скачать книгу бесплатно
Никаких эпизодов; на эпизоды времени не хватит. Называю только истории, и только экзотические или необычные.
Джорджи – бой, одна из первых историй.
Мы входим с кузинами в какой-то дощатый клуб маминого училища, вместо Дворянского Собрания. Здесь должна быть праздничная дискотека. Сразу же навстречу миловидный, стройный, курносый, с разноцветными глазами, военный мальчик. Нараспев: ой, дивчата, и зачем вы сюда пришли? (Прийшлы?) Ничого здесь хорошего немае… Мы, робко: мол, потанцевать вот думали с курсантами… Мамы прислали… А – а, потанцевать давайте потанцуем.
Джорджи – бой – самое давнее и постоянное моё… увлечение? знакомство? противостояние? дружество?
Мне было лет семнадцать, но я уже совершенно твердо знала, что должна идти собственным путем, а не по обочине чужой дороги. Поженись мы, – и высекали бы искры лет шесть, а потом расстались. (С месяц назад он мне так и сказал: была б ты моей женой, я б тебя вообще убил). А так – чуть ли не тридцать лет мы хорошие друзья. Я права, мне нельзя было замуж за военного. Это мои кузины очень хотели, да мама, да тетя. (Впрочем, как выше говорилось, вряд ли мне вообще нужно было замуж. Для меня нет подходящего мужчины, говорю об этом с печалью).
Когда-то он еще раз, уже не трагично, а просто тоном выговора, сказал: эх ты, плохо разве было бы?.. Возил бы тебя в университет каждый день… О деньгах вообще никогда бы не задумывалась, холодильник всегда полон, отдыхать – куда хочешь…
Совершенно серьёзно и в последний раз я объясняла: да, Жорик, я об этом не спорю. Велика сила денег, и ты победитель, твоя жизнь удалась. Есть и ещё одна власть – господство кресла. Связи. Чины. Это тоже большие, особые возможности. Однако пойми: есть ещё и третья власть, невидимая, но сильная. Я человеческих душ хозяйка. Духовная власть. Это я. Не зови меня больше в чужую степь; деньги и связи – не надо мной, а рядом со мной.
И я могу идти только своей самостоятельной дорогой.
С тем и расстались; а дружить не перестанем.
Сейчас подберу только действительно красивые и необычные имена (истории же за ними самые разные, в том числе и одиозные). Виорел, Гайоз, Ионел, Грайр, сын Огненного Глаза. Амиран, Роберт, Зури, Омар, Руфо Андрес… Харри, Луис Анхел… нет, Амиран и Луис сюда зря попали, это эпизоды. Тармо – нет, Тармо и Виорел действительно только имена. Лео… No es tan fero el Leo, como le pintan. Сейчас мы с читателем заблудимся.
Заблуждений не надо. Герои самых серьезных драм, ради которых я собиралась бросить свою жизнь и начать новую, – Гарик (Грайр) и Руфо. Оба раза я хотела уехать вон из России – и оба раза оставалась, и не по своей, а по их воле. Что-то неправильно складывалось в правильнейшей, простейшей геометрической фигуре – треугольнике. Жалею ли я? Конечно, жалею! Однако теперь уже – «не волнуйтесь, я не уехал. И не надейтесь, я не уеду». Я ведь рассказывала вам о Парне из преисподней? Нет ещё? Ну, потом, попозже.
Если читать и апологизировать мою жизнь именно в избранном здесь аспекте, то на сегодняшний период я талантливо веду роль Домны Платоновны, лесковской Воительницы; в особенности удается последняя сцена, и кто услышит моё исполнение, будет потрясен до навзрыда, ставлю что угодно. Однако не надо об этом больше. Довольно. Довольно, довольно, где моя заговорка?!
Aquila non captat muscas.
Изредка разве, по простоте.
А начало устойчивых представлений о верной любви – судьбе было положено в детстве. Они были, разумеется, книжными. Но когда я училась во втором классе, во всех кинотеатрах страны пошел фильм «Человек – Амфибия» с дочерью Вертинского Анастасией и никому неведомым Владимиром Кореневым в главных ролях. Я посмотрела его восемь раз кряду (впрочем, куда мне до мамы, смотревшей «Большой вальс» 26 раз – лента оказалась для нее судьбоносной, мама под этим впечатлением пошла на английское отделение инфака). История Ихтиандра и Гуттиэре («Гутьеррес») навсегда определила мои представления о любви, ее драме, о декорациях, – белый город на южном море, – в каких должна протекать эта неимоверно прекрасная и печальная любовь с трагическим концом. С тех пор и до этих пор я влюблена была в Ихтиандра, и если встречаю похожего юношу, добром это не заканчивается. Заканчивается печалью…
Лучше передам всё в стихах. Вот перевод с румынского:
Элегия
Ион (Нелу) Вэдан.
Небо рассыпало звёзд вереницы,
Матери голос в вечерних ветвях.
Да, умирают в неволе птицы,
И безнадёжность в моих словах.
