Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 1

Бай Цянь легко оборвала ее лепетание:

– О, так, по-твоему, сопровождать тетушку на пиршество совсем не так уместно, как прошлым вечером ловить с Чжэ Янем зверя Алого пламени, чтобы подарить моему четвертому брату нового крылатого спутника? Что ж…

Фэнцзю задрожала, как лист на ветру, и еще крепче вцепилась в тетушкину руку:

– Но… к счастью, правила для вдов не настолько строги и нет ничего дурного в том, чтобы иногда бывать в свете. Общаться с бессмертными ведь так… так… – Фэнцзю замешкалась и с притворной улыбкой закончила: – Так полезно для души и тела.

Бай Цянь милостиво улыбнулась и кивнула:

– Верно замечено.

Когда владычицы Цинцю одна за другой со сдержанным величием вошли в сад Драгоценного лунного света, новоиспеченные небожители, доселе и мира толком не видевшие, остолбенели при виде их удивительной красоты.

К счастью, местные служанки давно привыкли к этим двоим и потому сразу же повели их к почетным местам.

Лянь Сун за деревом Ашока раскрыл веер и постучал им по столу.

– Что вы о ней думаете? Что она красивая – или же?..

Дун Хуа отвел взгляд. В глазах его промелькнула улыбка.

– Она весьма интересна.

Лянь Сун, хоть и был насквозь прожженным ловеласом, после долгих размышлений так и не смог прийти к однозначной трактовке слов своего друга.

– В каком смысле «интересна»?..

В этот момент слуга подле золотого трона на возвышении торжественно объявил:

– Прибыл Небесный владыка!

Лянь Сун скорбно вздохнул:

– Так я оставлю у вас пагоду?..

Хотя пир в саду Драгоценного лунного света и считался практически семейным приемом, он все-таки оставался приемом.

А значит, на нем не было места вольностям.

Со времен бурления первозданного хаоса изменения коснулись даже Девяти небесных сфер. Один за другим сменялись на троне Небесные владыки, и только Верховный владыка Дун Хуа стоял над пределом Трех Пречистых, беспристрастный и непоколебимый, как сама вечность.

Шли годы. Бывало, даже некоторые оплошности нынешнего Небесного владыки бессмертные могли обсудить за выпивкой, но Дун Хуа – никогда. И вот впервые слух прошел о нем. Итог был сравним с последствиями прорыва плотины. Сплетни разошлись, словно лесной пожар, и в первый же день ветер донес его искру до Тридцать шестого неба – прямиком к Небесному владыке.

В первую очередь, конечно, говорили о Дун Хуа. Второй жертвой, за неимением других вариантов, скудные воображением небожители выбрали ни в чем не повинную принцессу Чжи Хэ. Однако кто знает, о чем думала сама Чжи Хэ? Когда самые смелые небожители прозрачными намеками пытались дознаться у нее правды, она лишь улыбалась и молчала, не оправдываясь, но и ничего не отрицая.

Нынешний Небесный владыка мастерски обманывался на свой счет.

Он мнил себя добродетельным правителем, понимающим желания своих подданных.

Поговаривали, что Дун Хуа страстно влюблен в Чжи Хэ, и, раз на Небесах имелся столь заинтересованный в ней высокопоставленный бог, Небесный владыка рассудил, что наказанию Чжи Хэ в мире смертных пора завершиться, а самой принцессе оказаться в объятьях Дун Хуа в качестве его, Небесного владыки, подарка.

Это решение вызревало в его уме уже давно, и, по мнению Небесного владыки, не было лучшего времени даровать Чжи Хэ прощение, чем на приеме в саду Драгоценного лунного света. Так что он заранее приказал, чтобы ведомство устроения пиршеств передало приглашение еще не успевшей покинуть Небеса Чжи Хэ.

Однако подарок надлежало преподнести сообразно случаю и своевременно: чтобы подданные не заподозрили его в излишнем благоволении к Дун Хуа и чтобы Дун Хуа не принял произошедшее как должное. Ему полагалось испытывать благодарность.

