Сердце из света и тьмы. Огненное дитя

Денаш вспомнил, как когда-то выбрал в жены не знатную принцессу и не дочь могущественного союзника, а женщину, перед которой меркли даже звезды. Она была простой – не дворянка, не наследница. Лишь девушка, ухаживавшая за животными в королевском питомнике. Его Елена.

Отец яростно воспротивился. Запретил встречи, угрожал, настаивал на династическом браке. Он говорил, что это предательство крови всех Мехранов.

Но юный принц упрямо стоял на своем: он не хотел королеву по расчету – он хотел Елену. Ту, чье имя билось в его груди, как молитва. Ту, ради которой был готов все потерять.

И, быть может, им бы так никогда и не суждено было быть вместе… Но смерть старого короля поставила точку в одних правилах – и открыла путь новым.

Скорбь не успела осесть пеплом, как ее сменила радость. Через десять дней после похорон в замке вновь звучали фанфары – но теперь в честь свадьбы. Денаш и Елена не стали ждать: они больше никому ничего не доказывали.

Их брак осуждали. Послы некоторых стран демонстративно отказались присутствовать. В народе шептались – будто их любовь стоит на костях, и Высший этого не простит.

Но матери продолжали шептать дочерям у постелей сказку о короле, что выбрал сердце, а не корону. И девочки, укрытые одеялами и грезами, мечтали, что когда-нибудь и они встретят своего принца.

Вопреки всем ожиданиям, Елена завоевала сердца подданных так же легко, как когда-то покорила сердце короля. Ее доброта оказалась не показной учтивостью знати, а искренним теплом. Она открыла первую бесплатную лечебницу в квартале бедняков, обеспечивала хлебом тех, кто голодал, и могла часами слушать жалобы самых простых людей.

Даже самые яростные противники брака вскоре замолчали – как можно ненавидеть ту, чьи руки исцеляли прокаженных?

Через год после свадьбы Денаш издал указ, перевернувший вековые устои: браки по любви перестали быть преступлением, дворяне могли жениться на простолюдинках без потери титулов, а в суде отменили статью о «позоре рода».

Знати было непросто принять волю нового короля, но с годами они смирились.

Когда родился принц Дениз, весь замок замер в ожидании. Первые месяцы мальчик казался здоровым. В год – он не встал на ноги. К трем годам – лекари и знахари уже не дарили напрасных надежд на выздоровление.

«Кресло на колесиках из красного дерева – вот твой трон», – шептали при дворе.

Но Елена и Денаш не желали прятать от чужих глаз свое дитя. Благодаря пологим пандусам Дениз мог перемещаться без особых трудностей по замку, старые фолианты стали юному принцу лучшими друзьями, а заседания совета были его обычным временем провождения.

Денаш и его королева не оставляли попыток принести миру еще одно дитя, но у них долго ничего не выходило. И вот спустя годы Елена снова ждала ребенка…

Проклятая ночь. Мысли пьянили голову Денаша, он думал о смерти, но не ребенка, а о своей. Ноги вели его к реке Крес, текущей недалеко от сада. Денаш подошел близко, опустился на землю и взглянул на свое отражение, освещенное блеклым светом луны.

Морщины отпечатались воспоминаниями и опытом, забрались под кожу и украли молодость.

От юношеской беззаботной улыбки не осталось и следа.

Глаза потухли и неумело прятали печаль.

Но его сейчас тревожило не это. Король знал, что новость о ребенке убьет Елену, она не сможет себя простить.

Вдруг вместе с шумом реки послышался детский плач. Денаш думал, что сходит с ума, но все же огляделся по сторонам. Звук доносился из зарослей рогоза, и, замочив ноги, король бежал в ту сторону. Высокая трава скрывала младенца в корзине, мальчик рыдал и хотел примкнуть к материнской груди, но никого не было рядом. Денаш взял ребенка, укрыл его своим плащом, и тот затих. Король не мог отвести взгляда от малыша на протяжении всего пути в замок.

– Тебя послал мне Высший, – проговорил он младенцу, который с любопытством смотрел на улыбающегося мужчину. – Ты – мой сын, ты – наследник Орландского королевства.

Тихонько приоткрыв дверь спальни, Денаш вошел и приблизился к постели жены. Светлые волосы намокли от усилий роженицы, на лбу блестела испарина, а серые глаза были прикрыты тонкой кожей покрасневших век. Елена спала, но вздрагивала от беспокойного сна, и король осторожно уложил рядом с ней младенца, отчего она в тот же миг очнулась.

