Младший сержант Ф. Крюгер

Денис не ожидал удара. Уверенность в том, что это его сон и он в нем неуязвим, просто не допускала такого варианта. Это ошеломило. В голове взорвалась граната и, замотав медвежьей головой, он вывалился из сна.

* * *

Денис открыл глаза. Левую щеку пронзила боль, и он ее инстинктивно накрыл ладонью и ощутил глубокую вмятину, которая горела и пульсировала. Откинув одеяло, Денис вскочил с кровати. Левый глаз не открывался, а на пол с чавканьем падали, густые кровавые сгустки, они шипели, будто на них вылили перекись водорода и превращались в черную жижу. Полумрак в казарме, светился голубым неоновым светом. Солдаты проснулись и приподнял головы с подушек.

На Дениса уставилось полсотни бесцветных глаз на лицах из синего стекла, светящиеся радиацией.

Холодок прошел по спине младшего сержанта, он кинулся в комнату для умывания, стараясь не смотреть в сторону дневального по тумбочке, но отметив периферийным зрением мертвое свечение и с его стороны. Он не понимал, что происходит, а мысли в голове путались. Проскользнув к умывальникам, он взглянул в зеркало и убрал ладонь. Левая половина лица отсутствовала, а на устрашающей вмятине – кровавое месиво из которой стекала кровь, обильно пропитавшая рубашку. Из темноты, в отражении, он увидел, как за спиной проявился юноша, словно выточенный из хрусталя, с таинственно светящимися зрачками и в голове раздался звук, скрежущий, впечатывающий холод в позвонки. От неожиданности Денис вздрогнул и открыл глаза…

***

Он лежал на полу, мокрый от пота. Тело потряхивало от адреналина, а внутри клокотала буря эмоций. Денис подскочил. Хотелось бежать, хватать, кидать и рушить. Он понял – было ложное пробуждение, и чтобы удостовериться, что на этот раз он и в самом деле проснулся, сделал проверку на реальность: подпрыгнув, он попытался взлететь – не получилось, значит это уже не сон.

На кровати напротив, приподнялся Пипр и взволнованным голосом громко прошептал:

– Ты что, командира? С дуба рухнул.

– С березы, – Денис схватил подушку и, оттолкнув ее двумя руками, кинул в Пипра

Тот ее поймал, и осторожно протянул обратно, возмутившись.

– Ты зачем такой? На людей кидаешься.

– Где ты людей видишь? – Денис взял подушку, сел и прижал ее к животу. В мозгу вспыхивали фрагменты сновидения, рождая ворох вопросов. Щека начала опухать, и глаз заплыл, превращаясь в узкую щелку. Он закрыл ладонью травму и промычал:

– Ммм, блин… долбаный Тарасюк…

– Глазом пол поцеловал? Покажи-ка, – узбек сел и попытался убрать руку Дениса, чтобы осмотреть травму.

Денис дернулся, и соскочил с места. Неповрежденный глаз излучал озлобленность. Отбросил подушку. Натягивая сапоги, зло кинул:

– Не до тебя. Спи, давай.

Несколько пар любопытных глаз из глубины казармы, где спали первогодки, уставились на Дениса. На секунду показалось, что они отдают синевой, и Денис поежился, а затем толкнул ногой табуретку. Табуретка упала и по полу разлетелась форма. Он зло гаркнул, – Ну-ка, всё прибрали, развели бардак. Вернусь… ни дай бог…, – после этих слов, прикрывая ладонью глаз, поспешил в комнату для умывания.

– Фанеру пробью, – кинул он, покидая спальное помещение.

Послышались недовольные возгласы проснувшихся старослужащих, обещающих страшную кару нарушителям спокойствия. Узбек, не понимающий в чем его вина, объяснил ситуацию, затем растолкал Селянина – друга Дениса, который посапывал, не реагируя на суматоху.

– Вставай давай.

