы сын не предпринимал. И это пугало еще больше.

«У малоподвижных детей медленно развивается вестибулярный аппарат, а это тормозит активность движений, – сообщили молодой маме в детской поликлинике. – Чтобы компенсировать отставание, нужно как можно чаще брать Ваню на руки и всюду двигаться вместе с ним».

Придя домой, Ольга села за швейную машинку и соорудила для сына специальный рюкзачок «кенгуру». С этого момента она даже в туалет ходила вместе с ним, не говоря уже о готовке, уборке, походах на молочную кухню и в магазины. Передвигаясь вместе с мамой, Ваня совершал пассивные движения и получал хороший телесный контакт, столь необходимый слепому младенцу.

Вскоре Ольга стала замечать, что сын все чаще улыбается ей, обнимает за шею, ощупывает ее лицо и руки. В женском отрывном календаре, висящем у них на кухне, она прочла совет для мам слабовидящих младенцев: «Смастерите для малыша специальное одеяло из лоскутов тканей с различной текстурой. По его краям пришейте колечки, пуговицы, шарики от погремушек, катушки от ниток, веревочки, бубенцы. Пусть все это он изучит руками, переворачиваясь со спинки на животик, с левого бочка на правый и наоборот. Поощряйте желание ребенка использовать руки для обследования различных предметов и материалов. Показывая ему что-либо, управляйте его руками. Накладывайте на них свои и одновременно рассказывайте ребенку, какого цвета предмет, какова его форма, для чего он служит и как им пользоваться».

Обрадовавшись подсказке, женщина в этот же день сшила Ванюшке одеяльце, и он так полюбил играть с шариками, прищепками, колечками и катушками, что на купленные в магазине игрушки не обращал никакого внимания. Следующим шагом развития ребенка стали динамичные игры и упражнения под музыку, которая звучала в квартире с утра до вечера. Ольга пела детские песенки из мультфильмов и танцевала под музыку, доносящуюся из телевизора и проигрывателя. Вскоре и Ваня стал подпрыгивать в своей «кенгурушке» и подпевать матери, сначала без слов, потом с каким-то их подобием.

К огромной ее радости, мальчик, хоть и с опозданием, но начал-таки сидеть, ползать и стоять, держась за опору. Стал прислушиваться к звукам: крикам детей во дворе, сигналам машин на улице, телефонным звонкам, свисту закипающего на кухне чайника. Значение каждого из них Ольга терпеливо разъясняла: «Это, Ванюша, нам папа звонит из северного города Мирный. Он там работает на большой-пребольшой машине, которая называется БелАЗ. Он по тебе очень скучает и скоро приедет домой», «Это, сынок, – мусорная машина недовольно сигналит. Наверное, наш сосед Кукушкин опять припарковал свою „Ладу“ у нее на пути. Сейчас он выскочит из подъезда во двор и будет громко ругаться с водителем мусоровоза», «О, чайник вскипел! Идем на кухню пить чаек с медом».

В два года Ваня уже довольно прилично ходил и разговаривал. Умел на слух определять, куда упала игрушка, и найти на ощупь исчезнувшие предметы. Целиком и полностью это было заслугой Ольги, не зря же она с красным дипломом закончила педагогический вуз. Ежедневное чтение и последующее обсуждение с сыном книжек Барто, Михалкова, Чуковского, Маршака, сказок Андерсена, Перро, братьев Гримм, занятия с Ваней лепкой из пластилина и оздоровительной гимнастикой возымели свое действие. Вскоре слепой ребенок бойко рассказывал наизусть услышанные от мамы стишки, сам застегивал пуговицы, тщательно чистил зубы, убирал в коробку от телевизора все свои игрушки.