– Денаш… – прошептала она и посмотрела на ребенка, который сонливо потирал руками глазки. Королева приложила его к груди, и на ее лице засияла улыбка, когда губы младенца сомкнулись на соске. – Мне снился кошмар, что мы потеряли нашего принца. Я так боялась проснуться.

– Высший оказался милостив к нам, – ответил король, погладил жену по взмокшей голове.

В тот миг он заставил себя поверить, что голодный найденыш и есть его сын. Иначе как еще объяснить этот дар в самую темную ночь? В этом ребенке он хотел увидеть не чужое дитя, а спасение. Денаш Мехран склонился над ребенком и посмотрел в глаза Елены. – Поклянись мне сберечь его.

– Клянусь, мой господин, – шепнула она, крепче прижав к себе хрупкое тельце.

***

Маркус рос как буря в ясный день – стремительно и неудержимо.

Придворные няньки сбивались с ног, пытаясь уследить за маленьким ураганом в бархатных камзолах. Их жалобы королева Елена встречала лишь добродушной улыбкой.

Птичий двор превратился в поле битвы при одном появлении светловолосого сорванца. Индюки, наученные горьким опытом, забивались в самые дальние углы, а куры в панике взлетали на деревья – все они слишком хорошо знали, чем закончится это посещение.

Замок жил в состоянии веселого бедствия: шторы превращались в лианы для королевских джунглей, кухонная утварь становилась доспехами для воображаемых турниров, а суровые стражники были врагами, которых непременно надо было победить перьевыми подушками.

– Ваше Величество, он же… – начинали придворные.

– Растет, – мягко прерывала Елена, поправляя сорванный в очередной битве воротник сына.

Елена была снисходительна к сыну, она позволяла ему чересчур много, но таковой уж была любовь матери к долгожданному ребенку. Она будто восполняла свой материнский долг через второго сына, потому что Денизу, ее старшему сыну, нужна была больше заботливая сиделка, нежели мать.

Денаш же напротив был несправедливо строг к Маркусу. Он его ругал и наказывал за каждый неверный шаг, а Елена словно гордая орлица вступалась за сына и всегда была где-то недалеко от своего птенца. Королю так и не удалось полюбить неродного ребенка. Светлые волосы Маркуса совсем не походили на пшеничные локоны его жены, холодный взгляд голубых глаз тоже выдавал различие от семейства Мехран. Денаш видел в мальчике чужое лицо, чужие повадки и свою самую большую тайну в жизни, о которой знает лишь он и три повитухи, чье молчание стоило нескольких золотых таллингов.

А Маркус жаждал отцовской любви. Он постоянно держался рядом в надежде, что король заметит его и одарит коротким разговором. Но кроме поучений Маркуса ничего не ждало. Может, и шалил он потому, что только так Денаш обращал на него внимание.

Елена замечала холод мужа, но списывала это все на то, что король очень поздно обзавелся наследником и уже не в силах гоняться наравне с ребенком. Вряд ли она догадывалась, что Денаш проводит время то в тюрбе погибшего родного сына, то в борделях в попытках забыться. Что каждую ночь он засыпает с чувством вины за ложь и за то, что никогда уже не будет все как прежде. Былая любовь таяла год за годом и сейчас отбрасывала лишь тень.

По мере взросления детские проказы мальчика сменились жестокостью и суровым нравом. Он ломал крылья мухам и смотрел, как они еще пытаются ползти, но не потому, что ненавидел, а потому что чувствовал себя таким же ничтожным. Поговаривали, что будущий наследник не брезгует мучить людей. Все чаще юноша проводил время в маргинальных компаниях, и с этим никто не мог совладать. Даже монахиням в монастыре не удавалось исправить его поведение, а, стоит признаться, они к нему были очень строги. Маркуса тянуло к людям, которые за несколько кружек пива внимали его рассказам и делали все, что он пожелает. Среди них был королем он, а не его отец.

***

То был ясный осенний день, заставший столицу Орландского королевства. Замок собрал множество гостей по всей округе по случаю пятнадцатилетия Маркуса. Прислуга только и успевала относить подарки в соседний зал, где по завершении празднества им же и предстояло их разбирать. Этот день был примечателен не только совершеннолетием младшего сына Мехранов, но и должен был стать возможностью для предстоящего сватовства. Юные прекрасные дамы от дочери портного до заморской принцессы заполонили пространство замка. Каждая из девушек надеялась на благосклонность именинника, потому вооружилась лучшим платьем и сияющей улыбкой.

