Ложь на крови

– Значит, Пашка интересует, – не спросила, а сказала женщина, делая глубокую затяжку.

– Да, именно он, – кивнул Михаил.

– Надо же. – Она криво усмехнулась, невольно вызвав у парня ассоциацию со своим наставником. – Хотя чего удивительного-то? Дерьмо, как известно, не тонет.

– Прямо так уж и дерьмо?

– А то нет? Ты с ним общался? – Несмотря на разницу в званиях, Вера сразу обратилась к Митькову на «ты», объяснив это тем, что ровесникам не выкает.

– Мы его допрашивали после освобождения из концлагеря.

– Ну, и что скажешь?

Старший лейтенант пожал плечами. В глубине души он был согласен со связисткой, хотя и не знал Захарова настолько хорошо, насколько она. И разделял опасения Юркина. Бывший узник хоть и держался естественно во время беседы, но что-то такое отталкивающее в нем действительно было.

– Не всегда человека узнаешь за пару часов разговора, – уклончиво ответил Михаил.

– Не спорю, – согласилась женщина и выпустила пару колечек дыма. – Но есть такие, у которых на морде написано, кто они и с чем их едят. Вот Пашка из таких как раз. Скользкий, как змея. Вроде бы такой весь из себя правильный, общительный, а приглядишься – гнида. Поэтому я и не удивилась, что он выжил после той заварушки.

– Это когда их разведгруппу накрыли? – уточнил парень.

– Угу. – Младший сержант затушила окурок. – Оттуда тогда живым выполз только Степка Васильев, он у них командиром был. Мы с девчонкой-санитаркой его притащили к врачам, когда он к нам добрался. И то помер Степка через несколько дней от ран. Вот он был настоящий мужик. Как мой покойный муж.

– Это вы уже овдоветь успели? – Глядя на собеседницу, Митьков тоже достал табак и свернул две папиросы. Одну закурил сам, вторую протянул Вере.

Она кивнула и вытащила из кармана гимнастерки спички.

– Мой муж в первые же дни ушел на фронт. А через четыре месяца похоронка пришла. Я месяц ревела, потом подумала, оставила детей тетке, перекрестилась, да и тоже пошла на фронт. Вот, уже не первый год на «передке». Такая вот история.

Старший лейтенант искоса посмотрел на связистку. Несмотря на грубоватую и простоватую манеру общения, она казалась человеком добрым и неглупым. Конечно, Миша понимал ее и выслушал бы рассказы молодой женщины о ее жизни (капитан ему говорил, что надо уметь расположить к себе собеседника), но времени у него было не так много, а его целью было узнать все что можно о Павле Захарове.

– Вера, а что-нибудь о биографии Захарова вы знаете? – мягко спросил он.

– Да какая там биография? – скривилась связистка и сделала большую затяжку. – Неплохой у тебя табачок.

– Повезло разжиться, – улыбнулся парень.

– Да, повезло, – согласилась женщина и тоже улыбнулась. – Знаешь, Пашка, несмотря на то что вроде бы как и общался со всеми, но больно много о себе не рассказывал. У нас-то девки любопытные, знаешь ли. Связистки, санитарки… Война войной, а женское нутро никуда не денешь. Ну, они, естественно, спрашивали его, мол, женат ли, есть ли подружка, и все такое прочее. А Пашка уходил от вопросов. Отговаривался и переводил разговор на другое. Но были же и настырные. Настенка вон, царствие ей небесное, та мужиков страсть как любила. И решила Пашку захомутать. Я еще смеялась над ней, мол, получше никого не нашла? Так она вызнала, что тот еще до войны был женат, да развелся. А еще где-то услышала, что фамилия у него не его, а женушки бывшей.

– Да ладно, – прищурился Митьков.

– Вот как есть тебе говорю. С ее слов, конечно.

– И какая же у него раньше фамилия была?

– А черт его знает. Вот это Настенка узнать не смогла. Еще. – Вера пощелкала пальцами. – Вот что он всем говорил, так это то, что сам из Ростова, кажется. Оттуда на фронт ушел. Но у нас ребята-то есть с тех краев. Так они сразу раскусили, что Пашка не ростовский. Из других мест он. А в Ростове пришлый был.

– Это и я заметил. Говора южного у него нет.

– Верно говоришь. А еще я вот что тебе скажу. Когда они тогда в разведку собирались, Пашка сам к ним напросился.

– Удаль молодецкую хотел показать? – усмехнулся старший лейтенант.

– Скажешь тоже, – рассмеялась младший сержант. – Не знаю зачем. На словах-то понятно, мол, хочет пользу принести, послужить и всякое такое. Но это все враки. Если человек действительно рвется в бой, он просто берет и идет. Не знаю, как тебе объяснить, но по нему это видно. А по Пашке – нет. И когда группа не вернулась, все очень переживали за ребят. Только за Пашку – не особо.

– Получается, не особо любили его у вас тут?

– Да не то чтобы. – Связистка пожала плечами. – Он же, понимаешь, вроде бы и свой, но держался особняком. Просто это надо видеть, знать человека, повариться с ним в одном котле не один день. Тогда и поймешь.

– Понятно.

– Слушай, старший лейтенант, а ты, часом, не детдомовский?

Михаил удивленно посмотрел на собеседницу.

– Сильно заметно? – спросил он.

Женщина понимающе улыбнулась.

– Рыбак рыбака видит издалека. Я ведь тоже такая. После смерти мамки попала в детдом. А когда мне тринадцать было, тетка нашла меня и забрала. Одна она у меня осталась. Вовка-то погиб. Ну, и пацаны еще.

– Ладно, Вера, спасибо вам.

– Было бы за что. Ты, знаешь, пиши, если что. Ты парень вроде хороший. Хоть и интеллигент.

