Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 1

В Рассветном дворце этими узкими сильными пальцами он держал древние писания. За пределами Рассветного дворца он сжимал ими легендарный меч Высокого долга. Казалось, что бы ни находилось в его руках, он всегда выглядел превосходно.

Террасу Небесного повеления покрывали следы недавнего побоища. За серебристым сиянием, окутывающим фигуру Дун Хуа, его движения с трудом различались. От удара зверь Алого пламени с жалобным воем улетел куда-то за горизонт. Впрочем, уже через два вздоха он с ужасающей силой рухнул наземь. Терраса Небесного повеления дрогнула так, что казалось, непременно пойдет трещинами.

Дун Хуа вложил меч в ножны. Ни одна капля крови зверя не запятнала его одежд или кожи.

Принцесса Чжи Хэ все еще не могла найти в себе силы отступить от повозки хоть на пару шагов. В ее лице как будто не осталось ни кровинки. Она хотела было приблизиться к месту битвы, но все же струсила.

Танцовщицы, впервые столкнувшиеся лицом к лицу с таким бедствием, никак не могли оправиться от потрясения и тихонько всхлипывали.

Ми Гу помог Фэнцзю сесть на каменную скамью у подножия террасы Небесного повеления. Пока госпожа справлялась с пережитым волнением, он, как и положено было верному слуге, начал ее распекать:

– Вы слишком неосторожны! Если бы не Верховный владыка, еще неизвестно, чем бы все закончилось. Случись с вами несчастье, и тысячи смертей не искупили бы мою вину. Что бы я сказал вашей тетушке?

– Но ведь обошлось же? – едва слышно пробормотала Фэнцзю.

В глубине души она была благодарна Дун Хуа, хотя и знала, что, не приди он на помощь, ее непременно спасли бы тетя или ее муж. Не случилось бы никакого несчастья, она совершенно точно не погибла бы. Заметив Дун Хуа, направляющегося в их сторону с опущенным мечом, она подумала, что он идет к Чжи Хэ, и отошла к столу, пропуская его. Только сейчас она поняла, что все еще кутается в его плащ.

Она прошептала Ми Гу:

– Одолжи мне свою накидку.

Ми Гу чихнул и посмотрел на пурпурный плащ, накинутый ей на плечи.

– Вам мало имеющегося?

Он запнулся, подбирая слова, но потом все же произнес:

– Иногда что прошло, то прошло. Мне казалось, за двести лет вы тоже это осознали, так почему теперь думаете о всяких пустяках?

Высказавшись, он вцепился в свою одежду покрепче, явно не горя желанием ею делиться.

Фэнцзю уже сняла и сложила плащ, готовясь вернуть его владельцу.

Подняв голову, она невольно отшатнулась.

Дун Хуа оказался неожиданно близко. В его руке покоился меч Высокого долга, а сам владыка скользил по ее лицу нечитаемым взглядом.

Тонкие одежды Фэнцзю промокли насквозь, крупные капли воды катились вниз по юбке, отчего под ногами у нее уже собралась маленькая лужица. Какой жалкой она, верно, казалась со стороны!

Мокрая ткань липла к телу. В замешательстве Фэнцзю отвела взгляд. Волнение с трудом улеглось, но душа ее пребывала в смятении. Похоже, она так и не смогла усмирить лихорадочно колотящееся после их последней встречи сердце. Она еще не привыкла к владыке, еще не знала, как с ним обращаться. Правильнее было бы избегать его, чтобы не натворить новых ошибок. Но почему-то чем сильнее она желала от него спрятаться, тем чаще он ее находил.

Взгляд Дун Хуа скользнул по ее фигуре и упал на аккуратно свернутый пурпурный плащ у нее в руках.

– Вас чем-то не устраивает мой плащ? – ровно поинтересовался владыка.

