Дом Первого Шёпота

– Полагаю, лучше всего она представит себя сама, – Элбан сделал рукой легкий приглашающий жест к боковой двери. – Встречайте временного наставника по Основам контроля – Мастера Зари О Храм.

В аудиторию вошла женщина.

Она была невысокого роста, но в её осанке была такая уверенность, что казалось, она на голову выше всех присутствующих. На ней не было роскошной мантии Мастера. Её одежда была простой и практичной – прочные штаны из тёмной кожи, высокие сапоги, туго зашнурованные до колена, и свободная рубаха из неотбеленного льна. Её волосы, цвета воронова крыла, были коротко острижены и торчали в разные стороны, словно она только что вышла из сильного ветра. Лицо её нельзя было назвать красивым в классическом понимании – слишком широкий рот, слишком прямой нос, сломанный и плохо сросшийся, слишком тёмные, почти чёрные глаза, которые смотрели на толпу с насмешливым, оценивающим бесстрашием. По её смуглой коже и характерным чертам лица можно было без труда определить её южное, но отнюдь не аристократическое происхождение.

Она прошла к кафедре не торжественной поступью мастера, а размашистой, немного раскачивающейся походкой человека, привыкшего к долгим переходам по пересечённой местности. Она дождалась, пока Элбан направится к выходу, кивнула ему и оперлась руками о кафедру, окидывая аудиторию своим пронзительным взглядом.

– Ну что, – её голос был низким, хрипловатым, но на удивление хорошо слышимым. В нём не было и намёка на магическое усиление – она просто говорила, и все слушали. – Похороны кончились. Мастер ваш был, не побоюсь этого слова, старым занудой, и его методы устарели лет на двести. Жалко, что он так покинул этот мир, но факт остаётся фактом – вы, в большинстве своём, не умеете применять то, что у вас между ушами находится, для чего-то более полезного, чем заучивание теорий, которые никому не нужны.

В зале повисла ошеломлённая тишина. Так о Ворине, о самом Доме никто и никогда не говорил. Рин видела, как у некоторых студентов из Стали на лицах застыли маски возмущения. Но на задних рядах, среди Бронзы и Свинца, кто-то неуверенно хихикнул.

Зари усмехнулась в ответ, один уголок её рта поднялся выше другого.

– Я вижу, не все согласны. Отлично. Спор – это начало понимания. Меня зовут Зари О Храм. Я не учёный. Я – практик. Последние пятнадцать лет я провела не в этих стенах, – она с пренебрежением махнула рукой, очерчивая круг, – а на границах. Там, где ваши заученные заклинания и идеальный контроль разбиваются о суровую реальность в первую же секунду боя. Там, где магия – это не балет, а кулак. Грубый, быстрый и эффективный.

Она выпрямилась и прошлась перед кафедрой.

– Ворин учил вас, что магия – это игла. Тонкий, точный инструмент. И для вышивания салфеток он, может, и сгодится. Я же буду учить вас, что магия – это молот. Таран. Ваша задача – не аккуратно ткнуть ей в нужную точку, а вмазать ей по башке всему, что представляет угрозу. Понятно?

– Это варварство! – раздался чей-то возмущённый голос с первых рядов. Какой-то студент из Стали вскочил с места. – Вы предлагаете нам забыть о многовековых традициях, о тонкостях контроля, о…

– О твоих оценках? О твоём месте в иерархии? – перебила его Зари, и её голос внезапно потерял всю насмешку и стал холодным, как сталь. – Традиции – это хорошо, мальчик. Пока на тебя не нападет голодный тролль, которому плевать на твои традиции. Он просто разорвёт тебя на куски, пока ты будешь пытаться «точно сфокусировать луч». Я здесь для того, чтобы выживали сильнейшие. А не самые утончённые.

Она повернулась к нему спиной, давая понять, что разговор окончен, и снова обратилась ко всей аудитории.

– С завтрашнего дня расписание занятий изменится. Теории будет минимум. Практики – максимум. Вам придётся много двигаться, падать, ошибаться и, возможно, даже потеть. Готовьтесь.

И не добавив больше ни слова, она спрыгнула с возвышения и направилась к выходу, расталкивая толпу студентов, которые расступались перед ней со смесью страха и восхищения.

Аудитория взорвалась гамом голосов.

– Вы слышали это? Она же сумасшедшая! – кричал кто-то.

– Наконец-то! Все эти высокопарные речи уже достали!

