Дом Первого Шёпота

Рин почувствовала, как по спине пробежал холодок. Обратно? После всего? После того как она, кажется, коснулась тайны, которая стоила человеку жизни? Это было бы хуже любой тюрьмы.

– А Иртра? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Лицо Кураты смягчилось на долю секунды.

– Иртре… Иртре поручили возглавить внутреннее расследование. Официально – чтобы «исчерпать все сомнения и восстановить репутацию Дома».

Кесто присвистнул.

– Вот это поворот. Надзиратель стал следователем. И как наш образцовый куратор отреагировал на такое повышение?

– Он принял это как должное, – Курата пожала плечами, и в её голосе прозвучала знакомая горькая нотка. – Для него это не повышение. Это экзамен. Последний тест перед переходом в Мифрил. Если он блестяще завершит это дело и найдёт «настоящего виновного» – или хотя бы убедительно кого-нибуль подставит – его ждёт блестящая карьера. Если нет… Ну, он не допускает мысли о провале.

– А что он думает о… – Рин запнулась, – о нашей версии?

Курата наконец села на кровать, смотря в пол.

– Он сказал, что улики, собранные нами, «интригующие, но косвенные». Пятна на полу, пустой сосуд… Он не отрицает, что что-то было. Но цепочка, ведущая к Ворину, обрывается на его смерти. А история с Токо… – она мотнула головой, – Фрай Ко Ста, этот придурок из Стали, который его изображал, уже отсиживается в уютной комнатке под охраной, отказываясь от показаний. Иртра считает, что мы действовали опрометчиво. Что из-за нашей самодеятельности настоящий преступник мог замести следы.

В келье повисло тяжёлое молчание. Их маленькая победа – объединение, добытые доказательства, присоединение Иртры – рассыпалась в прах, стоило системе напрячься. Их сочли неудобными детьми, которых нужно заткнуть и убрать с дороги.

Внезапно снаружи, со стороны главных ворот, донёсся низкий, протяжный гудок. Не звук рога, а скорее магический резонанс, заставляющий вибрировать стекло в окнах. Затем второй. Третий.

– Прибывает процессия, – без эмоций констатировала Курата, поднимаясь. – Похороны начинаются. Нас всех обязали присутствовать на церемонии прощания в Главном зале.

***

Зал Предтеч, обычно пустовавший и молчаливый, был залит людьми. Сотни студентов всех когорт стояли строгими рядами. Впереди – Когорта Стали в парадных темно-синих мантиях с серебряными нашивками. За ними – Бронза, затем Свинец. Рин, Кесто и Курата стояли в своих рядах, не вместе. Иерархия, даже в трауре, была нерушима.

Воздух был густ от запаха ладана и какого-то южного цветка с тяжёлым, сладким ароматом, который резал обоняние Рин. На возвышении в центре зала стоял закрытый саркофаг из тёмного, отполированного до зеркального блеска камня. Вокруг него в сложных позах замерли четверо стражей в полных доспехах, их лица скрывали шлемы с непроницаемыми стеклянными забралами.

Рин чувствовала себя чуждой этому ритуалу. На Севере хоронили иначе – проще, тише, отдавая тело ветру и холоду. Здесь же всё было подчинено сложному, отточенному веками церемониалу, в котором не было места искренней скорби, лишь демонстрация силы и незыблемости традиций.

Рядом с ней кто-то тихо всхлипнул. Рин бросила взгляд на девушку из Свинца, которая утирала слезы рукавом. Она действительно плачет, с удивлением подумала Рин. Она плачет по человеку, который, скорее всего, даже не знал её имени, который счёл бы её жизнь ничтожной. В этом был весь Юг – готовность проливать слезы по символам, забывая о людях.

Старшие, облачённые в белые, расшитые золотом одеяния, заняли свои места. Их лица были невозмутимы. Затем на возвышение поднялся Иртра. Он был бледнее обычного, но держался с той же ледяной собранностью. Его голос, усиленный магией, прозвучал чётко и ровно, заполняя собой самый отдалённый уголок зала.

– Мы собрались здесь, чтобы отдать дань уважения Мастеру Ворину, – начал он, и его слова повисли в гробовой тишине. – Человеку, чьи знания и преданность Дому Первого Шепота на протяжении десятилетий служили опорой для многих поколений студентов. Его уход – невосполнимая утрата. Но Дом стоит на принципах, более прочных, чем жизнь одного человека. Порядок, знание, дисциплина – вот столпы, которые он защищал. И наша задача – почтить его память, продолжив его дело. Расследование обстоятельств этой трагедии будет проведено со всей тщательностью. Правда будет установлена. Ибо только правда является достойным памятником тому, кто всю свою жизнь искал её.

