Танцуя на краю пути

Внезапно тишину разрезал новый звук – на этот раз снаружи. Чёткий, властный стук в дверь моей комнаты. Не Этель. Не Александр. Этот стук я узнала бы из тысячи. Твёрдый, лишённый суеты, как удар молотка по мраморной плите.

Сердце заколотилось в груди, сжимаясь от ледяного предчувствия. Я метнула взгляд на запертую дверь, потом на стену, откуда доносились таинственные звуки. Они умолкли, будто и не было ничего.

– Войдите, – прошептала я, едва слышно.

Дверь открылась. На пороге стоял Виктор. В его руке был не ключ, не оружие и не документ. Он держал маленький флакон из тёмного стекла и сверток из чистой льняной ткани.

– Вы не спите, – констатировал он, не вопросом, а утверждением. Его взгляд скользнул по моему лицу, задержавшись на свежей шишке на виске. – Это к лучшему.

Он вошёл, закрыл за собой дверь и протянул мне флакон.

– Мазь. Ускоряет заживление и снимает боль, – пояснил он тем же ровным, лишённым эмоций тоном, каким обсуждал бы технические характеристики машины. – Наносите тонким слоем. Не оставляет шрамов.

Я взяла флакон. Стекло было холодным. Я смотрела на него, не в силах найти слов. Он пришёл. Не для того чтобы кричать, наказывать, читать нотации. Он пришёл с мазью.

– Спасибо, – наконец выдавила я.

Он кивнул, его взгляд на мгновение задержался на стене у изголовья моей кровати, и мне показалось, что в его гладах мелькнуло что-то – не удивление, а скорее… понимание. Будто он знал не только о моём падении на чердаке, но и о тех звуках, что доносились из стен.

– Спите, – сказал он и, развернувшись, вышел, оставив меня наедине с флакончиком в руке и нарастающим ужасом от осознания, что стены в этой комнате не просто каменные. Они живые. И он это знал.

Глава 15. Урок анатомии души

Виктор привёл меня не в кабинет и не в лабораторию. Мы вышли в сад. Утро было прохладным, роса ещё блестела на лепестках роз, и воздух пах влажной землёй и цветами. После душных коридоров и жутких тайн чердака эта простая, земная красота почти обожгла меня.

– Вы хотели понять природу вещей, – сказал Виктор, идя рядом со мной по песчаной дорожке. Его тёмный костюм казался инородным телом в этом буйстве жизни. – Начнём с природы вас самих.

Он остановился у старого дуба, могучее дерево, видевшее, наверное, не одно поколение владельцев этого поместья.

– Что вы чувствуете, когда танцуете? – спросил он неожиданно.

Вопрос застал меня врасплох. Я вспомнила ту ночь, поляну, музыку, ветер в лицо.

– Свободу, – выдохнула я почти беззвучно. – Будто я… не я. Будто я – сам ветер, сам танец.

– Не вы, – поправил он, и в его гладах вспыхнул тот самый холодный научный интерес. – Это сила внутри вас. Она пробуждается от сильных эмоций. Радость. Восторг. Необузданное движение. Она питается ими. Вы – не ветер. Вы – канал, через который этот ветер дует.

Его слова были как удар хлыста. Он снова сводил всё к физике, к механике, отнимая у меня даже это – единственное чистое воспоминание.

– Нет, – протестующе прошептала я, отступая. – Это было я. Только я.

Я отступила слишком поспешно. Пятка наткнулась на выступающий корень дуба. Мир опрокинулся. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног, и вскрикнула, готовясь к падению.

Но оно не состоялось.

Его рука обвила мою талию, резко и уверенно, прижав меня к себе. Я оказалась в его объятиях, так близко, что ощутила запах его одежды – древесной пудры и холодного металла. Мои руки инстинктивно вцепились в его пиджак.

Время остановилось.

Я подняла на него глаза. И увидела нечто, от чего дыхание перехватило. Лёд в его глазах растаял, уступив место чему-то тёмному, стремительному и невероятно интенсивному. В этом взгляде не было расчёта. Была чистая, нефильтрованная реакция. Удивление. Вспышка чего-то, что он давно в себе похоронил. В этом мгновении он видел не «компонент», не «канал», а просто женщину в своих руках.

Это длилось всего лишь секунду. Меньше секунды.