– Она оскорбила память Мастера Ворина!

– А по-моему, здорово! Надоело уже сидеть и конспектировать скучные свитки!

Рин сидела, словно парализованная. Речь Зари взбудоражила её, задела какие-то струны, о которых она сама не подозревала. «Магия – это молот». Разве не так она сама и поступала на экзамене? Разве не этим её и попрекали? И вот теперь пришла кто-то, кто не просто оправдывал такой метод, а возводил его в абсолют.

– Ну и ну, – присвистнул Кесто, нарушая её размышления. Его глаза блестели неподдельным интересом. – Вот это дама! Я бы у неё поучился.

– Она… опасная, – тихо сказала Рин, не понимая, откуда у неё эта уверенность.

– Конечно, опасная! – рассмеялся Кесто. – А кто в этом Доме не опасен? По-моему, она первая, кто говорит хоть что-то честное. В отличие от местных политиканов в мантиях.

Толпа постепенно рассасывалась, студенты, горячо споря, расходились по коридорам. Рин и Кесто спустились с верхних скамей и вышли в главный коридор. Воздух здесь был густ от возбуждённых разговоров. Зари О Храм стала главной темой дня.

Они уже собирались свернуть в сторону своих помещений, когда Рин заметила её. Зари стояла в небольшой нише у стены, о чём-то оживлённо беседуя с группой студентов из Бронзы. Она жестикулировала, что-то объясняла, и её слушатели смотрели на неё с открытым ртом, ловя каждое слово.

Их взгляды встретились.

Глаза Зари, тёмные и пронзительные, скользнули по Рин, и на долю секунды её оживлённое выражение лица сменилось на другое. Напряжённое, изучающее. Взгляд не был враждебным. Он был… аналитическим. Таким, каким смотрят на редкий, незнакомый инструмент, оценивая его потенциал и то, как можно его применить. Он длился всего миг. Затем Зари улыбнулась своей новой беспечной улыбкой, что-то сказала студентам, и те засмеялись.

Но Рин уже замерла на месте, будто наткнувшись на невидимую стену. Все, кто хоть что-то понимал в её силе, – смотрели на неё так. О Храм не стала исключением, до неё сто процентов уже дошли слухи. Ледяной укол волнения, пронзил Рин насквозь. Это было не волнение перед грубостью или силой. Это было волнение кролика, увидевшего взгляд удава – безмолвный, лишённый всякой эмоции, кроме чистейшего интереса к объекту.

– Эй, Северянка, ты чего встала? – Кесто уже прошёл вперёд и обернулся на неё. – Поесть охота, а потом, глядишь, эта новая сумасшедшая устроит нам показательные выступления.

Рин с трудом отвела взгляд от ниши, но Зари уже не было видно – она ушла вглубь коридора в окружении своих новых поклонников.

– Да, – выдохнула она, принуждая себя сделать шаг. – Поесть.

Но ощущение того взгляда, холодного и всевидящего, не отпускало её. Приказ Иртры «быть винтиком» внезапно показался не просто разумной предосторожностью, а вопросом выживания. Потому что теперь она поняла – за ней не просто наблюдают. Её оценивают. И она до ужаса боялась узнать, каков будет вердикт.

Глава 9

Декабрь в Доме Первого Шепота выдался дождливым. Непрерывные ливни, сменившие осеннюю жару, превратили внутренние дворы в холодные зеркала, а каменные галереи – в сырые, промозглые тоннели. Вода монотонно стучала по бесчисленным стеклянным куполам и карнизам, её белый шум стал сопровождением к всеобщему напряжению. Для Рин, привыкшей к тихому, пушистому снегу Севера, эта бесконечная вода была чуждой и угнетающей.

Но физический дискомфорт был лишь фоном для другого, куда более гнетущего чувства – нарастающего одиночества.

После взрывного появления Зари О Храм жизнь в Доме раскололась надвое. Для многих студентов её грубоватая прямота стала глотком свежего воздуха. Для Рин же – лишь очередной угрозой, заставившей её глубже уйти в себя, стараясь выполнить приказ Иртры и стать невидимой.

И если с новой наставницей можно было избегать контакта, то другая потеря ощущалась куда острее. Курата отдалялась, и это было медленным, тихим и оттого более болезненным процессом.

Она не стала враждебной или подозрительной. Она просто… исчезла из их общего пространства. Их вечерние разговоры в келье, эти редкие минуты, когда они могли быть просто двумя девушками сошли на нет.