Скосит отец меня вместе с травой,
Унесёт меня в дом на холме,
И заплачет на листьях цветок дождевой:
Это дева грустит обо мне.
И сестра меня с зёрнами пашни
Бросит в солнечный диск золотой.
Но в словах моих песен вчерашних
Я останусь, всё тот – и иной.
По – румынски это, конечно, гораздо красивее. Нелу учился в Клуже, мы познакомились летом 1970 года и тут же расстались: я не представляла себе тогда брака с иностранцем. Потом пошли наши «иностранцы», советские.
* * *
Вновь и вновь, – о, в который раз!
Закипает мое волненье;
Вновь рождает в душе смятенье
Взгляд горячий царственных глаз.
Жребий брошен и выбор сделан.
Мотыльком лечу на ладонь,
О мой мудрый и пылкий демон,
Негасимый темный огонь!
Я на суд тебе отдаю
То смеясь, то гордясь, то тоскуя,
Очарованную и хмельную,
Изумленную душу мою.
Снова слышу безмолвный приказ,
Обещание сладкого плена…
Да ведет меня в бездну, в геенну
Взгляд горячий царственных глаз!
* * *
…И снова ложатся привычно на струны
Простые слова безыскусных песен.
Наш призрачный мир невелик и чудесен:
Теней полумрак, колдовских и прелестных,
Шуршит парусами над маленькой шхуной.
…И снова приходят витой чередою
Канцоны, созвучья, трезвучья и терции;
Проникнув в тебя, они станут тобою,
Твоею любовью, твоею бедою,
Дав имя тому, что живет в твоем сердце.
Заглянет рассвет в голубую лагуну,
И в день мы уйдем, закусив свои губы,
Уняв свои слезы, скрывая бесчестье…
И снова падают навзничь на струны
Глухие слова исступленных песен.
Под знаком дождя
Нас преследовал холод и дождь.
Лихорадили солнце и снег.
Белокурый Орфей, это ложь
Исказила твой ласковый смех.
Это ран разрастается боль,
Отравляя вино наших встреч.
Безысходная, горькая речь
В серый круг заключила любовь.
Это слезы залили мой след.
Это вянут сухие глаза.
Снова дождь, снова дым сигарет.
Знаю все, что ты хочешь сказать.
О, запомни, Орфей, уходя:
Ты уносишь не только любовь.
Истекла, расплетая покров,
Моя юность под знаком дождя.
Конечно, много стихов о природе: календарь своеобразный.
Ноябрь
Трагичен ноябрь и жалок ноябрь.
Слезится, кривится, источен дождем.
И мне тяжело, безысходно, но я бы
Сказала: «Утешься, еще подождем.
Свой дух укрепим, если сможем. Поверим
Во встречу под сводом сиреневых туч.
О, как нестерпимо блеснет над галерой
Свободу дарующий солнечный луч!»
Еще я сказала бы: «Небо разлуки,
и тусклый белесый осенний туман,
и дождь из – за снега, унылые звуки,
бессильный осенний ноябрьский роман, —
Все будет разорвано, взорвано, смято.
О, как нестерпимо блеснет из – за туч
Морозный, стальной, золотой, полосатый,
Несущий спасение солнечный луч!»
Сказала б еще я… Да некому слушать.
Сии излиянья упали в цене.
Ни друг, ни подруга, ни муж равнодушный…
А есть ведь чудачки – завидуют мне!
А что я имею из всей непомерной
Вселенной, встающей зарей над лицом?!
Ривьера, триера, террарий, вольера,
Морковка, поилка, цепочка с кольцом.
Декабрь
Приходит темно – белый вечер.
Декабрьский сон, не беспокоясь,
не суетясь, не быстротечен,
возьмет за пальцы и за пояс,
потянет к вечности диванной,
погасит жизни красованье…
Какие гости? Это странно.
Какие книги, песни, знанья,
стихи, поездки, дети, званья,
зачем все это? – tutto sanno,
e nulla fanno.
Апрель
Восторг, простор, воздел, простёр,
молитвенно на кочке замер;
зиме конец, полей венец,
скворец над полыми снегами.
На первый скромненький пикник,
через овраги напрямик;
вздох углублен и взор смягчен,
лоб вешним солнцем облучен.
Озон, плэнэр, предел, мой друг!
Ты на холме в экстазе замер;
И dolce far niente в круг,
И ни души перед глазами.
Верлибр де Мистраль
Послезавтра июнь, а сегодня, вчера, и третьего дня,
и четвертого дня, и неделю, и больше того
Войско сизое туч планомерно, волна за волнами,
продвигается быстро туда, где в хорошее, помнится, время
по утрам занималась заря.
Черно – ртутный подбой, серо – синий подзор
создают впечатление принарядившихся к бою
наемников.
Смертной сыростью каждый сустав уязвлен человеков,
дрожащих от ветра.
Снег склоняет цветущие крылья акаций
скрести по асфальту,
Снег туманит и свадебный глянец розеток на вишнях и сливах,
и стекло ветровое на трассе.
Чистым градом немелким сечет