Он говорил идеально. Правильные слова, правильные интонации, правильный намёк на продолжение расследования, чтобы успокоить умы. Рин видела, как некоторые Старшие почти незаметно кивали. Иртра играл свою роль безупречно.

Церемония длилась ещё час. Речи, заклинания, символические возложения цветов. Рин почти ничего не слышала. Она наблюдала за лицами. За застывшей маской Иртры. За скучающим, отстранённым выражением Кесто. За напряжённым профилем Кураты. Она искала в толпе того самого Фрая Ко Ста или кого-то, кто выглядел бы виноватым, испуганным. Но видела лишь море прилично скорбящих лиц.

Когда церемония подошла к концу, и толпа начала медленно расходиться, по залу прокатился новый гул – на этот раз оживлённый. Шёпот стал громче, люди заглядывали за плечи друг другу, стараясь увидеть что-то у главного входа.

– Что происходит? – тихо спросила Рин у Кураты, когда они наконец смогли выйти из своего ряда.

Курата встала на цыпочки, её лицо внезапно стало напряжённым.

– Приехал отец.

Они с Иртрой замерли у колонны, наблюдая, как к главному входу подъезжает небольшая, но невероятно роскошная кавалькада. Не повозки, а носилки из тёмного дерева, инкрустированного перламутром, которые несли на плечах четверо рослых слуг в ливреях с гербом рода Ро Май. Из главных носилок спустился человек.

Хор Ро Май был высок, как Иртра, и так же прям, как копьё. Его лицо, испещрённое сеточкой морщин у глаз, хранило отпечаток былой строгой красоты. Волосы, тронутые сединой у висков, были убраны в безупречную косу. Его одежда была образцом южного шика – тёмно-зелёные шёлковые одеяния, на которых семейный герб – стилизованная соколиная голова – был вышит не золотом, а чёрным жемчугом, что говорило о трауре. Он не нёс с собой никакого оружия, но в его осанке, в его взгляде была такая уверенность в своей власти, что он казался опаснее любого вооружённого стража.

Иртра выпрямился ещё больше, если это было возможно, и сделал шаг вперёд навстречу.

– Отец. Добро пожаловать в Дом.

Хор Ро Май оценивающим взглядом окинул сына с ног до головы. Его губы дрогнули в подобии улыбки, но глаза остались холодными.

– Иртра. Мне доложили о твоём новом назначении. Ответственная задача. Я ожидаю, что ты справишься с ней так, чтобы это принесло честь нашему дому.

– Я приложу все усилия, – отчеканил Иртра.

Тогда взгляд Хора скользнул на Курату. Он длился не более секунды.

– Курата, – кивнул он, и в этом кивке не было ни тепла, ни интереса.

– Отец, – ответила она, и её голос прозвучал тише и неуверенне, чем когда-либо.

Затем Хор Ро Май повернулся к ожидавшим его Старшим, полностью игнорируя присутствие Рин и Кесто, будто их и не существовало. Он не смотрел на них с презрением или ненавистью. Хуже того – он не смотрел на них вообще. Для человека его статуса северянка из Свинца и кочевник были не более значимы, чем пыль на его сапогах. Они были частью пейзажа, не стоящей внимания деталью.

– Полагаю, у нас есть что обсудить, – произнёс он, обращаясь к Старшим, и его голос, низкий и властный, легко перекрыл гул толпы. – Проводите меня.

И он прошёл мимо, увлекая за собой свиту и самых важных Мастеров, оставив после себя шлейф дорогих благовоний и ощущение неоспоримой власти.

Иртра, не глядя на сестру и ребят, развернулся и пошёл за ними, его спина была идеально пряма. Курата стояла, её глаза были прикованы к спине отца.

Кесто тихо присвистнул.

– Ну что ж, – прошептал он так, чтобы слышала только Рин. – Теперь понятно, чего Ро Маи такие.

Рин не ответила.

***

Тягостная атмосфера похорон висела в Доме ещё несколько дней, как затхлый запах, который не выветривался даже сквозь распахнутые настежь окна. Официальный траур длился неделю, и всё это время Дом напоминал муравейник, на который наступили сапогом, – внешне суета продолжалась, лекции и работы никто не отменял, но внутри царила растерянность и подавленность.