Фэнцзю подумала, что они стоят слишком близко. От аромата белого сандала у нее кружилась голова. Она отступила на шаг, увеличивая расстояние между ними, и с натянутой улыбкой ответила:

– Вовсе нет. Но если я приму плащ, то нужно будет его непременно выстирать и вернуть вам, а для этого придется снова с вами встретиться… нет-нет!.. Придется снова вас потревожить.

Лицо владыки приобрело сложное выражение, и Фэнцзю, спеша исправить ситуацию, добавила:

– Я боюсь потревожить… ваш покой.

Меч со звоном лег на каменный столик рядом со скамейкой.

Ми Гу закашлялся, в волнении смяв собственные рукава:

– Не поймите неправильно, владыка. Ее высочество вовсе не избегает встречи с вами. Вы пользуетесь таким почетом, мою госпожу печалит, что она не может видеть вас каждый день…

Фэнцзю незаметно наступила Ми Гу на ногу. Страж земель Цинцю умолк, скривившись от боли.

Дун Хуа смерил Фэнцзю взглядом.

– Раз так, оставьте себе на память. Можете не возвращать.

И без того напряженная улыбка Фэнцзю, казалось, вмерзла ей в лицо.

– Я… не это имела в виду.

Дун Хуа неспешно сел на скамейку.

– Значит, постирайте и верните.

Фэнцзю поняла, что ее застывшая улыбка сейчас пойдет трещинами, как самый настоящий лед.

– Сегодня такая прекрасная погода, мне совсем не холодно.

Сначала она хотела прямо сказать: я не стану одалживать ваш плащ, позволите? Однако, проговорив эти слова про себя, Фэнцзю нашла их грубоватыми и, меняя тон прямо на ходу, на грани вежливости попросила:

– Я бы не хотела одалживать такой пустяк, как плащ, позволите?

Стоило ей договорить, как резкий порыв ледяного ветра заставил ее вздрогнуть.

Дун Хуа взял чашку с чаем, который Ми Гу непонятно когда успел заварить и разлить, и неспешно отпил.

– Не позволю.

Стойкая страдальческая улыбка Фэнцзю все же сползла с ее лица. Девушка растерянно спросила:

– Почему?

Дун Хуа поставил чашку и спокойно взглянул на Фэнцзю:

– Я спас вас. За малую милость должно воздать многократно. Постирать плащ так сложно?

«Прежде он не был таким негодяем, – подумала Фэнцзю. – А может, он был им всегда, просто не показывал мне этой стороны».

Вернув себе расположение духа, она с суховатой улыбкой поинтересовалась:

– Вам так нравится досаждать другим?

Дун Хуа снова взялся за чашку и неторопливо ответил:

– Ничто другое меня так не радует.

Фэнцзю не знала, плакать ей или смеяться.

– Владыка, вы такой…

Дун Хуа отставил чашку и подпер щеку рукой.

– Какой?

Фэнцзю не нашлась с ответом. В бесстрастных глазах Дун Хуа мелькнула тень улыбки.

– Скажите, зачем вы бросились их спасать? – вновь спокойно спросил он.

Откровенно говоря, она замолчала не потому, что не знала, что ему ответить. Просто лицо его вновь приняло то до боли знакомое выражение, что однажды оставило глубокий след в ее сердце. Вот почему она оцепенела, а когда пришла в себя, владыка уже сменил тему.

Фэнцзю хорошо расслышала его вопрос. Почему бросилась их спасать? Она и сама не вполне понимала. Ей не было дела до жизни этих танцоров. Скорее всего, она бросилась им на помощь из-за слов, что когда-то сказал ей один человек.

Спустя долгое время она тихо ответила:

– Мой покойный муж учил, что сильные рождаются, чтобы защищать слабых. Если бы я оставила их на произвол судьбы, то сама сделалась бы слабой. А раз так, то как я могу защитить моих подданных?