Выход нашелся сам собой. Небесный владыка услышал, что Чжи Хэ – искусная танцовщица, и повелел восемнадцати небесным девам станцевать вместе с ней, выгодно оттеняя красоту принцессы в ее лучшем выступлении – «Танец журавля в Небесах».

Умница Чжи Хэ не подвела. Она исполнила «Танец журавля» так хорошо, будто в Небесах танцевал не одинокий журавль и даже не одинокий феникс, а множество фениксов кружились на Небесах в пламенном страстном танце…

Присутствующие на пиру небожители не могли отвести от нее глаз.

Когда танец завершился, Небесный владыка первым хлопнул в ладоши, к нему присоединились остальные присутствующие. Под гром рукоплесканий Небесный владыка опустил взгляд и, будто бы перебирая что-то в памяти, спросил:

– Неужели это танцевала сосланная триста лет назад на гору Цилинь небесная дева Чжи Хэ?

Присутствующие утвердительно загудели. Небесный владыка притворился, что серьезно задумался, а после с ноткой сожаления вздохнул:

– Кто бы мог подумать, что оступившаяся небожительница так талантлива. Что ж, трехсот лет в мире смертных довольно, чтобы осознать все свои ошибки. Думаю, пора Чжи Хэ вернуться на Небеса. – Небесный владыка, будто что-то вспомнив, бросил взгляд на Дун Хуа. – Как думаете, владыка Дун Хуа, достойна она прощения?

Пьеса была разыграна блестяще.

Принцесса Чжи Хэ, чьи тонкие развевающиеся на ветру одежды превращали ее в прекрасное видение, тоже посмотрела на названого брата.

Дун Хуа, вновь занявшийся разбором пагоды Великого неба, услышал вопрос, бросил взгляд на Чжи Хэ и небрежно кивнул:

– Достойна.

Как только отзвучал его ответ, в тишине раздался треск. Все повернулись на звук. Чашка Фэнцзю осколками осыпалась на стол. Дун Хуа замер.

Лянь Сун сложил веер, чуть наклонился к нему и прошептал:

– Вы видели? Она раздавила фарфоровую чашку одной рукой. Поразительно.

Фэнцзю была готова поспорить, что, когда Дун Хуа произнес это «достойна», губы Чжи Хэ изогнулись в вызывающей улыбке.

Отец Фэнцзю, Бай И, когда-то сурово втолковывал ей: «Ты юна, но облечена большой властью. Помни: гневаться на тех, кто ниже тебя, недостойно. Не позволяй выставлять себя на посмешище. Ты можешь опозориться как Фэнцзю, но как владычица Цинцю – никогда».

За последние триста лет она выучила эти слова наизусть и действительно старалась не злиться на бессмертных, которые были ниже нее. Она научилась быть снисходительной и сдержанной. Но стоило Чжи Хэ самодовольно улыбнуться, как тщательно выпестованное самообладание Фэнцзю пошло по швам.

Принцесса Рассветного дворца обидела ее слишком сильно. Нанесенное оскорбление оставило на сердце шрам.

История этой обиды насчитывала две тысячи лет.

Будучи маленькой несмышленой лисичкой, Фэнцзю в одиночку отправилась в Южную пустошь поиграть на горе Циньяо. Там она по неосторожности столкнулась с духом тигра, который захотел ее съесть. К счастью, Фэнцзю спас случайно проходивший мимо владыка Дун Хуа. С того момента ее жизнь и сердце принадлежали Дун Хуа. Чтобы отплатить ему за доброту, она упросила Сы Мина помочь ей войти в Рассветный дворец на Тринадцатом небе в качестве служанки.

Она старалась изо всех сил, но ей не повезло – названая младшая сестрица Дун Хуа принцесса Чжи Хэ во всем чинила ей препятствия. Дун Хуа не интересовали внутренние дела дворца, не было у него и жены, которая могла бы о них позаботиться, поэтому почти всем распоряжалась Чжи Хэ. Фэнцзю нелегко при ней жилось.

