скачать книгу бесплатно
Классный час
Сергей Тамбовский
Все счастливые попаданцы во времени счастливы одинаково, в смысле попадают в школьников или студентов, в самом крайнем случае в виртуозов спорта. А моего главного героя угораздило угодить в обычного школьного учителя обычной средней школы в далёком-далёком 1972 году, когда Леонид Ильич был ещё относительно молодым, а советские хоккеисты задавали жару хвалёным канадским профессионалам. Что из это выйдет, "Доживём до понедельника" или "Большая перемена" или совсем уже "Школьный вальс" – покажет, как сейчас говорят, время.
Сергей Тамбовский
Классный час
Классный час
Стартовый выстрел
Опять этот гул, причём непонятно, кто гудит – если посмотришь конкретно на каждого ученика, рот у него закрыт на замок, но такой вот фоновый шум, примерно как от пчёл возле улья, имеет место ежесекундно. Ничего не поделаешь, меня в этой школе считают тюфяком и неумёхой, который не может поставить дисциплину на должную высоту. Кстати, разрешите представиться – Антон Палыч… нет, не Чехов, а Колесов, учитель математики в средней школе номер 160 города Новокалининска. Средний учитель математики в средней школе. Думаю, вы догадались, какую кличку мне здесь приклеили – Колесо конечно. Иногда Мопедом зовут, это я уж не знаю почему.
У меня тут целых три класса – два восьмых и один десятый, где я преподаю алгебру с геометрией. Все классы выпускные, так что спрос с меня особенный, надо подготовить детей, чтоб они не ударили в грязь лицами перед приёмной комиссией в июне следующего года. Но какие ж они дети, особенно в десятых – мальчики здоровенные лбы за метр-восемьдесят, девочки вполне себе сформировавшиеся половозрелые особы, некоторые с бюстами 3-4 размеров. И всем им, и мальчикам, и особенно девочкам дела никакого нет до учёбы, им бы петтингом заняться или сразу уже хардкорными видами секса.
На дворе стоит осень 1972 года, сентябрь месяц, а если уж быть совсем точным, то сегодня третье сентября, про которое лет через двадцать споёт певец Шуфутинский. Огненно-жаркое лето закончилось три дня назад. Если кто забыл, то напомню – адская жара без дождей стояла два месяца с лишним. Урожай практически полностью пропал, вдобавок начались пожары… да что там объяснять – те, кто помнят 2010 год, перекрестятся и вздрогнут.
– Половинкин! – вычленил я товарища, неудачно открывшего рот, – хватит болтать, решай задачу.
– А я чего, Антон Палыч, – заныл Гена Половинкин, длинный и несуразный пацан весь в прыщах… понимаю я тебя, Гена, сам когда-то таким был – половое созревание штука сложная, – я ничего, Антон Палыч, это вон Пронин галдит, – попытался он свалить вину на соседа.
– И ты, и Пронин, быстро заткнулись! Решайте вон задачу, до конца урока десять минут осталось, – строго сказал я и опять ударился в воспоминания.
Итак, как меня зовут, я сказал, где работаю, тоже, что ещё? Ах да, где живу и на что. В однокомнатной изолированной квартире живу, прикиньте, причём живу один-одинёшенек. Родители у меня умерли один за другим пару лет назад, а жениться я как-то не собрался пока. Так что я завидный жених с жилплощадью и какой-никакой зарплатой. 160 рублей с копейками. Из чего она складывается, интересно? Тогда слушайте – стандартная ставка учителя это 12 часов в неделю, оценивается она в 100 рубликов. Ясен перец, что на одну ставку никто в школе не работает, у всех от полутора до двух, у меня лично полторы, 18 часов, по 6 на каждый из моих классов. Это выходит уже 150 рэ. Плюсом к этому проверка тетрадей у каждого из трёх классов, 8 умножить на 3 равно 24. И классное руководство 10 рэ, да, я еще и классный руководитель у этих вот оболтусов, у Половинкина и Ко.
И факультатив по математике, ещё 10 рублей – есть у нас и такое дело, раз в неделю по средам по окончании уроков. И на него даже ходит человек десять из старших классов, из моего подшефного, правда, ни одного. И что там в итоге-то вышло? 150+24+10+10=194 минус подоходный и бездетность, получается 160 рэ чистоганом на руки. Жить можно, конечно, но довольно скромно.