Рин старалась держаться подальше от главных артерий академии, предпочитая длинные, пыльные коридоры служебных крыльев. Здесь, во время изматывающей работы, её унижали за происхождение, но здесь же её в основном и игнорировали. Быть невидимой стало её новой, невольной тактикой выживания. Мысль о том, что её могут выслать, преследовала её, как назойливый комар, жужжащий у самого уха. Возвращение на Север означало бы не просто провал. Это означало бы смотреть в глаза отцу, который отправил её с последней надеждой, и видеть в них не своё отражение, а обесценившуюся монету.

Кесто, казалось, был единственным, кого общая подавленность не затронула. Он продолжал вскрывать замки на дверях заброшенных кладовок своей Тенью, раздобыл откуда-то ярко-алый шарф, кричаще не вписывающийся в унылую палитру траура, и как-то умудрился подменить все чернила в перьях у приспешников Элиана на невидимые, что выявилось во время лекции по древним свиткам и вызвало небольшой, но очень забавный для Кесто, хаос.

Иртра исчез. Его не было видно ни на лекциях, ни в столовой. Курата, отвечая на осторожный вопрос Рин, бормотала что-то о «погружении в работу» и «анализе архивных записей». По её замкнутому виду и избегающему взгляду было ясно, что визит отца давил на неё сильнее, чем смерть Ворина.

Прошло три дня после похорон, когда посыльный из Когорты Стали, юноша с высокомерно поднятым подбородком, нашёл Рин, когда она чистила засорившийся магический сток во внутреннем дворе. Он даже не смотрел на неё, протягивая сложенный вчетверо лист плотной, дорогой бумаги.

– От куратора Ро Мая. Явиться немедленно, – отчеканил он и, не дожидаясь ответа, развернулся и ушёл, словно боялся заразиться ничтожностью от воздуха вокруг неё.

Рин, вытерев руки о грубую холщовую ткань рабочего фартука, развернула записку. Почерк был идеальным, без единой помарки, буквы – острые и точные, как скальпель.

«Тороко. Явка требуется в рамках официального расследования. Кабинет 3-В в западном крыле. Немедленно. Иртра Ро Май.»

Сердце ёкнуло. Официальное расследование. Значит, он что-то нашёл? Она сорвалась с места, сбросила фартук в кучу грязного белья и почти бегом пустилась через двор, стараясь не привлекать внимания.

Кабинет 3-В оказался маленькой, аскетичной комнатой без окон, освещённой холодным голубоватым светом магических шаров, вмурованных в потолок. Стены были заставлены стеллажами с аккуратно подшитыми папками. В центре стоял простой деревянный стол и три стула. За столом сидел Иртра. Он не выглядел уставшим, но его лицо было ещё более замкнутым и отстранённым, чем обычно. Перед ним лежала открытая папка с несколькими листами пергамента.

На одном из стульев, спиной к двери, сидел Кесто. Он развалился на сиденье, закинув ногу на колено, и безучастно изучал свои ногти. Он обернулся на скрип, и в его глазах мелькнуло знакомое озорство, тут же погасшее под тяжёлым взглядом Иртры.

– Закрой дверь, Тороко. Садись, – сказал Иртра, не глядя на неё.

Рин повиновалась, заняв оставшийся свободный стул. В комнате пахло пылью, старой бумагой и чем-то ещё – едва уловимым, металлическим запахом напряжения.

– Прежде чем мы начнём, я должен проинформировать вас об официальном статусе этого разговора, – начал Иртра, его голос был ровным, лишённым каких-либо эмоций, голосом следователя, а не куратора. – В соответствии с полномочиями, данными мне Советом Старших, я веду расследование обстоятельств смерти Мастера Ворина. Ваши показания, наряду с другими собранными доказательствами, будут занесены в протокол и представлены на рассмотрение Совета. Вы обязаны отвечать на вопросы правдиво и полно. Всё, что вы скажете, может быть использовано. Понятно?

Кесто лениво поднял большой палец вверх. Рин молча кивнула, сглотнув комок в горле. Всё это было слишком официально, слишком холодно. Она чувствовала себя не союзницей, а подозреваемой.

– Понятно, – сказал Иртра, больше для протокола, чем для них. Он отодвинул папку и сложил руки на столе. – Я нашёл Фрая Ко Ста. Того, кто выдавал себя за пропавшего студента по имени Токо.

