Не/смотря ни на что. Махонька и Гном

– Отправьте в эту резервацию кого-то из своих близких, и спасибо вам за чуткость, – хлопнула дверью Котельникова.

Переезд в областной центр был чреват большими сложностями. Нужно было сделать квартирный обмен, но обменять трехкомнатную квартиру в районном центре на равнозначную в областном не представлялось возможным. Или с солидной доплатой, или на двухкомнатную, а то и однушку. К тому же, сначала квартиру нужно было приватизировать, получив доверенность от Олега, от которого уже полгода не было слуху ни духу. Ольга надеялась, что в ответ на ее телеграмму муж позвонит и пообещает подкинуть недостающую сумму, тогда им с сыном не придется при обмене терять одну комнату. Но Олег не позвонил, сумму «добровольного вспоможения» не увеличил. Спасибо, хоть выписался из квартиры и прислал свое заявление на развод, в котором отметил, что ни на Ваньку, ни на совместно нажитое имущество не претендует. Обязуется добровольно материально поддерживать сына-инвалида, и, если Ольгу это не устраивает, она вольна подать на алименты. «Ну, что ж, – смахнула слезу женщина, – по крайней мере, честно, конкретно, без обиняков. Можно приватизировать жилплощадь и приступать к обмену».

Летом она целыми днями моталась по разным юридическим инстанциям и вариантам обмена. Все это время Ваня жил в интернате. Из их класса, кроме него, родители не забрали на каникулы только трех детей – Кольку Семенюка, Серегу Муромского и Машу Подгородецкую, с которыми он очень сдружился. «Неразлучная четверка» вовсе не скучала. Во-первых, ее приняли в свою компанию «отказники» из старших классов, во-вторых, у них был летний лагерь с кучей развлечений. За каникулы Иван прочитал три книги, написанные брайлевским шрифтом: «Последний дюйм» Джеймса Олдриджа, сказку Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» и сборник сказок Евгения Чарушина. Научился плавать в бассейне и играть в шахматы, в которых белые и черные фигуры отличались друг от друга на ощупь, а шахматные часы озвучивали, сколько у противников осталось времени на обдумывание. Но самое главное – старшеклассники научили его играть на губной гармошке и «блатным боем» на гитаре. Последняя наука не прошла бесследно – подушечки пальцев пришлось заклеивать лейкопластырем.

«Теперь я, как тот слепой музыкант, которого мы с мамой видели в Москве, на Арбате, – с гордостью отмечал мальчик. – В случае чего смогу зарабатывать на жизнь уличным пением. Надо только разучить песню «Майдан».

«Майдан» он разучил, когда вернулся из отпуска их учитель музыки Вадим Ильич Татаринов, который вел в интернате кружок игры на гитаре. Послушав Ванькино трехаккордное бренчание, педагог вздохнул:

– Знаешь, Ванюша, можно фальшиво насвистывать Моцарта дома под душем, а можно исполнять его так фантастически, как это делает Евгений Кисин. С гитарой – то же самое. «Майдан» мы с тобой, конечно, разучим, но сначала нужно освоить азы.

– Вот что это? – ударил он по струнам.

– Мажорное трезвучие, – удивился парень столь примитивному вопросу, давно изученному им с Владимирской.

– А это? – ударил тот еще раз.

– Минорное трезвучие.

– А сейчас?

– Увеличенное трезвучие.

– А это?

– Уменьшенное трезвучие.

– Да ты у нас профессор! – рассмеялся Вадим Ильич. – Если знаком с теорией, практика обязательно подтянется, было бы желание.

На первых нескольких занятиях Ваня с Татариновым учил ноты и последовательность струн. Потом дошли и до аккордов. Еще не зажившие подушечки пальцев сильно болели, но музыкант мужественно терпел и вскоре привык. Вадим Ильич здорово его гонял, заставляя ежедневно тренироваться по два часа в день: ставить и переставлять аккорды, учить новые, быстро переходить с одного аккорда на другой.

Иногда Ваня жалел, что взялся за это дело, особенно после того, как мама отругала его, увидев, во что превратились пальцы сына.

– Ты же – пианист! – ахнула она. – Тебе нужно руки беречь, а ты их уродуешь! Это же – твое будущее!