– Лосева, прекрати вертеться! – это я девочке во втором ряду у окна, яркая девчонка, а когда губы накрасит, особенно. – Скоро перемена, там и повертишься.
– А меня Обручев за спину щиплет, – обиженно сообщила она.
Ладно, что за спину, подумал я, а не за что-нибудь ещё, а ему сказал:
– А если я тебя щипать начну, Обручев, тебе понравится?
– Да я её пальцем не тронул, – подал голос тот, – это она не знает, как на себя внимание обратить, вот и выдумывает.
– А ну тихо все! – гаркнул я, – пять минут ещё терпим, потом сдаём тетради и делаем, что хотим!
Ну и самое главное про себя не рассказал – дело в том, что я родился в 1975 году и сейчас просто ещё не появился на свет божий. А как же так получилось, что ты учитель математики и лет тебе минимум 23-24? 25, поправлю я вас, а как так вышло, сам не знаю. Я спокойно и без приключений дожил до 47 лет, то есть до 2022 года, а потом в один осенний день заснул в своей кровати, а проснулся в чужой кровати… и в чужом теле, этого вот Антона Палыча. Дня три приходил в себя и выяснял, что тут и как, а потом вспомнил, что жизненный путь Антона Палыча в общем и целом повторяет то, как прожил мой отец. С небольшими отклонениями, но почти так. Вытащил из памяти все подробности отцовой жизни, которые знал, прочитал все документы, кои обнаружились в квартире Палыча, пообщался с учителями, кои работали в той же школе, с соседями даже перекинулся десятком слов, да и составил себе планчик-конспектик будущей жизни. И пошёл в школу, как и мой отец, таким же учителем, каким он был… 1 сентября красный день календаря и всё такое прочее.
– Резинкин, прекрати списывать у соседа!
– Кто списывает-то, никто и не списывает, – заныл было Резинкин, разгильдяй и рохля с постоянно открытым ртом, но тут прозвенел звонок.
Сейчас можно стало шуметь уже с полным на то правом, все и зашумели. Захлопали крышки парт (а вот представьте, у нас в половине классов стоят парты довоенного ещё типа, чёрные такие, с откидывающимися крышками), заклацали замки портфелей, дети потянулись сдавать тетради с контрольной работой и потом на выход. Через минуту класс очистился полностью… а нет, осталась Лосева со своим бюстом третьего размера, мини-мини школьным платьицем и ярко-алыми накрашенными губами.
– Чего тебе, Алла? – спросил я, складывая тетради в папку.
– Вы мне не поможете, Антон Палыч? – спросила она, искательно заглядывая мне в глаза.
– Это смотря с чем, – буркнул я.
– Ко мне пристаёт тут один хулиган, Волобуев его фамилия…
– Ну слышал я про такого, – ответил я и действительно вспомнил, упоминалась такая фамилия в учительской, причём в очень негативном контексте.
– Так он пообещал сегодня после уроков меня того…
– Чего того, выясняйся яснее, – попросил я.
– Ну вы ведь сами наверно знаете, что могут сделать взрослые парни с девушкой.
– Слушай, Лосева, а чего ты не попросишь заступиться кого-нибудь из своих поклонников, их у тебя только в нашем классе штуки три имеется.
– Ха, – тряхнула головой она, так что каштановые волосы разлетелись по сторонам, – толку с этих поклонников, как с козла молока. Даже меньше. А вы, как я знаю, человек спортивный и взрослый, укорот Волобуеву сумеете дать.
– Откуда ты знаешь, что я спортивный?
– Так вы же каждое утро на нашей спортплощадке занимаетесь, я в окно видела.
– Хм, действительно я там занимаюсь… но вообще-то изнасилование это статья в нашем уголовном кодексе, – начал размышлять я, – можно в ментовку заявить.
– Ой, да не смешите меня, Антон Палыч, что я, наших ментов не знаю – скажут «вот когда изнасилуют, тогда и приходи». Да и не занимаются они такой мелочёвкой, вот если б убили кого…
А и верно, подумал я, вспомнив все свои контакты с представителями правоохранительных органов за последние тридцать лет.
– Ну не знаю, не знаю, – сказал я, глядя в окно на рощицу лип возле нашей школы, – как-то всё это странно выглядит.
А Лосева тем временем придвинулась ко мне вплотную, уперев свой бюст в моё плечо.
– Я бы вас отблагодарила, Антон Палыч.