Даже спустя много лет Дун Хуа не смог забыть ее слова. По правде, он и сам не понимал, зачем их помнить. В тот момент он вдруг ощутил странное родство с этой юной девушкой, хотя прежде никогда ее не знал. Их первая встреча случилась в Цинцю, у озера Возрождения, когда она, ступая по волнам, шагнула на берег. Длинные черные волосы облепили ее плечи, как морские водоросли. Он не запомнил ее облик так же, как не запомнил распустившиеся у озера Возрождения подсолнухи.

Слухи о случившемся на террасе Небесного повеления быстро разошлись по Небесам, и каждый сплетник трактовал произошедшее на свой лад. Молва вмиг сбросила Дун Хуа с пьедестала пределов Трех Пречистых [16] в грешный мир человеческих страстей.

Одни говорили, что, когда зверь Алого пламени вырвался из-под террасы Небесного повеления, владыка Дун Хуа в Рассветном дворце на Тринадцатом небе делал примечания к буддийскому писанию. Услышав, что его названая младшая сестра, принцесса Чжи Хэ, попала в огненную ловушку, он тут же поспешил на помощь и в конце концов усмирил зверя. Воистину, владыка Дун Хуа по-особенному относился к своей младшей сестрице!

Другие говорили, что, когда на террасе Небесного повеления разгорелось пламя, Дун Хуа как раз проходил мимо. Узрев прекрасную небожительницу, которая терпела поражение в схватке со зверем не на жизнь, а на смерть, владыка не смог оставить ее в беде, обнажил меч и спас деву.

Небесный владыка всегда полагал Дун Хуа богом без чувств и желаний. Что ж, и Небесному владыке случалось ошибаться.

Слухам не было конца.

Когда они дошли до Лянь Суна, тот захлопнул веер и, едва не переходя на бег, поспешил в Рассветный дворец якобы выпить вина и сыграть с Дун Хуа в вэйци. Там же за столом он воззвал к владыке, чтобы тот развеял его сомнения:

– Я ни за что не поверю, что вы попросту не смогли пройти мимо, увидев на террасе Небесного повеления красавицу, сражающуюся со зверем. – Лянь Сун опустил белый камень на доску и продолжил: – Однако, если вы однажды надумаете взять равную вам супругу для парного совершенствования, Чжи Хэ – неплохой выбор. Я вполне могу замолвить словечко перед отцом-владыкой, чтобы тот вернул ее на Небеса.

Дун Хуа в раздумьях покрутил винную чашу и невпопад ответил:

– Красавицу? Значит, они находят ее красивой?

– Что? – переспросил Лянь Сун.

Дун Хуа невозмутимо поставил на доску черный камень, закрыв белым одну из точек дыхания [17].

– У них отличное зрение.

Лянь Сун остолбенел, а когда до него дошел смысл сказанного, воскликнул:

– Вы правда встретили красавицу на террасе Небесного повеления?

Дун Хуа кивнул на доску:

– А ты правда пришел сыграть со мной в вэйци?

Лянь Сун коротко рассмеялся.

Таким образом, видя, что даже близкий друг Дун Хуа, владыка Лянь Сун, не верит ни в одну из двух версий случившегося на террасе Небесного повеления, прочие небожители со временем тоже стали считать их небылицами. Однако будущее принцессы Чжи Хэ теперь виделось всем исключительно светлым: никто не сомневался, что годы ее страданий подошли к концу и близок тот день, когда она вновь взлетит к Небесам и, быть может, даже добьется расположения Верховного владыки.

На Небесах существовало правило, требовавшее от вознесшегося небожителя отринуть семь желаний [18] и усмирить шесть чувств [19]. Однако касалось оно лишь тех, кто родился без бессмертной первоосновы и получил шанс войти в круг небожителей через обретение духовного сознания. Поскольку вознесение таких небожителей противоречило естественному порядку вещей, от них требовалась сообразная жертва, чтобы умилостивить небо.