– Все-таки, мам, я больше – вокалист. Мне все об этом говорят. А Наталья Вадимовна, провожая меня на каникулы, сказала: «В моей практике еще не было таких способных детей. Распылять талант не стоит, тебе нужно сосредоточиться на вокале». Я обожаю петь на сцене. А когда поешь, нужен аккомпанемент. Фортепьянку за собой никуда не потащишь, а гитара всегда будет со мной. Поэтому я должен научиться на ней играть. А еще, мамуль, купи мне губную гармошку. Только не клавишную, а блюзовую. Учитель сказал, что игра на ней требует полного мышечного расслабления и очень помогает сбрасывать эмоциональное напряжение.

Вскоре были куплены и губная гармоника, и Ленинградская шестиструнная акустическая гитара. После ежедневной двухчасовой игры на фортепьяно, превозмогая лень и боль, Ваня до изнеможения играл на гитаре. Во-первых, он привык все начатые дела доводить до конца, а, во-вторых, помнил рассказ Вадима Ильича: «К Ференцу Листу после концерта как-то подошла поклонница и стала восторженно называть его гением. Тот быстро от нее отделался и раздраженно сказал друзьям: «Я репетирую на фортепьяно по восемь часов в день без выходных, а эта дамочка называет меня гением!»

6

В сентябре Ольга с Иваном переехали в областной центр в скромную двухкомнатную квартиру на шестом этаже типовой панельной девятиэтажки. Дом находился в одном кенгурином прыжке от интерната для слабовидящих и в двух – от специализированной музыкальной школы, куда она перевела сына. Среди желавших обмена на шикарную трешку были хозяева двушек и попросторнее, и ближе к центру, но эту Котельникова выбрала с прицелом на будущее. Ольга очень надеялась на то, что, освоив маршрут и научившись ходить с тростью, Ванька будет самостоятельно посещать оба учебных заведения, а она сможет устроиться на работу – не всю же жизнь ей вязать свитера на заказ.

Ох, и вовремя же они переехали. Опоздай Котельниковы месяца на три-четыре, никуда бы они уже не дернулись – Советский Союз распался окончательно, а вместе с ним испарились стабильность, определенность, уверенность в завтрашнем дне. Мужики ухватились за бутылку, бабы взяли в руки кубометровые клетчатые сумки и, оставив детей на стариков, отправились торговать на рынки шмотьем, привезенным из Польши и Турции. Глубокий кризис, бедность и безработица вынудили народ бороться за выживание. Ольга кинулась искать работу и совершенно случайно ее нашла, столкнувшись в городском отделе народного образования с директором специнтерната.

– А вы что здесь делаете, Ольга Петровна? – удивился Воробьев. – Жаловаться на нас пришли?

– Что вы, Илья Федорович, – смутилась женщина. – Работу ищу. По образованию я – русский филолог.

– Если не ошибаюсь, вы владеете шрифтом Брайля. Ваня как-то рассказывал, что вы ему помогаете с домашними заданиями.

– Да, – еще больше смутилась Котельникова. – Пришлось освоить.

– А я вот библиотекаря никак не могу найти, – вздохнул директор. – Времена нынче лихие – все бюджетники разбежались по торговым точкам. Оклад библиотекаря, конечно, невелик, но, если возьметесь еще и за литературный кружок, зарабатывать будете больше учителя и бесплатно питаться в школьной столовой.

Ольга растерялась.

– Я серьезно, – настаивал Воробьев. – Учеников у нас немного, библиотека неплохо укомплектована, работать будете рядом с домом и главное – рядом с сыном. Так что? По рукам?

– По рукам! – выпалила женщина. Последний аргумент ее будущего шефа был неубиваемой картой.

– Документы при вас? Тогда – сразу к заведующему! А завтра уже – на работу.

«Надо же, как быстро решился вопрос с трудоустройством, – мысленно обрадовалась Ольга. – Кажется, удача, как та избушка Бабы Яги, начинает поворачиваться ко мне передом».

– Федорыч, ты опять явился холку мне выгрызать? – поднял голову от кипы бумаг заведующий ГорОНО. – Сказал же тебе: приборы, грифели и брайлевскую бумагу получишь во второй четверти: де-фи-цит. Напряги родителей, в конце концов. Пусть помогут своим детям. В стране, видишь, что творится!

– Да я не по этому поводу. Я, Алексей Дмитриевич, наконец, нашел библиотекаря. Образование педагогическое, филолог, владеет шрифтом Брайля, полностью погружена в «слепецкую тему» – мама нашего воспитанника. Готова уже завтра приступить к работе.

– Ну, слава богу! – с облегчением выдохнул тот, вытирая со лба пот. – Веди ее в отдел кадров.