Сначала это было незаметно. Курата задерживалась после занятий. Потом стала пропускать их совместные ужины, ссылаясь на дополнительные тренировки или групповые проекты с другими учениками из Бронзы. Её кровать в их общей келье всё чаще оставалась пустой до поздней ночи.

Рин пыталась не придавать этому значения. У всех бывают периоды занятости. Но её грызла тревога. Тот хрупкий мост понимания, что возник между ними в первые недели, теперь шатался под напором молчания и отсутствия.

Однажды вечером, когда дождь особенно яростно хлестал по окну, Рин решилась заговорить. Курата только что вернулась, мокрая и уставшая, и сбросила промокший плащ на стул.

– Как дела? – спросила Рин, откладывая в сторону свиток.

Курата вздрогнула, словно забыв, что в комнате не одна. Она провела рукой по лицу, смахивая капли воды.

– Устала. Эти продвинутые семинары выжимают все соки. – Она села на свою кровать, не глядя на Рин, и принялась стаскивать мокрые сапоги.

– Семинары у кого? – осторожно поинтересовалась Рин.

– Обычно у Мастера Элбана. Иногда… – Курата запнулась на секунду, – иногда у других.

В её голосе сквозила какая-то новая, странная отстранённость.

– А что там у Иртры? – спросила Рин, пытаясь найти хоть какую-то точку соприкосновения.

Курата фыркнула, но без прежней злости, скорее с усталой покорностью.

– Иртра? Он сейчас живёт в архивах. Видит только стопки бумаг и свою блестящую карьеру. Мы с ним… – она махнула рукой, – мы существуем в параллельных реальностях.

Она откинулась на подушки и закрыла глаза. Разговор явно был окончен. Рин смотрела на её уставшее лицо, на влажные пряди волос, прилипшие ко лбу, и чувствовала, как между ними вырастает стена. Не враждебная, а просто глухая. Они были как два корабля в тумане, медленно и неуклонно расходящиеся в разные стороны.

На следующий день Рин встретила Кесто в одной из общих мастерских, где ученики Стали помогали – или, точнее, наблюдали – за учениками Свинца, обслуживавшими сложные магические механизмы. Кесто, развалившись на стуле, с ленивым интересом наблюдал, как Рин и ещё двое «свинцовых» с помощью длинных изолированных щипцов переставляют раскалённые магические кристаллы в энергетической матрице.

– Скучноватое зрелище, – прокомментировал он, заметив её взгляд. – В степи, если нужно что-то починить, бьёшь по этому месту кулаком. Гораздо эффективнее.

– У нас тут правила, – сухо ответила Рин, аккуратно устанавливая сияющий синим светом кристалл в гнездо. Её руки в толстых перчатках дрожали от напряжения.

– Правила – это для тех, у кого нет фантазии, – парировал Кесто. Он помолчал, наблюдая за её работой. – А где твоя вторая половинка? Та, что плюется ядом и носит красное? Уже который день не видно.

Рин вздрогнула, едва не уронив кристалл.

– Курата занята. У неё продвинутые семинары.

– Семинары, – протянул Кесто с лёгкой насмешкой. – Звучит ужасно важно. И скучно. Надеюсь, она хоть чему-то путному учится. А то Иртра уже совсем оторвался от реальности, ходит, как привидение, с лицом мрачнее этой проклятой погоды.

– Они все под давлением, – тихо сказала Рин, закончив с кристаллом и отойдя от матрицы. – Иртра из-за расследования, Курата… из-за всего сразу.

Кесто поднял бровь.

– Да уж, непросто быть знатным и благородным. Сплошные страдания и продвинутые семинары. А мы тут, простые смертные, кристаллы таскаем. Весело.

Его тон был легкомысленным, но во взгляде читалось понимание.

– Не переживай за неё, Северянка. Она крепкая. Выжмет из этих семинаров всё, что можно, и всех их забудет, как страшный сон. У неё просто сейчас такой период – «смертельная серьёзность». Пройдёт.

Рин хотелось верить ему. Хотелось верить, что это просто временная размолвка, вызванная усталостью и стрессом. Но что-то глубинное, какое-то животное чутьё подсказывало ей, что всё не так просто. Что пропасть между ними становится всё шире, и у них не было моста, чтобы через неё перейти.

Вечером Курата снова вернулась поздно. Она вошла бесшумно и сразу направилась к своему шкафу, чтобы сменить одежду.

– Как семинар? – спросила Рин, откладывая книгу.