Кесто коротко кивнул, его поза стала сразу менее расслабленной. Рин подняла глаза.

– Где он? – выдохнула она.

– В изоляторе для неблагонадёжных студентов. Под усиленной охраной. Официально – для его же безопасности. Неофициально – потому что он единственная ниточка, которая у нас есть, и её могут оборвать, – Иртра посмотрел на них обоих. – Я допросил его вчера. Сегодняшняя беседа с вами – это формальность, подтверждение показаний.

– И? – не выдержал Кесто. – Он рассказал, кто за всем стоит? Кто приказал ему подставить Рин?

Иртра покачал головой, и в его глазах мелькнула тень разочарования, тут же погашенная.

– Нет. Он рассказал ровно то, что от него ожидали услышать. Он – мелкая сошка. Посредник. Его история выверена и, вероятно, отрепетирована.

– Какая история? – спросила Рин.

– Его нашли, – начал Иртра, снова глядя в бумаги, хотя, скорее всего, он знал их наизусть. – Вернее, к нему подошли. Несколько недель назад. У него были… долги. Игровые. Немаленькие. Ему пообещали, что все долги будут списаны, а его скромное положение в Когорте Стали будет… укреплено покровительством очень влиятельного лица. Всё, что от него требовалось – сыграть роль.

– Роль напуганного «свинцового» паренька, который умоляет меня о помощи, – тихо закончила за него Рин.

Иртра кивнул.

– Именно. Ему предоставили всю необходимую информацию: имя пропавшего Троя, детали, которые должны были выглядеть правдоподобно. Его задача была – втереться к вам в доверие, подвести вас к идее самостоятельного расследования, а в нужный момент – исчезнуть, оставив после себя намёки, которые вели бы прямиком к вам, Тороко. Идеальный план, чтобы скомпрометировать тебя и отчислить по сфабрикованным обвинениям в нарушении устава и клевете.

В комнате повисло молчание. Рин смотрела на грубую деревянную поверхность стола, пытаясь осознать это. Она была мишенью. С самого начала. Её уникальный дар, её происхождение, её уязвимое положение – всё это сделало её идеальным козлом отпущения.

– Но… зачем? – прошептала она. – Я же никто. Я никому не угрожаю.

– Пока – нет, – парировал Иртра. – Но твой дар… он аномален. Он непредсказуем. Для кого-то, кто ценит контроль выше всего, ты – воплощение хаоса. Пока точно нельзя сказать, ради чего это было.

– А Ворин? – встрял Кесто. – Он был частью этого? Он хотел избавиться от Рин?

Иртра нахмурился.

– Показания Фрая на этот счёт… туманны. Он утверждает, что не знает. Контакты были анонимными. Инструкции поступали через третьих лиц, через записки, которые самоуничтожались. Он знал только своего непосредственного куратора, такую же мелкую сошку, который уже… исчез. Без следа. Цепочка обрывается. Умерла вместе с Ворином.

– Очень удобно, – с сарказмом бросил Кесто.

– Неудобно, – поправил его Иртра. – Это тупик. Фрай – свидетель, но не источник информации. Мы знаем, что был заговор с целью подставить Тороко. Мы не знаем, кто его организовал и почему. Мы не знаем, как это связано со смертью Ворина. Возможно, он узнал о подставе и попытался вмешаться. Возможно, он был её частью и стал неудобен. Возможно, это два разных дела. У нас нет доказательств.

– Но мы же нашли… – начала Рин, – в Пустых Залах… тот сосуд, пятна…

– Косвенные улики, – холодно отрезал Иртра. – Которые не связывают никого конкретно с убийством. Которые можно трактовать как угодно. Кто-то мог подбросить их туда уже после. Старшие, – он сделал небольшую паузу, – Старшие склонны считать, что Ворин проводил в Залах несанкционированные эксперименты с опасными материалами, что и привело к несчастному случаю. А история с подставой – это отдельный, незначительный инцидент, раздутый вами.

Рин почувствовала, как у неё похолодели пальцы. Всё, через что они прошли, всё, что они узнали, – всё это просто списали на «несчастный случай» и «инцидент».

– Они что, слепые? – взорвался Кесто, вскакивая со стула. – Им прямо указали на фальшивку! Как это можно назвать «незначительным инцидентом»?