– Что… что случилось? подъем проспал? – выпучил глаза Селянин на Пипра и, откинув одеяло, сел. Оглядевшись и поняв, что на дворе ночь, возмутился.

– Пипр – еклмн. Тебе что не спится, черт полуночный? А молодняк, почему тут вошкается, воспитанием занимаетесь? Нашли время.

– Денис, совсем крышу снесло. С кровати свалился, глаз разбил, а я виноват. На всех наорал, одежду разбросал. Видешь "иплесы" шуршат? Заставил собирать и в сортир свалил. Иди, посмотри.

– Я ему нянька, что ли? Ну, упал, со всеми бывает. – Андрей лег и отвернулся. – Надо тебе – иди и смотри,

– Да не, – Пипр затряс за плечо, моментально заснувшего Андрея. – Синяк у него под глазом, и щеку разнесло. Долбанулся. Но что-то мне подсказывает, не все так просто. Может кто его… это…

– А? Что? Нет от тебя покоя. Что надо?

– Говорю же. Синяк у него. Иди, посмотри. Может с кем схлеснулся?! А? Может, помощь нужна. Я не пойду, он на меня как собака… я виноват, ага, чуть что… Пипр.

То, что не смог сделать узбек, сделало любопытство – Селянин открыл глаза, силой воли скинул пелену сна, резко сел, потянулся, всунул ноги без портянок в сапоги и направился к Денису, что-то бормоча себе под нос. За ним, тенью, засеменил узбек.

Денис стоял над раковиной и изрыгал ругательство. Левой рукой он упирался в край раковины, а в правую набирал холодную воду, скудной струйкой бежавшую из крана, и омывал опухший глаз.

– Где это тебя так угораздило? – спросил Андрей, рассматривая Дениса в отражении.

– Тебе-то чего не спиться?

– Поспишь тут с вами. Пипр растолкал, сказал – что у тебя проблемы.

– Проблемы. Точно ты сказал – проблемы. Долбанный Тарасюк, пол лица разнес. Долбанный гризли…

– Гризли? Какой гризли? Тарасюк Гризли? С нового призыва что ли?

Денис хмыкнул и посмотрел на Андрея уцелевшим глазом. Лицо перекосилось в неприятной улыбке:

– Гризли… Медведь из сна…

14. Офицер это не кто-то там!

После ночного происшествия, на Дениса стали косо смотреть, с некой опаской. Особенно узбеки, которым Пипр рассказал, о медведе, напавшем ночью на Дениса давая понять, что тот свихнулся. Сформировалось общее мнение, что Денис употребляет, и не банальное спиртное, а психотропное, уводящее от реальности, только вот где он это берет, и что это за вещество, оставалось только гадать. Слухи не прошли стороной и офицерский состав. Они присматривались к Денису, и при каждом удобном случае просили дыхнуть.

Денис и действительно чувствовал себя, под гнетом невиданных сил, давящих на мозг и притупляя чувства реальности. Он все больше и больше погружался в свой внутренний мир, теряясь как в лабиринте в своих мыслях, с намертво замурованным выходом, кидаясь в путаницу закоулков и поворотов.

Откуда травмы у Дениса никто из отцов командиров, не выяснял. Старослужащий с синяком это дело житейское и докопаться до сути, в таком случае, практически невозможно, а тратить свое драгоценное время и энергию, никто желанием не горел. Вот если бы молодой, да с синяком, тогда другое дело: можно по легкому раскрутить, затем, руку виновника за спину и на судилище. А сержант, который скоро начнет считать дни до дембеля, получил в глаз – значит, заслужил и, если продолжение конфликта не последовало, значит все путем.

Из сна, разрушившего стереотип, Денис вынес две вещи: первое – осознание, что он не полный повелитель виртуального мира и второе – легкое сотрясение головы с декоративным оформлением под глазом.

Неделю он чувствовал упадок сил, головокружение и тошноту, затем все резко кончилось, он проснулся обновленным, с ясной головой и только желтизна над левой щекой напоминала о злополучной стычке с медведем. Вместе с недугом закончилась хандра, и появился позитивный настрой.