Так Ольга Котельникова стала библиотекарем интерната для слепых и слабовидящих детей. Теперь они вместе с Иваном по утрам ходили на учебу-работу, а в обеденный перерыв вместе трапезничали в интернатской столовой. Потом женщина вела сына в музыкальную школу. Обратно в интернат его приводила слабовидящая девятиклассница Марина Василькова, староста литературного кружка. Благо дело, не нужно было переходить дорогу – пять минут по прямой через городской сквер.

Вернувшись обратно, Ваня шел в столовую на полдник, затем – к маме, в библиотеку, делать домашние задания и тренироваться игре на гитаре. Если актовый зал был не занят, играл там на фортепиано, так как дома такой возможности не было. Стены у Котельниковых оказались очень тонкими, а соседи – слишком нервными, люто ненавидящими классическую музыку. Стоило Ивану заиграть, они тут же начинали стучать ему в батарею чем-то металлическим, требуя прекращения эстетической экзекуции. Ругаться с ними Ольге не хотелось, и они с Ваней перенесли музыкальные занятия в интернат. Получилось так, что именно там они проводили все свое время, отправляясь домой лишь на ночевку.

Со второго класса у парня начались специализированные занятия по пространственной ориентировке. Для незрячего человека это – самый важный и самый полезный предмет, ведь без умения самостоятельно передвигаться по городу остается безвылазно сидеть в четырех стенах, в ожидании, пока кто-нибудь из родственников выведет тебя на прогулку.

Преподавателем по ориентировке был молодой зрячий мужчина Владислав Кузьмин, разрешивший воспитанникам называть его просто Владом. От него всегда пахло ванильным шоколадом и хорошим одеколоном. А еще у Кузьмина был очень приятный голос, мягкий, бархатный, задушевный, который он никогда не повышал. Педагог сразу научил Ивана нескольким значимым вещам:

– У слепого человека самый главный орган – уши. Они заменяют ему глаза, дают чувство равновесия и направления. По звукоотражению незрячий «слышит» препятствия. Если заткнуть слуховые отверстия, он станет по-настоящему слепым. Чтобы четко зайти, например, в вестибюль метро, нужно прислушаться, куда идет масса людей, и пристроиться за ней, ориентируясь на окружающий гул. Поэтому на улице, и особенно на проезжей части, – никаких наушников с музыкой.

Тренируй свою память. Запоминай дорогу в нужные тебе места с точностью до шага, причем шаг должен быть определенного размера: ступишь чуть шире – потом заблудишься.

Ты должен не только хорошо владеть тростью, но и в совершенстве знать предстоящий маршрут. Когда он знаком, улица будет казаться тебе всего лишь шумным коридором.

Запоминай ориентиры с помощью запаха. Разные магазины пахнут по-разному. Даже легкий ветерок может подсказать, в каком пространстве ты находишься и куда тебе нужно идти.

Прислушивайся к звуку скользящей по тротуару трости. Благодаря этому, ты не врежешься в неправильно припаркованную машину и не попадешь в капкан поврежденного тротуара.

Занятия с инструктором Иван начал с хорошо знакомых ему маршрутов: дом – интернат, дом – автобусная остановка, интернат – музыкальная школа, интернат – гастроном, дом – детская поликлиника. После цикла занятий, мальчик уже отлично ориентировался на местности, передвигаясь без посторонней помощи. В интернат из дому и из музыкальной школы домой он уже шел самостоятельно. Ольга Петровна и Марина Василькова просто страховали его, идя сзади. Без синяков и ссадин, конечно, не обходилось. Ваня умудрялся спотыкаться о бордюры, порожки и ступеньки, нередко налетал на дверные косяки и углы мебели, но к этому он относился с юмором, считая свою неловкость «издержками» учебного процесса. Главным для него было то, что он справился, наконец, с проблемой «зеркального отражения». Какое-то время у парня не получалось «перевернуть» дорогу в обратную сторону. То есть, когда идешь туда – ориентир находится с правой стороны, когда же возвращаешься обратно, он должен быть слева. Спустя два месяца парнишка научился «переворачивать в голове картинку», но Ольга Петровна все равно не отпускала его одного ни в магазин, ни в музыкальную школу. «Береженого бог бережет», – отбрыкивалась она от настойчивых просьб сына не идти за ним по пятам, особенно в «музыкалку», мотивируя свое присутствие необходимостью пообщаться с педагогами.