После из-за происков врага Дун Хуа оказался заперт в Лотосовом пределе Десяти зол. Фэнцзю показалось, что ей наконец улыбнулась удача. С детства ее звали упрямицей: мол, не повернет она головы, не натолкнувшись на южную стену. Так и было. В обмен на шанс спасти Дун Хуа она без колебаний отдала демону свою внешность, голос, возможность сменить облик и самое главное – драгоценные девять хвостов, чтобы стать маленькой лисичкой.

Да, она преследовала свои цели. Она думала, что, если окажет Дун Хуа такую большую услугу, он непременно влюбится в нее так же, как и она в него. Она надеялась, что ее кропотливый труд на протяжении двух тысячелетий окупится сполна.

Однако жизнь оказалась так непредсказуема.

Когда Фэнцзю оправилась от ран, с молчаливого согласия Дун Хуа она осталась рядом с ним. Ей казалось, что это самое счастливое время в ее жизни. Пускай она не могла сменить облик и оставалась всего лишь маленькой рыжей лисичкой, ее все устраивало. Даже во сне она была счастлива.

Но в одну ночь ей приснились странные путанные сны. На рассвете ее разбудили птицы, клевавшие переплет широко распахнутого окна в поисках пищи. Сбоку от подушки она обнаружила записку и узнала почерк Дун Хуа. В записке говорилось, что, как только она проснется, пусть идет в средний двор, там ее накормят. Безумно счастливая, она слетела с кровати и, радостно виляя единственным оставшимся у нее хвостом, вприпрыжку помчалась к указанному месту. Однако там у цветочной клумбы она обнаружила Чжи Хэ, о чем-то спорившую в слезах с Дун Хуа. Фэнцзю подумала, что сейчас не самое подходящее время попадаться им на глаза, поэтому безмолвно укрылась за кривым стволом финиковой пальмы. Дома она получила отличное воспитание и вовсе не хотела подслушать чужой разговор, поэтому опустила мордочку к земле и зажала лапками чуткие уши.

Названые брат и сестра долго спорили, больше всего говорила Чжи Хэ. Как бы Фэнцзю плотно ни прижимала лапки, громкий голос принцессы все равно ввинчивался ей в уши, отчего у нее вскоре закружилась голова. Наконец спор, кажется, утих, и Фэнцзю убрала от ушей лапы.

Внезапно до нее долетел низкий голос Дун Хуа:

– Поскольку я пообещал названому отцу позаботиться о тебе, я никогда не оставлю тебя. Почему ты ревнуешь к ручной зверушке?

Потом стало тихо; должно быть, Дун Хуа ушел. Прошло много времени с последней прозвучавшей фразы, когда Фэнцзю решилась вылезти из своего укрытия. Дун Хуа действительно уже не было. А вот Чжи Хэ осталась стоять у клумбы, и на губах ее появилась насмешливая улыбка, когда принцесса заметила Фэнцзю.

– Слышала? Ты всего лишь ручная зверушка, а мечтаешь заполучить моего названого брата. Самой не смешно?

Хотя Фэнцзю и было грустно, сердце ее выдержало этот удар. В конце концов, хотя услышать такие слова от Дун Хуа и было болезненно, он сказал чистую правду. Добиваться Дун Хуа таким способом и правда оказалось скверной идеей. Но Фэнцзю все равно желала большего, чем у нее было.

Кто бы мог подумать, что тот случай окажется только первым в череде неприятностей. Как говорится, если крыша протекает, дождь будет идти всю ночь. Все произошедшее дальше эти слова описывали как нельзя точно. Удары судьбы, о которых она сейчас не хотела вспоминать, посыпались на нее один за другим, вырывая из прекрасного сна. Каждый был мучительнее предыдущего. Хотя Фэнцзю была куда отважнее сверстников, все же она была еще очень юна. Обрушившиеся на нее переживания и несправедливость мало-помалу лишили ее надежды и веры в успех.