«А так даже интереснее – думал Денис. – Слепых щенков легко собрать в мешок и в реку, а ты попробуй расправиться со зрелыми псами. Не для мужчин охота на кроликов, а полноценная схватка с равными. Полноценная?! – конечно я в более выгодном положении, имею навыки в осознанных сновидениях, а те, которые попадают по моей воле – новички и пока они сообразят о своих возможностях, будет поздно, капкан захлопнется. Теперь-то знаю, что могу получить отпор, а кто предупрежден – тот вооружен и, отныне я буду осторожней и быстрее. Мешкаться и разводить кисель в прошлом. Отчаянно, молниеносно, эффективно…»

От таких мыслей волна адреналина от предвкушения ночных баталий холодной струйкой пробежала по позвоночнику. Это уже напоминает игру, а игра намного интересней, чем охота из кустов на беззащитных зверюшек.

** *

Незаметно пролетел Новый год. Январь отметился крещенскими морозами, а февраль самогонкой на 23 февраля. Наступил март, одним только своим названием согревая душу. Трудные зимние месяцы, омраченные сплошными учениями, остались позади.

Мечта командира вывести дивизион в лидеры по скорости передислокации позиции, осуществилась. Дивизион действовал отточено как единый механизм, и побить поставленный рекорд, вряд ли кому удастся. Мало кто из отцов командиров пойдет на такую дрессировку своих подопечных, не делая скидку ни на мороз, не на элементарную потребность в отдыхе, поэтому конкуренции можно не бояться. «Тяжело в учении – легко в бою», любил повторять командир, истрепанную истину. «О каком бое он говорит? – думал весь дивизион – Этому комплексу сто лет в обед, еще год… два и спишут в утиль устаревшую боевую единицу, а вместе с ней уйдут в никуда ставшие ненужные навыки и бестолково потраченное время»

Во время этой гонки за славой, Денис как, впрочем, и все, был истощен морально и физически. Какая там практика осознанных сновидений?! – был бы жив.

За все время не больше трех ночей, когда он понимал, что спит и даже собирался осуществить задуманное, но все проходило как в тумане и на полный контроль над сновидением, выйти не получалось.

** *

Весна с Зимой не на шутку разошлись. Борьба за создание очередного шедевра, в конец их рассорила. Вырывая друг у друга краски и кисти, они кладут мазки каждая на свой лад, в гармонии со своей сущностью, не давая поблажек друг другу, не идя на компромисс и не давая просохнуть краскам, разрушая красоту зимнего пейзажа и не давая в полную силу заиграть весеннему разноцветью.

Вот именно в этот период «не лето не зима», командир и затеял большую передислокацию, основной силы дивизиона на новую позицию, и не на короткое время, а на все лето. С городом скоординировали расположение, и за несколько часов, все кабины комплекса с обслуживающим персоналом, перекочевали на семьдесят километров в сторону города, рядом с деревней «Муховка», которая спряталась за небольшим леском, через дорогу.

По краям полигона вкопали столбы, между которыми натянули маскировочную сетку, укрыв от глаз гражданских армейскую жизнь. Помимо кабин комплекса, на территории поставили большую палатку, где расположилась столовая, казарму на колесах с двух ярусными кроватями, выделили место для утренних процедур где повесили умывальники, и сколотили туалет.

За прошедшие месяца, конфликт между Ипатовым и неразлучной троицей: Шуйским, Грачем и Еладашом не затих. Напряжение в отношениях усиливалось все сильнее и сильнее как струна на гитаре у пьяного настройщика, в любую секунду готовая лопнуть. И надо было так случиться, что за командира на полигоне поставили Грача, а он в свою очередь подтянул к себе в заместители Шуйского и ответственного за хозяйство прапорщика Елдаша.