Последние Ваню очень хвалили – и хоровик, и преподаватель игры на фортепиано, и особенно «вокалист». Все они отмечали его необычную музыкальную одаренность и невероятную настойчивость в достижении цели. А вот отношения с соседями у Котельниковых оставляли желать лучшего, несмотря на музицирование Ивана в интернате, ведь вечером и утром перед школой ему нужно было распеваться и прослушивать классическую музыку по теме занятий. До них в этой квартире жила старушка с котом, и все жильцы привыкли к мертвой тишине на шестом этаже, а тут – на тебе! – «волшебный голос Джельсомино» в восемь утра и восемь вечера. На все возмущения соседей Котельникова неизменно цитировала им «Региональный закон о часах тишины в Уралградской области», запрещающий шуметь в будни с двадцати двух часов до восьми утра, а в выходные – с шести вечера до одиннадцати утра. Иногда женщина цитировала афоризм Дмитрия Шостаковича: «Чтобы полюбить музыку, надо, прежде всего, ее слушать. Она откроет вам целый мир высоких чувств, страстей и мыслей, сделает духовно богаче, чище, совершеннее, и вы увидите жизнь в новых тонах и красках». В конце концов, жильцы подъезда от них отстали, переключившись на молодую пару свежих новоселов, которые «слишком громко занимались сексом». А осмелевший Ваня вернулся к домашнему музицированию на гитаре и фортепиано.

В новой музыкальной школе талантливого мальчика все полюбили, особенно преподаватель вокала заслуженный артист СССР Виктор Бакланов. Он не просто научил парня правильно дышать и ставить голос, он подготовил его к областному конкурсу одаренных детей «Мир детства», и Ваня его выиграл, исполнив там песни «Крылатые качели» и «То ли еще будет». Кроме золотого диплома и небольшой денежной премии, он получил от спонсоров очень ценный подарок – венгерский беспроводной микрофон. Персональный! Собственный! Который можно носить на концерты в кармане!

Конкурс показывали по местному телевидению, и весь интернат болел за своего исполнителя. Да, ребята не видели изображения, но они внимательно слушали и очень переживали, когда ведущие приступили к оглашению результатов. Так Ванька стал местной знаменитостью. С ним теперь заговаривали соседи, уважительно здоровались за руку старшеклассники, учителя делали поблажки по своим предметам – негоже гнобить гордость интерната из-за каких-то математических формул, которые вряд ли ему пригодится в будущем.

Была у этой славы и обратная сторона медали. Теперь мальчика нещадно эксплуатировал учитель музыки и пения, выставляя его на все концерты и конкурсы, где нужно было петь, играть на фортепиано, гитаре и губной гармошке. И Ванька их неизменно выигрывал. У зрячих! А все потому, что в интернате были замечательные педагоги, сумевшие задать ученикам верное жизненное направление. Они учили ребят следующему: «В общество слепых инвалидов вы всегда успеете попасть. Оно от вас никуда не уйдет. Постарайтесь запрыгнуть в последний вагон поезда, в котором едут зрячие. Для того чтобы всю жизнь сидеть на заводе и выполнять однообразную операцию по сборке розеток и выключателей, много ума не надо. Стремитесь получить высшее образование и стать уважаемыми людьми. Но знайте: зрячие не примут вас в свое общество с распростертыми объятиями. Если хотите, чтобы они с вами считались, вы должны быть на две головы выше остальных. Только тогда зрячие назовут вас равными».

По мнению Ивана, главное, чему он научился в этом учебном заведении, было умение жить в жестоком окружающем мире. И умение это было получено от его любимых педагогов, тоже слепых. В первую очередь, от воспитателя Сергея Сергеевича Жучкова. Именно он был для незрячих ребят главным авторитетом. Когда зрячий педагог учит тебя быть мужественным, стойким и сильным, это не доходит ни до ума, ни до сердца. Как говорится, не всяк тот верует, кто проповедует! А вот, когда незрячий человек собственным примером доказывает, что с этой бедой можно жить, работать, любить и быть полезным обществу, отчаяние отступает. Тогда ты, действительно, понимаешь: если смог он, сможешь и ты!

7

Шел 1995-й год. Расползшаяся по швам страна стремительно нищала. Ее лихорадило от рыночных реформ и колотило от хлынувшего изо всех щелей «воздуха свободы». Миллионы россиян оказались за чертой бедности. Бюджетники перестали получать зарплату. По стране прокатилась волна забастовок. В Чечне гибли российские солдаты. На глазах росло число бомжей, алкашей, беспризорников и наркоманов. Сводки телевизионных новостей вгоняли народ в депрессию.