Беседуя с ребенком, Ольга описывала ему каждое свое действие: «Вот я беру маленькую ложечку, набираю в нее немного творожка и несу прямо к твоему ротику. Ааам! Ай, какой вкусный творожок. Ваня его очень любит и всегда просит добавки. Правда, сынок?», «А сейчас я беру расческу. Ой, уронила ее на пол. Поднимаю расческу с пола и расчесываю Ванюшкины волосы. Они у тебя мягкие и кудрявые, как у плюшевой овечки, которую тебе подарил папа. Ты любишь расчесывать овечку. Правда? Тогда бери расческу и делай ей прическу», «Ой, мы с тобой чуть не ударились лбом о стенку. Давай побьем ее ручками. А-на, а-на тебе, стенка за то, что мы тебя не заметили и едва не набили шишку на лбу!» И так – весь день. Муторно, конечно, но подобная практика приносила свои плоды.

Вначале Ваня немного отставал от сверстников: у него медленно развивалось мышление, возникали затруднения в попытках овладения предметными действиями. Но, благодаря своей любознательности и настойчивости, вскоре он стал догонять ребят. Желая исследовать мир, мальчик трогал все, что попадало ему под руки. Ему было интересно изучать содержание маминой сумки, трогать в парке витрину с мороженым, хлопать ладошкой по поверхности воды в фонтане, гладить по спинке соседскую кошку, слушать пение птиц за окном…

А сколько он задавал вопросов! Ольга не успевала на них отвечать. А еще у Вани была поразительная слуховая память, благодаря которой он безошибочно пародировал все услышанные им звуки: от собачьего лая и кашля сидящей на скамейке старушки до свиста дворовых пацанов и «смеха», издаваемого диким голубем вяхирем. В окружающей его звуковой какофонии мальчик находил бесконечное множество оттенков, ускользающих от зрячих. А еще Ольга привлекала сына к повседневным делам, чтобы тот усваивал бытовые навыки и понимал причинно-следственную связь происходящих событий. Она всегда помнила, что умение обслужить себя без посторонней помощи – главное, чему она должна научить сына, ибо именно это является основным шагом на пути к полноценной адаптации незрячего человека в зрячем обществе.

И все же смириться со слепотой ребенка женщина никак не могла. Она чувствовала себя виноватой в том, что с ним произошло, и все время задавала себе вопрос: «За что мне это наказание? Что в своей жизни я сделала неправильно?» Ольга все время ждала чуда. Ей казалось, что, проснувшись однажды утром, она поймает направленный на нее, осмысленный, взгляд Вани, но этого не происходило.

Котельникова очень уставала. Растить в одиночку инвалида первой группы было предельно трудно. В ясли его не брали, специализированного садика в Проскуринске не было. Ее мама однажды приехала к ним из своих Лисичек, посмотрела на внука, покачала головой, поцокала языком и изрекла: «Видно, Олюшка, нагрешили чем-то наши предки, раз господь послал нам испытание – инвалидов выхаживать. Проклял кто-то всю нашу женскую линию: прабабка твоя, Бреслава, родила сына глухонемого, бабка Ядвига, почитай, всю жизнь прожила с безногим дедом Юрасем, я папу твоего парализованного даглядаю, ты – сына слепого. Это – наш родовой крест». Сказала и на следующий день уехала обратно. Хорошо хоть домашних продуктов привезла: мяса, яиц, грибов, сыра, меда, клюквы в сахаре.

Заходили пару раз коллеги из школы, приносили деньги от профсоюза, костюмчик и игрушки для Ивана. Они смотрели на Ольгу с такой жалостью, а на Ваню – с таким ужасом, что Котельникова от неловкости готова была провалиться на первый этаж. Нет, в подвал, а то и вообще – сквозь землю.

Что же касается Олега, то вначале он, и в самом деле, раз в три месяца являлся на побывку домой. Позже перешел на график – раз в полгода. А потом заявил супруге, что неразумно всю жизнь платить за съемную жилплощадь ее хозяину. Пора собирать на собственную кооперативную квартиру, пока еще есть здоровье. А то ведь на севере такие условия для жизни, что не сегодня-завтра инвалидом станешь. И что тогда? Уж лучше он не будет тратить деньги на перелеты домой и летние поездки с семьей на море, а загрузится работой по самое «не могу», и через пару лет они уже будут жить в собственной квартире.