Курата обернулась. На её лице была усталость, но также и странное, затуманенное возбуждение, которого Рин раньше не замечала.

– Интересно, – коротко ответила Курата. Её глаза блестели. – Сложно. Но… по-другому. Не так, как учат обычно.

– По-другому? – переспросила Рин.

– Да. Без всей этой… шелухи. – Она замолчала, будто поймав себя на том, что говорит слишком много. – В общем, мне есть над чем работать.

Она отвернулась и стала переодеваться. Рин смотрела на её спину и чувствовала, как тает последняя надежда на возобновление их дружбы.

Неделя тянулась за неделей. Дождь не прекращался. Рин погрузилась в рутину. Работа, украдкой – учёба, редкие, всё более формальные разговоры с Кесто и полное, гнетущее молчание в келье, которое нарушал только стук дождя по стеклу.

Однажды ночью её разбудил скрип двери. Рин приоткрыла глаза. В слабом свете, пробивавшемся из окна, она увидела, как Курата, одетая не в ночную рубашку, а в тёмное платье, на цыпочках выскользнула из кельи.

Сердце Рин екнуло. Куда в такой час? К библиотеке? Но та была закрыта. К Иртре? Но та никогда не ходила к нему ночью.

Тревога, тихая и холодная, заставила её подняться. Накинув плащ, она вышла в коридор. Он был пуст, но в конце, у поворота, ведущего в главные корпуса, мелькнуло движение.

Рин последовала, стараясь ступать бесшумно. Она не хотела подозревать Курату в чём-то плохом. Ей просто было страшно за неё. Страшно и одиноко.

Курата шла быстро и уверенно, не оглядываясь. Она миновала спящую столовую, свернула в галерею, ведущую к учебным аудиториям. Рин замерла в тени арки, наблюдая. Курата не остановилась ни у одной из них. Она прошла дальше, её силуэт растворился в темноте дальнего коридора.

Рин не пошла за ней. Она просто стояла и смотрела в пустоту, слушая, как дождь бьёт по стеклянной крыше. В её груди было пусто и холодно. Подруги больше не было. Была лишь тень, уходящая в ночь по своим неведомым делам.

Она развернулась и побрела обратно в келью.

***

Рин с трудом заставляла себя сосредоточиться на чистке сложного вентиляционного механизма в одной из нижних лабораторий. Её пальцы, привыкшие к грубой работе, механически орудовали щёткой, в то время как разум то и дело возвращался к мыслям о самобичевании.

Внезапно её отвлекла тишина. Гул голосов и машин, всегда царивший в мастерской, стих. Рин подняла голову и увидела, что все остальные ученики Свинца и даже их надзиратель замерли, смотря на дверь.

В проёме стоял Иртра.

Он не входил, просто стоял, его безупречная тёмная форма резко контрастировала с засаленными рабочими халатами «свинцовых». Его лицо было привычно непроницаемым.

– Тороко, – его голос, ровный и лишённый эмоций, легко пересёк расстояние до неё. – За мной.

В мастерской воцарилась такая тишина, что было слышно, как где-то капает конденсат. Все смотрели на Рин со смесью любопытства и страха. Вызов к куратору, да ещё и к такому, как Ро Май, никогда не сулил ничего хорошего, особенно для ученицы Свинца.

Рин медленно опустила щётку, ощущая, как на неё устремляются десятки глаз. Она сняла грубые перчатки и, стараясь не показывать внутренней дрожи, направилась к выходу. Иртра, не сказав больше ни слова, развернулся и пошёл по коридору, очевидно, ожидая, что она последует заним.

Он не вёл её в свой кабинет или в учебный класс. Вместо этого он свернул на узкую, редко используемую служебную лестницу и стал подниматься вверх.

– Куда мы… – начала было Рин, на замолчала.

Они оказали на небольшой смотровой площадке под одним из меньших куполов. Отсюда открывался вид на мокрые от дождя крыши Дома и серое, низкое небо. Воздух был холодным и влажным.

Иртра подошёл к ажурному ограждению и положил на него руки, глядя вдаль. Рин осталась стоять в нескольких шагах.

–Я видел твой дар, Тороко. В действии.

Он сделал паузу, давая ей понять вес своих слов.

– Стандартная система Дома, – продолжил он, – создана для стандартных студентов. Она берёт сырьё – базовый магический дар – и шлифует его, превращая в предсказуемый, контролируемый инструмент. Твой дар – не сырьё. Он… иное. Аномалия.