Денаш и Елена первые вышли к гостям и поприветствовали их. Они по-прежнему смотрелись прекрасной парой, хоть пыл их любви угас по мере взросления неродного сына. Король смотрел на некогда любимую и самую красивую женщину в его жизни с грустью, которую могла распознать лишь она сама, но королева всегда отводила свой взор в сторону и улыбалась, будто чем-то была смущена. Ее привычная кроткая улыбка стала такой же частью придворного этикета, как и поклоны. Также ее мужу улыбались проститутки, когда он не брезговал к ним заходить. Но стоит ли ему вспоминать об этом сейчас?..

В красивом позолоченном кресле восседал Дениз, уже повзрослевший и сочетавший в себе лучшие качества отца и матери. Он был похож на Денаша своими черными как крыло ворона волосами, задумчивым взглядом зеленых глаз и легкой щетиной, которая покрыла его щеки и подбородок. Дениз Мехран был красив и удостаивался заинтересованных переглядок от дам, но они были наравне с жалостью, написанной на их миловидных личиках. Родители предлагали ему жениться, но тот лишь скромно отвечал, что не хочет быть обузой еще и для жены. Он выбрал свой путь, не желая просиживать время зря. Дениз за короткое время сумел стать одним из членов совета, и в этом его инвалидность никак не мешала. Он несбыточно мечтал однажды оказаться на поле боя, ведь он всю юность провел за изучением военной литературы и хорошо разбирался в стратегических вопросах. Но Денаш был мирным правителем, и его армии лишь однажды за все годы царствования своего короля пришлось ненадолго взять в руки меч, оспаривая южную границу с Зиарой. Поэтому его старший сын чаще всего продумывал выгодные маршруты для торговли и безопасные пути для гонцов.

В это же время, облаченный в черное Маркус проявлял внимание к невестам. Одну из простолюдинок ему удалось пощупать за зад, другой же за поцелуй наобещать несбыточного. Принц насмехался над обычными безродными девушками и не желал брать в жены подобную им, как это сделал Денаш Мехран. Если с ним и будет рядом женщина, то она будет знатной, как и он сам. Так он полагал.

Взгляд Маркуса пал на принцессу Трианского королевства. Помимо стройности и роскошных черных волос она была горделива и почти не смотрела в его сторону. Так было даже интереснее.

– Ваше высочество, – чуть кивнул головой Маркус, когда приблизился к ней. – Все ли вам по душе?

– Музыка слишком унылая, но это ведь ваш праздник, – хмыкнула она и принялась обмахиваться веером. – И в зале душно и плохо пахнет. Этого можно было ожидать, раз здесь собрались крестьяне.

– Можем выйти на балкон, там тихо и свежо, – предложил Маркус в попытке угодить барышне.

Принцесса ничего не ответила, а молча направилась к дверям. Им открылся прелестный вид на реку Крес и осеннее убранство деревьев.

– Мне предстоит выбрать себе невесту, но девушек слишком много, чтобы остановиться на одной. Что думает об этом ваше высочество?

– В Трианском королевстве никогда не понимали желания орландских правителей выбирать себе в супруги кого попало, – не сбавляя высокомерия, призналась принцесса. – Разве деревенская девка сможет стать королевой?

– Тут я с вами соглашусь. Я бы не хотел видеть рядом с собой простолюдинку.

– Так выбирайте себе под стать. Чего мелочиться?

Девушка взмахнула пышной юбкой своего платья и намеренно задела ей принца. Пальцами она пробежалась по ожерелью, которое подобрали ей служанки к заметному наряду, и направила взгляд своих хитрых карих глаз прямо в Маркуса. Она нетерпеливо ждала, когда же он пообещает одарить ее подарками и будет умолять стать его женой, но младший Мехран молчал. Он пользовался этим моментом как своим преимуществом перед принцессой и хотел заставить ее нервничать.

– Королевна из Гаарских земель и дочь шиарского посла весьма хороши и при этом титулованы, – с ухмылкой произнес он в наслаждении от того, как приоткрылся рот принцессы.

– Какое нахальство обсуждать кандидаток в присутствии другой женщины! – возмутилась она.

– Ну, тише-тише. – Маркус протянул к лицу принцессы свою руку, и девушка с ужасом отпрянула от принца.