Дун Хуа же застал еще времена разделения инь и ян. Он воплотился на холме среди Лазурного моря пробудившейся жизни. Он и был тем чистейшим средоточием силы Неба и Земли, что называют бессмертной первоосновой. Запрет на чувства и желания не распространялся на него изначально.

Ничто не мешало ему жениться.

Глава 2

Смотрины

П

осле рождения дочери мать и отец Фэнцзю желали проводить больше времени наедине друг с другом, так что воспитание беспокойной шумной лисички надолго поручили ее тете, Бай Цянь. Под таким-то присмотром Фэнцзю творила что хотела: ловила птиц и рыб, а однажды, воспользовавшись тем, что ее четвертый дядюшка задремал, подкралась к его крылатому спутнику, птице цзинвэй [20], и повыдергивала у нее все перья подчистую.

Бай Цянь, памятуя о днях своей буйной юности, рядом с безумствами которой проказы Фэнцзю просто меркли, всегда смотрела на шалости племянницы сквозь пальцы.

К моменту, когда Бай Цянь доверили воспитание Фэнцзю, белая лисица уже обладала глубоким пониманием вещей и имела вид богини мудрой и внушающей доверие. Это она вложила Фэнцзю в голову многие жизненные истины.

Например, как-то раз она сказала племяннице, что небожителю важнее всего перестать зависеть от чужого мнения. Такого рода бесстыдство есть отвага, дающая мужество сделать первый шаг. Тот, кто беззастенчиво и упорно идет к своей цели, рано или поздно ее достигнет.

Впоследствии Фэнцзю так же поощряла Колобочка бороться с отцом за право спать на кровати с матушкой. С обезоруживающей честностью она вверила Колобочку эту великую мудрость:

– Для небожителя важнее всего уметь отбросить стыд и совесть. Так любые начинания увенчаются успехом!

Тем же вечером Колобочек точь-в-точь повторил эти слова Бай Цянь и, сжав маленькие кулачки, твердо попросил матушку объяснить, как можно избавиться от стыда и совести окончательно, чтобы превзойти отца.

Бай Цянь отставила чашку с отваром из семян лотоса, который собиралась в качестве легкого напитка перед сном отнести Е Хуа в рабочие покои. Прошлась по залу Вознесения, тщательно выбирая самые увесистые буддийские сутры, нагрузила ими деревянную тележку и под покровом ночи отослала их Фэнцзю с ласковым напутствием, что, если та не перепишет их к завтрашнему заходу солнца, тетушка будет устраивать ей свидания вслепую от зари до зари.

Фэнцзю уже сладко спала, когда ее разбудила служанка Бай Цянь Най-Най. Лисичка заспанно уставилась на гору сутр. В ее сознании медленно всплывала вся та чушь, которую она наговорила Колобочку днем. Навернувшиеся на ее глазах слезы нечистой совести грозились затопить Млечный Путь.

К вечеру второго дня служанки извлекли Фэнцзю из-под завалов буддийских писаний и их копий и доставили в сад Драгоценного лунного света на Тридцать втором небе.

В сокровенном саду повсюду росли «беспечальные» деревья Ашока [21]. Меж их стволов благоухали всевозможные цветы. Изначально здесь давал наставления ученикам Верховный небожитель Тай Шан – владыка предела Высшей Чистоты [22].

Сейчас же сад, насколько хватало взгляда, заполнили до сотни молодых небожителей со всех четырех морей и восьми пустошей. Они стояли небольшими группами. Более терпеливые вели негромкую беседу с товарищами, менее терпеливые застыли с высоко поднятой головой, не отрывая взгляда от входа в сад.

Фэнцзю легко бы справилась с двумя-тремя женихами, с некоторым трудом отделалась бы от четырех или пяти, но тут их набилось не меньше сотни… Сердце Фэнцзю сжалось от страха, храбрость изменила ей, она невольно сделала шаг назад, потом еще один, и еще, и еще.