В том бою Чжи Хэ одержала безоговорочную победу. Но на самом деле Фэнцзю печалилась не потому, что проиграла Чжи Хэ. Грустно ей было оттого, что, как бы она ни старалась, Дун Хуа даже не обратил на нее свой взор. Но Чжи Хэ она отчего-то была как кость в горле. Даже когда Фэнцзю решила покинуть Небеса, Чжи Хэ не пожелала отпустить ее с миром. В ночь, когда Фэнцзю хотела уйти, Чжи Хэ, чтобы ранить ее посильнее, нарочно облачилась в алые свадебные одежды и, с притворной лаской коснувшись ее головы, сказала:

– Я провела с названым братом девяносто тысяч лет, я выросла на его глазах. Сегодня я наконец стану его женой, я так рада. Ты же добрая маленькая лисичка, ты наверняка тоже рада за меня? – Она схватила ее за уши и потянула, с фальшивой улыбкой вопрошая: – Что, не рада? Неужели ты совсем за меня не рада?

Фэнцзю помнила, какой яркой и круглой была луна в ту ночь. Когда она наступила на ее отражение в луже, показалось, что она угодила в реку судьбы. Бесконечно глубокую реку, что могла поглотить Фэнцзю без остатка.

Прошлое промелькнуло перед ее внутренним взором и растаяло подобно дымке. Пристально разглядывая Чжи Хэ, которая завершила танец и стояла теперь на сцене, Фэнцзю подумала, что триста лет – ничтожно малый срок. Ее старая подруга ничуть не изменилась.

Прежде Фэнцзю терпела издевательства Чжи Хэ, но из-за своей одержимости Дун Хуа неправильно трактовала эти обиды как испытания свыше. Возможно, думала она, Чжи Хэ – это орудие, посланное небесами, чтобы проверить ее. Когда Фэнцзю покинула Девять небесных сфер, она наконец ясно осознала, что Чжи Хэ всегда была ее заклятым врагом и она зря позволяла той глумиться над ней сотни лет. Но разве благородно было нарочно заявляться на Небеса, чтобы отомстить за все перенесенные обиды? Как же она могла вернуть долг врагу и при этом не растерять собственное достоинство? Фэнцзю долго размышляла над этим, но так и не нашла ответ и решила просто позабыть о произошедшем в прошлом.

Однако, похоже, о такой мелочи не забыли небеса, раз спустя триста лет подкинули ей блестящую возможность отомстить. Что ж, кто она такая, чтобы упустить столь любезно предоставленный шанс? Особенно если при новой встрече ее соперница ухмыляется так вызывающе. Разве можно оставить такую красивую улыбку без внимания?

Когда служанка подала Фэнцзю новую чашу, язвительная усмешка Чжи Хэ обозначилась еще отчетливее: уголки ее глаз приподнялись, придав лицу слегка заносчивое выражение.

Фэнцзю приняла чашку, поймала самодовольную ухмылку Чжи Хэ и сладко улыбнулась в ответ.

Сидящая рядом с Фэнцзю тетя, Бай Цянь, смерила взглядом все еще стоявшую на сцене Чжи Хэ. Прищурилась, поигрывая веером. Наконец в полной тишине раздался ее строгий голос, когда она, будто бы с осуждением, повернулась к Фэнцзю:

– Небесный владыка обсуждает с подданными дела. Ныне ты владычица Цинцю, тебя удостоили чести выслушать наказ его величества, а ты, вместо того чтобы почтительно ему внимать, улыбаешься?