Критическая масса взрывных характеров сосредоточилось в одном месте, и для детонации требовался небольшой толчок, который случился ночью в столовой, когда троица закадычных друзей праздновали новоселье.

***

Шуйский взял бутылку пива левой рукой, зацепил крышку о край стола и основанием правой ладони ударил по ней. Крышка отлетела и содержимое бутылки, с шипением выплеснулось на форму.

– Чтоб ее.

– Ты что портишь казенное имущество, – проворчал изрядно, подвыпивший Грач с напущенной строгостью, потом рассмеялся и кивнул в сторону Елдаша, сидевшего на бушлате упершись спиной о ножку стола безвольно свесив голову. – Хотя за имущество пусть прапор волнуется, это он тут, по хозяйственной части.

– Это точно, – задумчиво произнес Шуйский. – Наше дело, из простого гражданского сделать несокрушимую единицу, защитника родины, настоящего солдата, а столами, поварешками… и остальной головотьмой путь Елдашь занимается… это, да.

Прапорщик приподнял голову и, не открывая глаз, не шевеля губами, пробормотал: – Я-то что!? Я ни чего. Я всегда и везде…. Нужно выпить, – сказал и отключился.

– Прапорщик то у нас некрепкий. Укачало бедолагу, – сказал Грач, наливая в рюмку водки. – Не те мужики пошли на Руси. Не те.

– Я-то что!? Я… Я всегда и везде…. – промычал Елдаш.

– Ты смотри дружбан, – приподнялся Шуйский, ударив кулаками о стол. – Ты кто?

– Я? Офицер, советской армии…

Два затуманенных взгляда встретились, слились в один энергетический заряд, выражая решительность пойти на любые лишения и подвиги во имя Родины.

– Мы офицеры, – сквозь стиснутые зубы и напряженные губы процедил Шуйский. – Понимаешь?! Офицеры. И это не простой звук. И ни какая падла… Ты понимаешь? Никакая… в рот, чих пых.

Грач, не отрывая взгляда от друга, взял рюмку и медленно ее выпил.

– Мы вот, – задыхаясь от градусов, прокашлял Грач, выставив вперед руку с зажатой в кулак рюмкой. – Мы вот…. Один кулак. А это сила. Верно говоришь – офицеры это тебе, не какие-то там. Вот они где все у меня.

Шуйский, горячо пожал руку товарищу, и опрокинул рюмку. Сморщился, уткнулся носом в хлеб и сквозь сбивающий дыхание алкоголь, пробормотал:

– Давай покурим.

– Покурим.

Грач вытащил помятую коробку, там нашлась одна сигарета. Он небрежно ее вытащил и приклеил к нижней губе, и демонстративно потряс перевернутой коробкой, вытряхивая из нее табак.

– Последнюю даже менты не забирают. А тебе бы стоило уже и свои иметь. Или на халяву и уксус сладкий?! Как говорится.

– Понимаешь?! В мире все взаимосвязано, – ударился в философию Шуйский, вытащив заныканную ранее сигарету. – Случайных встреч не бывает. Вот и нас свела судьба неслучайно. Что там курево?! Оно ничего не стоит в сравнении с нашими взаимоотношениями. Понимаешь?! Мы на энергетическом уровне… взаимообмен, и это правильно. Все в мире… вот допустим этот стол, эта столовая, этот прапор… это все не просто так, для чего-то, это нужно. Ты мне одно даешь, я тебе возврат в других ипостасях…. Понимаешь?!

В руках Шуйского вспыхнула спичка, и две струйки дыма заполнили своим ароматом палатку.

– Наливай, – пробубнил Грач.

– Нее. Я пас. Рубит меня не по-детски. Пойду, отолью и, в люлю.

– Как знаешь, а я еще выпью. Не осталось на Руси настоящего, не осталось. Эй прапор, ты то как там? Живой еще? – потолкал Грач, ногой Елдаша.

– Я?! За всегда, – зашевелился прапорщик, неуклюже поднялся и сел на освободившееся место. Выпил рюмку и уронил голову на грудь.