Неподалеку раздался несколько напряженный голос Бай Цянь, обратившейся к почтительно внимающим ей служанкам:

– Хм, пожалуй, мне стоит ее связать. Едва ли она продержится до конца, но сбежать раньше середины застолья я ей не позволю.

Сердце Фэнцзю бешено застучало. Она развернулась и припустила прочь.

Фэнцзю не знала, в какой момент стремительного бега по земле и по воздуху она выиграла у преследовавших ее служанок состязание в смекалке и смелости, но, когда она влетела в гущу саловых деревьев [23] и с потревоженных веток ей на голову посыпались ярко-желтые цветы, звуки погони за ее спиной утихли.

Она тихо перевела дух и оглянулась. Позади и правда никого не было – только далекий Млечный Путь, залитый спокойным сиянием заходящего солнца.

Не зря говорят: «Язык мой – враг мой». Из-за своего длинного языка Фэнцзю день и ночь была вынуждена переписывать сутры, и теперь, когда перед ней вдруг возникла пара величественных саловых деревьев, ей на ум сами собой пришли строки из «Собрания длинных наставлений» [24]: «В то время Почитаемый миром [25] на ложе меж двух саловых деревьев в Кушинагаре готовился перейти в паринирвану [26]».

Фэнцзю смахнула с волос желтый цветок и тяжело вздохнула. Что ж, раз она запомнила такое длинное и сложное писание, то сутки страданий над текстами прошли не впустую. Фэнцзю огляделась. После длительного бега она порядком испачкалась, и все тело ломило. Стоило ли раздеться и окунуться в горячий источник за саловыми деревьями?

Она надолго задумалась.

На востоке взошла яркая луна. Пусть она поднялась не так высоко и была не так величественна, как описывали в стихах смертные, в ее холодном серебряном свете, залившем все пространство внизу, совершенно потерялись деревья, цветы и камни. Над лазурными водами пруда заструился туман, расходясь по поверхности волнами теплой небесной ци.

Фэнцзю вновь опасливо оглянулась. Миновал час Собаки [27], прикинула она, сюда точно никто не придет. Фэнцзю подбежала к источнику, попробовала воду рукой и, окончательно успокоившись, потянулась к завязкам накидки. Следом за ней опали верхние одеяния и, наконец, нижние. Девушка осторожно шагнула в источник.

Погрузившись в горячую воду по шею, Фэнцзю издала стон блаженства. Рядом с ней проплыло несколько цветков салового дерева. Фэнцзю вдруг решила дать волю своему игривому нраву и начала было плести из них венок, как услышала за белым валуном в источнике громкий всплеск.

Рука, которой Фэнцзю потянулась за очередным цветком в венок, застыла в воздухе.

Темные воды источника пошли рябью, раздробив лунный свет. Из-за валуна показалась фигура в белых одеждах. Фэнцзю затаив дыхание следила, как она заходит в воду и приближается к ней. Из тумана постепенно проступила фигура высокого мужчины с серебристо-белыми волосами и красивым лицом.

Фэнцзю прижалась к каменной стенке источника. Обычно ее мало что могло смутить, но сейчас складывалась определенно неловкая ситуация. Девушка мертвенно побледнела.

Однако она не зря звалась владычицей Цинцю. Фэнцзю очень быстро взяла себя в руки и даже почти как ни в чем не бывало начала подбирать слова для приветствия.

Но как поздороваться в такой ситуации – это, пожалуй, целая наука. Случись им встретиться, допустим, под утопающим в цветах деревом, еще можно было вежливо сказать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли полюбоваться цветами?» Но нельзя же вежливо взмахнуть обнаженной рукой и выдать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли искупаться?»

Пока Фэнцзю лихорадочно размышляла, как начать разговор, Дун Хуа медленно пересек источник и, похоже, теперь собирался уйти. За все время он ни разу не посмотрел в ее сторону.

В душе Фэнцзю вспыхнула слабая надежда: а может, он ее и не заметил? Значит, она вовсе не опозорилась перед ним на этот раз?