Ольга Петровна запаниковала. Уже около года Олег не платил алименты и вообще пропал со всех радаров. Даже в день рождения сына не объявился. С трудом дозвонившись до его руководства, женщина узнала, что он уволился с комбината и вместе со своей семьей покинул Мирный. Где его искать Котельникова понятия не имела – Олег был детдомовским.

Счастье, что они с Ванькой могли питаться в интернате и одеваться в связанный ею трикотаж и самостоятельно пошитые вещи. Если бы не это, пришлось бы бросить слепого ребенка и ехать в Грецию на сбор цитрусовых или в Польшу – за товаром. А что делать? Парень нуждается в витаминах, растет. Шестиклассник, а ростом уже с нее. Нужно новую зимнюю куртку покупать, за «музыкалку» платить, да и коммунальные платежи никто не отменял…

Ольга продала несколько связанных на заказ вещей и отправилась на рынок за курткой для Ивана, прихватив с собой нитку жемчуга – свадебный подарок Олега. «Если денег не хватит, попытаюсь уговорить продавца взять бусы – они стоят куда дороже куртки», – подумала Ольга, краснея, – она совершенно не умела торговаться.

У въезда на территорию рынка, рядом с парковкой, ее кто-то окликнул из окна красивой перламутровой иномарки. Занятая своими невеселыми мыслями, Котельникова даже головы не повернула в ту сторону – в Уралграде у нее не было знакомых.

– Ольга Петровна! Да стойте же вы! – выскочил из машины симпатичный молодой человек. Он был в джинсах-бананах, джемпере тигриной окраски, кожаной куртке-косухе с надписью «USA» на рукаве и черной вязаной шапочке с отворотом. В руках у парня была кожаная сумка-борсетка и темные круглые очки в металлической оправе.

Котельникова «навела резкость» и ахнула:

– Боже мой! Андрюша Боголюбов! Как же ты возмужал! Ни за что бы тебя не узнала. Как твои дела? Что ты? Где ты? Летчиком стал, как собирался?

– Не, Ольга Петровна, я стал налетчиком, га-га-га! – заливисто рассмеялся тот.

И тут откуда-то из недр торговых рядов, как по заказу, грянуло:

А ты не летчик, а я была так рада Любить героя из летного отряда. Но по осанке не видно, кто с Лубянки Анке. А я во сне с тобой летала, дура, А ты не летчик.

– А мы с Игорехой едем на точку, смотрим и глазам своим не верим: с очень сосредоточенным видом прямо на нас чешет наша любимая училка – КЛАССНАЯ руководительница, – выдохнул Боголюбов. – Были в прошлом году на встрече выпускников, вас искали… Говорят, вы после декрета в школу так и не вернулись. Пошли по домашнему адресу, а вы там давно не живете…

– Да, Андрюша… Обстоятельства мне не позволили вернуться в школу, – смутилась Ольга. – Мы с сыном сейчас живем в Уралграде.

Тут из-за спины товарища показался одетый по последней молодежной моде Игорь Жирков, красавчик, спортсмен, гордость школы. Они с Андреем были ее любимыми учениками. Женщина была уверена, что оба парня далеко пойдут.

– Целую ручки, Ольга Петровна! – искренне обрадовался Игорь, прикладываясь губами к руке бывшей классной руководительницы. – Какими судьбами в наших краях?

– Дааа… вот хочу теплую куртку с капюшоном купить сыну-шестикласснику… но не знаю…

– А что тут знать! – подбросил он вверх ключи от иномарки и тут же их поймал. – Если надо, значит, купим. Идите с нами!

Пройдя несколько галдящих торговых рядов, они зашли в большой павильон, в котором продавалась теплая одежда: дубленки, полушубки, дутые куртки, пуховики из гагачьего пуха. Все очень вычурное и дорогое. «Чтобы что-то из этого купить, надо полгода работать, – подумала женщина. – Тут мне даже жемчужные бусы не помогут».

– Выбирайте! – кивнул головой Жирков на вешалки с красивыми, отороченными мехом, детскими куртками.