Затем веки его дрогнули, и сталь вернулась на своё место. Он выпрямил меня, отступил на шаг, восстанавливая дистанцию. Его прикосновение исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив на моей талии призрачное ощущение тепла и силы.

– Осторожнее, – произнёс он, и его голос снова был ровным и безразличным, будто ничего не случилось. – Эта сила делает вас стремительной, но не придаёт устойчивости. Вам нужно учиться контролировать её, а не подчиняться ей.

Он повернулся и пошёл дальше по дорожке, оставив меня стоять под дубом с бешено колотящимся сердцем. Я тронула пальцами то место на талии, где секунду назад была его рука.

Он сдержался. Отступил. Но я видела. Я видела ту трещину. Ту вспышку. И теперь знала – даже у льда есть своя температура плавления. И, возможно, мне нужно лишь найти правильный жар, чтобы растопить его.

Мы шли дальше, но тишина между нами была уже иной. Она вибрировала от невысказанного. Я всё ещё чувствовала на себе отпечаток его пальцев, а в ушах стоял гул от собственного бешено колотящегося сердца. Он шёл чуть впереди, его спина была прямой, а шаг – твёрдым, словно того мига близости и вовсе не было.

– Контроль, – произнёс он наконец, не оборачиваясь, и это слово прозвучало как приговор, – начинается с понимания. Вы должны осознать себя не как сосуд, а как плотину. Эмоции – это вода. Вы можете позволить ей течь ручьём, обрушить её водопадом или перекрыть шлюз.

Мы вышли к небольшому пруду, гладь которого была неподвижна и совершенна, как зеркало.

– Ваш танец, – продолжал он, – это сброс воды через разрушенную плотину. Эффектно. Но безрассудно. – Он повернулся ко мне, и его взгляд снова был холодным и аналитическим. – Вы оставляете себя беззащитной. Любой, кто знает о вашей природе, может использовать этот поток против вас.

– Как вы? – сорвалось у меня.

Он не ответил на это. Вместо этого он указал на пруд.

– Попробуйте.

– Что? – не поняла я.

– Не двигайтесь. Не танцуйте. Просто… почувствуйте её. Внутри. И попробуйте просто удержать. Сконцентрировать.

Я смотрела на воду, пытаясь сделать то, о чём он просил. Я искала внутри себя тот восторг, то головокружительное ощущение полёта. Но вместо этого я чувствовала лишь смутное, тревожное тепло где-то в глубине груди. Оно было тусклым, спящим.

– Ничего не выходит, – раздражённо призналась я.

– Потому что вы подходите к этому как к исполнению приказа, – сказал он. – Это не механический процесс. Это воля. – Он подошёл ко мне, и я невольно напряглась. – Закройте глаза.

Я повиновалась. В темноте все ощущения обострились. Я чувствовала лёгкий ветерок на коже, слышала пение птиц и… его присутствие. Тихое, мощное, как гравитация.

– Не заставляйте силу подчиниться. Признайте её частью себя. Как руку. Как дыхание. Вы же не думаете о том, чтобы дышать. Вы просто дышите.

Я попыталась. Сначала было лишь разочарование. А потом… крошечная искорка. Тепло в груди шевельнулось, отозвавшись не на радость, а на моё упорство. На моё желание понять. Оно было смутным, едва заметным, но это было нечто иное, чем слепая стихия танца. Это было… управление.

Я открыла глаза.

– Что-то… получилось.

На его лице не было улыбки, но в уголках глаз легла едва заметная сеточка морщин. Одобрение.

– Это начало, – сказал он. – Первый шаг. Теперь ваша задача – научиться вызывать это ощущение по желанию. Без внешних стимулов. – Он посмотрел на меня, и его взгляд стал тяжёлым. – Потому что однажды это может спасти вам жизнь. Или… сохранить вам рассудок.

Он развернулся и пошёл обратно к дому. На этот раз я не сразу последовала за ним. Я стояла у пруда, глядя на своё отражение в воде. Оно было спокойным. И впервые за долгое время я почувствовала не страх перед тем, что внутри, а проблеск надежды. Возможно, он был прав. Возможно, контроль был не тюрьмой, а ключом. Ключом к настоящей свободе.

И пока я шла за ним, отставая на несколько шагов, я думала не о плотинах и не о силе. Я думала о том, как на мгновение лёд в его глазах растаял. И о том, что, возможно, чтобы обрести контроль над собой, мне нужно было сначала понять, что скрывается за его холодом.