– Прекрати, Лосева, – встал я из-за стола, – тебе сколько лет?
– Шестнадцать, – ответила она, – в январе будет семнадцать.
– Воооот, – протянул я, – а в нашем родном уголовном кодексе возраст согласия определяется в восемнадцать.
– И что это значит? – спросила она в замешательстве.
– А то, что я, знаешь, предпочитаю чтить уголовный кодекс и больше ничего.
– Ладно, – покладисто переключилась Алла, – если вы поможете мне, тогда я обязуюсь делать все домашние задания и писать контрольные не меньше, чем на четыре балла. До самого выпуска.
– Это другое дело, – ответил я, – когда и где он тебя будет ждать?
– Я знала, что вы согласитесь, – подпрыгнула в воздух Лосева, – после шестого урока возле хоккейной площадки… знаете наверно, это рядом.
– Знаю, конечно, – отвечал я, – из школы после окончания шестого урока не выходи, жди меня в раздевалке. Всё понятно?
Вместо ответа она быстро чмокнула меня в щёку и исчезла из класса. А я сначала стёр помаду со щеки (не хватало ещё с таким компроматом на коридорам шляться), потом взял под мышку папку с контрольными, вздохнул и отправился в учительскую.
Учительская
Она у нас на втором этаже, занимает две комнаты, мне отведено место в дальней комнате возле стены. А вообще наша школа построена в начале шестидесятых по стандартному хрущёвскому проекту, в форме буквы П и в три этажа. Причем средняя планка у этой буквы длинная, там основные помещения расположены, а поперечины у этой буквы П сильно разные – левая с мастерскими и спортивным залом поменьше, а правая с актовым залом, он же столовка, побольше.
– Антон Палыч, – сразу же при входе в учительскую встретила меня завуч Валентина Игоревна, сильно за сорок и с насмерть выбеленными перекисью волосами, – вас директор хотел видеть.
– Перемена же вот-вот кончится, – заметил я, – не успеем мы ни о чём поговорить.
– Очень срочно, очень просил.
Ну раз очень, зашёл в директорскую, это соседний кабинет с учительской, и там даже предбанник есть с секретаршей.
– Меня тут видеть хотели, – сказал я секретарше Олечке, молоденькой и очень стеснительной девочке только что из пединститута.
– Да-да, конечно, – встрепенулась она, – заходите, Оксана Алексеевна ждет вас.
Я и зашёл в кабинет – директорша, дама очень средних лет с накрученным шиньоном на голове, это теперешняя мода такая, встретила меня укоризненным взглядом из-под очков с большими положительными диоптриями.
– Здравствуйте, Оксана Алексеевна, – вежливо сказал я, – вызывали?
– Присаживайтесь, Антон Палыч, – кивнула она на стул, – простите, что во время перемены – дело очень срочное.
– Слушаю вас со всем вниманием, – почтительно склонил голову я.
– Вы наверно знаете, что наша хоккейная команда вчера играла с канадцами?
– Вообще-то я не очень большой поклонник хоккея, но да, газеты читал, – ответил я.
– Так вот, они вчера уже сыграли первый матч, но из-за разницы во времени с Канадой его у нас покажут только сегодня вечером.
– Надо будет посмотреть, – пробормотал я.
– Однако уже просочились сведения, что мы победили, причём с разгромным счётом.
– Что вы говорите!?
– Так вот, хочу вам предложить организовать завтра какое-нибудь мероприятие в честь этой победы.
– А почему мне, а не физруку? У него кстати и фамилия хоккейная, Фирсов.
– Вы не хуже меня знаете Тимофей-Андреича, – ответила директорша, – и наверно понимаете, что организовать он ничего не сможет… разве что совместную пьянку, да и то сомнительно, в одиночку всё выпьет. А вы, насколько я знаю, человек молодой и спортивный, каждое утро на стадионе бегаете.
Надо ж, подумал я, и эта всё про меня знает.
– Понял, – ответил я, – мне надо подумать… до вечера я что-нибудь набросаю, а там вы пройдётесь рукой мастера по этим наброскам, и всё заиграет, – попытался я подлить немного елея. – В пять вечера, скажем, я к вам зайду, ладно?
– Хорошо. В помощь вам я думаю назначить Софью Ивановну.
– Англичанку?
– Ну да… в Канаде же на английском говорят, значит ей и карты в руки.