Ольга не роптала. Во-первых, в словах мужа был свой резон, а, во-вторых, они с Иваном уже привыкли жить без Олега, который в свои приезды чувствовал себя с сыном как-то… неловко, чтоб не сказать отчужденно. Он привозил ему подарки, ходил с ним в зоосад, парк аттракционов, в кафе на мороженое, ездил с ними на турбазы, но Ольга чувствовала: стараясь быть хорошим отцом и мужем, Олег делал над собой усилие, оживляясь лишь за день до своего отлета на вахту. Все остальное время он был понурым, раздраженным, нервным. Секса с женой он не хотел, ссылаясь на вечную усталость. Даже пошлую частушку ей исполнил, чтоб не приставала со своими ласками:

Уезжал на Север я

С чемоданом кожаным,

А вернулся восвояси

С хреном отмороженным.

Успехи Ваньки его не радовали. Он воспринимал их, как должное, – «пацан – слепец, а не дебил». Олег не играл с сыном, не целовал его, не катал на плечах, не подбрасывал до потолка, как делают другие отцы со своими детьми. Он просто терпел их с Ольгой, как посланное сверху наказание.

«А ты, девка, как думала? Мужик молодой, интересный, при деньгах, годами живет вдали от тебя. Конечно, у него на северах, кто-то есть, – „успокоила“ Котельникову соседка баба Лида. – Главное, что деньги переводит исправно. И на том спасибо. Вот у Райки Охлопковой из второго подъезда ДЦП-шник родился, так ейный Юрка дикий скандал устроил и тут же бросил ее с пацаном. Сейчас алименты инвалиду платит – полкопейки с белой зарплаты, устроившись на полставки лаборантом на силикатный завод. Там за него кто-то работает и деньги получает, а сам Юрка со своей новой бабой бизнесом занимаются, типа „купи-продай“. Вот так. А твой Олег, сказывала почтальонша, регулярно шлет вам с малым крупные переводы, тьху, тьху, тьху, чтоб не сглазить. Приличный мужик, стало быть, благородный».

Нет, Ольга, конечно, не раз слышала, что при рождении в семье ребенка с особенностями папашки часто не выдерживают психологической нагрузки и «соскакивают на полном ходу с несущегося вперед поезда», оставив жену в одиночку расхлебывать кашу, которую заварили вместе. Они заводят новые отношения и новых детей в надежде доказать себе и всему миру, что «бракованными» являются не их гены, а гены супруги. Слышала, но никогда не думала, что это может коснуться их с Олегом. И вот – на тебе!

3

То, что у Вани – ярко выраженные музыкальные способности и блестящая память, Ольге стало ясно сразу. Когда она включала магнитофон с песнями, младенец так заслушивался, что прекращал капризничать, и можно было спокойно его кормить, купать, лечить.

В два года он заговорил. Даже не заговорил, а вначале запел: «Ой, люли-люли, прилетели гули». От счастья Ольга едва не разрыдалась. Она ждала от сына слов «мама» или «дай», но никак не целую строчку из колыбельной, которую ему часто пела перед сном. Причем, с музыкальной стороны, исполнил ее Ваня абсолютно правильно.

Дальше – больше. Он стал напевать детские песенки, услышанные им в мультфильмах и на пластинках, которые в немалых количествах покупала для него Ольга. Чуть позже – взрослые песни о любви, из репертуара Пугачевой, Ротару, Леонтьева, ВИА «Веселые ребята».

Когда Ване исполнилось три с половиной года, женщина стала водить его в вокальный кружок для самых маленьких, открывшийся в их Дворце культуры. Вначале незрячего ребенка принимать категорически отказывались, но услышав, как он исполняет партии всех персонажей мюзикла «По следам бременских музыкантов», сомнения отпали. «У вашего сына – поразительный слух. Он тонко чувствует музыку и ритм, – заметил Котельниковой руководитель студии „Соловейки“. – Непременно развивайте его в этом направлении».

И Ольга купила Ване детское фортепиано. Она сажала его себе на колени, и мальчик привыкал к клавишам, хаотично хлопая по ним своими маленькими пальчиками. Женщина объясняла ему, что длинные клавиши – белого цвета, короткие – черного, и звучат они по-разному.