– Потому что это проще, Маро! – в голосе Иртры впервые прозвучали нотки металла. – Потому что признать, что в стенах Дома существует законспирированная группа, способная на убийство и подлог, – значит признать, что система дала сбой. А это недопустимо. Гораздо проще списать всё на мёртвого человека и замять дело. Моя задача – найти неопровержимые доказательства обратного. И до тех пор, пока их нет, вы будете вести себя тихо. Понятно?

Кесто что-то пробурчал себе под нос и снова плюхнулся на стул, скрестив руки на груди.

– Так что же теперь? – спросила Рин, чувствуя, как накатывает отчаяние. – Фрай остаётся в изоляторе, а мы делаем вид, что ничего не произошло?

– Фрай остаётся в изоляторе для его же безопасности, – сказал Иртра. – Тот, кто его нанял, теперь заинтересован в его молчании. Постоянном. А вы… – он перевёл взгляд с Кесто на Рин, – вы возвращаетесь к своим обязанностям. Вы не упоминаете об этом деле никому. Вы не проводите собственных расследований. Вы даже не смотрите ни на кого подозрительно. Вы – маленькие винтики в механизме Дома, которые чуть было не вылетели и которые теперь должны быть устойчиво закреплены. Маро, твоя Тень не должна высовываться дальше пары метров от тебя. Тороко, твой дар не должен проявляться ни при каких обстоятельствах. Ясно?

Это было похоже на приговор. Ещё более жёсткий, чем любое наказание. Их заставляли играть по правилам, которые были сфальсифицированы с самого начала.

– А ты? – тихо спросила Рин. – Что будешь делать ты?

Иртра откинулся на спинку стула, и его лицо в холодном свете шаров казалось высеченным из мрамора.

– Я буду делать то, что умею лучше всего. Анализировать. Сопоставлять факты. И ждать. Они ошиблись, когда решили использовать Фрая. Они ошиблись, когда убили Ворина. Преступники всегда ошибаются. Нужно просто дождаться следующей ошибки и быть готовым её использовать. А до тех пор… – он посмотрел на них, и в его взгляде не было ни дружелюбия, ни поддержки, лишь чистая, нечеловеческая решимость, – вы – мои глаза и уши. Вы будете наблюдать. Молчать. И запоминать всё, что покажется вам странным. Но не действовать. Никогда не действовать без моего прямого приказа. Это не игра, – его голос стал тише, но от этого только страшнее. – Следующей мишенью можете стать вы. И я не смогу вас защитить, если вы сами полезете на мушку.

Он встал, давая понять, что разговор окончен.

– Возвращайтесь к своим занятиям. О сегодняшнем разговоре – ни слова.

Кесто вышел первым, хлопнув дверью. Рин задержалась на секунду, её взгляд упал на папку на столе.

– Иртра… – она запнулась. – Спасибо. Что поверил нам.

Он не ответил сразу, собирая бумаги.

– Я не верю вам, Тороко, – сказал он наконец, не глядя на неё. – Я верю фактам. А факты говорят, что вы, возможно, правы. Не заставляйте меня пожалеть об этом.

Рин вышла в коридор, где её ждал Кесто. Он прислонился к стене, смотря в пустоту.

– Ну что, Северянка? – его голос был усталым и лишённым привычного озорства. – Как ощущения быть живой мишенью в тире с завязанными глазами?

– Ужасные, – честно ответила Рин, прислоняясь к стене рядом. – А у тебя?

Кесто горько усмехнулся.

– Идём. Надо делать вид, что мы занимаемся какой-то ерундой.

Он пошёл по коридору, а Рин последовала за ним, чувствуя, как стены Дома Первого Шепота, которые всегда были чужими, теперь стали откровенно враждебными. Они знали правду, но правда эта была бесполезной. Они были пешками, которые только что узнали, что ими двигают, но не узнали, в чью пользу. И ходить им было позволено только на одно поле. Ждать следующей ошибки игрока. И надеяться, что она не станет для них фатальной.

Глава 8. Часть 2

Неделя, последовавшая за допросом у Иртры, тянулась мучительно медленно, словно время само замедлилось под гнётом всеобщей подозрительности. Дом Первого Шепота, обычно кипящий скрытой энергией и амбициями, теперь напоминал болото – поверхностно спокойное, но таящее в своей глубине гниль и невидимые опасности.