От этого слова по спине Рин пробежал холодок.

– Аномалии в природе Дома, – его голос стал жёстче, – либо уничтожают, либо пытаются сломать и втиснуть в существующие рамки. Третий вариант – изучают. Как интересный, но опасный экспонат в клетке.

Он оттолкнулся от перил и сделал шаг к ней. Он не был намного выше её, но в его присутствии было что-то, что заставляло чувствовать себя букашкой.

– Я проанализировал твоё дело. С момента твоего прибытия. Экзамен. Твои… всплески. То, что произошло в Залах. Ты не контролируешь свою силу. Ты либо подавляешь её, либо она проявляется инстинктивно. Обучать тебя по стандартной программе – бесполезно. Это приведёт к новым инцидентам. А новые инциденты, – он не отводил взгляда, – приведут к тому, что тебя уничтожат. Как угрозу.

Рин сглотнула. Она знала это. Чувствовала это на уровне инстинкта. Но слышать это вслух, да ещё и от него, было страшно.

– Почему ты мне это говоришь? – прошептала она. – Чтобы напугать?

– Я руковожу расследованием. Моя задача – минимизировать ущерб для репутации Дома и обеспечить стабильность. Ты – источник нестабильности. У меня есть два пути, – продолжил он. – Первый – выполнить формальность и подписать акт о твоей… нейтрализации. Второй путь… – он сделал паузу, – взять тебя под свой личный контроль.

Рин молчала, не в силах вымолвить ни слова.

– Я предлагаю тебе стать твоим персональным куратором, – сказал он чётко. – Вне официальной программы. Индивидуальные занятия. Цель – не сломать твой дар. Цель – понять его механику. Найти способ управлять им. Сделать его предсказуемым. Безопасным.

Он говорил сухо, по-деловому.

– Это не предложение помощи. Это расчёт. Твой уникальный дар – пока лишь угроза. Но при правильном подходе он может стать активом. Я выбираю второй вариант. Потому что он логически оправдан и повышает твои шансы на выживание.

Ветер донёс до них приглушённый гул жизни Дома.

– Почему? – выдохнула Рин.

Иртра взглянул на неё с лёгким, почти неуловимым недоумением.

– Я действую, потому что это наиболее эффективный путь. Стабильность. Контроль. Понимание. Ты – переменная, которую нужно изучить. Всё.

Его откровенность была ошеломляющей.

– А Совет? Они согласны?

– Совет делегировал мне полномочия по этому вопросу, – ответил он. – Мои методы их не интересуют. Их интересует результат. Исчезновение угрозы. Я сообщу им, что взял тебя под усиленное наблюдение и интенсивную коррекционную терапию. Это их устроит.

«Коррекционная терапия». Звучало как приговор.

– Что мне нужно будет делать?

– Подчиняться. Работать до изнеможения. Ломать голову над задачами, которые, возможно, не имеют решения. Я не буду тебя жалеть. Для меня ты – учебный проект. Сложный и интересный. Это будет больно. Унизительно. И, возможно, бесполезно. Шанс, что мы потерпим неудачу, я оцениваю в шестьдесят процентов.

– А если я откажусь?

– Тогда я исполню свою обязанность перед Домом и рекомендую вариант номер один. Изоляция. Подавление. – Он сказал это без злобы, без сожаления. Словно говорил о погоде. – Выбор за тобой, Тороко. Но выбирай быстро. Моё время ограничено.

Рин посмотрела на свои руки – в царапинах, с въевшейся грязью под ногтями. Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как холодный декабрьский воздух отказывается наполнять лёгкие.

– Хорошо, – сказала она, и её голос не дрогнул. – Я согласна.

Иртра кивнул, как если бы просто подтвердил ожидаемый результат.

– Отлично. Занятия начнутся завтра. В шесть утра. Старый тренировочный зал в северном крыле. Не опаздывай. – Он развернулся, чтобы уйти.

– Иртра? – окликнула она его.

Он остановился, не оборачиваясь.

– Спасибо. За… возможность.

Он обернулся лишь наполовину, и его профиль на фоне серого неба казался высеченным из камня.

– Не благодари меня. Я не делаю тебе одолжение. Я использую тебя, как ты будешь использовать меня. Это сделка. Не более того.

И он ушёл, оставив её одну на смотровой площадке под завывание ветра.