***

Шуйский плечом откинул брезентовую дверь, на ходу расстёгивая ширинку. В темноте за палаткой он уловил движение. Пытаясь безнадежно рассмотреть, кто там занял его вакантное место, он заплетающимся языком, захлебываясь в собственных словах, бросил во мрак: – Кого нахрен, тут… носит!?

Неизвестный прошел мимо, сильно двинув плечом офицера. Шуйский потерял равновесие, и если бы не натянутая веревка, за которую он ухватился левой рукой и не брезент палатки, то наверняка бы покатился по земле. Только что он чувствовал себя на высоте, самоуважение зашкаливало, а гордость за себя и за всю советскую армию переполняло все его нутро, как попалась на пути, тварь и все обгадила. Возмущению не было предела, и он его выразил в словесной форме, не скупясь на выражения: – Ты, что нахрен… пес блудливый, нюх потерял? Ты на кого? Ты кого? Офицера советской нашей родины….

Гневный монолог продолжался пока он пытался привести себя в равновесие. Продолжался и тогда, когда чьи-то руки схватили его за воротник, встряхнули и придали ему устойчивую форму.

Темный силуэт сказал: «Нажрался, веди себя прилично». По голосу он узнал сержанта Ипатова и замолчал. Терпеть не было уже сил, и по ноге распространилось тепло. Чувство что его унизили, опустили и втоптали в грязь, взбудоражило пьяный мозг. Если бы не этот мерзкий сержант, служба текла бы молочной рекой, без лишних передряг и суеты. Даже поссать спокойно не получается, куда не плюнь, везде эта мерзкая харя. Он решил, раз и навсегда разобраться с наглым военным, поставить жирную точку, закрыть вопрос, разъяснить подробно и популярно, кто здесь кто.

– Пойдем ка. Потолковать нужно.

– Пьешь? Пей дальше. Нахрен ты мне сдался, толковать с тобой. Проспись. Потом и потолкуем.

– Зассал?

– Кого? Тебя? Да тебя трезвого соплей перешибешь…. Короче, мне с тобой базарить себя не уважать. – Денис отвернулся и собрался уходить, как услышал:

– Пристрелю сука. Я офицер, а ты кто? Сучара ты, и есть, сучара.

Денис повернулся и по возне в темноте, понял, что Шуйский пытается вытащить из кобуры пистолет.

– Как ты достал уже, – сказал Денис, и с силой запихнул не успевшего опомниться лейтенанта в столовую. – Разговора хочешь? Давай поговорим.

На этот раз, Шуйский не удержался и с грохотом растянулся посреди палатки, между столами, на глазах у изумленного Грача. Елдаш что-то невнятное пробормотал под нос и попытался поднять тяжелые веки, но быстро сдался и отрубился.

***

Грач, молча наблюдал как Шуйский пытается подняться, хватаясь за окружающие предметы. Затем перевел затуманенный взгляд на Ипатова. Поначалу он не как не мог сообразить, кто это нарушает гармонию дружеского коллектива, затем узнал виновника. Вверенная ему честь быть командиром на этом полигоне вдохнуло в него силы, и он поднялся с места: – Так. Что здесь происходит? Вашу. Ты совсем охамел?! Под трибунал пойдешь, в дисбат первым эшелоном собака.

Шуйский наконец то смог подняться и ринулся на Дениса, но получив толчок в грудь двумя руками, загремел собирая табуретки и сдвигая столы.

Грач крикнул другу: – Какого хрена, ты приволок этого выродка сюда. Давай, поднимайся и вышвырни эту падлу….

– Сам ты падла, – ответил Денис. – Кто кого выбросит, вопрос. Лучше забери эту пьянь и меня не трогай. Нужен разговор, поговорим завтра, а сейчас мне спать пора. Солдат спит а служба идет, скоро гражданка, а там я по девчонкам, за себя и за вас…

– Что? Что ты вякнул? – сказал Грач и довольно проворно для пьяного, подскочил к Денису.