– Что с вами? Вы больны проказой? Я слышала, она распространена на южных территориях!

Маркус взглянул на свои руки и понял, что именно напугало принцессу. Его пальцы были черными как ночь. Воспоминание нахлынуло внезапно, как давно забытый кошмар.

Тот день в лесу.

Восьмилетний принц, задыхаясь от ярости и обиды, бредет сквозь чащу после голодной ночи в поисках ягоды. В животе сводит от голода, а в груди от ненависти к отцу. И тогда он видит его – тощего волчонка, зажатого в железных тисках капкана. Серый комок дрожал.

«Помочь?», мелькнуло в его детской голове.

Но в ответ – оскал и рычание. Волчонок не подпускал к себе Маркуса и отчаянно кусал его пальцы, которые тянулись, чтобы спасти.

– Меня никто не любит! – крикнул он и в желании отомстить за боль наступил на сломанную волчью лапу.

Хруст костей. Визг. И – о, этот звук! – сдавленный скулеж, от которого по спине бегут мурашки восторга.

Руки сами тянутся к пасти зверя. Пальцы впиваются в окровавленную шерсть.

Хруст.

Теплота на ладонях. Любопытство.

Он засовывает руки внутрь, щупая еще трепещущую плоть, но…

«Слишком просто. Слишком скучно».

Маркус оставил умирать волчонка от мучений. Это показалось намного интереснее, чем быстрая смерть.

Когда стражники нашли его. Мальчик вытирал руки о мох с пугающим спокойствием. Внутри него все притихло. Только одно чувство гудело: он нужен отцу, раз его искали.

– Мой господин, что…

– Он напал первым, – без тени волнения ответил принц.

Елена долго отмывала сына. Мыло, травы, святая вода – ничто не помогало. Чернота въелась под кожу, как пятно на душе. Лекари ходили из стороны в сторону и советовали делать припарки, но ничего не помогало. От черноты было не избавиться, и все вокруг смирились с этим.

И теперь, глядя на испуганную принцессу, Маркус впервые понял – эти руки никогда не смогут нежно обнять, заботливо прикоснуться. Они созданы только для хруста костей и трепета жертв.

«И разве это плохо?», промелькнуло в голове, заставляя краешек губ дрогнуть в подобии улыбки.

– Не беспокойтесь, это незаразно, – тихо ответил он.

– Что это тогда? Выглядит омерзительно! – Рот принцессы противно скривился, и Маркусу очень захотелось влепить девушке пощечину.

Никто не смел так себя вести с ним. Подумаешь, черные пальцы. Это ведь было сущим пустяком. Вот голос, который он начал слышать после этого, пугал. Он звучал как будто из глубины мира мертвых и называл Маркуса владыкой. Но он ни с кем об этом не говорил, чтобы его снова не начали лечить.

– Ваша реакция мне также омерзительна, – парировал Маркус. – Может, в замке и собралось много простолюдинок, но им хватает воспитания вовремя закрыть свой рот. Не огорчусь, если вы покинете замок немедленно, и я больше не увижу ваше пресное лицо.

Рот принцессы снова открылся от изумления, но в этот раз она молчала. Маркус оставил ее на балконе, а сам нашел слугу и приказал принести ему охотничьи перчатки. В них он почувствовал себя увереннее.

В отместку пренебрежению трианской принцессы он поспешил собрать вокруг себя несколько юных прелестниц. Маркус предложил устроить для них экскурсию по замку, и те радостно согласились. Они нарочито хихикали после каждого слова принца и стреляли глазками, пытаясь переиграть всех соперниц, но королевский сын был одинаково холоден к ним ко всем. Его голубые как лед земель Рхевлифа глаза не выражали даже толику интереса к невестам, но он все же был готов к тому, чтобы остановить свой выбор на одной из них.

Послушно следуя за Маркусом, девушки остановились возле большой двери, на которой были изображены резные человеческие черепа.

– Что ж, милые дамы, – воскликнул он и повел тонкими бровями. – Не терпится показать вам комнату развлечений, чтобы замок не показался слишком скучным.

– Развлечения? – медленно протянула дочь посла из Шиарских земель, накручивая на палец прядь своих светлых волос. – Мы будем бесконечно рады посмотреть на это, наш любезный принц!

– Это достойно вашего удивления, юная леди. – Маркус притронулся губами тонкой белой кожи руки девушки с обеих сторон и крепко сжал ее пальцы, что заставило ее нежные щеки забагроветь юношеским румянцем.