Хотя со стороны казалось, что Бай Цянь отчитывает Фэнцзю, на самом деле племянница с тетушкой уже не первый год разыгрывали на пару это представление перед строгим отцом Фэнцзю. Та мигом все поняла и подхватила игру, складывая перед собой руки в почтительном жесте:

– Ваша неразумная племянница не посмела бы. Меня просто огорчило то, что, ежели в Цинцю за такой проступок изгоняют небожителя, прощение он может снискать только великими свершениями. Когда вы, тетушка, поведали мне о волнениях в Южной пустоши, я обеспокоилась, как бы принцессу Чжи Хэ не отправили искупить вину на войне, ведь она как-никак повелительница дождей, а значит, может сражаться. Но оказывается, чтобы вернуться на Небеса, довольно мило станцевать! Выходит, я зря волновалась за принцессу Чжи Хэ, поэтому улыбнулась с облегчением. Потом я подумала: какие передовые, какие милосердные законы на Небесах! Я улыбнулась с уважением. А затем мне пришло в голову: но ведь эта принцесса Чжи Хэ красивая и талантливая девушка, конечно, ей легко заслужить прощение. Но что делать, если оступится небожитель, обделенный красотой и талантом? Я улыбнулась с недоумением.

Все небожители видели: молодая владычица Цинцю при всех осудила и поставила под сомнение решение почтенного Небесного владыки, но сделала это так чистосердечно, так скромно и вежливо…

Фэнцзю встала, продолжая учтиво держать руки перед собой, и, поклонившись присутствующим, смиренно закончила:

– Я родом из далеких, глухих мест, похоже, мое невежество насмешило почтенных гостей.

Она села и со всей возможной искренностью вновь поклонилась с почтительно сложенными руками сидящему вдали Небесному владыке. Лянь Сун указал сложенным веером на пагоду Великого неба в руках Дун Хуа:

– У владычицы Цинцю, несомненно, талант говорить гадости. Пожалуй, сегодня она сравнялась с вами в этом искусстве. Полагаю, моему отцу прибавилось головной боли.

Дун Хуа повернул чашку с чаем и перевел взгляд на Бай Фэнцзю, сидевшую в отдалении с исполненной притворной вежливости улыбкой.

– Едва ли. Я бы выразился короче.

* * *

Сидевший на троне Небесный владыка не ожидал такого поворота, но он не зря занимал свое место – он в совершенстве освоил умение сменять гнев на милость быстрее, чем перелистывать страницу книги. Ему хватило одного величественного взгляда в зал, чтобы взвесить все за и против.

Голос его прозвучал весомо:

– Недоумение владычицы Цинцю вполне обоснованно. Законы Девяти небесных сфер суровы и беспристрастны. Если Чжи Хэ желает вернуться на Небеса, она должна заслужить прощение. – Небесный владыка помедлил и, вновь окинув зал властным взглядом, продолжил: – Это правило всегда было прописано в своде небесных законов. – Но законы и правда звучали слишком уж сурово, а Небесный владыка не хотел прослыть безжалостным правителем, поэтому спустя небольшую паузу добавил: – Однако мы пока не знаем наверняка, чем вызваны волнения в Южной пустоши. Мы обсудим это дело позже.

Фэнцзю неустанно поддерживала вид благовоспитанной и вежливой девушки. Она одарила Чжи Хэ удовлетворенной улыбкой. Справедливость всегда восторжествует.

Эта истина непреложна, как то, что с весенним ветром приходят дожди, а сотни рек впадают в моря.

Лицо Чжи Хэ стало белым как бумага. Ее миндалевидные глаза пылали такой яростью, что казалось, будто она прожжет в Фэнцзю дыру.

– Я пойду вместо нее, – вдруг раздался в тишине холодный и равнодушный голос. Дун Хуа коснулся пальцем вершины пагоды Великого неба и перевел взгляд чуть выше, – если для возвращения на Небеса ей придется добывать прощение в бою.

Чжи Хэ вскинула голову. Мертвенная бледность отступила, ее лицу вернулись краски. Глаза ее наполнились благодарностью, будто ей дали шанс прожить жизнь заново.

Даже Небесный владыка был потрясен. Сохраняя невозмутимое выражение на лице, он обвел взглядом собравшихся в зале небожителей. Кроме Дун Хуа, среди них имелась еще одна высокопоставленная богиня – Бай Цянь, поэтому Небесный владыка не мог не узнать ее мнения.