Денис не ожидал нападения и пропустил удар в дых, дыхание сбилось, он согнулся и закашлял, второй удар пришелся в челюсть. Тело от удара развернулось, поэтому новый выпад не достиг цели – рука Грача прошла над головой задев рукавом волосы. Момент был упущен и Денис с разворота, врезал в грудную клетку противнику, прямо подмышку, и добавил свой излюбленный прием – толчок двумя руками, вложив не него всю мощь. Отброшенное тело Грача, врезалось в поднявшегося и спешившего к нему на помощь Шуйского, сбило его с ног и придавило щуплого лейтенанта всей своей массой. Денис схватил табурет и замахнулся на офицеров, барахтающихся на полу.

– Прибью нахрен. Ну лежать. Говорю один раз, повторять не буду. Я медленно иду на отбой. А вы… еще раз, раззявите свою пасть….

Денис хотел еще много что сказать, но замер, закатил глаза, табуретка выпала из рук и он рухнул на Грача. Осколки стекла с шуршанием осыпались на пол.

Прапорщик стоял, качаясь как приведение. В руке он держал горлышко разбитой бутылки.

– Вовремя ты, – сказал, кряхтя Грач.

Елдашь с размаху пнул Дениса по ребрам, тем самым помог Грачу, спихнуть с себя обмякшее тело. Тем временем, Шуйский, растрепанным вороном набросился на сержанта, который уже не мог ответить и с остервенением, подбадривая себя отборным матом, пустил в ход ноги. Прапорщик, давно мечтающий расквитаться за все с Денисом, присоединился к избиению.

Офицерские ботинки с глухими ударами врезались в тело как в мешок с зерном.

Грач схватил Шуйского за рукав и отпихнул его, затем развернул к себе Елдаша и схватил его за грудки: – Вы что, придурки, убить хотите?

– Очухается, – Шуйский положил руку на плечо Грача. – Получил, собака сполна. Пойдем лучше выпьем.

– Дело говоришь, – сказал, отпустив прапорщика Грач. – Лучше выпьем.

– Все, все, я в норме, – вращая глазами, сказал Елдашь. – Наливай.

Желание спать у Шуйского отпала напрочь. Елдашь получив, долгожданное удовольствие пришел в себя. Грач с чувством вершителя судеб, размышлял о смысле жизни. Банкет выдержал четыре рюмки и закончился логически: Грач спал за столом, прапорщик свернулся калачиком на бушлате, на полу. Не спал только Шуйский, его тошнило, и он периодически выбегал на улицу. Шуйский снял гимнастерку и прохладный весенний ветерок, освежал и приносил небольшое облегчение.

***

Шуйский давно так не болел, он проклинал всех и все. Когда в желудке ничего не осталось и, получился только рык раненного животного, он начал жадно пить из котелка воду стимулируя рвоту, раздражая двумя пальцами язычок. Хорошенько промыв внутренности он пришел в себя, мир прояснился. Перед глазами все съезжало в сторону, но это уже было терпимо.

– Все. Больше не пью, – он искренне решил завязать, как и всегда после очередной попойки. – Пора спать, спать…. Сон – лучшее лекарство от похмелья. Пистолет на месте – не потерял, и это главное, а все остальное рассосется. – Так, где тут моя гимнастерочка?! Ага, вот она родимая. Иди к папе.

Он потолкал Грача за плечо: – Пошли на отбой. Что ты там пробубнил?.. Ну и черт с тобой, а я двинул, скоро подъем.

Он накинул на себя гимнастерку и собрался уже уходить, как вспомнил о Денисе.

– Ё, – провыл Шуйский, когда попытался нащупать пульс. – Сдох. Что ж, теперь будет?!