Рин старалась следовать приказу Иртры – быть винтиком. Она молча выполняла свою работу в Свинце: драила полы в бесконечных коридорах, чистила закопчённые котлы на кухне, переносила тяжеленные фолианты из архива в библиотеку и обратно. Физический труд стал её спасением. Он не требовал думать, только делать. Рутина убаюкивала страх, превращая его в фоновый гул, похожий на тот, что исходил от стен Дома.

Кесто, казалось, смирился с ролью ещё хуже, чем она. Его обычная развязность стала натянутой, почти карикатурной. Он шутил громче и грубее, его выходки стали более дерзкими, но в его глазах, когда он думал, что на него не смотрят, стояла та же самая настороженная пустота, что и у Рин. Его Тень теперь редко отличалась от тени обычного человека, как верный, но загнанный пёс.

Они почти не видели Курату. Она пропадала с утра до ночи, и когда всё же возвращалась в келью, то сразу же падала на кровать, отворачивалась к стене и делала вид, что спит. Попытки Рин завести разговор натыкались на глухую стену молчания или на односложные, обрывистые ответы. Визит отца и новое назначение Иртры явно выбили почву у неё из-под ног, и Рин с удивлением ловила себя на мысли, что ей жаль эту дерзкую, язвительную девушку. Они все оказались в ловушке, просто стены у каждой были свои.

Иртра, как и прежде, был призраком. Он мелькал вдали – на другом конце столовой, в окружении других студентов Стали, на лекциях, на которые Рин допускали лишь в качестве прислуги, разносящей материалы. Он никогда не смотрел в её сторону, не подавал никаких знаков. Их короткий союз в Пустых Залах казался теперь сном, порождённым адреналином и страхом.

Как-то утром, когда Рин скребла застывший жир с плиты в одной из подсобок кухни, к ней подошла пожилая кухарка, женщина с лицом, как сморщенное яблоко, и ткнула пальцем в её спину.

– Эй, – буркнула она хриплым голосом. – Велели всем «свинцовым» явиться в Аудиторию Первых Истин. Сейчас. Брось всё.

Рин поморщилась. «Явка» обычно означала какое-то унизительное поручение или выволочку за малейшую провинность.

– Что случилось? – осторожно спросила она.

Кухарка пожала плечами, её бесстрастное лицо не выразило ни малейшего интереса.

– Какое-то собрание. Нового мастера представлять будут, что ли. Иди уже, не задерживай. Тебе ещё работу делать.

Аудитория Первых Истин была заполнена как никогда. Студенты сидели не только на своих местах, но и стояли в проходах, толпились у входов. Воздух гудел от возбуждённых голосов. Шёпоток, который последние недели был похож на похоронный гимн, теперь снова приобрёл живые, любопытствующие нотки. Рин протиснулась к своему месту на самых задних, самых верхних скамьях, отведённых для Свинца. Отсюда всё происходящее внизу, у кафедры, было видно как на ладони, но при этом она чувствовала себя невидимой, частью серой, безликой массы.

К ней, минуя своих сокогортников, протиснулся Кесто. Он без зазрений совести сел на край скамьи, потеснив Рин.

– Ну что, Северянка, пронюхал Иртра что-нибудь? – спросил он, не глядя на неё, его глаза бегали по толпе внизу. —Никаких весточек?

– Ничего, – тихо ответила Рин. – И у тебя?

– Тишина, – Кесто усмехнулся. – Как в гробу. Думаю, наш блестящий куратор понял, что вляпался, и теперь не знает, как выкрутиться. А может, папочка велел не выносить сор из избы.

Внезапно гул стих. На кафедру поднялся один из Старших, Мастер Элбан – древний старик с седой бородой до пояса и голосом, который, казалось, доносился прямо из-под земли.

– Студенты Дома Первого Шепота, – начал он, и магия донесла его тихий голос до каждого уголка зала. – Смерть Мастера Ворина оставила пустоту не только в наших сердцах, но и в расписании занятий. Курс основ магического контроля – фундамент вашего образования. Его нельзя прерывать надолго.

В зале повисла напряжённая тишина. Все ждали, кто же займёт место Ворина. Рин представила себе ещё одного такого же сухого, педантичного учёного, возможно, ещё старше и строже.

– Времена меняются, – продолжил Элбан, и в его голосе прозвучала какая-то нехарактерная усталость. – После долгих обсуждений Совет Старших принял решение пригласить для ведения курса на временной основе человека, чей подход… отличается от традиционного, принятого в наших стенах.

По залу прокатился удивлённый гул. «Отличается» – это слово в устах Старших звучало как мягкое проклятие.