– Я не против, назначайте, – ответил я и убежал на следующий урок.
Англичанка эта, Соня которая, была единственной (не считая секретарши Оленьки конечно) более-менее молодой учительницей в нашей школе, а так-то тут преобладали либо старые грымзы или просто безобидные пожилые женщины. Даже пионервожатая у нас и та имела весьма солидный возраст и смотрелась с красным галстуком на шее очень странно. И ещё тут значились физрук с трудовиком, составлявшие вместе со мной мужской триумвират школы – вот собственно и весь наш коллектив. Школа расположена в новом микрорайоне города с гордым номером «7». Ну как новом… относительно – построен он лет 8-10 назад и состоит чуть менее, чем целиком, из стандартных четырёхподъездных хрущоб, элегантно выстроенных в каре и квадраты. О, а это англичанка Соня мне навстречу попалась.
– Антон Палыч, – жалобным тоном обратилась она ко мне, – меня тут директриса подписала на какое-то непонятное мероприятие завтра…
– Не волнуйтесь, Софья Ивановна, – бесит меня что тут всех надо по отчеству, но ничего не попишешь, дресс-код такой, – а лучше приходите к директору в пять часов, там всё и обговорим.
– Так я на вас надеюсь, Антон Палыч?
– Конечно, – улыбнулся я, – надежды, они не только юношей, но и девушек питают, как сказал товарищ Ломоносов.
Соня покраснела, но ничего отвечать не стала, а вместо этого быстро скрылась за поворотом – там у нас лингафонный кабинет значился. К слову от лингафонности в этом кабинете одно название, никакой техники, помогающей подрастающему поколению изучать иностранные языки у нас отродясь не было… ну стоят там на столах непонятные коробочки с гнездами для наушников, только ни к чему они не подсоединены, да и магнитофонов там никаких нет. Так что всё по старинке, всё с голоса.
А у меня сейчас урок геометрии в восьмом Б, это вот сюда, второй этаж прямо напротив пионерской комнаты. Звонок как раз звенит, заходим и осматриваемся.
Восьмой-Б
– Здравствуйте, ребята, – громко сказал я, проходя к столу.
– Здрасть… – на разные голоса ответили ребята.
Этот класс попроще, конечно, чем десятый, где Алла и Половинкин, но ненамного. И есть у него одна неприятная особенность – на последней парте по центру сидит двоечник и балбес Вася Дубин, который ненавидит меня, как… ну я не знаю, как Сальери Моцарта что ли. В категориях 21 века его бы назвали моим персональным хейтером. Ну и делает он всё, чтобы усложнить мне жизнь – вот и сейчас не встал, как остальные, приветствовать учителя, а продолжил сидеть, развалясь и выставив длинные ноги в проход. Да и хрен бы на тебя положить, Вася, подумал я, открывая журнал.
– Ну что, друзья мои, начнём что ли? – обратился я персонально к Анечке Сойкиной, отличнице и старосте. – Кого нет в классе?
– Все здесь, Антон Палыч, – встала она, – все тридцать семь человек.
Да, классы у нас большие, до сорока человек доходят, а букв в каждом потоке не А-Б и не А-Б-В, а даже и до Д случается – в жизнь вступает поколение детей, родители которых появились на свет в тридцатые годы. Тогда был взлёт рождаемости, в эти туманные тридцатые.
– Давайте проверим, как вы справились с домашним заданием, – и я углубился в журнал.
Знаю, что никому неохота к доске идти, сам таким был, но ничего не поделаешь, правила в жизни соблюдать надо… Сойкину бы вызвать, она всё оттарабанит за пару минут, да я её вчера вызывал. А Дубина ну его в задницу, дубину такую, он мало того, что ничего не знает, так ещё и выкинет какое-нибудь коленце у доски. Так что пусть это будет Ванечка Красногоров, твёрдый троечник и парнишка без единой отличительной особенности, весь средний какой-то.
– Красногоров, – провозгласил я, класс коллективно вздохнул с облегчением, а Ванечка с отчаянием. – Иди к доске, покажи свои знания.
Тот обречённо поплёлся, куда было сказано.
– Что было задано на дом? – спросил я.
– Так эта… – попытался потянуть время он, – про векторы чего-то… равенство и сложение…
– Правильно, – сверился я с журналом, – скажи нам, при каких условиях два вектора будут равны, и я тебя сразу отпущу.