Она взмахнула веером и с широкой улыбкой произнесла:

– В Цинцю слышали, что почившие родители принцессы Чжи Хэ вырастили Верховного владыку. Похоже, он очень им благодарен.

Ее слова можно было расценить как одобрение.

Фэнцзю холодно посмотрела на Дун Хуа, затем перевела взгляд на Чжи Хэ. Ее лицо просияло неподдельной улыбкой, когда она в тон тетушке заметила:

– Забота Верховного владыки о сестре растрогает и камень.

И, будто потеряв к ситуации интерес, опустила голову, принявшись самозабвенно щелкать тыквенные семечки. Больше осудить Дун Хуа никто не посмел. Небесный владыка принял привычный величественный вид и величественным же голосом положил конец обсуждению.

Случившееся привело всех небожителей в сильнейшее возбуждение. Хотя большая часть не понимала истинной причины произошедшего и наслаждалась зрелищем ради зрелища, вывод напрашивался очевидный: этим утром Дун Хуа с самым серьезным видом издевался в зале Лазоревых облаков не над своей названой младшей сестрой, принцессой Чжи Хэ, а над знаменитой владычицей Цинцю, ее высочеством Фэнцзю.

Однако среди гостей нашелся небожитель еще более прозорливый, который понял несколько больше и, пользуясь тем, что сидит далеко от трона, зашептал соседу на ухо:

– Давай-ка я кое-что предположу, а ты скажешь, правдоподобно ли звучит моя догадка или нет. Все это дело напоминает соперничество сестрицы мужа и его женушки. Сестрица, возможно, питает к брату особую любовь, за что жена ее терпеть не может. Вот они и…

Впоследствии этого прозорливого небожителя за его сообразительность и редкое умение понимать причины и следствия забрал к себе Сы Мин, составитель людских Книг Жизни. Нового подчиненного Сы Мин очень ценил, и будущее этого гения ожидало просто блестящее.

По правде, на этом пиршестве Бай Цянь подменяла своего мужа, Е Хуа.

Вчера вечером к Небесным воротам прибыл сам хозяин леса Десяти ли персиковых цветков, высший бог Чжэ Янь. Этот небожитель всегда был скор на вразумление обидчиков братьев и сестер из семьи Бай. Похоже, он намеревался долго и основательно распекать Е Хуа, поэтому потребовал, чтобы тот сопровождал его на пир. У Е Хуа же внезапно возникло какое-то срочное дело, поэтому занять его место пришлось Бай Цянь.

Бай Цянь всем своим существом не переносила лишних хлопот и не любила шумные сборища. Увидев, что после трех чаш Небесный владыка, по обычаю, покинул зал, она засобиралась последовать его примеру. Сперва она думала честно забрать с собой и Фэнцзю, но заметила, что та радостно подливает себе вино и с удовольствием его пьет. Бай Цянь вдруг вспомнила, что племянница – юная и бойкая девушка и наверняка ей скучно целыми днями сидеть в зале Благовещих облаков вместе с Колобочком. Фэнцзю и впрямь стоило бы чаще выходить в свет и веселиться, поэтому Бай Цянь перед уходом ограничилась лишь просьбой вести себя осмотрительно.

Предупреждение улетело в пустоту – Фэнцзю пила как не в себя. Она поднимала чашу с вином за каждого, кто подходил к ней с приветствием. Если она слышала что-то интересное, то поднимала за рассказчика вторую чашу. В глубине души все присутствующие ею восхищались. Не зря говорят: во хмелю обнажается суть. Все видели, что владычица Цинцю – смелая и удивительная особа.

Но все видели не то.

Правда была такова: для вечернего пира приготовили плодовое вино с медом. На вкус оно казалось очень легким, но позже наступало тяжелейшее опьянение. Но откуда Фэнцзю было об этом знать? Она думала, что пьет обычный фруктовый сок. Еще думала, что пить просто сок так лицемерно… совсем не в ее духе. Владычица Цинцю Фэн-как-то-там никогда себе такого не позволяла… Только отчего-то сегодня ей казалось, что изнутри ее сжигает какой-то огонь и лишь выпитый сок может его потушить.