Следом Митьков пообщался с сержантом Ахметовым. Долговязый и неулыбчивый парень с восточной внешностью и остриженной почти налысо головой оказался вполне приятным собеседником. Сразу о себе рассказал, что на фронт ушел с третьего курса института, где обучался на инженера, что где-то еще воюет его младший брат. Правда, беседа с ним оказалась менее продуктивной, чем рассчитывал парень. Что, впрочем, было неудивительно – сержант прибыл в эту часть незадолго до той злополучной вылазки в немецкий тыл, буквально за неделю, и с Захаровым успел пообщаться гораздо меньше, чем связистка Литяк.

– Расскажите мне о вашем бывшем сослуживце Павле Захарове, – мягко прервал его устную автобиографию старший лейтенант.

Ахметов качнул головой.

– Странный он человек был, – ответил он. – Хотя почему был? Вы ведь сказали, что он жив.

– Жив, – подтвердил Михаил. – Попал в плен и был в концлагере.

– Да, я понял.

– А почему вы сказали, что он был странный?

– Есть люди, о которых говорят, что они себе на уме. Вот и Паша такой же. Себе на уме.

– В хорошем смысле или в плохом?

Сержант пожал плечами.

– Ни в том, ни в этом. Я не могу многого сказать о нем, потому что мало его знал. Я ведь прибыл сюда незадолго до того, как больше половины нашей роты тогда полегло. Но ребята говорили мне, что он такой… – Собеседник призадумался, пытаясь подобрать нужный эпитет.

– Себе на уме, как вы сказали.

– Да, именно так. Есть такие люди, о которых ничего плохого вроде не скажешь, но и хорошего тоже. Я же сказал, я мало что знаю о Паше, общался с ним очень мало.

– А про его жизнь? Ну, кто он, откуда, кем был до войны, кто ждет его дома…

– Этого тоже не знаю. Слышал только, что он из Ростова, но он не похож на человека, который родился на юге.

– Это он сам говорил? Про то, что из Ростова.

Ахметов призадумался.

– Кажется, да.

Несмотря на общительность собеседника, разговор получился недолгим. Но это не расстроило парня. В конце концов, общение с бывшей детдомовкой Верой было куда более содержательным.

Глава 4

Юркин уже ждал своего подопечного, стоя под деревом, изредка посматривая своим угрюмым взглядом на все окружающее. Некоторые, проходя мимо, подозрительно либо хмуро косились на капитана, на что, впрочем, последний не обращал никакого внимания. Привык, как-никак, за столько лет к таким взорам.

Митьков подошел к нему.

– Ну, что, боец, есть чем порадовать? – осведомился Дмитрий.

– Возможно, – ответил старший лейтенант. – Чуть-чуть узнал о биографии Захарова, о том, что он собой представлял.

– Ясно. Ладно, пойдем. По дороге обсудим.

На обратном пути уже начало вечереть. Солнце зашло за горизонт, но было еще светло. По дороге Михаил рассказал все, что узнал от связистки Литяк и сержанта Ахметова. Капитан внимательно выслушал и выдал:

– Все ясно.

– Что ясно, Дмитрий Федорович? – посмотрел на него парень. – Ничего стоящего или полезного?

– Не скажи, не скажи. То, что и в части заметили, что Захаров – не ростовский, это и козе понятно. Но лишь подтверждает тот факт, что он ото всех скрывал что-то из своего прошлого.

– Я снова думал об этом, – признался Митьков. – Мне все-таки кажется, что он там совершил какое-то преступление. Кто знает, может, его за это милиция до сих пор ищет.

– Это наиболее вероятное предположение. Что, кстати, не исключает других. А вот связистка твоя очень интересный факт рассказала.

– Про фамилию жены?

– Да. И это подтверждает то, что Захаров что-то утаивал из своей биографии. Возможно, что даже от официальных органов. Я не имею в виду то, что он фамилию жены взял. Есть те, кто так делает, хоть это и не частые случаи.

– Поддельные документы? – догадался старший лейтенант.

– Именно. Он мог запросто приехать туда, где его никто знать не знает, сказать, что его, допустим, обокрали по дороге, утащили все документы, и сделать паспорт на новую фамилию. А потом женушка подвернулась, и Захаров решил, что лучше он будет Захаровым, а не условным Ивановым, или Петровым, или кем он там раньше был.

– Сложная схема, – покачал головой Михаил.

– На самом деле нет. И такой схемой много кто пользовался, так что наш бывший пленник – не единственный. Надо копать его довоенную, точнее, доростовскую биографию. Я сделал запросы в Астрахань – Захаров же сказал, откуда он родом.

– Ну, это если не соврал. Потому что, если он сделал себе новые документы так, как вы описали, то мог и выдумать новое место рождения.

– Верно. Но чем черт не шутит. Единственное, конечно, что нам остается, – это ждать ответы на все запросы. А поскольку у нас сейчас идет война, быстро не всегда могут прийти ответы. Даже если поставить пометку «Очень срочно!». Потому что от пересылки далеко не все зависит. Пока найдут нужные сведения в ЗАГСах, милиции или архивах, тоже сколько времени может уйти.

– Дмитрий Федорович, а вы что-нибудь узнали?

– Поменьше твоего, но тоже кое-что есть. И, в общем, это сходится с рассказом связистки. Ты вот про фамилию сказал, а сослуживцы утверждают, что Захаров о себе вообще почти ничего не рассказывал. Так только, если мельком, случайно в разговоре. И, кстати, супружница у него – бывшая. Он с ней в разводе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Капо – привилегированный заключенный в концлагерях нацистской Германии. В узком смысле капо – это заключенные, назначенные исполнять должности старосты барака, надзирателя, старшего рабочей команды.