***

Старый тренировочный зал в северном крыле был забытым местом. Сюда почти не заглядывали студенты, предпочитая новые, оборудованные по последнему слову магической техники помещения. Воздух здесь пах старым камнем, пылью и тишиной. Высокие арочные окна, затянутые паутиной, пропускали тусклый утренний свет, окрашивая всё в свинцово-серые тона. Посреди зала на полу был выложен сложный концентрический узор из тёмного и светлого камня – древний фокус для силовых упражнений, давно вышедший из моды.

Именно здесь, ровно в шесть утра, Рин и застала Иртру. Он стоял спиной к входу, абсолютно неподвижный, созерцая узор на полу. Он был одет не в форму куратора, а в простые практичные одежды тёмного цвета, не стесняющие движений. Его осанка, как всегда, была безупречной.

Услышав её шаги, он обернулся. Его лицо не выражало ни одобрения, ни недовольства её пунктуальностью. Оно было чистым листом, готовым к работе.

– Тороко. Приступаем.

Никаких приветствий. Никаких введений. Рин молча кивнула, сбрасывая свой поношенный плащ на скамью у стены. Под ним она была одета в своё единственное подобие тренировочной формы – грубые холщовые штаны и рубаху, которые выдавали «свинцовым» для физических работ.

– Стандартные методы контроля, – начал Иртра, его голос ровно прошёлся эхом в пустом зале, – основаны на принципе направленного усилия. Представить луч света. Сфокусировать, сузить, направить в точку. Твой дар… – он сделал небольшую паузу, подбирая слова, – твой дар не луч. Он больше похож на… атмосферное давление. На гравитацию. Ты не направляешь силу. Ты изменяешь состояние пространства вокруг себя.

Он подошёл к центру узора и положил на пол небольшой металлический шар, тот тут же начал неконтролируемо метаться внутри круга.

– Задача проста. Останови его. Не с помощью физического воздействия. Измени свойства воздуха вокруг него. Сделай его плотным.

Рин с недоумением посмотрела на шар, потом на него.

– Но… как? Мастер Ворин говорил…

– Забудь, что говорил Ворин, – холодно пресёк он. – Его методы для тебя бесполезны. Они как попытка резать хлеб лучом света. Теоретически возможно, но неэффективно. Ты должна найти свой путь. Не концентрировать силу, а… распространить её. Как пятно масла на воде. Непринуждённо.

Он отошёл в сторону, сложив руки на груди, приняв позу наблюдателя.

Рин закрыла глаза, пытаясь сделать то, что он просил. Она пыталась «распространить» свою волю, представить себе, как тишина и неподвижность растекаются от неё, сковывая воздух вокруг шара. Ничего не происходило. Она чувствовала лишь знакомое, глухое сопротивление внутри себя, как будто она пыталась сдвинуть гору голыми руками.

– Ты пытаешься заставить его, – раздался его голос, безразличный и точный, как скальпель. – Не заставляй. Допусти. Дай этому случиться. Ты – не источник силы. Ты – точка равновесия. Ноль. Абсолютный покой, вокруг которого всё замирает само.

Его слова отзывались эхом в её сознании, находя отклик в том самом манускрипте, что она нашла в Галерее Предтеч. «Воля-константа». «Неподвижный якорь». Но одно дело – читать об этом, и совсем другое – сделать.

Она снова попыталась. Вложила в попытку всю свою волю. Напряжение сдавило ей виски. Воздух вокруг шара затрепетал, и он дёрнулся, подпрыгнул и откатился в сторону, словно от толчка.

– Неудачно, – констатировал Иртра. – Это был грубый выброс силы, а не контроль. Ты пытаешься кричать шёпотом. Попробуй снова.

Они продолжали так час. Рин пыталась снова и снова. Шар дёргался, подпрыгивал, откатывался, иногда замирал на секунду и снова срывался с места. Иртра не проявлял ни нетерпения, ни раздражения. Он просто комментировал каждую попытку, холодно и без эмоций.

– Слишком грубо.

– Недостаточно сфокусировано.

– Ты борешься с воздухом, а не управляешь им.

– Снова.

К семи утра у Рин кружилась голова от усилий и разочарования. Рубаха прилипла к спине. Она чувствовала себя полной дурой.

– На сегодня достаточно, – сказал Иртра. Она с облегчением выдохнула, но он тут же добавил: – Теоретическая часть. Садись.

Он не стал ждать, пока она подойдёт к скамье, а просто сел на холодный каменный пол, скрестив ноги. После мгновения колебания Рин последовала его примеру.