Заметив острый интерес сына к инструменту, Котельникова наняла для занятий с ним опытного учителя музыки – Анну Петровну Владимирскую, и та начала ему «ставить руку».

Чтобы Ваня понял, как это правильно делать, педагог клала ему в ладонь большую сливу или мандарин, которые к концу занятия оказывались съеденными. Несколько месяцев руки, шея и туловище паренька были очень напряжены. Чтобы расслабить мышцы и выровнять пальчики, они с Владимирской на каждом занятии выполняли физические упражнения, и дело пошло.

Сначала они играли коротенькие песенки на одной нотке, потом прохлопывали на коленках их ритм. Чуть позже научились подбирать мелодию и изображать на инструменте звуки зверей: писк мышонка, походку слона, мычание коровы, жужжание мухи. Потом перешли к изучению гамм. Вначале играли гамму одним пальцем, затем двумя… Со временем Ваня разучил упражнения Ганона и этюды Черни, за которыми последовала игра двумя руками. Под руководством Анны Петровны мальчик слушал и анализировал музыкальные сказки, изучал звуки, запоминал ноты, учился подбирать мелодии на слух.

Когда талантливому ребенку исполнилось пять лет, Ольга привела его на прослушивание в музыкальную школу. Как водится, проверили слух, попросив его спеть песенку, прохлопать ритм и угадать, сколько нот одновременно сыграл на фортепиано экзаменатор. Для Вани, воспринявшего вступительный экзамен как игру, это не составило труда – он жаждал разнообразия и был рад поводу ежедневно оставлять давящие на него стены квартиры. Педагогам сразу стало понятно: мальчика ангел в темечко поцеловал и, в порядке исключения, его приняли.

В это же время приехал Олег с деньгами, и Котельниковы, по льготной очереди, купили трехкомнатную кооперативную квартиру в центре Проскуринска. Ольга надеялась, что муж проведет с ними весь отпуск, но тот лишь помог им обустроиться в новом доме и тут же вернулся обратно в Мирный. А, может, и не в Мирный. «Кто знает, куда он помчался сломя голову, – с грустью думала женщина. – Не скандалить же с человеком, оплачивающим семье жилплощадь, питание, отдых, музыкальное образование и лечение. На днях вон снова поедем в Москву. Там открылся новый лечебно-диагностический центр микрохирургии глаза. Пресса пишет, что академик Федотов творит настоящие чудеса, возвращая зрение даже самым безнадежным больным. А вдруг нам повезет?»

Не повезло. Мировое офтальмологическое светило поставило окончательную точку в этом вопросе. Наплакавшись, Ольга окончательно приняла свою судьбу и успокоилась. «Да, я – мать-одиночка незрячего ребенка, – сказала она себе. – У меня больше нет иллюзий, что сын прозреет, но я абсолютно уверена в том, что он талантлив и обязательно будет счастлив. И я ему в этом помогу».

И она помогала, пытаясь расширять границы узкого мира, в котором существовал ее ребенок. Сначала купила ему трехмесячного кенара Кешу в клетке, который будил мальчика по утрам имитацией звонка будильника. Через пару месяцев пернатый член семьи перестал петь, свистеть, щелкать, имитировать звуки дверного звонка и телефона. Он начал лысеть, хрипеть, отказываться от еды. Кеша подолгу сидел на одном месте, не желая летать по комнате и купаться в плошке с водой, стоящей у него в клетке. В ветеринарной клинике предположили, что болезнь птицы связана со сквозняками и сухостью воздуха в квартире. Предложили трижды в день орошать кенара водой из пульверизатора и давать ему витаминные добавки.

Не помогло. Через неделю Кеша почил в бозе. Ванька был безутешен. Он все время плакал, причитая, что не уберег своего домашнего любимца. Чтобы притупить боль сына, Ольга купила ему карликового померанского шпица. Назвали его Мишкой, поскольку он был очень похож на медвежонка. У шпица была круглая головка, короткая, сплюснутая мордочка, близко расположенные друг к другу глазки, мускулистые лапы и пушистая светло-коричневая шерстка.