Да, она вполне могла бы на какое-то время скрасить будни Маркуса, не пытайся она вести себя столь глупо, думал он. Кожа у нее как бархат, такие как она точно никогда не касались чего-то грубого и не были обременены трудом. Неженка, одним словом!

Тяжелая дверь отворилась двумя стражниками, и перед взорами в темноте предстали клетки, в которых сидели люди. Дверь за спиной принца в ту же секунду закрылась.

– Здесь собрано все отребье Орландского королевства. От мелких воров со сгнившими конечностями до жестоких убийц, которые мечтают вонзиться в прекрасные шейки прелестниц или переломать по одному все ваши тонкие пальчики.

Все девушки как одна вжались в дверь, кроме дочери шиарского посла, ведь ее руку схватил Маркус, да так крепко, что бедной красавице было невозможно вырваться.

– Это не то зрелище, которое стоит нам видеть, лучше пойдем обратно к столу, – предложила дочь пекаря, нервно теребя розочку на подоле своего платья.

– Ну что же вы? Не отказывайте животным во внимании, – попросил принц, подмигивая красавицам, будто прилипшим к двери. – К ним так редко заходят в гости, дайте им полюбоваться собой, покажите свои наряды.

И он подтолкнул дочь посла вперед, и к ней словно по команде потянулись уродливые покалеченные конечности преступников. Девушка вскрикнула от ужаса и неловко качнулась. За ее длинное платье тут же ухватились руки заключенных, и она поползла от них в сторону принца, моля его о помощи, а тот лишь громко смеялся – происходящее явно очень забавляло его. И все же Маркус протянул ей ладонь в черной кожаной перчатке, помог подняться и произнес:

– Хм, увы, будущей королевы из вас не выйдет… Я так понимаю, больше нет желающих отважно пройти вперед?

Вздрагивающие девушки с ужасом на лицах покачали головой и еще сильнее прижались к двери как к единственному спасению.

– Весьма огорчен, но не будем портить праздник. Думаю, пора возвращаться в зал, нас уже заждались.

***

Элис оценила неудобство седла в первый же день путешествия. Недолгие конные прогулки, которые она периодически совершала, не шли ни в какое сравнение с путешествием, которое только началось. Джозеф убедил ее, что лучше не останавливаться и скакать до наступления темноты, поэтому девушке сложно было скрыть негодование от того, как затекла ее спина и зад, и как укачивает от бесконечного передвижения. Когда на небе появилась почти полная луна, брат все же предложил свернуть с тропинки и остановиться на поляне. Напоив лошадей родниковой водой и сменив компресс для больной ноги, Элис неспешно отправилась собирать по округе еловые ветки для ночлега и хворост для костра, пока Джо искал кроличьи норы. Возле одной из них он соорудил нехитрую ловушку, состоящую из веток и затягивающейся петли. Не раз Джозефу доводилось ловить кроликов в лесу недалеко от дома, когда он задерживался до ночи и хотел есть. Он приносил матери шкурки, из которых Маргарет позже шила жилетку для маленькой Элис. Девочка никогда не интересовалась, чей мех она носит.

Когда Джозеф принес задушенного кролика в этот раз, в ее глазах отразилось неприятное понимание. Она молча сглотнула и отвернулась, чтобы скрыть прорывающиеся наружу слезы и не видеть, как брат будет разделывать мертвое животное. Элис не любила охоту, но относилась с пониманием к тем, кто это делал. Вот и им нужно было есть, а значит, нужно и охотиться.

– Знаю, зрелище не из приятных, – с сожалением произнес Джозеф, когда прикрепил над костром освежеванную тушу. – Но когда поджарится – обещаю, вкус перебьет весь этот ужас.

– Все в порядке, в обморок не упаду, – отмахнулась Элис.

Он присел рядом с сестрой и достал из заплечного мешка пожелтевшую от времени карту. Он пальцем бороздил по Владании, пока не остановился на северной точке.

– Смотри, от Калума нас отделяет где-то пятнадцать дней дороги, если будем передвигаться на лошадях и делать короткие остановки.

– Можем выбрать путь покороче, – щелкая орешки, ответила она и перехватила карту из рук брата. – Если мы поедем не через деревню, а решимся без сопровождения пойти через Сугурский лес, то двенадцати дней нам вполне хватит.