Как раз в тот момент, когда Фэнцзю собиралась испустить тайный вздох облегчения, Дун Хуа, уже ступивший одной ногой на берег, вдруг замер, а на голову Фэнцзю свалилось верхнее одеяние владыки.

В то же время она услышала неподалеку голос, очень напоминающий голос принца Лянь Суна. Видимо в крайнем смущении, тот выдавил:

– Простите, помешал, понимаю. Я ничего не видел, уже ухожу…

Фэнцзю, помедлив немного, сняла с головы белые одежды Дун Хуа и посмотрела в сторону, откуда, как ей казалось, слышался голос Лянь Суна. В лунном свете у круглого прохода размеренно колыхались ветви деревьев Ашока.

Дун Хуа смерил ее долгим взглядом и спустя некоторое время спросил:

– Что вы здесь делаете?

– Купаюсь, – честно и с легкой опаской ответила Фэнцзю. Лицо ее порозовело от пара.

Только после до нее дошло: вода в ночи хоть и казалась темной, но на деле же была прозрачной настолько, что можно было разглядеть дно. Фэнцзю вмиг покраснела так густо, будто ее окунули в кипяток.

Заикаясь, она потребовала:

– В-вы… закройте глаза! Не смейте смотреть! Н-нет, отвернитесь, скорее отвернитесь!

Дун Хуа вновь неторопливо окинул ее взглядом с головы, кажется, до ног и только после этого отвернулся с таким видом, словно оказывал величайшую милость.

Фэнцзю поспешно потянулась к вещам, оставшимся на берегу. Вот только когда она раздевалась, то не предполагала, что окажется в подобной неловкой ситуации, поэтому все ее вещи от накидки до нижнего белья остались лежать не просто далеко, а непозволительно далеко! Чтобы взять ближайшую вещицу, ей пришлось бы высунуться из воды наполовину.

Фэнцзю не знала, что делать. В волнении она даже позабыла, что по сути своей лисица и ей достаточно вернуться в истинный облик, чтобы оставить Дун Хуа ни с чем.

Внезапно рука Дун Хуа с длинными пальцами и округлыми ногтями протянула смятенной девушке ее белую юбку. Фэнцзю украдкой взглянула на лицо владыки. Дун Хуа по-прежнему держал голову повернутой в сторону. К счастью, длинные ресницы его были опущены, а глаза закрыты. Она уже собиралась схватить одежду, как ею вновь овладел испуг.

– Как вы узнали, что я хочу одеться?

Обычно Фэнцзю вела себя сдержанно и милостиво, как подобает владычице Цинцю. Сейчас же в ней заговорила детская требовательность, которая больше пристала бы юной и бойкой богине.

Дун Хуа промолчал и начал отводить руку. Несмотря на дерзость слетевшего с ее губ вопроса, Фэнцзю со скоростью света схватила юбку и поспешила прикрыться. С громким всплеском она выскочила из воды. Падать ниже было некуда, поэтому Фэнцзю решила обойтись без церемониального прощания и сбежать из сада тем же путем, которым и пришла.

Однако ее настиг оклик Дун Хуа:

– Вы кое-что забыли.

Она не могла не обернуться. Дун Хуа наклонился и что-то поднял. Когда Фэнцзю разглядела вещь в его руках, кровь бросилась ей в лицо.

Дун Хуа поднял с земли лиф.

Светло-лиловый лиф.

Ее лиф.

Ворот нижнего платья Дун Хуа чуть распахнулся, слегка обнажая ключицы. Не меняясь в лице, владыка небрежно протянул лиф Фэнцзю. Она не знала, брать или не брать. Мир вокруг трясся и рушился.