***

– Суки, – стонал Грач. – Какие же мы суки. Уууу… угробили пацана. Теперь по нарам пойдем. Гуськом пойдем, друг за другом. Что же делать?! Что же теперь делать?! Неее, меня голыми руками так не возьмешь. Нужно, что-то делать…, что- то делать. Так. Я сейчас, а вы суки ждите, а я сейчас. Неее, на нары? Не дождетесь…– с этими словами он скрылся за дверью.

Шуйский впал в панику, он смотрел по сторонам как бы пытаясь отыскать решение сложившийся проблемы в окружающих предметах, сморщенный лоб создавал впечатление, что в голове прокручиваются комбинации, но на самом деле была пустота, лишь иногда обрывки слов, несвязанные друг с другом вспыхивали в темноте. А прапорщик до конца не мог осознать, что происходит, и его отравленный мозг начинал закипать от напряжения.

Грач ворвался в палатку, в руке он держал автомат. Его трясло от возбуждения, он тяжело дышал и нервно суетился:

– Что стоим как истуканы?! Все должен я!? Помогайте, давайте.

С помощью Шуйского, Грач, взвалил на плечи Дениса и потащил его к выходу, давая указания на ходу подельникам: – Елдаш. Хватай лопату и за нами. Шевели копытами, а ты автомат не забудь. Откуда автомат? Все очень просто. Ипатов оглушил часового, забрал оружие и покинул расположение части.

– Как оглушил? – не понял Шуйский.

– Не тупи. Сбежал Ипатов, сбежал. Дезертир теперь он. Не дождался дембеля, крыша поехала. Любой скажет, что в последнее время он был невменяем…. Все нужно сделать быстро и без шума, скоро хватятся часового…. На нары? Хренуш вам. С таким ЧП, дай бог, и нас пронесет…. Где ты там, Елдаш тащишься?

– Что ты сделал? Часового завалил? Ты совсем охренел, – вспылил прапорщик. От такой новости он протрезвел, и понял весь ужас сложившегося положения.

– А что ты предлагаешь? Руки к верху и на нары? Вытащим за трассу, закопаем падлу и на отбой. Завтра весь день суматоха, к вечеру поиски будут далеко от нас. Тело в машину и на озера. Гирю на ногу, а там пусть ищут, хрен найдут.

– Какой же ты придурок. Ооо. Заварил ты кашу, теперь сполна нахлебаемся.

– Тебя что-то не устраивает? Договоришься! с сержантом в самоход уйдешь!

– Зачем часового то? Теперь командир обязан сообщить выше, в прокуратуру и в органы внутренних дел. Кинут на поиски всех собак, от ментов до спецназа. Перевернут все вверх дном. А нельзя было просто, закопать его и все, и забыть? Нахрен часовой, автомат? Зачем было усложнять? А так бы, в самоходе без оружия, искали бы собственными силами, без лишних осложнений. Несколько дней фору, комар хрен носа подточит, а теперь что? Кабзец….

– Вышло как вышло, поздно умным быть, тащи лопату и заткни хайло. Смена часового не за горами, нужно шевелить копытами. А как бы ты прошел мимо часового? Под землей прополз бы? Умник.

– Не, ну, не так же….

– Пасть прикрой, сейчас сам сержанта потащишь.

Три фигуры, как воры в ночи, стараясь как можно меньше производить шума, проскользнули за ограждение из маскировочной сетки, пересекли лесополосу, трассу и за трассой скрылись в небольшой роще. Только тут они отважились включить фонарики.

Когда темное дело было сделано, троица незаметно, вернулась. Часового еще не хватились, и это вселило надежду, что все пройдет гладко.

15. Без жертв не обошлось.

Не успел Грач скрыться в офицерской палатке, как вслед за ним заскочил сержант Попов, нервно теребя пальцы, похрустывая суставами: – Товарищ лейтенант, у нас ЧП.

Бойчишин был немедленно проинформирован. Не успело солнце показаться из-за горизонта, а полевой лагерь уже наводнили военные. Из дивизиона прибыл весь командный состав и солдаты для усиления караула.