– И ты такая у нас всезнайка? – передразнивая ее, спросил Джо.

– Я всю жизнь грезила о путешествиях, неужели ты думаешь, что я не изучила все карты вдоль и поперек?

– Вряд ли на твоих картах написано про опасных обитателей Сугурского леса. Ты и медведя-то видела лишь на деревенских ярмарках, – усмехнулся Джозеф, щелкнув девчонку по носу.

– В Сугурском лесу водятся лишь белки да хорьки, если ты не знал. Все крупные животные покинули лес, когда сугурскую древесину стали использовать для продажи в другие страны. А вот тропинок там точно должно быть много, и можно заплутать.

– И правда – всезнайка.

Джозеф потер подбородок и сложил карту.

– Хорошо, тогда завтра с утра двинем через лес. Только учти, что если поздно ляжем и встанем, то придется снова ночевать в лесу.

– Я не боюсь. Только… – Элис придвинулась ближе к брату и спросила: – Скажи, как мама согласилась отпустить нас? Ей никогда не нравилась сама мысль о путешествиях, и мне даже не разрешали выходить за пределы деревни, а тут мы едем к границе – ну надо же! Это совсем непохоже на нее.

– Сестренка, этот разговор – как тени леса: рано или поздно они накроют нас, но лучше встретить их на рассвете, а не в темноте.

– Почему?

– Придет время, и я все тебе расскажу. Обещаю… Но боюсь, что правда может сломать в тебе то, что дает силу двигаться вперед.

Она нахмурилась.

– Так, меня это уже начинает доставать. Я не знаю, куда мы держим путь, почему нас отпустила мама, и отчего ты такой вредный. Не слишком ли много загадок для Элис Грэмс?

Живот Джозефа сжался в тугой узел при одной лишь мысли о предстоящем разговоре с сестрой.

Как подобрать слова, чтобы рассказать о том, что их мать мертва? Что она погибла, защищая Элис? Что теперь их прежней жизни пришел конец?

Гнев подкатывал к горлу едкой волной. Он был зол – на мать, на себя и на Элис. Он мечтал об обычной жизни, продолжить дела отца, построить большой дом, завести семью и доживать свой век в спокойствии.

Но…

Мечты рассыпались как труха. Теперь вместо этого – бегство, опасности и кровь.

Но когда Джозеф подумал о том, что Маргарет жертвовала собой ради дочери, то выпрямил спину.

«Я не могу изменить произошедшего, мне остается только вести».

Он не имел права подвести живых и мертвых.

Элис еще немного пытала расспросами брата, но сытый желудок, тепло костра и темнота разморили ее, и вскоре она задремала. Во сне к ней пришел запах яблок и голос матери. Но когда она протянула руку, впереди была лишь темнота. А вот Джозеф долго ворочался, стараясь найти удобное положение. Но не только колкие иглы ели и треск догорающих веток мешали уснуть. Назойливая боль в груди превратила все его тело в судорогу, и как бы он не отгонял все свои чувства и мысли прочь, они разом нахлынули.

Джо всегда хотел быть как отец.

Кристофер Грэмс был достойным человеком, и его любили все, кто хоть немного знал его. Когда что-то у кого-то ломалось, все знали, что нужно идти к Кристоферу. Он помогал не только своими золотыми руками, но еще и дельным советом. Кристофер Грэмс учил своих детей всему тому, что пригодилось бы им в жизни. С ранних лет Джозеф ловил рыбу, да настолько отменную, что во всей округе обращались именно к нему. А Элис чуть ли не с пеленок отправлялась с отцом в лес, кропотливо изучала травы и могла с легкостью составлять травяные сборы для лечения болезней. Но когда отца стала забирать неизвестная хворь, и ни одна настойка и целебная мазь не спасала, его дочь перестала ходить в лес за травами. Смерть долго подбиралась к нему, и когда, наконец, настигла, то принесла с собой тяжелые времена. Тогда Джозеф чувствовал, что беззаботному детству пришел конец. Скорбь не оставила ему места и дала парню понять, что теперь он главный мужчина в их семье. Маргарет изо всех сил старалась не подавать виду, насколько тяжело ей приходится. Она наладила продажи излишков урожая, приобщила дочку пасти соседских овец, а с сыном начала мастерить деревянные игрушки, которые на ура расходились среди местных детей. Все четыре года они ни разу не прочувствовали голод, холод и безденежье. Труд спасал их в самые нелегкие времена.