В этот тупиковый момент ветви деревьев Ашока колыхнулись особенно сильно, и в круглом входном проеме появилась тонкая фигура владыки Лянь Суна. Увидев открывшуюся перед ним картину и неправильно ее истолковав, он замер, помолчал и наконец растянул губы в улыбке:

– Я… обронил здесь веер. – Он поднял руку с раскрытым опахалом. – На полпути домой вспомнил и решил за ним вернуться. Виноват, снова вас потревожил, извинюсь в другой день. Вы… продолжайте.

Фэнцзю была готова расплакаться на месте. Она схватила лиф, развернулась, закрыв им лицо, перемахнула через стену и бросилась бежать. Поднявшийся от ее движения ветерок подхватил готовившиеся опадать цветы с ветвей салового дерева и ласково закружил в своих объятиях.

Продолжая улыбаться, Лянь Сун посмотрел на Дун Хуа.

– Не поспешите за ней? – И тут же добавил: – Так красавицей, которую вы повстречали на террасе Небесного повеления, была Фэнцзю из Цинцю? Имейте в виду: если возьмете ее в жены, вам придется называть мальчишку Е Хуа дядей…

Дун Хуа неспешно оправил рукава:

– В последнее время по Небесам гуляют слухи, будто ты увлечен девой Чэн Юй?

Лянь Сун закрыл веер.

– Я…

Дун Хуа продолжил:

– Подумываю ее удочерить. Как тебе идея?

* * *

Фэнцзю никогда не волновалась по пустякам, но порой эта черта ее характера становилась причиной того, что пустяки перерастали в непустяковые проблемы, размах последствий которых поражал воображение.

Случившееся с ней и Дун Хуа у источника под саловыми деревьями выбило ее из колеи. В глубоком расстройстве она спряталась в покоях у Колобочка в зале Благовещих облаков, чтобы прийти в себя и набраться сил. Однако в итоге она только сильнее накрутила себя и теперь ждала, когда появится кто-то, кто поможет развязать узел у нее на сердце. Желательно, чтобы это была не Бай Цянь.

Поэтому Фэнцзю обратилась к Колобочку, малодушно решив зайти с иносказаний:

– Предположим, когда-то тебе нравилась одна девочка. Вы встречаетесь спустя много лет. – Она глубоко вздохнула, подбирая слово поточнее, и с серьезным видом продолжила: – И она узнает, что ты все еще носишь подгузники. Твои действия?

Колобочек воскликнул с укором:

– Я давно не ношу подгузники!

Фэнцзю поспешила его успокоить:

– Я говорю «предположим». Предположим.

Колобочек задумался. Его личико покраснело, он неловко осмотрелся по сторонам и застенчиво проговорил:

– Слишком унизительно. Хуже было бы, только если бы ты свой лиф прямо перед любимым обронила… – Колобочек продолжил, изо всех сил борясь со смущением: – Я бы тогда непременно убился куском тофу.

После этого заключения приободрившаяся было Фэнцзю пролежала лицом в подушку еще четыре дня.

К концу последнего из них Бай Цянь прислала служанку с посланием, в котором говорилось, что певцы и танцоры, репетировавшие выступление на террасе Небесного повеления, уже оправились от пережитого ужаса и этим вечером представят в саду Воссоединения новую пьесу о выдающейся женщине-генерале. Тетушка звала Фэнцзю вместе насладиться представлением. Это и заставило несчастную наконец покинуть опостылевший зал Благовещих облаков.

В саду Воссоединения на недавно отстроенной сцене труппа актрис в пестрых одеждах уже вовсю радовала зрителей песнями.

Бай Цянь с белым шелковым веером в руках склонилась к Фэнцзю:

– В последние дни по Небесам стремительно разошлись крайне занятные слухи, не знаю, слышала ли ты о них. – Бай Цянь кашлянула. – Я, конечно, не сплетница…

Фэнцзю подобралась, в предвкушении сделала глоток чая и сдержанно заметила:

– Очевидно, вы не сплетница, тетушка. Я и сама от сплетен не в восторге, но прошу, расскажите, что же случилось.