– Нет, ребятки! Мне бы что-нибудь попроще, – покраснела Ольга. – Нам третий месяц зарплату не выдают, так что…

– Верк! – свистнул Игорь женщине, годящейся ему в матери. – Выбери самую крутую и теплую куртку для пацана-шестиклассника, упакуй ее и запиши на мой счет. А мы с Андрюхой пока – к Санычу, в «Погребок». Если терки там какие начнутся или че похлеще, мы – на пейджере. Укурила?

– Так точно, Игорь Иваныч! – взяла тетка под козырек. – Чай, не чурка березовая.

– Молодца! – осклабился тот, поднимая вверх воротник крутой кожанки фасона «Пилот». – Да глядите мне… не нажритесь сегодня с Валькой…

– Дык холодно же…

– Одевайтесь теплее. Унюхаю запах, вылетите обе обратно к воротам! Я все сказал!

И, повернувшись к Котельниковой, произнес:

– Приглашаем вас, Ольга Петровна, в классный ресторанчик. Обмоем нашу встречу, обменяемся новостями, покалякаем, так сказать, за жизнь нашу скорбную.

– Ребят, да неудобно как-то… У вас были свои планы…

– Неудобно только штаны через голову надевать, – подал голос Андрей. – Столько лет не виделись, что едва узнали друг дружку, как тут не отметить столь радостное событие? Мы вас приглашаем!

– А пойдемте! – махнула рукой женщина. – Сколько той жизни!

Вскоре они подошли к невзрачному зданию с вывеской «Погребок», спустились вниз по ступенькам куда-то в подвал, прошли через весь зал, в котором базарные торгаши грелись дешевым спиртным и горячими пирожками. В конце помещения оказался еще один зал с отдельными кабинетами «для белых людей», как пояснил Ольге Жирков.

– Здесь отдыхают и ведут переговоры уважаемые дамы и господа. Такие, как мы с вами, ха-ха-ха… Атмосфера старого английского закрытого клуба.

Парень толкнул дверь одного из кабинетов, и они оказались в помещении, оформленном под «охотничий домик». В зале была добротная дубовая мебель. На стенах висели бронзовые подсвечники, шкуры животных, кабаньи и оленьи головы, картины, изображающие сцены охоты. Из динамиков негромко звучали песни рок-группы «Агата Кристи».

– Что будем кушать и пить, уважаемые господа? – подобострастно поинтересовался появившийся в кабинете официант.

– Значит, так, Степа, – потер руки Игорь, – принеси-ка ты нам блинчики с кабаньим мясом и сметанкой, теплый салат с лосиной губой, рубленые котлеты из косули, тартар из лосося. Пить будем наш любимый коньячок, а даме принеси парочку ваших фирменных коктейлей.

– Ну, все, рассказывайте, – развернулся он к Ольге. – Как поживаете? Чем занимаетесь? Как ваш малый? Почему не приезжаете на встречи выпускников? Мы с Андрюхой в прошлый раз только из-за вас туда и мотались… Больше там смотреть было не на кого…

– Вот и расскажите мне про тех, на кого смотрели, – съехала с темы собственной жизни Котельникова. – Начнем с мальчиков, вас же в классе всего семеро было. Как поживает остальная пятерка?

– Уже никак, – вздохнул Жирков. – Саня Окунь в позапрошлом году склеил ласты от передоза. Димку Конюхова на какой-то стрелке прикончили кавказцы. Он с какого-то бодуна подлез под «фестивальщиков», вместо того чтобы сделать ставку на «центровых». Мишку Фомина убили в Чечне. Леха Кузоватый сидит на зоне за какие-то махинации. Жив-здоров и невредим только Колька Кудрявцев. Он в религию ударился, на батюшку выучился, теперь имеет свой приход где-то в Курмышенском районе. Бабульки ему лапу целуют, отцом Николаем зовут, дань ему носят. Мы его как-то встретили на вокзале, поинтересовались содержимым его портфельчика, а там… яйца, масло, сметана, домашняя колбаса, вино церковное, пирожки свежие, свитер и носки вязаные. Все тащит домой в свою норку. Спрашиваем: «Как супружница твоя, отец Николай, толковая?» «Ничего, – отвечает он вальяжно, – послушная». Мы там с него чуть не угорели. Припомнили ему те времена, когда с Андрюхой его линейками за шкаф загоняли и его кепкой в футбол играли. Ну, чтоб не строил из себя перед нами святого Йоргена – мы не бабки из его прихода.

Официант принес заказанные блюда, и рассказ ребят на время прервался.

– А девочки как? – поинтересовалась Ольга Петровна. – Может, хоть у них жизнь лучше сложилась.