Но вот она потянулась налить себе еще, и у нее закружилась голова. Какой сейчас год? Кто она? Зачем она? Где она?

Она смутно поняла, что кто-то сказал ей что-то вроде «Пир окончен». Какая-то группка небожителей подошла к ней выразить почтение, и она, уже едва соображая, привычно натянула маску сдержанной и невозмутимой владычицы Цинцю, чинно им всем отвечая…

Спустя какое-то время сад Драгоценного лунного света погрузился в тишину. Только свет от оставшейся в ветвях одинокой ночной жемчужины вплетался меж стволов да деревья Ашока отбрасывали колеблющиеся тени.

Фэнцзю посмотрела на чашу с вином, которую держала в руке. Все-таки интересную суть обнажает хмель. Она напивается, а никто и не замечает. Просто она отвечает чуть медленнее, а когда опьянение становится особенно сильным – не отвечает вовсе.

Вот как, например, сейчас. В голове царила совершенная пустота. Кто она? Что она здесь делает? Что в ее маленькой чашке? Она не знала ничего.

Фэнцзю попробовала лизнуть содержимое чашки и нашла его вполне безопасным. Внезапно ей дико захотелось пить. Но чашка для вина была ужасно маленькой! Подумав, Фэнцзю поняла, что ей нужна чашка для чая, она все же побольше. А лучше – сразу чайник…

Вдруг раздался звук неспешных уверенных шагов.

Их сопровождал аромат сандала. Шаги остановились прямо перед Фэнцзю.

Она с любопытством подняла голову. Оказывается, это был Дун Хуа, который ушел, но вернулся. Он чуть наклонил голову и внимательно посмотрел на ее руки.

– Что вы здесь делаете?

Удивительно: только Фэнцзю его узнала, как в голове у нее прояснилось и она сразу вспомнила, кто она, а кто он. Однако воспоминания трехсотлетней давности сыграли с ней дурную шутку – она не могла вспомнить ничего, что произошло за эти триста лет. Фэнцзю думала, что она все еще в Рассветном дворце, этот молодой красивый мужчина с бездонными глазами и серебристыми волосами – Дун Хуа, а она маленькая лисичка, которая очень его любит и все изыскивает способы остаться рядом с ним.

Она долго на него смотрела, потом подняла чашку и показала ему:

– Пью сок.

Дун Хуа наклонился, вдохнул исходящий из чашки запах и ответил:

– Это вино.

Фэнцзю вновь долго и бессмысленно посмотрела на него. На лице ее было написано недоумение. Потом она заметила в его руке артефакт в форме пагоды. Мысли о содержимом ее собственной чашки мигом перестали ее заботить.

Фэнцзю нерешительно спросила:

– Вы снова идете с кем-то биться? – Она чуть подумала и предложила: – Тогда возьмите меня с собой, я вам ничуть не помешаю.

Она вовсе позабыла, что сейчас она человек, а не маленькая лисичка, которую он мог носить за пазухой.

Фэнцзю показала руками:

– Я же такая крохотная, вы можете взять меня куда угодно.

Ее прическа уже слегка растрепалась. Заколка с цветком выскользнула из волос и упала на стол. Дун Хуа сел рядом с Фэнцзю, попутно подобрал заколку и, протянув ей, заключил:

– Вы напились.

Она долго не сводила с заколки взгляда, но так и не взяла ее. Потом отвела взгляд в сторону и, коснувшись головы, кивнула с какой-то особенной трогательностью.

– Да, похоже, немного напилась.

Она крепче прижала руку к голове.

– Кружится.

Возможно, тело отказывалось подчиняться пьяной хозяйке, и поэтому его повело.

Дун Хуа протянул руку, придерживая ее, и, только убедившись, что она села ровно, спросил: